В тусклом свете ночника

             А потом стало тихо. Возможно, я просто привыкла. Возможно, все же умудрилась как-то спалиться. Возможно… не знаю, апокалипсис скоро!              Или же это просто я так быстро смирилась.              Все следующие дни я просыпалась, плела Гермионе косы, а потом тихо материлась на свое покрасневшее отражение в зеркале. В спешке собиралась и пулей вылетала из дома, лишь бы не смотреть, как она одевается, не толкаться с ней в прихожей у зеркала, ненароком или не совсем прикасаясь к ее бедрам. Зачем все это?              И с каждым днем становится все хуже, ведь я хочу все большего, но при этом понимаю, что мне вовсе ничего не светит. Разве что кроме подглядываний и сестринских объятий, которых, к слову, отчего-то стало намного меньше.              Она даже взгляд отводить начала и всегда первая разрывает объятия, хоть еще несколько дней назад мне приходилось буквально отцеплять ее от себя, как приставучий репей. Неужели тогда на кухне я перешла черту? Или это просто особенности ее характера, а я только зря загоняюсь? Но как в такой ситуации вообще можно не загоняться?              Черт, да меня тревожит даже то, как Гермиона мне банку колы поздним вечером передает! Улыбается своей кроличьей улыбкой так мило, что я вот-вот в больницу с остановкой сердца попаду, и поспешно отводит взгляд, когда я улыбаюсь ей в ответ. Потом она обязательно коснется моих пальцев и ответит что-то неразборчивое на мое короткое «спасибо». И каждый чертов раз я спрашиваю себя, есть ли в этом хоть какой-то намек.              Она ведь повсеместно пытается меня коснуться. Когда я мою посуду после ужина, она непременно вызовется мне помочь, встанет впритык, чтобы наши руки соприкасались, и молча начнет вытирать тарелки, которые я ей подаю, при этом меня то локтем заденет, то бедром легонько толкнет, чтобы я больше не была такой напряженной. А я же только сильнее напрягаюсь! Чувствую исходящую от ее волос сладость и хочу зарыться в них носом, а после касаться губами… и потом Гермиона тихонько рассмеется и скажет, что я опять зависла и вот уже несколько минут слепо натираю несчастно скрипящую тарелку.              Было еще, мама грандиозную стирку на выходных устроила. Пострадали все пледы и кофты, потому что «скоро уже начнутся холода, а они пылью провонялись в этих шкафах». Шкафы, к слову, она тоже собралась выбрасывать и новые покупать, как и почти всю мебель в нашем доме. Причину я так и не поняла. Но что касается стирки… сперва я, Гермиона и Джон должны были перетрусить весь второй этаж, сбрасывая в единую кучу все свитера и пледы.              Но это только звучит просто.              Если я свой шкаф и стул, что также заменял мне шкаф, перетрусила быстро, то с Гермионой этот номер не прошел. Первые несколько минут она просто сканировала взглядом свой идеальный бардак, потом сложила руки на груди и продолжила молча смотреть на полки, будто хотела силой мысли справиться с поставленной задачей.              И только я отвернулась от нее, вытягивая очередной темно-бордовый свитер, о существовании которого я благополучно забыла, Грейнджер громко взвыла и выпотрошила – иного слова не подобрать – свой шкаф.              На полу оказалась разноцветная куча одежды.              – Даже не помню, что у меня есть, – и она печально посмотрела на меня.              Видимо, не у одной меня такие проблемы.              – Хочешь, я тебе помогу, когда со своим закончу? – и сама не знаю, зачем предложила ей это, но Гермиона буквально просияла и радостно закивала головой. И во второй раз за минуту я заговорила прежде, чем подумала, – А ты пока можешь мне помочь.              – Хорошо, – она не совсем грациозно перелетела свою кучу и, подпрыгивая, подбежала ко мне. – С чего начнем?              И, как в первое наше совместное утро, Гермиона положила подбородок мне на плечо и стала изучать содержимое шкафа. А я благополучно забыла, как дышать.              Стоило мне успокоиться и привыкнуть к такой близости, моя неугомонная сестричка вновь решила удивить меня:              – Можно я примерю? – она выудила из моего шкафа то, что я гордо называю джинсами. На самом же деле это просто дырка с дырками.              – Примерь, – я неуверенно посмотрела на ее нежно-розовый свитер.              А уже через минуту я пыталась, но не смогла сдержать громкий смех. Как же карикатурно Гермиона сейчас выглядела: тоненькая и нежная, как лилия, она держала джинсы руками, чтобы они не спали. Словно два разодранных мешка картошки на ноги натянула.              Но было в этом что-то милое. Наверное, ее расстроенный взгляд, блуждающий по моим штанам и собственным острым коленкам, что как-то даже неуверенно выглядывали и, наверное, покраснели бы, если бы могли.              – Мне не идет, – тихо заключила она.              – Это просто не твой размер, – сквозь смех ответила я в жалкой попытке успокоить ее. А потом мне в голову пришла еще более гениальная идея, – А хочешь, я что-то из твоей одежды примерю? Уверена, будет смотреться не менее странно.              – А давай, – Гермиона просияла и, одной рукой придерживая штаны за шлевки, горделиво пошла к своей куче. – Но ты готовься, – крикнула она, не оборачиваясь, – я выберу что-то самое кружевное и розовое.              – Ты меня совсем не жалеешь, – я наконец-то перестала смеяться и просто смотрела, как моя сводная сестренка копошится и перебирает одежду в поисках чего-то, что смотрелось бы на мне максимально глупо.              Через какое-то время, за которое Гермиона трижды ловила почти спавшие штаны и натягивала их чуть ли не до груди – на меня они, конечно, тоже большие, но не настолько же!.. В общем, раздался победоносный вопль, больше напоминающий песнь голодного морского котика. Я не смогла сдержать страдальческий стон. Эта чертовка держала ярко-розовое платье-носок!              – И как, по-твоему, я должна в него влезть?              Я, конечно, не была полной, но бедра имела грандиозные и, к слову, очень ими гордилась. Да только в это подобие платья, казалось, даже сама Гермиона втруситься не способна, настолько оно было узким. А еще я ни разу не видела, чтобы она надевала что-то хоть отчасти похожее, всегда ведь мягкие кофты, пышные юбки или самые обычные джинсы были, но не… это…              – Не волнуйся, – Грейнджер улыбалась от уха до уха и бросила в меня этот розовый чулок, – оно тянется.              И действительно ведь. Если хорошенько постараться, в это платье две меня влезет. А я-то надеялась… что ж, деваться все равно было некуда.              – Ну хорошо, – я усмехнулась и перекинула платье через дверцу шкафа, – но ты сама напросилась.              – Это угроза?              Вместо ответа я показала ей язык и стянула домашнюю футболку, откидывая ее в приготовленную для стирки кучу свитеров. И лишь после того, как щеки Гермионы густо залил румянец, я вспомнила, что утром обленилась надевать белье, вот и стояла сейчас, гордо сверкая обнаженной грудью.              – Ой, – без какого-либо сожаления выдала я и поймала взгляд Гермионы.              Она смотрела на меня. Просто смотрела, проскользив взглядом от груди к глазам. И под этим взглядом захотелось раздеться полностью, наплевать на все и подойти ближе, провести рукой по ее собранным в пучок волосам, взять за руку и позволить джинсам упасть на пол.              Я отвернулась и схватилась за завязки спортивных штанов, несколькими резкими движениями стягивая их, сгорая под этим внимательным взглядом.              Я сдаюсь. Да, я окончательно запуталась. Ничего абсолютно не понимаю и мелко дрожащими руками беру ярко-розовый кусок ткани, чтобы хоть им прикрыть приветствующие Гермиону затвердевшие соски.              Бешено бьющееся сердце было уже нечем прикрыть.              – Это не так уж и плохо, – мне показалось, или ее голос немного осип?              Я не решалась посмотреть на нее, потому просто развернулась к зеркалу.              И ведь действительно. Платье полностью село по фигуре, и даже цвет не портил получившуюся картину. Я была красивой.              А еще словно голой. Хоть тонкая материя и спускалась ниже колена, она полностью облегала фигуру, подчеркивала и выделяла каждый изгиб.              – Ты бы могла его себе оставить, – я вздрогнула, не заметив, когда Гермиона вообще успела подойти ко мне, – если хочешь.              Холодные пальцы коснулись моей обнаженной спины, и мне пришлось немало усилий приложить, чтобы сдержать зародившийся в груди стон. Что, черт возьми, она делает? В очередной раз кружит мне голову и не говорит прямо, лишь смотрит.              Но ведь и я не говорю. Лишь смотрю на наше отражение и криво улыбаюсь, подмечая небольшую разницу в росте. Гермиона все еще придерживала штаны рукой и закусила нижнюю губу, словно хотела что-то сказать, но все не решалась.              И сейчас, наверное, был подходящий момент, чтобы развернуться и утянуть ее в поцелуй, наконец-то касаясь безусловно сладких губ. Незадолго до начала Великой Стирки мы выпили колу с лаймом. Я до сих пор чувствую на языке кисло-сладкий вкус и легкую горчинку, ведь не удержалась и все же съела тот небольшой кусочек лайма, что Грейнджер мне закинула в стакан.              Я замерла. Прямо сейчас я могла бы все разрешить. Разрушить или… черт, да почему я даже мысленно не решаюсь предположить возможность положительного исхода?              Наверное, потому что даже сейчас, стоя у меня за спиной, Гермиона выглядела словно ангел. А я, как тот змей, хочу безжалостно оборвать ее крылья, намертво привязав к себе, ведь точно знаю – моя любовь может быть жестока, а она... заслуживает большего.              – Не уверена, что буду его носить, – кое-как выдавила я из себя. – Прости.              – Ничего, – кажется, она расстроилась, но явно не хотела мне этого показывать. – Если что, мы могли бы попробовать найти что-то похожее, но в черном цвете, – слабая улыбка тронула ее губы.              – Думаю, на это я точно соглашусь, – и Гермионе не нужно знать, что я бы никогда не согласилась на совместный шоппинг. Даже не помню, когда я в последний раз ходила по магазинам, настолько привыкла по интернету все заказывать. Но ничего, ради нее, – С удовольствием соглашусь.              Выдохнув тихое «ура», она обвила мою талию руками, притягивая к себе.              Так мы и стояли несколько минут, глядя на наше отражение и не решаясь отстраниться или заговорить. Наверное, еще просто было не время.              Казалось, мы не только дышали в унисон, но и наши сердца, чтоб их, бились одновременно. Черт, не верю, что думаю о чем-то настолько романтичном. И тем более не верю, что от этих мыслей по телу разносится приятное тепло, а мелкие волоски на руках довольно приподнимаются.              Я на мгновение прикрыла глаза.              Как же хорошо.               Так спокойно, и больше ничего не тревожит, кроме ее рук на моей талии и еле ощутимой дрожи, что пронизывала наши тела.              Оказывается, тишина все же может быть приятной.              – Осилишь еще несколько заходов примерки моей одежды? – так непривычно тихо спросила Гермиона. Ее дыхание щекотало мою шею.              – Можно попробовать, – в тон ей ответила я.              В общем, пока мы с Гермионой бесновались в нашей спальне, ее отец быстренько опустошил все остальные, еще и Цисси с Энди помог.              Но, как оказалось, этот день приготовил мне еще одно испытание – или подарок? – кофты ведь еще надо было развесить, чтобы они высохли.              И, конечно же, пока мама с Джоном загружали в стиральную машинку очередную порцию свитеров и пледов, наша маленькая девичья сборная была ответственна за тазики, веревки и прищепки.              Или история о том, как потеряться на балконе, запутавшись в красно-оранжевой гамме теплой одежды. И главными героинями этой истории, конечно же, стали я и Гермиона.              Пока Цисси и Энди убежали за новой поставкой вещей, я попыталась выйти с балкона. Но не тут-то было. Ничего не видя из-за маминого пледа, я вписалась аккурат в Гермиону. Причем столкнулись мы лбами. Это, конечно не так уж и больно, но… можно сказать, что мы поцеловались через плед.              Поцеловались и обнялись, потому что, не успела я и на шаг отойти, как меня притянули укрытые пледом руки.              – Что ты делаешь? – получилось немного истерично, ведь чертов плед мокрый и холодный!              – Обнимаю пле-ед, – протянула она и обняла меня еще крепче. – Это суши с Беллой, – и рассмеялась, пока я пыталась сообразить, откуда вообще такие мысли.              – Мы же только что обедали.              – Но я все равно хочу суши, – капризно воскликнула и попыталась пощекотать меня, благо, плед не дал.              – Суши со мной? – внезапно выпалила я и тут же дала себе ментальный подзатыльник.              – Думаю, было бы вкусно, – я подавилась воздухом, а Гермиона лишь коротко хохотнула и выпустила меня из холодных тисков этих странных объятий через плед. – И у нас еще осталось несколько свитеров.              – Да ну не-е, – я пыталась вложить в эти слова всю свою печаль. И никто не должен знать, что на самом деле мне очень даже понравился придуманный мамой интерактив. Это весело, пусть и плечи болезненно ноют.              – А потом будет еще две па-артии, – издевательски пропела Гермиона и выглянула из-за пледа. Щеки были приятного вишневого оттенка.              – Не хочу-у, – я продолжила симулировать и даже надула губки а-ля принцесса обиделась.              – А я тебе помогу, – она поиграла бровями и впихнула мне в руки свитера.              – Что ты задумала? – с подозрением спросила я, когда Гермиона обошла меня со спины.              – Я собираюсь тебе помочь, – с абсолютной невинностью в голосе ответил мне этот пушистый дьяволенок. А потом она взяла меня за запястья, я кожей почувствовала неуверенную улыбку и подчинилась. Улыбка стала шире, – А теперь бери его за низ, – командовала Гермиона, неуклюже управляя моими руками, – и вешай. Теперь прищепки…              – Что вы делаете? – звонкий голос Цисси вырвал меня из того подобия транса, в который меня вогнали прохладные руки на моих запястьях и вкрадчивый голос возле самого уха.              Гермиона резко отскочила от меня, а я же выронила свитера.              – И почему вы мокрые? – Энди косо на нас взглянула.              Случилась минута неловкого молчания, после чего мы все громко рассмеялись.              И даже в этот момент я смотрела на Гермиону. А она смотрела на меня.              Определенно, мне нужна помощь, потому что сама я уж точно не способна разобраться в происходящем: мне достаточно ее довольной кроличьей улыбки, чтобы потерять любую связь с реальностью и возможность здраво мыслить. *       – Я не понимаю, почему ты так мнешься, – Сириус опять лежал на диване и делал вид, что играет на гитаре. – Просто признайся ей, как всегда это делаешь, и жди.              – А если она откажет? Или нажалуется родителям?              – Сделаешь сальто с двойным переворотом с двадцатого этажа, – он тяжело вздохнул и повернул ко мне голову. – Черт, Трикс, я тебя не понимаю. То ты говоришь, что она выхаживает перед тобой без белья и вечно лезет обниматься, то ноешь, что ваша взаимная дрочка друг на друга на самом деле никакая и не взаимная, – гитара приземлилась в противоположном углу дивана, и Сириус сел, всем своим видом выражая уверенность в своих словах, – Сделай уже хоть что-то!              – Что? – я вознесла руки к потолку. Раз предложил, значит что-то придумал.              – Не знаю, – черт! – Ну хоть поищи какие-то признаки лесбиянства.              – Тогда я лучше сразу сальто сделаю, – я недовольно фыркнула и разлеглась звездочкой на ковре. – Да Герми же правильная во всем!              – Ну да, ну да, я последние два часа слушал, какая она правильная, – я подняла голову и угрожающе посмотрела на брата, он в очередной раз театрально вздохнул – Вот аж во всем?              – Ну-у, она колу постоянно…              – Понял, не начинай опять, – бессовестно прервал меня и зарылся рукой в волосы. – Что-то по делу есть?              – Постер с голой Евой Грин* она на стену еще не повесила, – съязвила я и принялась изучать трещинки на потолке.              – А на дверцу шкафа? – я снова фыркнула, выражая все свое недовольство этим дурацким предположением. – Что? Ты хоть раз открывала мой шкаф?              – Теперь уж точно не открою. Черт, ты мне помогать собираешься?              – Я сварил тебе кофе и в очередной раз слушаю твое нытье. Так что перестань быть такой неблагодарной. Просто поцелуй ее и жди, – родил он очередную гениальную идею.              – Тогда я точно жить у тебя буду, потому что из дома меня выселят.              – С каких пор ты такая пессимистка?              – Да меня в любом случае из дома выселят, – я пожала плечами и потянулась к Сириусу, требуя кофе, – вопрос только в том, погонят ли Герми следом.              – Это бесполезно. На, – он всунул мне литровую кружку, – пей и вали уже.              – Никогда в тебе не сомневалась, – весь мой сарказм утонул в чертовски вкусном напитке.              Я немного отодвинула от себя чашку, заглянула в нее и вдохнула сладко-горький аромат. Кофе, немного разбавленный молоком и с добавлением двух ложек сахара, чего я раньше никогда не делала. За это стоит благодарить Грейнджер и ее колу, на которую я, кажется, тоже скоро подсяду              – Вот только не начинай опять, – Сириус в очередной раз за день закатил глаза.              – Я сказала это вслух?              – Нет, просто у тебя на лице все написано, – я свела брови к переносице, требуя пояснений. – Глупая улыбочка и, – он довольно ухмыльнулся, – никогда не думал, что увижу это, но ты покраснела, – сказал это так, словно я только что с круиза по Венере вернулась.              – В этом нет ничего необычного, – вышло, правда, не очень уверенно.              – Еще скажи, что плакать умеешь.              Что-то слишком часто в последнее время я хочу хорошенько треснуть этого бессердечного человека, которого я почему-то до сих пор называю другом и считаю чуть ли не родным братом. Бр-р, кажется, любовь все же делает меня жестокой.              – Ты опять покраснела.              Забираю свои слова назад. Я хочу искупать его в своем горячем кофе. Так, наверное, будет эффективнее. Да и Римус потом обязательно поблагодарит меня, когда застанет это чудовище за переодеванием.              – Не хочу отрывать тебя от планирования своей свадьбы, – я зло уставилась на него, – или похорон, – держите меня семеро, – но тебе уже пора выметаться, – и Сириус кивнул на часы за моей спиной.              Было уже почти четыре часа, что значило, до дома я доберусь только к пяти. А если по пути зайти в парочку магазинов, то это может случиться и в семь. Не худший вариант. В несколько больших глотков я допила уже немного остывший кофе и поднялась с ковра.              – Если завтра я буду стоять у твоей двери в окружении чемоданов и коробок, – я прошла в коридор и начала обуваться, – значит, я все же прислушалась к твоему совету.              – Иди уже, оптимистка.              Сириус коротко обнял меня на прощание и вытолкал за дверь. За моей спиной дважды щелкнул замок.              Яркое солнце, казалось, тут же оставило ожог на моей сетчатке. Прекрасно. Просто превосходно. Я на ощупь нашла в сумке солнцезащитные очки и двинулась в сторону метро.              В какой-то степени Сириус даже был прав. Особенно когда настаивал на более активных действиях с моей стороны, но… я не могла себе позволить, чтобы Гермиона разочаровалась во мне или, что еще хуже, возненавидела меня, если я все же неправильно истолковала ее поведение. Да уж лучше я навсегда похороню эти чувства в себе и буду играть роль прилежной старшей сестры. Или же можно попробовать переключиться на кого-то другого. Мало ли в Лондоне миленьких девочек с пушистыми волосами?              Вот и я думаю, что Гермиона такая одна. * Ева́ Грин — французская актриса театра, кино и телевидения, модель. Актёрскую карьеру Ева Грин начинала в театре, затем состоялся её кинодебют в драме Бернардо Бертолуччи «Мечтатели».