You did not appear in my life by accident

Девушка подпрыгнула на кровати, принимая сидячее положение и тяжело дыша. Пижамная кофта прилипла к спине от холодного пота, от которого Ксенакис бросило сначала в холод, а потом в жар. Руки мелко подрагивали, а сердце бешено колотилось, норовя выскочить из груди. Сон. Всего лишь кошмарный сон, опять. Просидев в полной тишине несколько минут, Майя встала и пошла в смежную с номером ванную комнату. Набрав в ещё трясущиеся ладони холодной воды, блондинка с нетерпением облила ей свое измученное лицо. Господи, да когда же это закончится?! Эти кошмары такого плана преследовали голубоглазую с одиннадцати лет, после смерти матери, как раз. Так же присутствовали кошмары с умершей Миленой, но их было меньше. Холодный кафель неприятно леденил голые стопы, отчего девушка поморщилась и поплелась обратно в кровать. Стены будто плыли, потолок был слишком тяжёлым, окно так и манило открыть его и спрыгнуть нахрен. Сколько можно… Сколько можно терпеть это…? Эта гребанная жизнь и так знатно поиздевалась над бедной Майей. Многие говорят, что жизнь часто играет злую шутку с людьми, а потом наступает белая полоса и все становится замечательно. Эта чёрная полоса идёт уже семь лет. Семь, вашу ж мать, лет! И где? Где ваша светлая сторона?! Всё это чёртов бред! В горле ком, мешающий даже просто сглотнуть скопившуюся слюну, на лбу ещё не высох пот, пижама липнет к телу, руки трясутся, глаза слезятся. Хочется просто кричать. Кричать, срывая голос. Кричать, не заботясь о связках. Но кругом люди. Ведь это элитный отель Нью-Йорка, а не собственная комната, в которую никто не заходит. Издав тихий всхлип, Майя уткнулась лицом в подушку и начала рыдать. Да, просто громко рыдать. То, чего хотелось ей уже так давно. На часах восемь утра. Осень делает свое дело, показывая свое превосходство над горожанами и пускает холодный ветер в Нью-Йорк. Листья безжалостно срывает с почти оголенных деревьев. Повсюду лужи, слякоть, грязь. Осень — самое нелюбимое время года Майи. Хоть и день рождения у неё именно в сентябре. А если быть точнее, то двадцать второго сентября. Но он уже прошёл. Ей исполнилось восемнадцать. Подумать только, уже восемнадцать… Мама сказала бы о том, как быстро летит время. И как быстро выросла её маленькая Пчёлка-Майя. Сейчас начало октября, а погода уже дерьмовая. Девушка ненавидит осень по двум причинам. Первая: она не ждёт свой день рождения, ведь чем она старше, тем дальше от беззаботности и детства, а ближе к смерти. Вторая: осенью умерла её мама. Кстати ближе к середине октября. После этого, она уже не воспринимает осень как что-то красивое и золотое. Теперь для блондинки даже сухая и красочная осень, что доставляет всем только радость и восхищение — дерьмо. Какая же жизнь херовая вещь. Ну почему все эти кошмары никак не оставят в покое эту несчастную девушку?! Зачем преследовать её уже семь лет? Да так скоро свихнешься. А может она уже… Да нет. Ксенакис часто гуляла вечером по Лос-Анджелесу в наушниках и с отстойным настроением. Кругом такие счастливые и весёлые люди с улыбками на лицах, что аж блевать тянет. Да нет, это мило, просто голубоглазой в каком-то смысле завидно. Ведь она никогда не получала любви от противоположного пола. У неё никогда не было парня. Никогда за восемнадцать лет. Ну, лет в шестнадцать был один ухожор, но благодаря Энн — девушка прекратила с ним общение. Её «добрые» намерения заботливой мачехи послужили тому причиной. Стоит ли вспоминать об этом… Нет, это позже. Сейчас не время. Смотря на довольные молодые парочки возрастом чуть старше неё самой — хотелось плакать прям там. Майя целовалась всего лишь один раз. С Льюисом, её прошлым ухажером. Он был весьма неплох, и наверное даже нравился Ксенакис, но все пошло по одному месту. Блондинка до сих пор была девственницей. Возможно, это должно быть мило, что она хранила невинность до совершеннолетия, но Майя хотела лишиться её с любимым человеком, а такого не было. Девушка хоть и была очень даже красивой, но толпы поклонников за ней не бегали. Палками она их от себя не отгоняла и под окном серенады никто не пел. У всех вторые половинки, любящие родители, полноценные семьи, а что есть у неё.? Отец, который относится к ней не так тепло, как раньше. Мачеха, что вечно цепляется со своими нравоучениями и никогда не поддержит. Пятилетние брат и сестра, от которых толку ноль. Ну, единственное — лучший друг и лучшая подруга. Всё. На этом лимит поддержки исчерпан. Помимо Ника и Аманды у Ксенакис есть друзья, но не такие близкие. Спасибо, что хотя-бы не изгой общества. Благодари бога за это и не жалуйся. Голубоглазая искренне не понимала, почему парни особо не обращают на неё внимания. Например за Амандой в прямом смысле бегают толпы, а она, как истинная стерва — динамит всех их. Хоть Брауни и таскала подругу по клубам, учила вульгарно красится и одеваться, заигрывать — ничего не получалось. Майя не хотела отдать свою девственность за счёт статуса клубной шлюхи. Да и по её мнению — нужно всегда быть собой, а не пытаться быть похожим на кого-то. Но видимо это мнение распределяется лишь на неё одну. Нет, ну на работе к ней подкатывали богатенькие мужики за двадцать пять, но это такой себе пример флирта. Так что да, видимо, ты и проходишь в девках до конца своих дней. Да ещё и эти кошмары… Не было ни дня, чтобы блондинка проснулась в хорошем расположении духа и с настроением. Каждую ночь ей снились неприятные сны, связанные либо с Каролией, либо с Миленой. Просыпалась голубоглазая только в холодном поту и со слезами на глазах. И прописанные психологом таблетки не помогали. Куда бы деться от всего этого… Есть такая примета, что покойники снятся, когда просят помины. То есть нужно навестить их могилы. А как же их навестить, если любящий и совсем не эгоистичный папочка увёз Майю в другую страну? Да и вряд-ли Роман бы отпустил ее одну домой, в Россию. Хотя этот человек и так испоганил ей жизнь, так что пошёл он к черту. У него есть Скайлер и Роберт. На них пусть и тренирует навыки хорошего и заботливого отца. Бывает, что на первом ребенке испытывают свои ошибки, а на последующих уже нормальное воспитание. Вот это наверное и есть такая ситуация. Обидно, однако. Одна сторона подушки была уже насквозь мокрая от горьких девичьих слез. Может реально? Пойти и спрыгнуть с широкого подоконника? Все равно в этом мире ее ничего не держит. Никто не будет оплакивать бездыханное тело на похоронах. А может быть ты просто не понимаешь той любви, которую может дать тебе отец?! Может, он любит тебя, но проявляет ее по-своему? А ты лишь строишь из себя бедную и несчастную? Неет. Однозначно. Никто не любил Майю больше мамы, и теперь она это понимает. От ещё одной порции истерики ее отвлек звонок телефона. Оторвавшись от, по словам мачехи, любимого занятия после рисования наводить сырость, девушка потянулась на гаджетом. Эйдан. Это был Эйдан. Ксенакис потерла глаза, всматриваясь получше в экран. Черт, она ведь даже вчера не предупредила его… Так некрасиво свалить с его же концерта… Майя не хотела отвечать, так, как ей было очень неловко перед парнем, но и игнорировать глупо. Домой то им одним самолётом лететь. Сняв трубку, блондинка неуверенно пролепетала в трубку:  — Алло…?  — Алло, Майя?! О боже, я уж подумал, что что-то случилось! — послышался встревоженный голос юноши с другого конца телефона  — Эм… почему?  — Ну как… Ты вчера как будто испарилась. Я искал тебя, Кэммерон сказал, что ты уехала в отель. Я звонил тебе, потом подумал, что ты уже уснула. Все точно в порядке.? — слыша все эти слова, голубоглазой стало и стыдно и приятно одновременно. Стыдно с того, что она так бесцеремонно исчезла, не сказав ни слова. Возможно, это было невежливо по отношению к Эйдану, но, наверное, он её простит. А приятно с того, что хоть кто-то переживает за неё. Папа давно так не делал… А звонки, видимо, она не слышала из-за отключенных уведомлений и звука.  — О боже, да… прости, пожалуйста. Мне стало как-то не по себе, я хотела предупредить тебя, но ты так увлекся общением с фанатами, что не хотелось отвлекать. И я уехала. Прости, Эйдан… — начала оправдываться Майя, будто совершила что-то не простительное.  — Эй, эй. Ты чего? Я не злюсь и не обижаюсь. Всё хорошо, Майя. Перестань. — мягко ответил Галлагер. Он действительно не злился и не обижался. Было понятно по голосу. Но Ксенакис все равно чувствовала вину. И от этого хотелось плакать ещё больше. — Можно я зайду к тебе через несколько минут? Ты уже не спишь? Я тебя не разбудил? — забеспокоился тот.  — Нет-нет, я уже не спала. Да… приходи. — обменявшись ещё парой фраз, девушка отключилась. Так, сейчас зайдёт Эйдан, а что мы имеем? Красные от слез глаза, мятую пижаму, растрепанные волосы, мокрые следы на подушке, что, кстати, хорошо заметны… Что он подумает? Рассказывать ему про свой сон не хочется. Зачем ввязывать его во все это. Блондинка наспех принялась заправлять постель и уже шла в ванную, чтобы привести себя в порядок. Но как все поняли, судьба к девушке неблагосклонна, и стоило ей переступить порог, как в дверь постучали.  — Черт, черт, черт… — ругалась Ксенакис. — Он же сейчас завалит меня вопросами… Войдите. — крикнула она, расчесывая платиновые волосы. Дверь тихо открылась и на пороге показался Галлагер.  — Доброе утро, Майя. — тепло улыбнулся парень вышедшей из ванной комнаты девушке.  — Ээ… да, привет. Прости, я не очень выгляжу. Просто не успела собраться к твоему приходу. Извини. — снова оправдывалась девушка. — Эй, ничего страшного. Всё хоро… — он не успел договорить, как обратил внимания на красные глаза Майи, которые она, к сожалению, не успела умыть и замаскировать. — Это что? — Ксенакис неудоуменно уставилась на собеседника и сделала вид, что не поняла.  — О… о чем ты?  — О твоих глазах. Ты плакала? Что-то случилось? — Эйдан сделал шаг вперёд, сокращая расстояние между ними. — Майя? Мне повторить вопрос? — снова спросил он, когда девушка лишь чуть отвернулась и молчала.  — Всё нормально. Ты что-то хотел? — попыталась перевести тему блондинка.  — Не уходи от темы, пожалуйста. Майя, думаю, ты можешь мне довериться… Расскажешь? — неунимался музыкант.  — Ничего серьёзного… Просто приснился нехороший сон. — отмахнулась голубоглазая, идя в ванную. Нужно все же смыть это с себя.  — Оу… Настолько нехороший, что ты рыдала? — прикрикнул парень, чтобы перекричать шум воды из крана, осматривая номер отеля.  — Ну… да. Но сейчас мне лучше.  — Чтобы не произошло — ты можешь поделиться со мной. Хорошо? — в надежде спросил Галлагер, идя к ванной. Ему очень хотелось стать ближе с девушкой. Быть не просто коллегами и знакомыми, а друзьями. Хорошими друзьями. На несколько секунд за дверью в ванную воцарилась тишина. Девушка просто стояла и анализировала его слова.  — Да, конечно. — наконец послышалось за деревянной преградой. Эйдану значительно полегчало, ведь он боялся, что Майя не захочет сближаться с ним и просто откажет. Но… она согласилась. От этого и стало легче на душе. Открыв защелку, дверь распахнулась. Блондинка не выглядела уже так измученно. Теперь складывалось впечатление, что она просто тщательно умывалась, а не плакала. — Так ты что-то хотел…? — нарушила тишину Ксенакис.  — Аа… Да! Совсем забыл. Концерт закончен, значит и наши дела в Нью-Йорке тоже. Завтра самолёт и я подумал, что… может, ты хочешь погулять по Нью-Йорку в последний день? Не знаю, когда снова смогу выбраться… — почесав затылок, произнёс Эйдан. Девушка прикусила губу и отвела взгляд в сторону, будто пробуя на вкус его предложение. Сначала, она снова хотела отказать, но подумала получше и решила согласиться.  — Ну, в принципе идея хорошая. Да и делать мне нечего. Да, давай. Только мне нужно переодеться, позавтракать… — на самом деле, Ксенакис просто не хотелось снова быть одной. Она и могла бы найти дела для себя, но зачем, если ими можно заняться в Лос-Анджелесе. А сейчас это, может быть, её единственная возможность изучить достопримечательности Нью-Йорка. Устроить себе выходной. Не упускать же возможности.  — Отлично! Тогда я пока пойду к себе. А ты напиши, как будешь готова, хорошо? — заметно, что согласие девушки значительно обрадовало Эйдана и с нескрываемой задорностью он пошёл к себе. Когда дверь захлопнулась, Майя ещё несколько секунд простояла не двигаясь, тупо пялась в одну точку. Так часто случалось. Она будто на пару секунд выпадала из этого мира. Но решив не заставлять друга ждать, она пошла собираться.