You did not appear in my life by accident

Погода в Нью-Йорке была пасмурной, то и дело дул ветер и проходил короткий дождик. Девушка решила надеть серые клетчатые брюки, осенние чёрные ботинки на подошве, белый вязанный свитер и коричневое пальто. Решив не заморачиваться с причёской, Майя завязала длинные платиновые волосы в пучок. Позавтракав и разрешив персоналу отеля провести в номере уборку, Ксенакис отправилась на первый этаж. Написав парню, что она уже вышла, стала ожидать Эйдана.  — Ты так быстро. — послышался знакомый голос сзади, когда Майя с интересом разглядывала маленьких рыбок в аквариуме возле рецепшина.  — Ну… да. — отвернулась она от аквариума. На Галлагере было серое мужское пальто, чёрные джинсы и кроссовки. Лучезарная улыбка озарила лицо юноши, стоило только встретиться глазами с Ксенакис.  — Вау, Майя… Тебе очень идёт этот образ… — с неким восхищением произнёс он, осматривая девушку с ног до головы.  — Спасибо… — получать комплименты от противоположного пола было совсем непривычно, поэтому она смущённо опустила взгляд в пол. — Ты тоже очень хорошо выглядишь…  — Спасибо. Ну что, идём? Вечером самолёт. — поторопил брюнет голубоглазую, кидая беглый взгляд на часы в телефоне.  — Да… извини, что заставила ждать. — блондинка потерла ладошки друг о друга и пошла за парнем к выходу. Самолёт в семь часов вечера, а сейчас около десяти утра. Времени ещё полно. Майя не была полна того энтузиазма, коего был полон Эйдан. Она пошла ради приличия, да и то, потому что не хотела портить себе выходной и тухнуть в номере. Делать вид, что все в порядке и она не плакала в подушку минут сорок было уже привычкой. Приходилось перед всеми нацеплять маску весёлой и жизнерадостной Майи Ксенакис, что так активна и миролюбива. Но это не так. Она ведь даже резалась. Лет в тринадцать, после смерти Милены, девочка не могла оправиться от целых двух потерь и просто начала резать руки лезвием. После этого она чувствовала какое-то облегчение, но это быстро проходило. Шрамы долго заживали, благодаря тому, что блондинка накладывала новые. И ещё, и ещё, и ещё. Приходилось носить кофты с длинным рукавом и толстовки, но так даже комфортно. После переезда, Ксенакис начала делать это чаще. Закрываясь ночью в ванной после очередного кошмара, она брала припрятанное в шкафчике лезвие и резалась. Кровавые следы на ляжках и предплечьях казались Майе даже красивыми. С каждым годом голубоглазая пыталась бросить эту привычку, но не получалось. Сейчас старалась делать это реже, но все же делала, и это надоедало. Но это вошло в чёртову привычку, от которой невозможно избавиться! Весь день молодые люди гуляли по осеннему городу, посещая наиболее знатные места и рассматривая достопримечательности. С Эйданом девушке было действительно очень приятно и комфортно проводить время. Они были знакомы чуть меньше месяца, но такое ощущение, что всю жизнь. Столько общих тем, интересов, совместных взглядов на жизнь. Ксенакис не пыталась быть с ним фифой, как пытаются другие. Она просто была собой. И именно это Галлагеру и нравилось в ней. Получилось так, что в пол пятого начался дождь, и им пришлось вернуться в отель.  — Так жаль, что дождь все испортил. Я бы ещё погулял. — расстроенно произнёс зеленоглазый, отряхивая пальто от капель дождя.  — Ну да, ты чуть в фонтан не упал! — засмеялась Ксенакис, снимая с себя мокрую верхнюю одежду. — Ладно, Эйдан. Нужно идти собирать вещи, скоро самолёт. А мы не готовы. Ну, по крайней мере — я. — сказала блондинка с ноткой грусти в голосе, заходя в лифт. Не хотелось расставаться с другом даже на несколько часов. Ведь ей снова придётся быть одной.  — Да, ты права. Я тоже не собран. Не думал, что наша прогулка так затянется. Ну ничего, через несколько часов встретимся в самолёте. — подбадривал подругу юноша, кладя руку на плечо. Коротко кивнув и выдавив из себя улыбку, голубоглазая вышла на своём этаже, а музыкант поехал дальше. Его номер находился этажом выше. Переступив порог своего номера, улыбка с губ моментально спала. Снова она одна. Пусть ненадолго, но одна. Снова. То тепло, что ощущалось рядом с парнем испарилось, и осталось лишь воспоминание их весёлой прогулки. Кстати говоря, Майя даже забыла о своём ночном кошмар с участием Каролии. Обычно, она ещё полдня плакала, ведь подобные кошмары с мамой долго не выходили из головы. Но с Галлагером все резко забылось. Стало так хорошо и уютно на душе, будто все проблемы исчезли. Постояв ещё несколько минут в одной позе и не двигаясь, блондинка все же пересилила свое желание повалиться на кровать и заплакать новой волной и пошла собирать чемодан. Вещей она взяла немного, но и это требовало тщательных сборов. Не дай бог что-то забудет. Прошло около часа и все вещи благополучно уложены в чемодан. Ксенакис сидела на мягкой кровати и говорила по телефону с Амандой. Та расспрашивала про прошедший концерт, а когда узнала про их с Эйданом прогулку, то вообще начала морозить разного рода херню.  — Ну и как отреагировали фанатки Галлагера на твоё присутствие? Я слышала, что есть такие неадекваты, которые сразу поливают грязью всех девушек рядом с ним… — послышался голос Брауни на другом конце трубки.  — Ну вообще мне было жутко, когда я спускалась со сцены. Они так смотрели на меня… Брр!  — Ну а Эйдан что? Что он то?  — А что он? Мы сегодня погуляли по Нью-Йорку. Он очень интересный собеседник. — закатила глаза голубоглазая.  — Ааа… ну да. И как он тебе? — хитро намекнула подруга.  — Боже, Аманда! Хватит сватать меня с кем попало! Он просто мой… друг . — замялась она. Ну теперь, наверное, можно назвать его другом, ведь они неплохо сблизились.  — Ну конечно, конечно. Так что, когда прилетишь домой? Ник спрашивал. Да и я соскучилась.  — Сегодня в семь вечера самолёт. Скоро уже буду дома. Но вряд-ли мы так сразу сможем погулять. У меня целая куча работы.  — Нууу… — недовольно протянула брюнетка в трубку.  — Всё, Аманда. Мне пора, скоро вылет. И ещё мне… — фразу оборвал стук в дверь. — Кто-то стучится. Войдите. — на пороге показался Галлагер с чемоданом. — Я перезвоню. Давай, пока. — попрощавшись с подругой, Майя скинула трубку. Эйдан прошёл в номер, ставя свой чемодан у порога.  — Я не помешал, Майя?  — Нет-нет, я сама собиралась закончить разговор. Ты что-то хотел? — робко спросила она.  — Ну вылет через час. Я подумал, что мы можем поехать вместе в аэропорт. — пожал плечами парень.  — Ах, да. Конечно можем. Я готова. Минутку… — засуитилась девушка. Достав высохшее пальто из шкафа, зеленоглазый помог Ксенакис надеть его. — Идём. — они вышли в коридор и блондинка закрыла дверь на ключ. Беря в руки свой чемодан, она уже направилась к лифт, как его резко вырывают из рук. — Эй…?  — Разреши, я помогу. — ответил юноша на её удивлённый взгляд и пошёл к лифту.  — Эйдан, не стоит. Я и сама могу. Стой же! — Майя тут же поспешила за другом. Вообще она не привыкла получать какую-то помощь от парней, и это было как-то в новинку, хоть и совершенно нормально, что парень решил помочь донести вещи, или помог надеть пальто. Ксенакис это казалось таким милым проявлением заботы и внимания. Он позаботится о ней. Позаботился, чтобы было не тяжело. Позаботился… Это так… Непривычно. Непривычно, что кто-то кроме неё самой обратил на это внимание. Стоп, Майя… Неужели ты будешь умиляться каждому его действию…? Возможно. Дойдя до лифта и нажав кнопку первого этажа, молодые люди поехали вниз. — Тебе точно не тяжело? — Ксенакис стало как-то неловко. Ведь он не обязан таскать ее вещи, хоть вызвался и сам.  — Нет, все отлично. Я мужчина, или кто? Чего мне стоит донести два чемодана! — улыбнулся тот.  — Спасибо… — голубые глаза снова уставились в пол от подступившего стеснения, когда Эйдан тепло разглядывал ее лицо. — А ещё я хотела поблагодарить тебя за то, что пригласил на свой концерт. Можно сказать устроила себе выходной, а то так и сидела бы в Лос-Анджелесе за бумагами. — усмехнулась девушка.  — Тебе спасибо, что составила приятную компанию. — после этой фразы лифт остановился на первом этаже, а красная кнопка над выходом загорелась, оповещая, что пора выходить. Попрощавшись с приветливой девушкой на ресепшене и отдав ключи, они поспешили на улицу ожидать вызванное Галлагером такси. Приземлившись на одну из лавочек, Майя принялась разглядывать снующие туда-сюда влюбленные парочки. В её глазах читалась некая зависть. Пожалуйста, только не при Эйдане. Не смотри на них так. Он же не поймёт.  — На кого это ты так смотришь? — нарушил тишину юноша, приземлившись рядом и устремляя взгляд туда же, куда и Майя.  — Да так… На людей… Возможно ты посчитаешь меня странной, но мне нравится разглядывать людей. Они такие другие. — задумчиво произнесла Ксенакис.  — Другие? Это как? — Эйдан в недоумении вскинул брови, пытаясь понять смысл сказанного слова и тоже рассматривал прохожих. Вот же нашли себе занятие.  — Ну… Это началось пять лет назад. В середине февраля, когда… папа увёз меня в Америку. Я ехала утром в такси в аэропорт с папой и разглядывая людей в Москве, снующих в разные стороны. Я хотела запечатать их в своей памяти, хоть они мне совершенно не знакомы. Ведь я понимала, что вряд-ли смогу вернуться обратно и хотелось все это запомнить… — грустно призналась блондинка. На это Галлагер лишь потупил взгляд в асфальт, не находя ответа.  — Ты не хотела бы рассказать о своей жизни в России, или, например, про семью…? Ты никогда ничего не говоришь о них. — осторожно выдал музыкант, боясь спугнуть ее этой темой. Обдумав предложение собеседника и поняв, что вроде как они достаточно знакомы и хорошо общались, можно, наверное, рассказать немного о себе, Майя отвела взгляд вдаль. Ну правда, не держать же все в себе… Она чувствует, что ему можно доверять…  — Ну, а что, собственно, рассказывать… Под словом «семья» ты подразумиваешь Энн, папу, Скайлер и Роберта? — голубоглазая как-то насмешливо фыркнула. — Сложно назвать этих людей семьёй. Когда мама была жива и мы жили в России, то я не могла сомневаться в отцовской любви. Он был так нежен и заботлив ко мне. Любил маму, а она его. Мне казалось, что их любовь такая сильная, что прям до гроба. Но стоило маме оставить нас, как через два года мой отец заявляет, что нашёл себе новую женщину в Калифорнии. Видите ли летал в командировку и познакомился. — она сделала паузу, сглатывая ком. Раз начала — нужно продолжать… — Мне и так было тогда хреново, ещё и он со своей Америкой… Моя лучшая подруга Милена. Она умерла. Заболела пневмонией и пролежала в больнице больше двух месяцев, а потом умерла. — слезы начали обжигать кожу, скатываясь вниз и скапливаясь на подбородке. Сглотнув ком, Ксенакис продолжила. — Ей было всего тринадцать, понимаешь? Мы вместе учились. В одном классе. Она была самым близким мне человеком, ведь после смерти мамы она всячески поддерживала меня и не давала впадать в депрессию. Папа, конечно, тоже помогал, нанял мне психолога в одиннадцать, когда понял, что моя психика и ментальное состояние ухудшились. Потеряв ещё и Милену я не могла нормально жить. Все так быстро случилось, что я и не могла осознать. После маминой гибели, отец с головой ушёл в работу и забыл про меня. Ездил по своим командировкам, допоздна задерживался на работе. А я с нянями. Вот что бывает, когда теряешь одного родителя. — блондинка перевела красные от слез глаза на брюнета, что внимательно её слушал и тупо смотрел в асфальт. Не поднимая глаз. — Лимит моих эмоций был исчерпан настолько, что я не могла выдавить из себя и слова протеста папе. Этот переезд изменил мою жизнь. Пришлось распрощаться с самым дорогим, что у меня было. Одноклассниками-идиотами, учителями, родственниками, друзьями, и нашей квартирой в Москве, в которой я прожила все тринадцать лет жизни. Так больно. Папа уверял, что Шанталь очень хорошая женщина и она мне понравится. Я привыкну и все такое. Но нет. Она с самого начала относилась ко мне холодно и сдержанно. Было видно, что мачеха не рада моему появлению в её жизни. Естественно, кому нужен чужой ребёнок… Нет, ну первые пару месяцев она даже пыталась подружиться, но получалось так себе. Было бы проще, если бы я была годовалым пупсом, не имеющим своего мнения и не высказывающим свое недовольство. Я ведь тоже далеко не ангел. А потом родились мои брат и сестра. Двойняшки — Скайлер и Роберт. Тогда отец и вовсе плюнул на меня и моё существование. Все начали крутиться возле них, а про меня забыли. Я чувствовала себя лишней и ненужной. Даже сейчас чувствую. Это просто хорошо, что мне передалось от обоих родителей знание языков, а если бы я не знала английский, то как бы я здесь адаптировалась и разговаривала? Мой эгоистичный отец думал только о себе, когда переезжал в США. Кажется, что его совсем не волновало как я буду в новой школе, в новом обществе, в другом месте. Другая страна, другой язык, другие порядки. Конечно, ко всему со временем привыкаешь. И я привыкла. В девятом классе я познакомилась со своим лучшим другом Николасом, а полтора года назад с лучшей подругой Амандой. Частые депрессии, нервные срывы, истерики — все это дурно влияло на меня и папа снова нанял мне психолога. Он считал, что это из-за резкой смены обстановки, но не понимал очевидного. Или просто не хотел понимать. Это из-за разлучения с родной страной и родными людьми. Даже глупые одноклассники для меня сейчас значимые люди. Наверное, я бешеная патриотка своей Родины, если так яро ставлю ее в пример, но все же это так. Мне до сих пор снятся страшные сны с участием мамы и Милены. И сегодня, когда я плакала, это тоже был сон. Про маму. Я привыкла просыпаться посреди ночи и рыдать от очередного кошмара. Уже вошло в привычку. Я не знаю почему они все никак не оставят меня. После смерти мамы сны мучали меня не так сильно. Да и были не такие страшные. А вот в тринадцать, после смерти Милены, — вообще ужас. Не помню, когда просыпалась с хорошим настроением и не в холодном поту. До рождения брата и сестры, когда папа возил меня к психологу, то он строго настрого запрещал пропускать сеансы, утверждая, что если я хочу помощи, то не должна убегать от неё. И было несколько раз, что я уговаривала его отпустить меня одну, а сама прогуливала. Он ругался. Это и были остатки заботы. А после их рождения ему стало будто плевать. Говорю, что доеду сама, и получаю от него «хорошо». Возил сам он меня уже не с таким рвением. Да, я просто ревную, я знаю. У них есть и мать и отец, которые их любят. А меня не любит никто. Ну, может папа… Ну не знаю… Энн всегда утверждала, что я неблагодарная дрянь, мешающая ей жить и что у меня ужасный характер, и меня никто никогда такую не полюбит. — девушка шумно выдохнула, промаргиваясь, даже не повернувшись к Эйдану. — Я вот не понимаю… Почему большинство мачех такие? Моя никогда не пыталась стать мне другом, никогда не пыталась поддержать меня, или помочь. Да, мамой бы я её не назвала, но было бы в радость, если бы Энн хоть попыталась стать мне родной. Возможно, я бы не ощущала себя чужой, если бы у меня была моральная поддержка от родных. У меня даже были мысли покончить с собой. — так же спокойно произнесла Майя, вытирая тыльной стороной ладони слезу, на что Галлагер испуганно перевёл взгляд на неё. Наверное, этого ему слышать хотелось меньше всего… — После смерти мамы этого не возникало. Мне помогала Милена. А когда и ее не стало, то я поняла, что в этом мире меня больше ничего не держит. Все близкие люди мне мертвы. Так что мне мешало отправиться к ним? Я до сих пор задаюсь вопросом: я что, приношу несчастье? Почему все рядом со мной умирают? — голубые глаза сверкнули на музыканта, что так же неотрывно изучал её. — А на счёт суицида… Я пробовала, два раза. Когда уже жила здесь. Но ничего не получилось. И я решила, что мне ещё рано. Знаешь, так надоело возвращаться домой и видеть эти холодные и мало интересующие взгляды от мачехи. Отец, наверное, и не заметит, если я неделю не буду появляться дома. А Скайлер и Роберт… А что они? Может быть, я тоже поступаю неправильно по отношению к ним. Я не особо испытываю к ним любовь. Они явно хотели себе не такую старшую сестру. Они точно заслужили лучшего. — слова давались ей с трудом, но девушка продолжала говорить. Повернувшись к собеседнику, она наконец решила закончить свой рассказ. — Эйдан, прости… Наверняка ты не это хотел услышать от меня. Ты, должно быть, хотел услышать как сильно я люблю своих друзей, родных и эту жизнь, но это не так. Я решила хоть сейчас не врать и рассказать правду. Я пойму, если ты не захочешь больше общаться со мной… — блондинка понимающе кивнула головой, ожидая реакции. Но у брюнета совсем не было, что ей ответить. Слушая все эти слова, Эйдану было невыносимо жаль Майю. Ведь какой кошмар ей пришлось пережить за семь лет, а самое страшное — за пять. Он и подумать не мог, что такая и впрямь жизнерадостная и весёлая девушка окажется совсем не такой. Было больно слушать все, касаемое её отца и мачехи. Воспоминания о маме. Ночные кошмары. Расставание с родной страной. Потерю подруги. Все, что юноша смог выдавить из себя — это лишь отрицательное кивание головой, мол «Нет! Я не хочу бросать тебя! Всё хорошо».  — Майя… Я… Почему ты решила, что я перестану общаться с тобой…? — наконец произнёс Галлагер, не понимая. Сейчас все мысли спутались.  — Вряд-ли такой человек как я может научить тебя миролюбию, к какому ты стремишься. Я не та, с кем ты должен общаться. Я не научу тебя чему-то хорошему, ведь сама повидала мало чего хорошего, не умею так общаться с людьми как ты. Всё, что я умею — это носить маску улыбки на своём лице. Притворяться, что все отлично. — девушка покачала головой, грустно усмехнувшись.  — Нет… Майя… — парень моментально сократил расстояние на лавке между ними и придвинулся ближе, беря девушку за руку. — Я не брошу тебя. Мне было и правда непривычно слушать все это от тебя. Ведь с виду ты кажешься другой. Но я не брошу тебя. Я хочу дружить с тобой и продолжать общение. — в мужском голосе проскакивали нотки строгости. Будто он говорил это с такой неподдельной серьёзностью. Ксенакис просто хлопала глазами, не зная что ответить на данную реплику. Она не ожидала такого. Она ожидала, что он встанет и уйдёт, ведь рассказанное сложно переварить. Девушка просто привыкла, что все её бросают. Нервно сглотнув, она кивнула  — Такси приехало… пошли? — решила разбавить неловкость Майя, завидев жёлтую машину такси.  — Да, идём. — взяв их вещи, Галлагер встал с лавки и направился в машину, а блондинка за ним. Дорога в аэропорт проходила в тишине. Каждый думал о чем-то своём. Юноша был весьма озадачен, ему было очень жаль Ксенакис. Слыша слова о том, что её никто не любил и не поддерживал последние пять лет — становилось тошно. А ведь каждый день она улыбалась. Улыбалась, несмотря ни на что. Естественно, девушка умолчала о некоторых вещах. Например, что она резалась. Голубоглазая посчитала ненужным рассказывать это. Девушка боялась, что Эйдан и так подумал про неё плохо, а сейчас узнает, что она чёртова суицидница и тогда вообще перестанет с ней разговаривать. До самолёта осталось сорок минут. Пройдя регистрацию и сдав багаж, они решили немного прогуляться в пределах аэропорта. Зеленоглазый пытался не задавать вопросы о её жизни, хотя некоторые его и правда интересовали. Так же шутил, чтобы поднять настроение обоим. Когда самолёт прилетел, все прошли на посадку. Место Майи было у иллюминатора, а Галлагера напротив неё.  — Эйдан, ты не против, если я посплю? Что-то голова разболелась… — неуверенно спросила Ксенакис.  — Конечно, конечно. Может, попросить у стюардессы таблетку?  — Нет, не надо. Я сейчас выпью свои и вздремну. — она достала из кармана баночку со своими таблетками и положила одну под язык, запивая. — Тогда разбудишь, когда будем подлетать в Лос-Анджелес?  — Да, хорошо. Устроившись поудобнее, Майя достаточно быстро заснула. Следующая остановка — Лос-Анджелес.