Сердце дракона

В понедельник Гермиона сидела за преподавательским столом Хогвартса, точно и не было предыдущей недели, промелькнувшей в ритме джаза, о которой теперь напоминал лишь стоящий перед Невиллом горшок с черным тюльпаном – подарок от немецких травологов. Взбудораженный Лонгботтом, нервно поправляя очки, не спускал восхищенных глаз с цветка. А Грейнджер то и дело поглядывала на вход в Большой зал, стремясь не пропустить появления того, кто беспокоил ее все больше. Она ушла от Малфоя уже перед рассветом, вся взбудораженная, кипящая от гнева. Когда лорд появился на кухне, как всегда идеально-холодный – в белой рубашке и черных брюках (тут ей некстати вспомнилась ее пижама с мышатами, слава Мерлину, надежно скрытая мантией), она уже разлила чай и трусливо подумывала, не сбежать ли. Переходы от Люциуса домашнего к Люциусу общественному давались ей непросто. И, глядя на его вновь ровное выражение лица, ведьма размышляла, не совершила ли ошибки, оставшись. Лишь затаенная теплота в серой дымке глаз, и мягкое «Ну, мисс Грейнджер, не поделитесь, как вы здесь очутились?», умерили возникшие страхи. Было странно сознавать, что никто иной, как бывший соратник Волдеморта, мог заставить ее расслабиться. Обволакивая своей массивностью, своей бесконечной уверенностью, своей почти физически ощутимой магией. Разумная часть ее сознания твердила, что на это должен быть логически объяснимый ответ. Может он подлил ей зелье? Или наложил чары? Или он - эмпат? «Так что же, Гермиона, посещать покои одиноких мужчин ночами – это для вас обычная практика?», - ехидство Малфоя заставило ее оторваться от раздумий. «Вы сами виноваты», - абсолютно без связи с предыдущим вопросом ляпнула тогда она. И, покраснев, добавила: «Не трогали бы так…так…много, и я бы не знала, что с вами не все в порядке». «Ладно, а я трогал…и что произошло?», - точно беседуя с ребенком, уточнил он. «И все. Связь установилась. Лист появился», - Грейнджер продемонстрировала предплечье, татуировка на котором уже приобрела нормальный фиолетовый оттенок. «Значит вас на регулярной основе трогают еще пять мужчин? Иначе или, может, так же, как и я?», - вдруг зло спросил лорд. «Прекратите издеваться», - не выдержала она, - «такого никто себе не позволяет!». Люциус поймал ее прежде, чем оскорбленная девушка успела рвануть к дверям. И, грубо вывернув запястье, ткнул в резной синий: «Это чей лист?». «Гарри!», - ее голос сорвался. «Значит…святой Поттер. Как мило. И как банально. Герою достается героиня?», - с обманчивой веселостью ухмыльнулся Малфой. «Не смейте говорить о нем в таком тоне! И отпустите! Мне больно!», - выпалила Гермиона, пытаясь выдрать руку из железной хватки. Он пугал ее, безмерно пугал своими яростными вспышками. Какого черта она вообще решила, что Люциус Малфой может нуждаться в утешении, даже если ему тоже снятся страшные сны? Это же бывший Пожиратель смерти, отец Драко: в два раза старше нее и в миллион - опытнее. И если еще полчаса назад это не имело никакого значения – ничего из этого, кроме того, что ему больно и плохо, то теперь…Реальность приходила на смену странному дурману, где они – вдвоем, и мир ограничен комнатой: ни прошлого, ни будущего, только ночь и кошмар, что выматывает душу и не дает очнуться. Должно быть маг прочел что-то на ее побледневшем лице, потому что, отступив, выдохнул: «Идите, мисс Грейнджер, скоро начнет светать». Еще раз бросив взгляд на двери, ведущие в Большой зал, Гермиона на мгновение прикрыла глаза, едва удержавшись от зевка: вернувшись к себе, она так и не уснула. Лежала, ворочалась, считая минуты, а потом сдалась, и, перебравшись поближе к камину, потратила время до завтрака на то, чтобы в сотый раз пролистать «Вспоминальный обрядник».

***

Бессонная ночь переросла в полный треволнений день. Проведя занятие по трансфигурации у первого курса, ведьма потратила время до обеда на учебные планы, и, на подходе к Большому залу, была утащена Невиллом, который просил помощи со сдвоенным уроком Слизерин-Гриффиндор. Только вечером, заверив у директрисы расписание досрочной сдачи ЖАБА, Грейнджер доползла до своих комнат. Идти на ужин уже не хотелось – грудой свалив конспекты и книги, Гермиона плюхнулась на диван. Сил не было даже на то, чтобы раздеться. Натянув плед, она уткнулась в подушку и провалилась в сон. Ей снилось, что на нее напал Арагог и тащит в чащу. Палочку она потеряла где-то по дороге, брыкаться не получалось. Оставалась одна надежда: - Гарри! - Мисс Грейнджер, ваша привязанность к Поттеру разбивает мое сердце, - протянул откуда-то сверху насмешливый голос. Гермиона распахнула глаза и тут же задергалась: - Куда вы меня несете? - В спальню, конечно, - заявил Малфой, покрепче перехватывая ее запутавшееся в пледе тело. - С ума сошли? - негодуя, ведьма попыталась вырваться. - Прекратите сейчас же, иначе уроню, - раздраженно сообщил лорд. – Спать надо в спальне, а не в гостиной, вас что, не учили простейшим правилам этикета? И, скажите мне, какого драккла вы опять пропустили ужин? - Не ваше дело, - буркнула она, чувствуя, как сильные руки наконец опускают ее на кровать. - Напротив, кто будет меня спасать, если вы умрете от голода? Не выдержав, Гермиона фыркнула. У Люциуса Малфоя как-то само собой получалось пробуждать в ней благодушное настроение. Даже его появление в ее апартаментах не казалось теперь чем-то недозволительным. Так, словно она нашла бы здесь Гарри, или Драко, или… - Что вы вообще здесь делаете? – с подозрением уточнила она. - Утром мне доставили одну вещь, которую я заказывал для тебя. Решил вручить ее лично. Кстати, предупреждая следующий вопрос: заклинания на двери достаточно надежны, но ты забываешь о других способах. - Вломились через окно? – нервно хихикнула Гермиона, представив, как лорд Малфой карабкается по стене Хогвартса. С просмотром маггловских фильмов следовало заканчивать. - Нелепое предположение. Подумай еще. - Конечно, вам помогла Энни, - все-таки не поставить блок на магию эльфов было существенным упущением. - Браво, чрезвычайная догадливость, - во мраке комнаты прозвучали аплодисменты. Не чувствуя присутствия Малфоя рядом, ведьма приподнялась на локте, пытаясь рассмотреть его силуэт. - Вы сказали, что заказали что-то для меня, - начала она, вглядываясь во тьму, - но… - Да-да, я помню, вы не нуждаетесь в моих подарках, - хрипловатый голос донесся со стороны камина, и, сквозь потрескивание вспыхнувшего огня, Гермиона услышала: - Но это считайте возвратом части моих долгов.

***

Он все-таки вытащил Грейнджер на кухню и заставил поужинать прежде, чем удовлетворить ее любопытство. Не зная, как девчонка отнесется к его предложению, Малфой до последнего оттягивал переход к серьезному разговору. Опасаясь ненароком задеть ее, быстро свел разговор к будням Хогвартса и ее ЖАБА, и с ней даже это было интересно. Она с легкостью подхватывала любую тему, засыпая его тысячами разных вопросов. Наконец, ее пыл поутих, и девушка, разомлевшая и чуть сонная, наверняка сама не заметила, как вновь оказалась в кровати. Не желая пугать ее, разбивая ту умиротворенность, что поселилась между ними, Люциус позволил Гермионе завернуться в одеяло, перед тем, как ненавязчиво устроиться рядом. Подтянув ведьму к себе поближе, он уложил ее на своем плече и, наконец, вытащил из кармана заветный флакон: - Масло Людовика Балафрэ. Завозившись, она подняла голову, устремив на него изумленный взгляд: - Это же…- нахмурилась, сдвинув брови, - жутко дорого. Что ж, слава Салазару, ему было, чем ее удивить. Небольшой пузырек, поблескивающий в полутьме, и правда обошелся ему в целое состояние. Столько же он потратил бы на драгоценный гарнитур гоблинской работы. Но гарнитур не помог бы ему заинтересовать Грейнджер. Напротив, она тут же сбежала бы как садовый гном от джарви, приди ему в голову преподнести ей бриллианты. И это тоже казалось интригующим и новым: он знал цену соблазнения в деньгах и драгоценностях, но с девчонкой привычные методы не работали. Приходилось обдумывать каждый свой шаг. - Возможно, но пока это один из самых действенных способов убрать старые шрамы. - Я не уверена, что… - Что тебе это действительно нужно? Полно, Гермиона, старые шрамы стоит вовремя лечить, чтобы продолжать жить дальше. Свободной рукой Малфой аккуратно сдвинул одеяло, позволив ему скользнуть с девичьей груди, и капнув на пальцы из флакона, легко коснулся белесого рубца, оставленного заклинанием Долохова. Быстро смазав открытую часть, он повел ладонь ниже, под ворот блузки, отстраняя край бюстгальтера. Тихий вздох, вырвавшийся из уст ведьмы, поощрил его на продолжение. Обработав выступающий шрам, он позволил себе задержаться, чуть сжав тугой сосок. Девушка вздрогнула, и, расстегнув пару пуговиц, накрыла его руку своей, сильнее прижимая к нежному холмику. Этого было достаточно, чтобы ощутить как гулко бьется ее сердце. Мягко вытащив кисть из сладкой ловушки, он попросил, надеясь, что голос звучит не слишком сипло: - Сядь прямо. Ты говорила, у тебя и на спине были раны. Словно под гипнозом Грейнджер высвободилась из своего уютного кокона и выгнулась, перебросив вперед кудрявую гриву. Люциус разрезал ткань невербальным заклинанием: не хватало, чтобы девчонка испугалась, начни он ее раздевать. Ласково погладив обнаженную кожу, он растер теплое масло по длинным белым полоскам, идущим от плеча к пояснице. Затем, заставив ее блузку исчезнуть, переместил ладонь на плоский живот. От близости ведьмы, такой податливой и такой недоступной, путались мысли. И он поддался искушению: склонился ближе, прижался губами к бархатному плечу, куснул и тут же зализал потревоженное место, провел кончиком языка к впадинке затылка. Его руки давно вернулись к ее груди, сминая мягкую тяжесть. Тихо застонав, Гермиона откинулась на него, и, повернувшись, вжалась носиком в мужскую шею. Малфой тяжело сглотнул. Он едва держался, стараясь не думать о напряженном члене, отдававшем легкой ноющей болью. Сдвинув сбитое одеяло, мужчина потянулся к девичьим бедрам, обтянутым строгой узкой юбкой. Ее тоже стоило заставить исчезнуть, раз уж Грейнджер призналась, что где-то там, на ногах, у нее тоже есть шрамы. Стараясь не разрывать их связи, Люциус сдвинул ведьму, укладывая ее на постель, и навис сверху, наслаждаясь открывшейся картиной. Полуобнаженная, она лежала под ним, прикрыв глаза. На гладкой коже, утратившей ужасный загар, резко выделялись темно-розовые вершины сосков. В неярких отсветах пламени, мерно полыхавшего в камине, Гермиона казалась такой живой и теплой, что Малфой ощутил, как тает в груди, стекая кровавыми каплями, многолетняя мерзлая тьма. Он не мог рассказать об этом девчонке, но мог благодарить ее за это. Благодарить бесконечно, преклоняясь, словно перед языческой богиней, всемогущей и щедрой, одарившей своим согревающим огнем. Повинуясь ласковой руке, небрежно задевшей его ребра, он склонился к хрупкому телу, оставляя на нем дразнящие поцелуи. Обхватил губами манящий пик, позволяя языку отплясывать знакомый танец. Долоховская метка уже стала бледной гладкой полоской, и Люциус провел по ней подушечкой пальца: завтра война окончательно исчезнет с тела его Гермионы. Отвечая на нетерпеливый стон ведьмы, он проник ладонью по ткань трусиков и, кружа, стал подбираться к средоточию ее удовольствия. Когда он коснулся маленького бугорка, спрятанного в увлажненных складках, теснее прижимаясь к ее бедру выступающим достоинством, девчонка вдруг вздрогнула, распахнула глаза и сжалась, пытаясь отползти к спинке кровати. Он бы удержал ее, если бы не паника, так очевидно дрожащая в глубине расширенных зрачков. Ведьма натянула на себя одеяло, закрывшись до самого горло. - Мистер…Малфой...мы…вам лучше уйти, - ее голос нервный и тонкий больно царапнул его разгоряченное сознание. Она должна была понимать, что завела их слишком далеко. И отступать сейчас было с ее стороны…Неужели вспомнила о Поттере? Или кому там, Мерлин ее раздери, она хранит свою верность? - Мисс Грейнджер, вы меня боитесь? – уточнил он, догадываясь об ответе. Конечно, она его боится. То, что было, не стереть маслом Балафрэ. Они стояли по разные стороны баррикад. Когда-то он готов был убить ее. - Я не боюсь, - прошептала она, все так же сверля его этими невозможными глазами. Носить красный и золотой – это диагноз. Гриффиндорка до последнего будет врать, что ей не страшно. Глядеть на него с искренним ужасом и врать. Люциус не сомневался, достань он свою палочку и пригрози Грейнджер Авадой, она и тогда скажет, что не боится. В таком не признаются врагам. - Тогда в чем дело? – нет, он был намерен выяснить, что происходит в ее безумной кудрявой голове. - Я не хочу, - выдохнула Гермиона, отводя глаза. И Малфой мог бы поклясться, что, несмотря на сумрак, окутывающий комнату, видел, как густая краска залила щеки волшебницы. - Твое тело считает иначе, - промурлыкал он, пробираясь рукой в ее одеяльный заслон. Что ж, если все дело только в смущении, он справится. Возможно, никто не ласкал ее там так, как он. Вряд ли можно ожидать от окружавших ее остолопов большой чувственности. Что они вообще могли ей предложить? Пару слюнявых поцелуев и минуту неловких движений? - Нет, пожалуйста! – съежиться сильнее, кажется, было невозможно. И Люциус сдался: - Хорошо, я обещаю, что уйду, если ты скажешь настоящую причину, - интересно, что выберет девчонка из сотен возможных вариантов. Он даже не понял сначала, о чем говорит Грейнджер, мысленно усмехнувшись тому, как ее тихое «У меня еще не было…» совпало с его догадками. Лишь проглоченное продолжение заставило его замереть. - Повтори, - приказал он, сомневаясь, что услышал ее правильно. - У меня еще не было мужчины, - выдала свою страшную тайну Гермиона. От неожиданности Люциус Малфой едва не расхохотался.