***
Разговор с девчонкой он перенес до ужина, раз уж она не соизволила явиться на обед. И теперь стоял в ее комнате, не зная, с чего начать. - Куда вы дели кота? – вырвалось первое, промелькнувшее в голове. Что, интересно, расстроило Грейнджер больше? Домыслы Скитер по поводу ее личной жизни или та сдохшая шваль? Вопреки ожиданию, ведьма не вскочила, чтобы указать ему на дверь. - Вечерами Живоглот охотится. Он не может постоянно находиться при мне, - тон был тоже непривычный. Ни ненависти, ни сарказма. Это ему не нравилось. Лучше бы взвилась, съехидничала…да хоть бы запустила в него чем. Мерлин, как низко он пал, если согласен даже на ее злость. Прислонив трость к стене, Люциус подошел к кровати и, сбросив мантию и обувь, устроился рядом с девчонкой, закинув руки за голову. Ему так хотелось вывести ее из оцепенения. Но даже прогнувшийся матрас не заставил Гермиону сдвинуться. - Вы пропустили обед и ужин, не говоря о том, что не позавтракали. Если это продлится, совершенно истаете. - Вам-то какое дело? Не об этом ли вы мечтали? Чтобы все грязнокровки исчезли с лица земли? - Возможно, я мечтаю об этом и сейчас. Но с некоторых пор на вас эти мои мечты не распространяются. - Отчего же такое милосердие? - В вас есть то, чего нет в других. Вне зависимости от статуса крови. Вы похожи на феникса. Пережили войну и сумели возродиться на обломках. Теперь, вполне искренне признавая ее заслуги, он не ожидал, что девчонка вскинется так яростно. - Война? Что вы знаете о войне, лорд Малфой? О нашей войне. О моей. Каждый гребаный день я смотрю на эту войну в зеркале. Она не отпустит. Никогда не отпустит, - зашипела Гермиона. - Хотите увидеть то же, что вижу я? Хотите, ну? А даже если нет, я все равно покажу. Потому что я устала. Я устала все время лгать, - Гермиона скользнула палочкой по коже. Отводящие глаз чары рассеивались, уступая место темным пятнам татуировки, и белым – шрамов. Кожа ведьмы была точно холст с печатями побед и поражений. Взгляд Люциуса зацепился за виноградную лозу, обвивавшую тонкую левую руку от запястья до локтя. От линии, поблескивавшей в полумраке серебром, отходили в стороны несколько изящных резных листков. Поменьше и побольше. Каждый – со своим отливом: зеленым, синим, нежным персиковым…Всего штук пять-семь. - Магическая татуировка, - бросила Грейнджер, обводя контуры. – Отличный способ закрыть надпись. - Она…осталась? – почему-то вдруг хрипло уточнил Малфой, следя за мягкими движениями девичьих пальцев. - Нет, ее вытеснила магия рисунка. Я сделала ее спустя год после войны. Не могла больше смотреть…Видеть… - захлебывающийся голос сорвался. – Полезная вышла штука, - пробормотала собеседница, едва справившись с собой. Чтобы отвлечься от плавного скольжения руки Гермионы, с неожиданной лаской погладившей синий лист, маг перевел глаза выше. Туда, где из-под майки выглядывал светлый конец рубца. - Долохов, - его взгляд не остался без внимания. – Это был Долохов. Первый, но не последний, - в ее словах было столько горечи, что Люциус дрогнул. Почему-то он стал забывать, что Грейнджер была ровесницей его сына. Но у Драко всегда был он, встававший на его защиту. Была Нарцисса. За спиной его мальчика стояли старые связи – Макнейры, Крэббы, Яксли, Нотты, Флинты, Паркинсоны, Бёрки...Кровь - не вода: они встали бы за Драко, случись что с ним, его отцом. Кто заботился о девчонке? Бестолковые Уизли, которые и о себе-то позаботиться не всегда могли? Этот ее сиротка Поттер? Как она вообще выжила в их мире с ее-то маггловским происхождением и удивительным умением влипать в неприятности? Малфою захотелось вдруг не видеть ее лица: в нем было слишком много – сквозь привычный дерзкий вызов прорывалась болезненная уязвимость. Если девчонка поймет, что он рассмотрел это, она его не простит. Маленькая гордая Грейнджер. Резким рывком он перехватил ее за талию, ощутив, как сквозь тонкую ткань ладонь коснулась ребер, и притянул спиной к своей груди. Растрепанные кудри, скользнувшие по его щеке, пахли медом. Он ожидал яростного сопротивления. Но ведьма напряглась, попыталась дернуться, а потом ослабла, тяжело привалившись к его плечу. - Я ведь не все показала, - сказала она как-то безразлично, точно вспышка отняла у нее слишком много сил. – У меня на спине три длинных следа - заклинание кнута, под грудью – россыпь ожогов, это попало кипящее зелье. На щиколотке шрамик от пули. Обычной, маггловской. Случайно зацепило, - перечисление девчонка вела ровным тоном, от которого что-то зябкое клубилось в его груди. – Знаете, - продолжила она, - это же не первый мой бой. Да, вы знаете. Я даже убивала. Когда-то кого-то. В финальной битве точно. Тогда все кого-то убивали. И потом еще, однажды. На нас напали в Сенегале. Это было так внезапно. Было бы время, я подобрала бы что-то…Обездвиживающее, обезоруживающее. Но я испугалась. Слишком испугалась. Сейчас было то же. Я не ожидала, что они бросятся на Драко. - Ты испугалась за него? - зачем-то уточнил маг. Такие, как Грейнджер, за себя не боятся – это он понимал отлично. - Да. Не хочу больше терять. Никого. После финальной битвы время будто застыло. Все возвращались к жизни, а я не могла. Каждую ночь я закрывала глаза и видела, как лежали Ремус и Тонкс. Как ветер трепал волосы Колина. Смешного такого мальчишки. Ему и семнадцати-то не исполнилось. А он был мертвый. Понимаете? И Колин был мертвый. Она извернулась и, уткнувшись лицом в его плечо, заплакала тихо и горько. Несмело, точно опасаясь спугнуть, Малфой провел рукой по волосам девушки. Сколько же это было? Двадцать…Да, почти тридцать лет назад он был в таком же положении. Годы шли, воспоминания почти стерлись. Слишком много было их потом – мужчин, павших потому, что так захотел он. Женщин и детей Люциус не убивал – это противоречило его принципам. А принципы, кто бы что ни говорил, у него были. Пусть и не всегда они вязались с моралью, так чтимой жалким большинством. Потому-то с тех пор, как Темный лорд возродился, ему, потомку древнего рода, было все сложнее следовать за ним: у Волдеморта давно стерлись границы, ушла логика допустимого. Он был просто безумен. Одновременно ужасен и жалок в своем безумии. Слезы прошли, и теперь Грейнджер только всхлипывала, прижимаясь к нему дрожащим телом. А он…он не спешил отстраняться. Девчонка была такой легкой. Одни острые косточки – ключицы, позвоночник, бедра. Какого драккла Поттер совершенно за ней не следит? Она много учится и работает, мало ест, ей наверняка снятся кошмары. И вместо того, чтобы дать ей заботу, чертов герой опять втягивает ее в свои проблемы. И Драко тоже хорош. Тащить ее в Лютный, заставляя прикрывать собственный зад. Этому ли он его учил? Сдвинув утихнувшую Грейнджер со своего тела, Люциус поднялся с кровати: - Гермиона, я приготовлю что-нибудь, а вы пока умойтесь. Поймав ее недоумевающий взгляд, лорд хмыкнул и направился в кухню.***
Он успел заварить чай и получить от эльфа еду, когда шум воды в ванной, наконец, затих. Не прошло и десяти минут, как Грейнджер, алея щеками, расположилась за столом. С полотенцем, закрученным на голове, в безразмерной пижаме с мышатами она совершенно не походила на воительницу. Малфой даже залюбовался ей, такой вот, очень домашней. Упоительно невинной. На его памяти Гермиона была первой, появившейся перед ним в таком нелепом виде. Он знал многих женщин – леди традиционно предпочитали шелк и кружева, шлюхи – тоже. Варьировались только цвета. От благородных бледных оттенков до кричащей пестроты. Вероятно, девчонке тоже подошел бы шелк. Шоколадный, струящийся…Правда она и так была хороша. Он едва одернул себя, чтобы перестать умиляться, глядя, как Грейнджер уминает второй сэндвич. Скажи ему кто, что подобная картина заставит его растаять, он, что пять лет назад, что сейчас, бросил бы в придурка Авадой. Есть вещи, которые невозможно признать. Люциус Малфой и под Круцио не признался бы в том, что влюбился. Между тем, он не нашел ничего странного в том, чтобы отнести совершенно осоловевшую девчонку в постель. И, укрыв ее одеялом, лечь с ней, прислушавшись к сонному шепоту: - Останьтесь, пожалуйста, рядом.***
Он проснулся около 5 утра от того, что замерз. В комнате стояла непроглядная тьма, в которой ему едва удалось разглядеть очертания Гермионы. Она ровно дышала, сбросив одеяло и вцепившись в его рубашку. Такая же ледяная, как и он сам. Подвинувшись так, чтобы не потревожить спящую, мужчина набросил на кровать согревающие чары. Впрочем, этого было мало. Февральский холод слишком хорошо ощущался в хогвартсовских покоях. Поднявшись с кровати, Малфой разжег камин и, трансфигурировав из первых попавшихся конспектов пару пледов, вернулся к ведьме. Оставшись без его тепла, она сжалась, обхватив себя руками. Тонкая и хрупкая, но такая притягательная. Даже если она сама еще не понимала этого, она нуждалась в нем так же, как он нуждался в ней. Он, Люциус, мог о ней позаботиться. Он дал бы ей деньги на эти ее исследования, купил бы самые редкие фолианты и пару драконов в придачу – все, что ей будет нужно. Одел бы словно принцессу, подарил бы дом или ввел в свой – все, что она захочет. Только бы спала вот так, рядом с ним, встречала его в своей дурацкой пижаме…Только бы смеялась, злилась…Горела. Все остальное он сделает сам. Уберет ее шрамы, вылечит душу, будет оберегать. Ей слишком тяжело это дается - сражаться одной. Опустившись на постель, маг притянул ведьму ближе. Накинув на них обоих пледы, обнял ее, легко поглаживая стылые плечи. Когда рука скользнула ниже, Люциус замер, коснувшись резко выступавшего соска. У него давно не было женщины. По крайней мере такой, которую он желал бы по-настоящему. Поэтому невольный ответ девичьего тела на его простую ласку будоражил больше, чем страстные порывы жриц из Лютного переулка. Медленно, опасаясь спугнуть созданную иллюзию отклика – словно мирно спящая Грейнджер знала, на чьи касания реагирует так остро, Малфой проник ладонью под ее майку, нежно обвел полушария груди. Он обещал себе довольствоваться малым – в надежде, что получит большее, когда приручит ее. Заставит привыкнуть к себе. Но сейчас эти клятвы были забыты. Приподняв мешавшую ткань, мужчина склонился над заветными пиками, обводя их языком, целуя, посасывая. Позволив пальцам двинуться по бархатистой коже туда, за кромку пижамных штанов, с удивлением ощутил горячую влагу между нежных складок. Такая пьянящая...Его Гермиона. Его безумное грязнокровое счастье. От нахлынувших чувств сносило голову. Будто ему не за сорок, а глупые пятнадцать. Он так и не нашел в себе сил убрать руку – разглаживая, потирая, проникая. Зная, что совершает ошибку. Едва стон сорвался с покусанных губ девчонки, она вздрогнула и распахнула глаза. Он едва удержал Грейнджер, когда она, потратив секунду на осознание происходящего, попыталась скатиться с кровати. Прижимая к себе отчаянно вырывающуюся ведьму, он молился всем богам, чтобы она не успела почувствовать его возбуждение, слишком явно натянувшее ткань брюк. Вряд ли она смогла бы понять, что он не зашел бы сегодня далеко. Насилие – не способ достичь цели. Не с ней. Наконец, Гермиона перестала рваться из его рук, то ли просто устав, то ли поддавшись на успокаивающие нашептывания: - Прости, девочка, прости, я не причиню тебе зла. Клянусь. Ничего против твоей воли. Только то, что сама захочешь. И как захочешь. - Не смейте так больше. Я не из этих ваших… - просипела ведьма сдавленным голосом. - Хорошо, - Малфой опасался разжимать руки: ему ли не знать, что показное грейнджеровское смирение могло быть очередной уловкой. – Я отпущу тебя, но ты обещаешь меня выслушать. - Уходите. - Сначала разговор. Буквально два слова. - Ладно, - скрипнув зубами, выдохнула она. – Но после этого вы уберетесь из моей комнаты и забудете сюда дорогу. Вместо ответа, лорд разомкнул объятия. Загнанным зверьком Гермиона юркнула в другой конец кровати, и замерла, уставившись на Малфоя. Недвижный, тот ответил ей нечитаемым взглядом. - Кингсли просит тебя зайти к нему. Пока нападавшие не будут проверены, тебе лучше провести время в безопасном месте. У Бруствера есть зацепки, и он считает, что дело займет не больше недели. Он не уверен, что это связано с кланом Вито, но предпочитает перестраховаться, - Люциус пытался донести до нее основное, стараясь формулировать мысли как можно короче. - Что-то еще? - Да. Понимаю, что ты вряд ли отнесешься к моему предложению с доверием, но ни министерские, ни авроры не смогут тебя защитить. Я обещаю тебе свою помощь. Если хочешь, возьми непреложный обет, - Малфой поднялся и, подобрав небрежно брошенную мантию, вытащил из ее кармана жесткий золотой браслет. Подойдя к Грейнджер, протянул вещицу. - Порт-ключ. В отличие от других подобных активируется твоим желанием. - То есть мне достаточно захотеть и… - Да, и он перенесет тебя в Малфой-мэнор. Возможно, это не лучший вариант, но там тебя никто не найдет и не тронет. Безмолвно взяв браслет, Гермиона защелкнула на его запястье.***
Уже стоя в дверях, он обернулся, охватывая взглядом точеную фигурку, замершую посреди гостиной. Грейнджер не сказала ни слова, пока он собирался, и точно так же тихо вышла его проводить. Удовлетворение от того, что она приняла его подарок, сменилось замешательством. Он чуял, что здесь скрыт подвох, но разгадать ход мыслей девчонки не мог. Оттого решил не тянуть: - Почему ты не отказалась? - Потому что вы не солгали. По крайней мере, вы не хотите мне вреда. - Ты поверила? Ведьма протянула ему обнаженную руку. С тыльной стороны на самом сгибе локтя проступал фиолетовый лист. Малфой мог бы поклясться, что еще вчера на ней такого не было. - Это ваш, - просто сказала Гермиона.***
Вероятно, он перестарался, накладывая на браслет завязанные на него, хозяина поместья, чары. Потому что теперь до него долетали отголоски эмоций девчонки. Радость, азарт, удовольствие. Ни одного, соплохвост ее побери, плохого чувства. Хуже всего было ночью, когда Люциус, изведенный бессонницей, ощутил вдруг наслаждение. Наслаждение. В три блядских часа ночи. От нарисованной мозгом картинки он едва не разнес комнату. В его мыслях маленькая мисс Грейнджер извивалась под чьим-то большим смазанным телом, мягко постанывая. Неужели могла бы? После того, как бросилась прочь от него? К кому же ее засунул Кингсли? Задавать вопросы Брустверу не имело смысла, и Малфою оставалось лишь стискивать зубы, считая дни до возвращения ведьмы.