- Это мое.
План незамысловат, потому что никакой сложной схемы так сходу и не придумаешь, а времени на размышления и подготовку у Сильверхенда, как и обычно, нет. Так что он просто войдет в сеть, позовет Альт и задаст вопрос. Ему знатно рвет крышу от ярости, и он вполне себе реалистично чувствует, как медленно сползает в пышущий жаром разлом. Нужно торопиться.
Они с Альт заключили взаимовыгодное соглашение, устраивавшее обе стороны. Свою часть рокер отработал на отлично – без возражений, без опозданий и неудач. Выполнял все поручения, молчал в тряпочку и даже не влезал туда, куда его не просили, хотя временами невыносимо хотелось поинтересоваться делом в подробностях. А вот Альт его наебала. Жестоко, безосновательно и бессмысленно.
На черта бы ей уничтожать часть кода пацана? Тем более именно эту часть, не несущую какой-то критической опасной информации, важную только если самому Ви, да Джонни?
Месть? За что? За старые шрамы, с наслаждением когда-то оставленные друг другу? За то, что не смог спасти жизнь Альт, опоздал отбить ее у ебучей Арасаки? Но разве он не вернулся и не сделал все возможное, чтобы дать ей свободу, выпустить ее из корпоратской ловушки в бескрайнюю сеть? Разве, навернув жадных отвратительных уебков ради окончания раздиравшей город на клочки войны, заодно не отомстил и за ее гибель, и за ее плен?
Ревность? Несусветная глупость. Их с рокербоем недоотношения – дело полувековой давности, закончившееся, конечно, неимоверно трагично, но оба они уже к моменту разразившейся драмы знали, что вдвоем им не быть, и от встреч они получают куда больше боли, чем удовольствия. Да, Альт была дьявольски красива. Да, секс был охуительным, горячим, просто потрясающим. Да, она была восхитительно умна. Но как-то очень быстро получилось так, что все, что им осталось после оргазма - сраться до умопомрачения, заходясь от взаимных обид, предъяв и ярости… Слишком уж она рвалась изменить его, вбить в понятные ей рамки, втиснуть в свой шаблон. Слишком уж по-разному они смотрели на мир.
Перед тем, как блядские пиджаки похитили Альт, она собиралась расстаться с ним. Да-да, он был объебан и пьян после концерта почти в хлам, но это Сильверхенд четко помнит, хотя и понятия не имеет почему именно в тот вечер. Наверняка, потому что он мудак, революционер-неудачник, психованный еблан с навязчивой идеей, и далее по знакомому до набитой оскомины списку. И даже не скажешь, что Альт была полностью неправа. Кто-то из них должен был первым сделать этот шаг.
О какой ревности после всего этого может идти речь?
Да и способна ли Альт в своем нынешнем состоянии на проявление подобных эмоций?
Так зачем, блять, она испортила энграмму пацана?
Без сомнений, причина у Альт нашлась, просто рокер никак не может ее уловить. И именно от невозможности осознать подоплеку этого поступка ярость разносит его в клочья.
- Слышь… Сильверхенд!
Першит в горле от табачного дыма, но Джонни упорно прикуривает очередную сигарету и, зажав ее в зубах, откапывает у стены нужную коробку, снимая с нее пару верхних, а после увлеченно и сосредоточенно потрошит содержимое, с шуршанием и грохотом отбрасывая ненужные кабели и инструменты в сторону. Древний раннерский костюм, последний раз использовавшийся в лаборатории, когда рокербой выходил в сеть, чтобы загрузить энграмму Ви на биочип, находится, разумеется, на самом дне, скрученный в бесформенный ком, будто его провернули пару десятков раз в бетономешалке.
Откликнется ли Альт, когда он выйдет в сеть, так, как откликалась всегда, перемещая моментально его к себе на секретную борду? С одной стороны – почему бы и нет? Ей ли, всемогущему свободному искину, бояться Сильверхенда в полностью подконтрольных ей владениях?
Ответ однозначен: конечно же, нет.
Не в его силах, как бы это его ни бесило, причинить ей какой-либо вред.
А вот с другой - соизволит ли она обратить на него внимание и отвлечься от своих важных искинских дел?
Но он должен задать свой вопрос, пока тот не задушил его, окончательно встав костью в горле.
Нахуя?!
Яростно встряхнув измятый черный комбинезон, рокер втискивается в него, натягивая с трудом, как вторую кожу, ткань из синтоволокна на ноги, а затем на бедра. Охерительное везение, что тело его почти безволосое, потому что даже представить больно, каково влезать в эту тугую упаковку какому-нибудь густо заросшему от плеч до пяток мужику.
От высаженной за утро почти полной пачки ощутимо мутит. Впрочем, может быть, причина тошноты кроется в ополовиненной на голодный желудок бутылке вискаря. Наверное, надо бы закинуть в себя что-то съестное, но стоит только об этом подумать, как дурнота усиливается, и Джонни понимает, что ему кусок в горло не полезет, пока он не решит возникшую проблему. Нахер завтрак, нахер кофе. Начинать утро с крепкого алкоголя и сигарет ему не привыкать – стандартный обыденный набор. Добавить еще РПМ, и можно уже и не обедать вовсе. Так что даже не ведет почти. С трудом сглотнув вязкую густую слюну, рокербой тушит в пепельнице окурок и подбирает с пола сетевой кабель, подсоединяет его к точке подключения и разматывает туго свернутую бухту.
Раннерского кресла в их подвале нет. Ситуация с необходимостью срочного выхода в сеть никакими планами не предусматривалась, так что коннектиться придется напрямую. С охлаждением есть…
- Да харэ метаться! Ты слышишь меня или нет?!
Только в этот момент через морок, в котором тонет окружение, через сосредоточенность на личных делах и размышлениях пробивается, достигая мозга, требовательный, злой и нервный голос Ви. Звук его впивается в сознание навязчивой раздражающей претензией, кажется, уже не в первый раз. Сильверхенду сейчас совершенно не до этого. Не до каких-то ерундовых притязаний, вопросов и тому подобной хуйни. Нужно продумать решение еще нескольких важных нюансов, прежде чем отправиться в сеть, но пацан глядит на него снизу вверх, сузив в бешенстве светлые глаза, искривив губы в знакомой бесячей упрямой гримасе. И ни затыкаться, ни отваливать в туман, видимо, не собирается.
Само собой. Ну само собой. Ну конечно же!
Хотел вернуть своего пацана, Джонни? Хотел слышать его голос? Наслаждайся, от души, сука!
- Что, блять, тебе?! – как же отказать во внимании, когда его так настойчиво добиваются?! Бросив кабель на пол, рокер разворачивается, наклоняется близко и яростно рявкает Ви в лицо, ухватив его обеими ладонями за плечи у самой шеи. От того, как он внезапно встряхивает наемника, у пацана мотается башка и клацают зубы. В сознании Джонни плывет на удивление разноцветная пустота, переливается яркими кислотными красками, обещая скорую головную боль. Откуда-то тянет сухим жарким воздухом, пылью, паленым пластиком и раскаленным металлом. Ви пиздецки не вовремя со своей херней.
- Это. Мое, - на бледном лице соло ожидаемо ни секундного испуга, ни замешательства. Отмороженный, упертый и бесстрашный сукин сын. Смотрит прямо, с вызовом и чуть ли не скалится. В этот миг они стоят друг друга и в своем бешенстве, и в своем упорстве – оба глядят волком. Несдерживаемый слепой гнев Ви – застывшая маска, перекроившая черты. Нос побелел и вовсе, как от холода. И это удивительно, потому что такая реакция ярости была свойственна телу Ви, тому, которое сейчас принадлежит рокербою. То ли у Ноа Эрикссона аналогичные реакции, то ли энграмма Ви уже перепахивает новое тело под себя. Рыжины в светлой бороде пока вроде не видать. Наемник цедит слова через силу, но уже не от того, что со связками у него проблемы – он задыхается от злости, стискивает челюсти до хруста. Взгляд серых глаз, убийственный и дикий, устремлен куда-то в район ключиц рокербоя. Туда же указывает и дерганное, краткое, вызывающее движение чуть выдвинутого вперед подбородка. – Верни.
Опустив голову, Сильверхенд недоуменно смотрит на собственную обнаженную грудь – раннерский комбинезон все еще болтается где-то на талии. Меж ключиц тускло отблескивает пуля в паутине шнурков. Снаряд, выпущенный из ствола ублюдского ссыкливого Декстера де Шона, извлеченный Вектором из головы Ви.
Серьезно, блять? Вот серьёзно?! Сейчас это именно то, что беспокоит Ви больше всего?! Идет нахуй его воскрешение, его беспамятство, внезапные новости о том, что рядом с ним обретается оживший террорист-рокер, сомнения в реальности происходящего! Грошовая цацка на цепочке – вот что несомненно стоит немедленного внимания!
Привязанность к памятным вещам Джонни понятна. Например, рокербой чудно помнит, как его чуть не разорвало на части от сияющего и слепяще бессильного бешенства, когда он услышал на Эбунике характерные, легко узнаваемые выстрелы своего Малориан Армс и осознал, что его прекрасный кастомный 3516 в руках какого-то ублюдочного подручного Смэшера. Трофей, врученный ебаной псине за верную службу. Сука, пиздец! Даже если бы его пушка попала в хорошие руки, Сильверхенд перенес бы это крайне тяжело. Но тут было бы дело житейское – чумба, ты обнулился, какое уже твое дело? Сложи лапки мирно на груди и отчаливай в вечность, не огрызаясь с того света. Но чтобы дорогая ему вещь еще и досталась какому-то опездолу? Это явный перебор.
Так что психоз соло рокеру ясен и близок.
Но, во-первых, Ви выбрал для своих заебов исключительно херовый момент - Джонни вот именно сейчас точно не до этих капризов, а во-вторых… рокербой не готов расстаться с подвеской. Потому что для него эта безделушка так же стала знаковой, - своеобразным напоминанием и обещанием самому себе, что он вытащит пацана любым способом. Вернет его назад. Кулон – единственная вещь Ви, которая всегда с ним.
- Получишь потом, когда мы побеседуем нормально и все проясним.
Готов ли он отдать пулю наемнику позже? Готов? Вряд ли. Но это решение можно отсрочить, спихнуть на далекое «когда-нибудь». А там либо осел сдохнет, либо падишах. Чувствуя, как подрагивают губы, невольно расходясь в оскале, Сильверхенд из последних сил старается дышать глубоко и редко. Не сорваться. Не послать нахуй. Не разрушить то, что еще толком и не построено. Хотя что тут, блять, портить?!
- Сейчас, – уперто и категорично качает башкой его Ви. Ни черта его не помнящий. С лицом другого, незнакомого человека. С колючим, недоверчивым и холодным взглядом чужака. – Отдай. Эта вещь мне дорога.
- Как и мне, пацан. Как и мне, - терпение иссякает удивительно быстро. Как и обычно. Напоминает песчаную осыпь, начавшуюся со смещения буквально на сантиметр пары мизерных крупиц и обернувшуюся в итоге настоящим обвалом, погребающим под собой все живое. Онемевшие губы против воли кривит злая ухмылка, а рокер, внутренне холодея, понимает, что потихоньку теряет самообладание и контроль. Соло бы заткнуться, отступить, осознать момент и сдаться хотя бы на время… Но такой опции Ви не завезли.
- Тебе-то с чего бы?! – пацана подрывает первым, он склоняется вперед, скалится как ебанат, издевательски щурится. И это выражение с его рожи неимоверно хочется стереть знатной оплеухой. Но вместо этого, когда Ви ехидно качает башкой, а светлые волосы падают на его лицо, Джонни запускает пятерню в его шевелюру, убирая пряди назад. И замирает, стиснув их.
- С чего бы?.. А и правда, дай-ка мне, блять, подумать! – зло и весело усмехаясь, рокербой сжимает пальцы крепче в мягких волосах, вынуждая наемника запрокинуть голову и смотреть ему прямиком в глаза.
Подавшись вперед, Джонни возвышается над Ви, нависая тяжело и мрачно. Покоряясь уверенной хватке его руки, соло приходится чуть выгнуться.
- Лапы убери, мудила! - цедит Ви, ерзает раздраженно, дергается, явно причиняя себе боль в попытке выдраться, но безуспешно. Ни капли не щадя, рокербой держит сильно и безжалостно, вцепившись в пряди.
- Завали, – безразлично и безэмоционально Сильверхенд подавляет бунт. – На биочипе Арасаки, который ты, пацан, радостно пихнул в свой порт, была моя энграмма. Биочип 2.0, видишь ли, предназначен для подселения энграммы в мертвое тело. Ожил в твоей полупустой, дохлой после Де Шона башке, затем оживил тебя и начал переписывать твое сознание. Конструкт личности с полным эффектом присутствия. Личный воображаемый друг родом из славного темного полувекового прошлого.
Тяжело и хрипло дыша, пацан все еще порывается высвободиться и даже что-то возразить, но его измышления рокеру сейчас не сдались нахер. Ви хотел информации. Что же, будет ему информация.
- Заткнись и завязывай дергаться, – ярость разливается по телу освобождающе, дико и неостановимо. Холодит зрачки, заставляет онеметь плечи. Скатывается по хребту снежной лавиной. Левая ладонь Джонни ложится на заросшую щеку Ви, хромированные мизинец и безымянный палец крепко удерживают под челюстью, не позволяя отвести взгляд. – Был с тобой всю ебанутую историю от начала и до конца. От одной твоей смерти до другой. Каждый миг рядом, каждую секунду вместе в твоей голове. Все три месяца. Как единое целое. Сиамские, блять, близнецы, в общем теле. Никаких тайн, никаких секретов. Полное взаимопроникновение.
Тонкие губы застывают на вдохе, приоткрывшись, дергаются, точно наемник что-то хочет сказать, но давится словами или вопросами. Светлые брови сначала сходятся на переносице, а затем приподнимаются удивленно и неверяще. По бледному лицу прокатываются споро сменяющие друг друга эмоции – будто свет уличных фонарей, отпечатывающийся раз за разом в салоне тачки, летящей по шоссе.
- Ты пожертвовал собой, когда узнал, что тебе оставалось жить полгода. Отдал тело мне, несмотря на то, что я был категорически против этого дерьма. Кстати, огромное спасибо, Ви. За это тебе еще должен. Но об этом позже.
Говорить правду легко и приятно. Возможно, слушать – не настолько восхитительно. Нижнее левое веко Ви начинает подергиваться, как в тике. Раз, второй. Третий. Четвертый. Неостановимо, без конца. Зрачки расширяются и сужаются медленно, размеренно, словно пульсируют.
Вновь рванувшись в попытке освободиться, соло морщится и силится отвернуться, вероятно, уже не хочет ничего слушать, но рокербою нужно, чтобы Ви поверил. И Сильверхенд продолжает, не щадя вываливает на Ви "бытовые мелочи", забивая их пацану в мозг будто молотом.
- Ты ненавидишь энчиладу, но никто об этом не знает, ведь ты героически молчишь. Даже Джеки был не в курсе. Во всем, что касается упаковки и хранения необходимого тебе для работы, ты просто ебанутый педант - раскладки аккуратнее в армии, сука, не видел. Тебя бесит перемещение дорогих тебе вещей с их обычного места или беспорядок в оружейной. Хорошо, что относительно остального бардака тебя так не кроет, а то пустил бы нам пулю в голову. Когда ты нервничаешь, ты чистишь оружие, но лучше всего тебе думается, когда ты пересобираешь именно револьверы. Когда ты обкатываешь в башке тактику и стратегию выполнения заказа, ты подсчитываешь на полу своей квартиры неоновые полосы от жалюзи. Их ровно восемь, но ты все равно каждый раз упорно их пересчитываешь, четко мысленно произнося каждую цифру. Ты предпочитаешь дальний бой, потому что не хочешь смотреть на боль другого человека. Никакого шквального огня, пока тебя не вынудят. Прицельная стрельба - в ней ты хорош. Ты всегда мерзнешь, и у тебя отвратительно ледяные ноги. Кстати, это успело меня конкретно подзаебать после нашего набега на башню Арасаки, пока тело не приспособилось и не изменилось под мой конструкт. У тебя чувствительное нёбо, но ты всё равно упорно тащишь в рот горячее сразу как дебил. Хочешь ещё?
Левая – теперь снова живая, теплая, ощущающая все нюансы прикосновений, - ладонь рокербоя улавливает дрожь, прокатывающуюся под прохладной кожей Ви. Пацан мелко трясется, как напуганное или подстреленное животное. Подрагивает нижняя челюсть, подергиваются мышцы шеи. Незаметно для глаза, но вполне уловимо при касании. Хочет Ви это слышать или не хочет – выбора у него не особо.
- Мы были лучшими друзьями. Мы были самыми близкими людьми, - смотреть в серые глаза невыносимо хорошо, правильно. Удивительный кайф, почти наркотический. Завораживает так, что не отвести взгляд. В глотке пересыхает, дрожат сведенные пальцы, вот-вот готовые покориться импульсу, пришедшему из глубин сознания – стиснуть пряди еще сильнее и грубо дернуть к себе, заставляя покориться. Черт его знает, как рокербой умудряется сторговаться с самим собой, с пылающим нутром, невероятным образом останавливая себя от того, чтобы рывком склониться еще на несколько сантиметров и жадно накрыть ртом зло изогнутые приоткрытые пересохшие губы. В конце концов, он же относительно цивилизованный человек. Наверное. Но тоска даже по простым касаниям, не говоря уже об этой ненормальной болезненной близости, невероятная. Звериная. - Мы трахались, Ви.
Неуклюжий широкий удар прилетает с неожиданной стороны, справа – с левой, непривычной для наемника руки. Замаха не хватает, да и координации тоже, так что Сильверхенд успевает качнуться назад, избегая калечного хука. Озадачиться внезапной сменой ударной руки он не успевает.
- Хули ты несешь, ебанутый?! – голос Ви плавает в тональностях и срывается. Напуганный? Почти истеричный. Такой, словно рокер ему только что заявил, что соло немедля казнят в прямом эфире, предварительно подвергнув «кровавому орлу», не меньше. Поймав кулак, который даже сжат-то херово, неловко и некрепко, Сильверхенд жестко стискивает его длинными пальцами левой руки, чувствуя, что теперь уже вибрирует сбивчиво, будто сломанный мотор, кажется, все тело соло, напряженное, как натянутая струна.
Пацан скован ужасом и захлебывается в непонимании. Панический его взгляд мечется по вершинам треугольника: лицо Сильверхенда – кулон – татуировка с сердцем на его предплечье. «Джонни+Ви». И теперь, рокер видит это, Ви полностью ему верит. Кошмарно не хочет верить, но верит. Это раздувает ярость еще ярче. Наверное, потому, что доверие это запоздалое, выдранное практически насильственно. Мало того, наемника оно напрочь уничтожает. До гомофобии ему далеко, но, вот уж незадача, в той жизни, где нет теперь места рокербою, Ви трахается только с бабами. А мужики для него в этом плане и не существуют вовсе. Принятие озвученной информации рушит мир соло.
Но остановиться рокер уже не может. Потому что сам очень давно тонет в злости, ужасе и страдании, которые рвутся наружу длиннющими острыми иглами прямо сквозь шкуру.
Потому что вся эта история напоминает эпический поход смертельно раненого до вожделенной аптечки с фармой и перевязочными. Ползешь, истекая кровью, тратя силы, от угла до угла, сжимая челюсти, каждые пять минут уговаривая себя, что сделаешь еще только пару шагов, а потом пошлешь все это нахер. А потом еще два. Но после точно все отправится в пизду. Ляжешь и помрешь сразу за следующим поворотом, закончив эти адские муки. А потом заветный обезбол и стимуляторы сияют перед тобой буквально в трех шагах впереди. Ты смог, чумба! Целых четыре квартала! Потерял море кровищи, но даже не вырубился, чемпион! Хуй знает как, но сделал это, упертый сукин сын!
И тут тебе стреляют в колено, разнося сустав к чертовой матери и лишая любой возможности передвигаться. А ты-то, наивный долбоеб, думал, что агония была полной, абсолютной. Но нет! Поздравляю, открыт бонусный уровень этой блядской игры!
- Поэтому, Ви, кулон мне дорог. Потому что три месяца мы жили в одной голове. Потому что ты обнулился за меня. Потому что мы стали одним. Потому что знал каждую твою мысль, верил тебе как себе, был тобой. Потому что ты упрямый тупой еблан. Потому что ты…
Знатный пинок голой пяткой по голени заставляет Джонни охнуть, прервав свою пламенную, яростную и болезненную речь на полуслове. Удар хороший, прицельный, во всю силу. Как удается не всечь моментально на автомате в ответ – загадка даже для самого рокербоя. Рефлекторно выпустив и волосы, и руку соло, Сильверхенд успевает сжать кулак, хотя, ну серьезно, как бы там Ви ни выебывался, но отвесить еблану в ответ сейчас точно не время. Может быть, еще беззащитному ребенку сходить отвалить пиздюлей?
Выгибает пацана мгновенно, без предварительной раскачки. Жутко и неестественно. Природа - не дура, и человеческое сознание - молодец. От подобной картины пробирает кошмарный озноб и желание отшатнуться. Многолетний опыт вопит отойти, не вмешиваться и не совать свой нос в это дело.
Вот только «это дело» - Ви.
Сердечный ритм уходит в панический штопор, во рту мигом пересыхает, а влага выступает по телу потом, несмотря на то, что в подвале прохладно. Пара капель сползает по пылающему лицу и скрывается в густой щетине, прокладывая путь к шее. Кратко мотнув головой, Джонни утирает их собственным плечом, все еще озадаченно застыв над наемником, скованным припадком.
В своей жизни рокербой видел, да и испытал на себе тоже много всякого дерьма: и отравление грязной наркотой, и передозы стимуляторами, и последствия химических атак, и банальную эпилепсию, но перед глазами встает совсем другая, куда как более старая отвратительная, пугающая и калечащая картина. И сношает его в мозг, пока он, торопясь и ушибаясь, падает на одно колено рядом и, сгребая совершенно окаменевшего, кажущегося бессознательным пацана, вздергивает его на руки. Сделать это нелегко, потому что Ви херачит последовательно то как электрическими разрядами офигительной мощности, то вновь выгибает до замершего, недвижимого состояния. Тяжелое тело наемника то норовит выскользнуть, будто назло, вполне себе сознательно, то наоборот застывает, распрямившись, и удержать его на весу почти невозможно, какие ты там себе гориллы ни поставь. Раннерский обтягивающий комбез плотно сидит второй кожей – не зацепиться, не ухватить удобнее.
Так что Сильверхенд, стиснув челюсти и рыча от усилия, сваливает наемника на постель неловко, заботясь только о том, чтобы для начала хотя бы не ушибить башкой и не сломать какую-нибудь сведенную конечность. Уперевшись, перекатывает Ви на бок, чтобы не задохнулся. Рука соло в очередном судорожном движении дергается, и отросшие обломанные ногти на скрюченных сведенных пальцах распахивают склонившееся близко лицо рокера. Правые висок и скулу обжигает, и Джонни запоздало отдергивает голову назад.
Блять!
Хотел же подстричь, твою мать…
Че уж там, сиделка из него – полное дерьмо.
По роже течет, но времени на эту ерунду ни черта нет.
Хорошо, что не в глаз. И то ладно.
Чудом удерживая себя от идиотской накатывающей паники, силясь ничего не напутать и не забыть, рокербой подключает провод за проводом, трубку за трубкой, датчик за датчиком.
Аппаратура разом сходит с ума, взрываясь тревожными сигналами.
А то он, ебать, не видит сам, что происходящее вряд ли нормально!
Сука, нахуй он вообще открыл пасть, чертов правдоруб?!
Отличная идея – вывалить на ослабленного, беспамятного наемника, чья энграмма пока что вообще держится в теле на паре связей, всю информацию разом. Не одному же Сильверхенду мучиться, действительно!
Какого черта этот тупой еблан смеет смотреть на него с недоумением и недоверием, настоящим чужаком?
Разве рокер год не выворачивал мир наизнанку, чтобы вернуть Ви в мир живых?
Правильно, вот и пусть ценит с полным, так сказать, осознанием!
Сука, пиздец!
Тревожные сигналы потихоньку поочередно затихают. Видимо, необходимые противосудорожные препараты перекочевывают в организм соло. Но того все еще схватывает в приступах, выгибает кратко и страшно, ломано, будто замыкает что-то в мозгу Ви, силящемся переварить информацию, но совершенно не справляющемся с этим процессом.
Вцепившись накрепко в напряженное, почти каменное плечо, Джонни склоняется над пацаном, утыкается лбом в холодный влажный лоб. Ви хрипит на каждом вдохе, его сотрясает крупная дрожь – они ударяются головами, но, напрягая шею, рокербой удерживается на месте.
- Все. Тихо. Хватит, - с такого расстояния бледное лицо наемника выглядит размытым, удается четко уловить лишь отдельные фрагменты: жутковато приоткрытые веки, под которыми мечутся бешено, поблескивая, зрачки; кривящиеся, настолько напряженные губы, что под ними обрисовываются зубы. Прикрыв глаза и с трудом сглотнув, Сильверхенд переходит на шепот. Несмотря на клокочущие в глотке ярость и страх, старается дышать правильно, сделать тон размеренным, успокаивающим. Внутри все кипит и содрогается от желания действовать – он должен идти в сеть, он должен прояснить ебучую ситуацию! Желательно – немедленно. Пока его не разорвало к чертям. Но и оставить Ви в таком состоянии просто невозможно. Поэтому рокер буквально стреноживает себя, запихивая бурлящее желание действий глубже в сознание. Всему свой черед. Мозг потихоньку сводит. – Завязывай, Ви, достаточно.
***
Когда ему было восемь, он нашел на заднем дворе подранную лисицу. Самую настоящую, рыжую. Животных в округе Бразос во времена его детства было валом, их не пугали даже шумные студенческие сходки.
Лиса дышала тяжело, но смотрела осмысленно. Рычала и огрызалась, когда он пытался приблизиться, но не бежала, что было бы для нее правильным и логичным.
Видимо, сил у нее не было.
Перевязать животину или обработать рану ему не удалось, но зато он умудрился приволочь еды и воды, которые были вяло, но все же более-менее благосклонно приняты.
Возможно, любой другой парнишка на его месте обратился бы за помощью к родителям, но в его ситуации эта идея была дерьмищем невообразимым. «Дерьмище» – отличное, новое и емкое словцо, которое он узнал только-только в то лето и использовал частенько, потому что оказалось, что оно потрясающе характеризует практически все происходящее. Всеобъемлюще и исчерпывающе.
Из охотничьих уроков отца он помнил, что дикие животные очень живучи. И лисица поначалу оправдывала это утверждение. Пила, ела и вылизывалась. Набиралась сил, как ему казалось. Уж очень ему хотелось в это верить.
Пока на третий день он не обнаружил ее увлеченно пожирающей землю. Животина тщательно, как газонокосилка, выела полукругом траву у своего лежбища в густых зарослях под кустом, а теперь взгрызалась в почву, что твой экскаватор. Голова на тонкой облезлой шее делала внезапный почти механический рывок вперед, тонкие чувствительные брыли изгибались, а острые зубы впивались в грунт, оседающий мелкими комьями на темных лисьих губах.
Надежда, как правильно утверждают, умирает последней. Его – начала хромать как раз в тот день. Дерьмище, как и обычно. Ежедневное и неизбежное.
На четвертый день того жаркого лета надежда выглядела примерно так же, как и лисица.
Как и Ви сейчас.
Рыжая шкура зверька стала неопрятной, слиплась. Некрупное тельце закаменело, вытянувшись в несвойственную струну, и подрагивало мелко, сотрясалось в спазмах. Пасть изогнулась в почти человеческом оскале – издевательском, мучительном. Под напряженными брылями отрисовывались скрытые ими клыки. Тонкие полупрозрачные приоткрытые веки не скрывали мечущихся зрачков, делая на самом деле незрячие глаза недоверчивыми, хитрыми, подозрительными. Из глотки животины рвались короткие хрипы.
И если раньше лиса была похожа на создание Божье, то сейчас выглядела точнехонько как дьявольское отродье. Из тех, что могут прятаться под кроватью или в шкафу и тихо печально скрестись по ночам.
Не то, чтобы он боялся монстров. Он с шести лет знал, как стащить со стены отцовский Ремингтон, зарядить, снять с предохранителя и выстрелить. Пусть залп и снес бы его нахер, намертво вплавив в стенку. Но знание это несколько помогало справиться с потусторонними страхами.
А из мелкого калибра он и вовсе уже стрелял как по бутылкам, так и по живым целям на охоте. Возможно, именно поэтому Техас и являлся настолько непокорным диким штатом: тут почти каждый делал первый выстрел, будучи пиздюком, еще еле достававшим башкой до столешницы. С божьего благословения, само собой. Куда ж, блять, без него.
Его личное всеведущее, осуждающее и карающее божество, пропахшее виски, бензином и оружейной смазкой, сделало ход в тот же вечер.
Оплеуха была резкой, но привычной. И уже даже почти не обидной.
«Можешь закончить ее мучения пулей в башку. Можешь ныть и тыкать ее мордой в миску с водой, пока она не захлебнется, Бобби, не отгрызет тебе руку или не сдохнет в мучениях сама. Ты взял на себя ответственность заботиться об этом бешеном диком ублюдке, тебе и делать выбор, тупой ты еблан».
Так мудро молвило его личное божество под вечерним летним звездным небом, вложив в его потную ладонь старенький Вальтер, отхлебнуло пивка и отчалило в сияющий теплым светом рай, где на кухне мать мыла посуду после ужина.
Себя, помнится, было жалко неимоверно. Словно его наизнанку выворачивали.
Он стоял, ощущая спускающуюся ночную прохладу, оружие оттягивало ему руку, а мысли метались в голове обезумевшими птицами, разбивались о стенки черепа. Поднять ствол и отнять жизнь у того, кого он выхаживал, к кому привязался? У того, кто пришел к нему сам, за помощью? Смотрел на него подозрительно, огрызался, но вынужденно доверил само своё существование?
Он хотел, чтобы лиса жила, старался изо всех сил. А теперь должен пристрелить её?
Что за дикость?
Он кормил и поил зверя три дня, он несся проверить его состояние каждую свободную минуту. Слышал в ответ только злое рычание, но все равно лелеял надежду, что все обойдется, и лиса выживет.
Он не хотел, чтобы животина страдала.
Да, полуживое существо, хрипло и часто дышавшее у его ног, было куда как жальче, чем самого себя.
Это уничтожало его без остатка, потому что было неправильным. Несправедливым. Ужасающим.
Он поднял пистолет и какое-то время ждал хер знает чего. Что кто-то решит всё за него, что приговор приведёт в исполнение кто-то другой. Он же сделал выбор. Как за столом в День благодарения – ткнул в картошку вместо овощного рагу, и теперь остальное взрослые возьмут на себя. Но секунды щелкали, а он так и стоял один на один со своим выбором, за которым девятым валом нависали последствия. И никто не спешил помочь. Злобное рычание и тявканье с земли требовали - принял решение, так давай, делай.
Рука его устала от тяжести, и он опустил оружие на пару минут, а потом, передохнув, вздернул вновь и недолго подождал, пока кисть не перестала ходить ходуном.
Выстрел получился хорошим, чистым, точным – таким, как и учил его отец. Громким, но ничуть не удивительным для жилого района округа Бразос, штат Техас.
Кажется, именно тогда, копая компактную, но глубокую могилу в углу двора и периодически останавливаясь, чтобы размазать по все еще пылающей после оплеухи роже беззвучные теплые слезы, он решил, что ему нихера не нравится заботиться о ком-либо.
Ну уж нахуй, дерьмище какое-то.
Да и боги, возможно, не так уж хороши, как они видятся окружающим.
***
- Что… блять... - сердцебиение соло, которое Джонни ощущает лбом, уткнувшись в ключицу Ви, и ладонями, одна из которых лежит на плече, а вторая обхватывает его запястье, замедлилось. Кровь теперь не грозится выплеснуться из вен. Ебанутые судороги сошли на нет, оставшись лишь редкими единичными мелкими подрагиваниями. Хриплый каркающий голос пацана отдается прямиком в черепе, так, будто они опять находятся в одном теле. – Ты кто..?
За сегодня вопрос несколько набил оскомину, но рокербой даже и не может сходу определиться – радоваться ему, злиться или огорчаться? Пожалуй, все разом сойдет для начала.
- Джонни… - поднявшись с края кровати, Сильверхенд натягивает раннерский костюм до шеи и застегивается, пряча под тканью кулон. Видеть сейчас это яблоко раздора Ви совершенно ни к чему, а то они войдут в петлю бесконечного повтора. Скрестив руки на груди, рокер привычно приваливается плечом к стене и пытается унять глухое раздражение, тонкой ледяной струей вливающееся в поток беспокойства.
- Да… Джонни Сильверхенд… Ну охуеть теперь... - кое-как перевернувшись на спину, Ви рассматривает недоуменно потолок, украдкой, словно любопытный подросток, взглядывая исподлобья и искоса на рокера. Белки его глаз расчерчены красными прожилками сосудов, веки отечны, а нижняя губа прикушена и распухла.
Красавчик. Помнится, как говорил Ви, именно так называла его мать в подобных ситуациях. И Ви любил саркастически это повторять, глядя в зеркало на свое вечно в той или иной степени разукрашенное ебло.
Зато живой.
И даже закончил закидываться в припадке.
- Тот самый рокер. Террорист. И сволочь, - охнув, Ви трет ладонью лоб, точно под черепом его пульсирует мигрень. Но по озадаченному взгляду Джонни точно может определить: соло силится что-то вспомнить. И если рокербой правильно догадывается, что там Ви тщится расковырять, то лучше бы пацану пока этот шрам не трогать. Во избежание дальнейших эксцессов, грозящих опасностью его жизни. – Энграмма с биочипа, три месяца пожиравшая мой мозг. Лучший друг. Человек, спасший мою жизнь. И сдается мне, знатный пиздабол…
Ви не продолжает. Интересно, обходит молчанием или все же не помнит? Ни отвращения, ни ужаса, ни неверия на лице не видать. Только легкие сомнения и сосредоточенность человека, ощупывающего провалы в собственной памяти как лунку от выпавшего или выбитого зуба.
Не помнит. Точно, не помнит.
И это просто заебись, это прямо дар судьбы, потому что не стоило, наверное, Сильверхенду потакать своим эмоциям и вываливать на держащегося только на честном слове наемника эту информацию.
Несомненно, не стоило.
Хуй это что изменило бы. Только сделало хуже, и это можно было осознать еще до того, как Джонни решил закатить эту дивную феерию с фейерверками.
- Тридцать пять шестнадцать, - Ви все еще копошится на постели, пытаясь принять полусидячее положение, но рокер ему не помогает. Уж как-нибудь соло справится сам. А Джонни ждет сеть. Его ждет Альт. Его ждет отличный охренительный вопрос, зависший пока что без такого необходимого ответа. Может быть, его ждет небытие в киберпространстве. Такой исход тоже возможен. Именно поэтому он сливает вечно стремящемуся уползти куда-то Ви код от люка, ведущего на первый этаж. Если Альт разметает его на пиксели, сожрет или придумает еще что-нибудь настолько же прекрасное, пацан должен выжить.
- Че? – обессиленный после припадка Ви, оказывается, застыл в неуклюжей позе, так и не сподобившись устроиться удобнее. Не смог. Голос у соло сонный и вялый. Кажется, дай ему пару секунд тишины и покоя, как он сразу вырубится. Но это только кажется. Не стоит забывать, что Ви - упорный, хитрый и опытный маленький наемник, который привык на своем тяжелом пути зубами за асфальт цепляться, лишь бы достичь цели.
– Код от дверей. Тачка на биометрии. Если обнулюсь за Заслоном, тебе придется затащить мое тело наверх, в гараж. Если попотеешь – справишься. Знаю, ты упертый еблан, - нацелив указательный палец прямехонько в бледный, покрытый испариной лоб, Сильверхенд качает головой и ухмыляется криво, иронично и вовсе невесело. – Если вдруг решишь сам меня обнулить, пока я буду в сети, вспомни, что я твой чумба, которого ты временно забыл. Как бы потом пиздецки не пожалеть, поливая горькими слезами мое хладное тело. Серьезно, Ви, знаю тебя – сожрешь себя с говном, мучаясь угрызениями совести.
- Ты собираешься… в киберпространство? – дергается вновь в тике многострадальное отекшее левое веко Ви, а соло подбирается, морщась. Но новая истерика рокеру совсем не нужна. Точно не сейчас.
- Поговорим, когда вернусь. Отвечу на все вопросы. А сейчас, как у тебя обычно отлично и получается, перестань думать и поспи, - стараясь не смотреть в измученные и явно делано безразличные глаза, Джонни подключает охлаждение, отведенное от системы Траума-Тим. Ви сдюжит полчаса без стимуляции мышц, а рокербою не придется изобретать наполнитель для морозной проруби и по старинке нырять в ванную, полную ледяной воды.
Если бы было сейчас с кем поспорить, Сильверхенд сделал бы кругленькую ставку на то, что если… когда вернется, обнаружит упертого барана где угодно, но не спящим на кровати. Возможно, на полпути к себе, сидящему у дивана на полу. Может быть, у подножия лестницы. Но точно не на том месте, где рокер пацана оставляет нервно облизывающим губы и тщательно корчащим отрешенное незаинтересованное лицо.
Пиздец, какой же тупой еблан… Знакомый и понятный каждым выражением лица, каждым мимическим изменением, каждым жестом.
Покачав головой и ухмыльнувшись, Джонни коннектится через личный порт, дежурно ныряя во всепоглощающую темноту, всегда приходящую первой.
***
- Я ждала тебя. Ты даже несколько позже, чем я предполагала, - в холле цифровой копии прежней Арасака-Тауэр полумрак и тишина, отдающие глухим искусственным эхом, ползущим по этажам и прячущимся в коридорах, наполненные непрекращающимся, почти неуловимым треском, рождающимся и живущим, кажется, непосредственно в мозгу. Если бы тут у рокербоя был бы мозг в его общепринятом понятии.
- Зачем ты повредила энграмму пацана? Зачем уничтожила часть его кода, его личности? Нахуя, Альт?! – ему надо бы вести себя спокойнее, разумнее, если он хочет хотя бы попытаться провести пару раундов на своих условиях, но ярость, ледяной волной заливающая его башку, лишает возможности думать ясно. И лишь одна острая мысль проскальзывает яркой кометой, прощальным подарком от всепоглощающего гнева: ему все равно не светит выиграть ни единого раунда. Альт все продумала и решила заранее – холодно просчитала, отстраненно и без сомнений осуществила. Его жалкие потуги игр на нервах и эмоциональных вывертов тут ничему не помогут, но он все равно срывается в звериное злое рычание. – У нас была договоренность! Ты наебала меня. Мне всегда казалось, что ты не из таких сук, но, видимо, ошибался.
- Я обещала тебе сберечь энграмму Ви за Заслоном. Моя часть договора выполнена. Ты же со своей стороны обещал выполнить то, что я тебе поручу, - черты Альт скрыты за густым потоком беспрерывно колышущихся волн волос. Видна лишь линия подбородка, но Сильверхенду даже по этой малой части лица кажется, что губы ее, если они там есть, изгибаются в легкой задумчивой улыбке. Может быть, виной тому почти безэмоциональный отстраненный тон Альт. И это разносит его на рваные лоскуты.
- Но ты напиздела. В конструкте пацана, знаешь ли, не хватает огромного важного куска, - от одного воспоминания о выражении лица Ви, об ужасе в его охуевших глазах, о страшном припадке рокер буквально сходит с ума от бешенства и желания уничтожать. Разрывать виновных на части. Сейчас. Максимально жестоко. Но от осознания того, что всесильного искина не разметать так запросто – да и разметать ли вообще? – не имеющий выхода гнев душит все больше.
- Извлеченная мною временно часть энграммы составляет всего лишь 4,8077%. Не так уж много в сравнении с остальным массивом данных, - усмешка становится более явной – в этом Джонни готов поклясться. Снисходительная, самодовольная, насмешливая. Или же это исключительно обман его человеческого восприятия, а искин, как и должен быть, холоден и бесстрастен? – Я знала, что как только ты запишешь энграмму Ви на биочип, то сразу же пропадешь, Джонни, как и обычно, даже не поинтересовавшись, исполнил ли ты до конца свою часть договора.
- Ты могла бы просто сказать мне об этом, когда мы сидели под атакой Дозора и ждали окончания загрузки. Неужто слишком банально? Драмы маловато?! – это не Альт. Это уже давно не та женщина, которую он знал, к которой его тянуло, с которой они отлично трахались, изводяще срались и утомительно мотали друг другу нервы. Это что-то абсолютно иное, далекое от того образа. То, что необходимо воспринимать чистой логикой, полностью забыв об эмоциях. Если обыкновенный человек на это вообще способен. Рокербой вот, как ему сдается, вовсе не готов сдюжить этакий подвиг. Сложно отрешиться от собственной сути, когда изнутри тебя пиздошит ярость, щедро разбавленная страхом за беззащитного дорогого человека. А где-то в реальном мире драгоценный его тупой еблан в этот момент, возможно, подбирается к Сильверхенду, чтобы коварно аварийно отключить его от сети, совершенно нечаянно позабыв дать необходимое охлаждение и сварить его мозг вкрутую. – Это, блять, дерьмо собачье, а не оправдание!
- Мы достаточно давно знакомы, чтобы я предположила, что ты поставишь на первое место заботу о Ви, а не наш договор, – Альт возвышается над ним подавляющей красной фигурой, как и обычно не соблюдая пропорций. Рокеру приходится запрокидывать голову в попытке посмотреть в ее лицо. Он скалится, мечется в бешенстве вдоль заграждения, окружающего сад камней, но то и дело останавливается, чтобы бросить взгляд в тень, вечно скрывающую ее глаза. Идиотский, такой человеческий, совсем ненужный искину жест. Она воспринимает пространство совсем иначе, чем Джонни. Видит его как поток информации, строки кода, нули и единицы. Но копии личности куда проще. Им, слепкам сознания настоящих людей, необходимо помнить, смотреть, чувствовать. Представлять себе все это взаимодействие, чтобы не свихнуться окончательно в месиве кибепространства. Насколько пребывание тут отличается от Микоши? Насколько тяжело Ви дался этот год? – Извлечение и сохранение наиболее необходимой тебе части конструкта Ви обеспечивало мне твою дальнейшую вовлеченность. Я восполню энграмму, когда ты закончишь то, что обещал мне.
- Удиви меня. Валяй, стреляй, - скалится, рыча, рокербой, вновь и вновь привычно взметая беззвучно подошвами казаков цифровой песок сада камней. От всей этой истории тащит дерьмищем так, что блевать охота. Но разве у него есть выбор? Разве он может развернуться и отказаться, отчалив восвояси? Потерять понимание и доверие Ви, их близость? Оставить пацана беспамятным, калечным, неполноценным? Уйти, не выполнив данного обещания? Хрен его знает, может быть, все это вредит соло куда как сильнее, чем Сильверхенд надеется.
Смешно и страшно, блять. Альт все рассчитала ужасающе верно. С подводной лодки деваться ему некуда. И пляски продолжаются.
- Примерно через месяц в порт на набережной Арасаки войдет танкер, на борту которого будет груз, отмеченный маркировкой высокого класса биологической опасности. Тебе необходимо выкрасть этот груз и поместить его во временное хранилище. Это первое. Второе я дам тебе по стандартной схеме. После приводи ко мне Ви, я восстановлю его код, - разговор полностью скатывается к стилю изложения информации банальным неразвитым искином: только бизнес, детка, только факты. Никакой любви, никакой тоски, никакой жалости. Солдат, не спрашивай.
- И я должен тебе опять просто поверить? Что не наебёшь меня снова? - он огрызается резко, грубо, но не обманывает себя: конечно, он согласен. Ви ему нужен. Целым. Родным. Знакомым. Узнающим его. Тем более что от этого восхитительного счастья его отделяют лишь два задания. Блядский танкер ебаной Арасаки – опасная миссия, но ему ли, штурмовавшему Цитадель зла, жаловаться на ограбление какого-то сраного корыта? А после – еще всего лишь одно дело, и все вернется на свои места. – Два задания - и возвращаешь всё?
- Да. Два задания в обмен на имеющуюся у меня часть энграммы Ви. Я гарантирую, что не разделю её и не владею более ни одной частью кода Ви кроме этой, - голос искина ровный и бесстрастный. Если бы у Сильверхенда был выбор, он бы никогда ему не поверил. Однако выбора нет.
- Скажи, нахера ты переписала воспоминания пацана? Да еще и так хреново. Грубая работа, Альт. Зачастую он несет полную околесицу, опровергнуть которую можно парой наводящих вопросов.
Это он спрашивает, уже даже не глядя на Альт.
- Джонни, я так не ошибаюсь. Мозг Ви переписывает воспоминания сам, заполняя пробелы и объясняя себе несостыковки.
Что же, тоже отличные новости.
Если в башке Ви и остались какие-то осколки памяти о нем, то пацан, сам того не понимая, уничтожает и их.
Мир меняется, а дерьмище все то же, блять.
Ему больше нечего сказать хитровыебанному искину.
Да он ничего и не хочет говорить.
Какой смысл, если это не Альт?
Сделав все, что она требует, он вернет своему наемнику память, а после пошлет нахуй эти занимательные истории.
Сильверхенд привык воевать. Вся его жизнь - война, ход которой отмеряют отдельные битвы.
Но даже ему нужна хотя бы краткая передышка до того, как мир потонет в новом сражении, само собой, намотав и его на это неостановимо вращающееся колесо.
