В тусклом свете ночника

             Я уже думала, что мы никогда не приедем и будем вечно в пробках стоять, пока на моих коленях Цисси в нетерпении вертелась. Стоило ей подумать про цветастые и мигающие радужными фонариками аттракционы, она тут же извелась вся и в обычного ребенка превратилась. Ни намека на обычную спокойную Нарциссу, всю такую аристократично сдержанную и даже строгую.              Но ведь и от обычной меня ничего не осталось. Иначе на моих коленях сейчас не Цисси сидела бы, а сахарная Мио. Интересно, пришлось бы ей скрывать румянец, или она бы провоцировать начала? Или одновременно, отводя взгляд и на коленях ерзая, словно усесться все никак не могла, так еще и на светофорах преувеличено дергалась, на мою грудь падая и смущенно в самые губы извинения выдыхая?.. Наверное, я бы на месте скончалась от такого.              Даже от одних мыслей готова была, но правда в том, что сидели мы всего лишь рядом. Очень и очень рядом. Так близко, что я ее тепло через слои одежды чувствовала и только об этом думать и могла.              Какая же я все-таки жалкая.              Даже со своим бешеным сердцебиением ничего поделать не могу и все думаю о том, как бы обнять ее, когда мы наконец-то приедем. Когда будем одни гулять в тесной толпе людей. Лишь Мио и я. Ангелы, как дотерпеть?              А как сбежать?..              Я не хочу никакой ответственности брать. Но хочу ближе стать. Ужасно хочу поцеловать ее.              Ангелы, нет! Я действительно хочу поцеловать ее и ни о чем другом думать не могу. В мыслях лишь ее губы, мягкие и сладкие от вишневого бальзама. Казалось, я даже могла чувствовать его вкус на кончике языка, могла мысленно ее маслянистых губ коснуться, собирая химическую сладость и заставляя ее задыхаться от неторопливых движений, как она одним только своим видом заставляет задыхаться меня.              Наверное, я с ума уже схожу, а причиной стала Гермиона Грейнджер. Такая красивая в своих кремово-розовых свитерах и абсолютно невероятная, даже когда просто учится и не смотрит на меня, зачитавшись. А мне слов не хватает для описания, и не хватит целой книги, чтобы описать ее. Хочется одновременно стихи посвящать ей или же просто пищать и сознание терять, когда она смотрит на меня, улыбаясь, и за плечо тормошит.              Черт…              Я и не заметила, как мы приехали. Даже Цисси с моих колен слезла, а я все в сахарных облаках витаю. И теперь в машине остались только я и Мио.              И мои вновь разбушевавшиеся мысли.              Я и Мио. Мио и я. Вдвоем. Одни. В машине. И демоны прямиком из преисподней пробрались в мои мысли и перемешали их все, приправив вырезками из фильмов, где у раскачивающейся машины окна запотевают, пока двое безудержно ласкают друг друга на заднем сидении, наплевав на случайных прохожих, и…              Черт! Вечер только начался, а я уже вся…              — Белла, ты слышишь? — Мио у меня перед глазами пощелкала, а я едва успела себя остановить, чтобы не поймать ее пальчики губами.              — Да, — ужасно рассеянно. — Да, идем, — я встряхнула головой, поправляя косы и попыталась улыбнуться, полностью игнорируя горящие щеки и влажное белье, что теперь неприятно холодило.              — Тебя укачало? — и вот зачем она такая милая и осторожная, за плечо меня придерживает, пока я из машины выбираюсь, и смотрит обеспокоенно.              — Немного, — немного чуть не разложила тебя на заднем сидении. Жаль, только мысленно.              — Это даже мило.              — Что?.. — если бы она только знала… Наверное, за этот вечер я далеко не раз буду повторять эту фразу.              — Ты, оказывается, такая уязвимая, — Миона шире улыбнулась и пальчиком щелкнула меня по кончику носа. — А я хотела на карусели…              — Ты сейчас серьезно?              — Про карусели или уязвимость?              Да про все! Называет меня милой и уязвимой, а сама смотрит во все глаза и улыбается выжидающе, волосы поправляет, затем свитер и снова тянет ручку, чтобы у меня перед носом пощелкать.              — Карусели… — пора уже мысли в порядок приводить! — Тебе они нравятся?              — Да, — тише прежнего, взгляд отводит и вновь кончик косы теребит. — Можно сделать красивые фото, а у нас с тобой ведь до сих пор совместных нет.              Демоны, что же она со мной делает…              — Тогда пошли, — и я определенно в этот момент глупо улыбаюсь и невольно протягиваю ей руку.              И задыхаюсь мгновенно, когда она принимает ее, сжимает достаточно крепко, чтобы нас никто случайно не разъединил, и тянет меня в толпу людей, на прощание помахав девочкам и родителям.              Невозможно… Это ее звонкое «чтобы не потеряться», а следом «я вижу карусе-ели», и она быстрее идти начинает, по пути банковскую карту доставая и явно собираясь потратить сегодня весь свой месячный бюджет. Такая счастливая, какой я никогда ее не видела раньше. И от этого только сильнее хотелось потеряться в толпе людей и спрятаться где-то в тени деревьев, лишь издалека наблюдая за ее по-детски невинным весельем и искренним смехом. Слишком прекрасна для меня и целого мира.              Или это лишь потому что я влюблена и вижу лишь лучшее? Или потому что боюсь?.. Создаю идеальный образ, даже ее пороками восхищаюсь, чтобы и дальше думать, что для меня она невозможна. Абсолютно недостижима. Что можно и дальше просто смотреть и ничего не делать, ведь Мио — лишь моя несбыточная мечта, что сейчас сжимает мою ладонь в своей и покупает нам два билета на карусели.              Словно мы на свидании.              Но это лишь очередные мои мечты и чертов страх потерять то, что есть. Страх быть отверженной столь прекрасной девушкой. Начнет ли она избегать меня после отказа или будет делать вид, что все в порядке и ничего не случилось? И почему я вообще думаю об этом таким прекрасным вечером?              Неужели настраиваюсь признаться?              Все как пару лет назад.              Ангелы, как перестать думать и просто насладиться прогулкой? Вдох, выдох, мысли в коробочку «больше никогда не думать об этом» и улыбнуться почти искренне. Главное не спешить.              Но мы все равно спешили. Пусть и на карусели. Толкались в очереди, не размыкая рук, пока Мио что-то щебетала, а я даже отвечала, пусть и не помню что, что-то неважное, пока мысленно я над обрывом витала. Там внизу буйные волны разбивались о скалы, а я должна была прыгнуть или вечность на берегу стоять и лишь гадать, теплые ли воды, достаточно ли глубокие, или же я разобьюсь сразу… и ведь действительно чуть не разбилась, когда потеряла равновесие, наступив каблуком на какую-то неровность. Отличное начало.              — Ты опять где-то витаешь! — вновь щелчки перед носом. Слишком много мыслей для одного вечера.              — Прости, просто… — я хочу тебя поцеловать, — промежуточное тестирование скоро.              — Опять свои теоремы повторяешь? — она недовольно брови нахмурилось, а я еле удержалась, чтобы не протянуть руку, разглаживая морщинку, пока она продолжала возмущаться. — Белла, отдохни хоть один вечер. Проведи его со мной… — почти умоляюще, что пришлось экстренно от непотребных мыслей избавляться.              — Хорошо, — я кое-как выдавила из себя, — Я с тобой, Мио. А если что, то просто ущипни меня.              — Если снова будешь в облаках витать, я тебя поцелую, — и рассмеялась достаточно громко, что сквозь гул толпы и играющую музыку слышно было и даже обернулся кто-то, пока мы пробирались ко входу.              Точнее, Мио пробиралась и зависшую меня за собой тянула. Это невозможно.              Может, прямо сейчас в свои мысли уйти? Или она так шутила? Разве так можно вообще шутить? Ангелы, она меня в могилу сведет, а после сразу в рай.              Причем буквально, ведь забраться на движущихся розовых коней просто невозможно было, так еще и карусель продолжала вращаться, а рядом Мио смеялась. Как часто она подобные парки посещает, раз так легко и быстро на свою лошадь забралась? И больше ни о каких сравнениях думать не хотелось, лишь крепче вцепиться в деревянные ручки и наконец-то запрыгнуть на сидение, проклиная свои каблуки.              А Мио еще слишком юная для моих мыслей, она смеется и камеру включает, настраивая вспышку и эффекты. А я снова подвисаю, глядя на ее улыбку. Отчего-то ее образ был окутан светом и невинностью, а все остальные мысли хотелось навсегда из головы выкинуть.              Но все никак не получалось. Уже один круг закончился, как я наконец-то уселась удобно, а Мио камеру на меня направила, что-то комментируя, но ее слова лишь через раз долетали до меня, и я коротко отвечала, что больше не буду каблуки надевать и вообще они не такие уж и высокие, хоть и было неудобно.              А после непривычно от этого размеренного вверх-вниз. И главным было не закрывать глаза, но в какой-то момент весь окружающий шум затих, а веки сами собой опустились. Надо больше отдыхать. Надо меньше представлять. Но я больше не могла свои мысли контролировать, словно они собственной жизнью жили, совершенно неподконтрольные мне. Ужасно.              Но Гермиона так прекрасна, лежа на кровати в ореоле из непослушных волос, что раскинулись по подушке, пока она извивалась на простынях, а я нам обеим приятно делала, двигаясь меж ее разведенных ножек. Размеренное вверх-вниз, задевая бедром ее пульсирующий клитор, своим о ее острую коленку потираясь и старательно глаза открытыми держа, ведь ее улыбку, полную удовольствия, хотелось несмываемыми чернилами перерисовать и навечно в памяти поселить. Она великолепна, словно искусство прошлых лет. Нежная, улыбчивая, румяная, тянула ко мне свои тонкие ручки и обнимала за плечи, выстанывая прямо в губы, что она уже близко. Так чертовски близко, что приходилось ускориться, целуя ее и без того зацелованные губы, спускаясь на шею, неконтролировано кусая, чтобы после ее возмущения утром слушать, а вечером по магазинам гулять в поисках парных шарфов. И у нас бы парные кольца были, почти обручальные. Почти обручены.              И даже в мыслях меня жестокая реальность настигала.              Сестры. Мы с Мио сестры, а я напредставляла уже себе, что щеки вновь краской залились и пришлось крепче за ручки схватиться и глаза открыть, наконец-то вспоминая, где я сейчас нахожусь и с кем.              — Я же говорила, помнишь?              — Что?..              Я максимально глупо сейчас себя чувствовала, сидя на чертовой лошади, пока карусель все продолжала вращаться, а люди постепенно расходились и приходили новые. Как до этого вообще дошло? Снова забылась и теперь ресницами хлопаю, глядя на усмехающуюся Мио. Что-то задумала? О чем мы хоть гово…              Черт… Черт!..              У нее действительно очень мягкие губы. И немного скользкие из-за бальзама, что блестящим пятном остался на моей еще более красной щеке. Я даже не знала, что умею аж так краснеть! Я и забыла об этой ее угрозе… и забылась… и… черт! А ведь вечер только начался, а я уже не соображаю ничего, просто следую за Мио, вновь держа ее за руку и даже не заметив, как с лошади слезла или по ступенькам спустилась, снова через толпу пробираясь.              Следовала за своей мечтой, которая снова непонятно куда вела меня, не оборачиваясь даже, лишь время от времени крепче сжимала мою руку, словно хотела, чтобы я с ней оставалась. А мне и не хотелось никуда улетать. Хватит на сегодня, стоило о чем-то нормальном подумать, выцепив взглядом какую-то деталь… ларек-ад-диабетика с напитками и закусками и потянуть Мио в его сторону.              — Возьмем тебе колу? — улыбка на удивление легко далась.              — Молочный коктейль, — и кончик языка показала.              А я в немом вопросе брови приподняла, но Гермиона даже не задержала взгляд, слегка пожимая плечами. Бросила мне короткое «буду ждать у лебедей» и ушла занимать очередь на новые карусели, а мне внезапно холодно без ее руки стало.              Но и тепло от мысли, что я немного больше о ней узнала. Наверное, если есть что-то более сладкое ее любимой колы, она непременно это купит. Хотелось бы узнать об этом раньше. Интересно, смогу ли я однажды, даже не спрашивая у Мио, покупать то, что ей обязательно придется по вкусу. Было бы чудно. Уютно и спокойно, точно зная, что я всегда смогу ухватиться за ее ладонь и спастись.              — Что будете заказывать? — я удивленно подняла взгляд на девушку со светящимися заячьими ушками на обруче. она мило улыбалась и просто ждала, словно понимала, что мне необходимо время, чтобы вынырнуть из своих мыслей.              Надо же, я даже не заметила, как подошла моя очередь, и, конечно же, даже не успела подумать, что буду брать себе, потому выпалила самое простое:              — Два молочных коктейля.              Когда я там в последний раз его пила? В младшей школе? Точно. Это был самый отвратительный в моей жизни молочный коктейль с бананом, после чего я и бананы перестала есть, и коктейли покупать. Поэтому невольно скривилась от следующего вопроса:              — Вам классические или с какими-то добавками? — все та же вежливая улыбка и короткий взмах руки в сторону списка добавок.              И спасибо всем богам этого мира, что они были в алфавитном порядке записаны. Так мне хватило лишь несколько секунд, чтобы разочарованно выдохнуть из-за отсутствия ванили, но так же быстро найти ей замену:              — Один с вишней, один с мятой, — я ответила с вежливой улыбкой, которая на удивление оказалась не натянутой, расплатилась и вскоре уже отошла от прилавка, держа в руках два холодных стаканчика с цветными трубочками под цвет заказанных сиропов. Превосходный сервис.              Но теперь задача была не из простых — найти Мио в толпе людей, что было довольно проблематично. Наверное, стоило сегодня сделать ей высокий пучок-бантик и яркой лентой подвязать, чтобы легко находить, если мы, как сейчас, потеряемся. Но у нас были парные косы, которые в толпе ничем не выделялись. А рядом был прилавок со всякими ушками и рожками, какие обычно детям покупают. Но ведь Мио тоже ребенок еще и, я уверена, любит всю эту пушистую милоту. Потому я начала начала подумывать о том, что надо будет прикупить ей светящиеся ушки.              Пять секунд на раздумья, и я с коктейлями тащусь за ушками, трачу на них неприлично много денег, зачем-то две пары беру и вновь посреди толпы стою, стараясь найти лебедей, о которых говорила Мио. Отчего-то я думала, что это детский аттракцион, мало чем отличающийся от предыдущих лошадей, а потом выцепила взглядом поднимающихся метров на десять лебедей. Достаточно медленных, чтобы спокойно пить коктейли и любоваться открывающимися видами.              Даже романтично.              И можно новые фотографии сделать, чтобы теперь уже в этих глупых ушках и с не менее глупыми улыбками на лицах. И в будущем мы будем смотреть на получившиеся снимки и улыбаться воспоминаниям о чудесном вечере, даже не вспоминая, какими тяжелыми выдались мысли. И на новом кругу мы смотрели на сделанные ранее фотографии. Мио улыбалась, прижавшись ко мне на узком сидении и листала фото, на которых улыбалась на фоне кайфующей меня.              — Тебе аж так понравилась та карусель?              — Да… — просто ужасно понравилась, что щеки вновь зардели.              Я в жизни столько не краснела, как за этот вечер.              И смотреть старалась по сторонам, а не на Гермиону, что осторожно обхватывала губами трубочку и жмурилась от удовольствия, порой облизывая губы и убивая меня своим острым язычком. Немного разрыдаться хотелось. Или вновь в мыслях потеряться, чтобы взгляд стеклянный стал, а она пробудила меня поцелуем, давая почувствовать свои холодные губы, отдающие карамельной вишней и дешевым пломбиром. И мята с вишней неплохо бы сочетались, сплети мы с ней языки…              Ангелы, это невыносимо. Наверное, снова овуляция началась, иначе я не понимаю себя. По уши влюбилась. И снова куда-то за Мио тащилась, по пути выбрасывая опустевшие стаканчики и улыбаясь в ответ на ее смех и том, как Гарри однажды пролил на себя тыквенный сок, засмотревшись на старшую девочку. Как же я понимаю этого Гарри…              А еще смутно начинаю понимать, куда меня потащила Мио… Только не это…              — А мы сейчас куда?.. — пожалуйста, пусть это будет очередные карусели, а не возвышающееся…              — На колесо обозрения!              Нет…              — Нет, — я потянула ее на себя, останавливая на полпути. И пусть теперь люди обходят нас и возмущаются.              — Почему? — она голову склонила, словно птичка, и вновь непонимающе нахмурилась.              — Просто нет и все, — а в памяти ее слова про уязвимость всплыли.              — Ты высоты боишься? — неуверенная догадка и шаг ко мне. Невероятных усилий стоило не шагнуть назад.              — Нет… — я и сама понимала, как жалко это прозвучало.              — Тогда пошли!              — Нет… — я снова увильнуть попыталась, но Мио слишком умная, — И не смотри на меня так.              — Так все же боишься? — и она вновь улыбаться начала.              — Боюсь, — признаться было легче, чем казалось.              Но признаться я совершенно не в страхе высоты хотела. Это тоже так просто будет или я почти погибну от волнения? А если запнусь… я обязательно запнусь и буду материться мысленно, забыв обо всем, что хотела сказать. Буду просто смотреть на Мио и медленно тонуть в тех буйных водах, забыв, что я умею плавать.              Забыв, что она до сих пор меня за руку держит и тянет в сторону чертового колеса.              — Тогда пошли, — она протянула последнее слово и активнее потянула меня.              Наверное, у меня на лице все написано было — страх и ужас, но совершенно не перед аттракционом. Хотя и перед ним тоже. Это ведь не Лондонский Глаз, а какая-то приезжая конструкция, которую неизвестно как скрутили и поставили, украсив фонариками.              — Ну же, я с тобой, так что все будет хорошо              — А если что-то случится? — я все не унималась и взглядом какие-то карусели искала или даже детский паровозик, лишь бы отвлечь ее.              — Случится? Что?              Потеряю самоконтроль из-за близости в замкнутом дрожащем помещении и поцелую.              — Не знаю. Это ведь временный парк, приезжий, кто его знает, какая у них аппаратура… — я продолжала не пойми что нести и на себя ее тянуть, но все равно медленно шагала навстречу своей погибели. — А вдруг проводка старая? закоротит что-то…              — Тогда мы просто будем наслаждаться огнями вечернего Лондона и ждать, пока нас спасут.              В тесной открытой кабине! Одни! Шатаясь на ветру и понемногу замерзая! А я не хочу, чтобы Мио замерзла, вот и полезу греть, а там и поцелую, забывшись случайно. И мы либо целоваться до самого спасения будем, либо сидеть в неловкой тишине, старательно держа дистанцию в жалкие пару дюймов и отводя взгляд.              — Почему ты… такая? — неопределенный взмах рукой и я принимаю поражение.              — Какая? — а Мио улыбается победоносно и смотрит выжидающе, остановившись на миг.              А вместе с ней несколько прохожих остановились и мое сердце. Внеземная. Но ответ я лишь недовольно фыркнула и продолжала упираться и отнекиваться всю дорогу, но… мы обе прекрасно понимали, что это было лишь для вида и чисто из-за моего упрямства. Без боя сдаваться все равно не хотелось, но и пойти на чертово колесо… не то чтобы я горела особым желанием, просто все эти мысли о том, что мы несколько минут пробудем наедине в небольшой запертой кабине… это в равной степени будоражило и пугало.              Или все же больше пугало.              Не зря это чертово колесо. Чертова кабина шаталась, а цепочка безопасности едва ли могла уберечь. Если очень захочется, можно запросто с самой высокой точки сброситься. Как раз после неудачного поцелуя, чтобы не сгорать от стыда и что там еще неудавшиеся любовники чувствуют. О том, что чувствуют отверженные я думать не хотела. Но знала прекрасно и повторения не хотелось.              Хотелось вечность смотреть, как сидящая напротив Гермиона в нетерпении играется светящимися ушками и бросает на меня подбадривающие взгляды, пока кабина понемногу поднималась, раскачиваясь все сильнее. И вместе с кабиной поднимался ветер и мое желание взять ее за руки, что уже немного покраснели от холода.              — Смотри не вниз, а в даль, — она улыбалась и первая наши ладони соединила.              Я и не заметила, как замерзли мои руки. И теперь мы пытались лед согреть льдом. На удивление это получалось. Как и удерживать взгляд на ней, разглядывая немного растрепанные косы, сережки солнца и луны, развязавшуюся ленту. Я словно во сне к ней потянулась, вновь затягивая нежный атлас и завязывая пышный бант.              И взгляд обратно поднимая, на ее румяные щеки и блестящие от бальзама губы.       Наверное, это был идеальный момент, чтобы поцеловать ее.              Идеальный момент, которой я успешно пропустила, замерев в нерешении. Ну а что? Вдруг она меня из кабины за подобное выкинула бы? Мы ведь как раз поднялись к самой высокой точке, с которой виднелся Лондон Сити, пусть и не весь, как обещали рекламщики, но все же удалось разглядеть узкие улочки… вот на такой можно было бы и признаться. В безопасном и тихом месте, от куда убежать можно было в случае чего.              В случае, если Гермиона не город рассматривала, а меня. За руки продолжала держать и смотрела, мягко улыбаясь. Красивая. Хотелось бы, чтобы моя была.              Но кабина шаталась все меньше. Шанс точно упущен был, колесо не сломалось, мы не застряли на его пике, и никто нас не спас.              Лишь только я слабо освещенную аллею на краю парка увидела, а у нее фургончик со сладкой ватой, чтобы была причина пойти туда.              Чтобы наконец-то все разрешить между нами. Или в угол себя загнать, лишая последней возможности сбежать, ведь аллея пустая, украшенная бумажными фонариками, что едва-едва могут ее осветить. Привычная для нас полутьма, родная почти и такая уютная, что отступают почти все страхи, оставляя по себе лишь легкую неуверенность. Переступить бы сегодня через нее и закончить эту главу.              Только вот мысленно все намного проще, ведь в реальности мы опускаемся к земле, я больше не вижу аллею, но чувствую на себе взгляд Мио, внимательный, изучающий.              Словно она тоже ждала.              Голову опустила немного и потянулась к моей руке, чтобы сжать своей холодной и улыбнуться.              — Все хорошо?              — Да, — и я ее мягкую улыбку отразила. — Это почти не страшно.              — Я рада, — она отстегнула наши защитные цепочки, отводя взгляд, и поднялась, вновь потянув меня за собой. — Я хочу сладкую вату.              И на этот раз ее улыбка такой широкой была, словно она что-то скрыть пыталась, погрязнув в своих мыслях и теперь пряча их за улыбкой. Видела ли она ту же аллею? И почему я все чаще думаю о том, что наши мысли… они одинаковые…              действуй действуй действуй действуй действуй              Снова звенело в голове и словно в ее глазах читалось. Придавало уверенности, хотя страх и не думал отступать, лишь сгущаясь темной тучей над нашими головами. Стоило осветить его привычным тусклым светом и спрятаться в его лучах, держась за руки и стараясь угадать мысли друг друга.              Так глупо.              Но сказать по-прежнему страшно было.              И Гермиона знала об этом. Она умная. Она все знает. И продолжает давать мне шансы, уверенно уводя в сторону той затерянной аллеи, пока тишина между нами затягивалась. Наверное, ее можно было бы назвать уютной, но в мою голову снова и снова навязчивые мысли о поцелуях и отказе лезли, а Мио все продолжала взгляд отводить и тянуть меня сквозь толпу. Словно тоже с мыслями собиралась.              И собралась первой, когда получила свою розовую вату и ждала мою голубую. Определенно не до конца собралась и теперь спрашивала расплывчато:              — Я тут хотела… что с тобой произошло?              — О чем ты? — и я не смогла ее акварельный вопрос понять.              Мио наконец-то посмотрела на меня во все глаза, давая понять, что от ответа не уйти.              — Я пойму, если это слишком личное и, — она вновь ненадолго отвела взгляд, — ты не захочешь говорить об этом, — и снова посмотрела на меня, пока неоновые огни аттракционов отражались в ее радужках. — Ты напугала меня. Вечером. Дома, — она попыталась уточнить, напоминая о моем почти что срыве, когда мы одевались… когда я снова вспомнила о Минерве.              Отвратительно.              — Прости, — увести диалог в сторону.              — Не стоит.              Взять свою вату и на аллею ее утянуть. В тишине прогуляться, хотя гул толпы и тут слышен был, словно окружая, пока мы убежать от него пытались, уже к середине аллеи подходя.              Слишком быстро. Слишком быстро бьется сердце и вот-вот руки дрожать начнут, выронив вату и так ничего и не сказав.       Остановившись наконец-то, я к Мио лицом повернулась. Красивая. Растрепанная немного, с покрасневшими щеками и липкими от ваты губами. И вновь улыбалась, пока я ее за руку брала, теперь гораздо увереннее, за вечер полностью привыкнув к этому касанию и теперь призывая ее к молчанию… хотя мы и так молчали… лишь смотрели достаточно пристально и сжимали палочки от ваты. Зачем только взяли ее… кажется, я снова путаться начинаю и ничего уже не знаю.              Вернуться к прошлому оборванному диалогу?              Но я отчего-то совершенно не хотела слышать, что мне есть на кого положиться, что она всегда будет рядом. Это не совсем то, что мне нужно было. Хотя о чем вообще речь — прямо сейчас я и сама не знаю, что мне нужно.              Гермиона.              Черт возьми, да. Мне нужна она, лишь она одна. Ее теплая ладонь, что так крепко сжимает мою, царапает наманикюренными ноготочками мое запястье. Мне нужен ее пронзительный взгляд, обращенный на меня — только на меня.              Я зажмурила глаза до появления легкой боли в затылке. Гребаные непотребные мысли!              Гребаные невесомые прикосновения к моей щеке.              — Я в порядке.              — Не верю.              И улыбается так, что даже внутренности ныть начинают от желания поцеловать ее, прильнуть к наверняка холодным губам, сминая их в абсолютно не нежном поцелуе, чтобы без всего этого розового налета и книжного трепета.              Чтобы со всей дури дать себе подзатыльник. Жаль, что только мысленный.              — Все будет хорошо.              О, в этом я очень сомневаюсь, но все равно выдавила из себя какую-никакую улыбку. Не собираюсь же я и дальше портить этот вечер!              Собираюсь.              — Чего ты боишься? — она остановилась и встала передо мной, приподнимая голову, чтобы точно в глаза смотреть. А говорила, что не будет давить.              — Высоты, — я коротко рассмеялась, ответив честно, но не полностью. Прямо сейчас я боюсь Гермиону. — А еще глубины, — ее глаз, что сейчас сверлили меня, пока она едва заметно гладила мою ладонь.              Неосознанное движение.              — Не только… — она подступила на шаг, сильнее мою ладонь сжимая, чтобы я точно не сбежала. — Ты смотришь на меня, но боишься.              Ну конечно! Она действительно умная девочка, давно уже догадалась.              Но не ушла, а только ближе подступала, приподнимая мою ладонь, уводя в сторону вату. Чтобы в волосах не запуталась. Не мешала нам…              Ангелы, это сон?              Но в ее глазах я вновь читаю неоновое              действуй действуй действуй действуй действуй              Она знала и продолжала стоять так близко, не отводя взгляд, держа меня за руку и все так же сжимая чертову палочку из-под сладкой ваты. Тоже нервничала, считала свои догадки ложными и ждала хоть малейшего ответного шага. Чтобы не было так страшно, чтобы остался только трепет первого поцелуя и шаблонные бабочки в животе.              — Спроси меня еще раз, — казалось, я в самые губы ей это выдохнула, но между нами еще несколько дюймов было. Так мало и так невероятно много.              — Чего ты боишься?              — Того, что ты моя сестра              — Только по документам, — Мио несмело улыбнулась, а я неуверенно кивнула. — Тебя ведь не только это останавливает              Все так же в самые губы. Почти прием у психолога, но невообразимо тяжелый. Как и наше смешавшееся дыхание. Сахарное. И губы ее такие же. И словно все ближе, но они ответа ждут. А я не могла его дать.              — Прости, — хотелось шаг назад сделать, но я остановила себя.              — Ты тоже, я не хотела давить, — взгляд опускает и словно ускользает.              И приходится уже мне крепче сжимать ее ладонь и на себя тянуть, чтобы ненароком не разорвать столь хрупкое мгновение.              Но оно на последней нити держится, как эти бумажные фонарики, что вот-вот улетят вслед за ветром. Я хотела лететь лишь вслед за Гермионой.              — Не страшно, — ложь, ужасно страшно, что руки дрожать начинают и дыхание спирает. — Тебе не стоит сдерживаться, — надави на меня сильнее, чтобы я тоже сдерживаться перестала и наконец-то шагнула навстречу, сокращая последние дюймы.       — Тогда? — и наши взгляды вновь встретились. Оставался лишь один шаг. И прыжок с обрыва.              И бесконечность.              — Да, — я соглашаюсь, даже не услышав вопрос. С ней всегда соглашаюсь.              Глажу по щеке, убираю выбившиеся пряди, каблук стучит о брусчатку, не оставляя и миллиметра меж нашими телами. И мы снова в полутьме, одни и так невообразимо рядом. И совершенно не хотелось спешить, но, если в это же мгновение ничего не сделать, мы вновь упустим драгоценное время.              И я склоняю голову навстречу ее губам, первым касанием стираю остатки сладкой ваты, вторым раздвигаю ее губы, умоляя ответить и обнять меня, чтобы ни одна из нас не смогла убежать, пряча взгляд и… когда я встречаю ответное движение губ, мысли улетучиваются, остаются лишь светлячки перед глазами, бабочки в животе и фонарики вокруг.              Теперь остались лишь ощущения, что зашкаливали и вырывались тихими стонами, объятия крепче становились, пачкая ватой наши свитера, пока движения синхронными становились. Мягкими и сладкими, чтобы голову вскружить и навсегда в памяти остаться коротким диалогом и сахарным поцелуем, что давал ответы на большинство вопросов. И мы поговорим немного позже, когда сможем дышать и перестанем хвататься друг за друга, как за спасательный круг, ведь земля из-под ног уходила и мы падали с обрыва, погружаясь в теплые воды, немного вязкие, карамельные.              Это новый мир, где с полуслова угадывается предложение, а со вздоха меняется темп, ускоряясь, пробуя новое. Погружаясь глубже, на полпути встречаясь языками. И мы бы обязательно завязали узел из вишневого черенка, но все вишни и сливочные коктейли остались позади, а мы летели на бешенной скорости вперед, где полутьма, словно от ночника. И она обволакивала, утягивая за собой, вынуждая голову повернуть и глубже проникнуть, лаская языком ее губы и в бешеном танце сплетаясь, едва-едва поспевая за дыханием.              Едва-едва отстраняясь, чтобы снова в поцелуе слиться после первого же глубоко вдоха. И недоеденная сахарная вата падает на землю, пока мы и телами сплетаемся, совершенно ничего вокруг не замечая. Это полностью наша аллея, наш мир, наше море, в котором никогда утонуть не получится, ведь мы друг за друга держимся и по волнам босиком бежим, снова задыхаясь.              Снова отстраняясь.              — А теперь?              И я смотрю на нее поплывшим взглядом, совершенно не понимая вопроса. Не понимая, что дальше, ведь теперь придется заново мир изучать, тайком за руки держась и пальцы переплетая, неосознанно облизывая губы и стараясь прочесть в ее глазах хоть что-то.              — Скажешь, чего ты боишься на самом деле?              Снова страх.              Но отчего-то больше не страшно.              — Того, что ты просто играешься.              Но я точно знала, что это не так. Я видела это и переплетала наши пальцы, напоследок целуя ее ладонь.