Битые стёкла

Т/И заметила, как странно на неё посмотрел брат, когда она пришла на семейный ужин в своих старых механических часах на широком ремешке. Кожа под ними всё ещё ныла, женщина периодически пыталась потереть её через эту преграду, но раз через раз себя одёргивала. Родители, которые видели дочь нечасто последние пару лет, не обращали на это внимание, ссылаясь на изменчивость юного характера, и только знающий больше о её жизни Денис постоянно пихался под столом. — И когда ты снова начал курить? — со сталью в голосе поинтересовалась Т/И, выйдя в подъезд, куда Дэн якобы отправился выбрасывать мусор. — Когда ты стала вести себя как ебанутая шпионка, — резко парировал брат, делая длинную затяжку, чтобы перед глазами всё помутнилось. Не помогло. — Что с тобой происходит? — Что со мной происходит? — переспросила Т/И, давая себе время придумать более подходящий ответ. — Прошло две недели с того дня как ты пришла к мысли о раздвоении личности, но теперь мне кажется, что проблем с головой у тебя стало не меньше, чем у Разума. — Неправда. Захотелось влепить себе пощёчину. Что за детсадовские отмазки? Она как будто просто тянет время, надеясь, что что-то случится и их разговор прервётся, больше никогда не повторившись. — Иди в задницу, Т/Ф. Денис и правда не стал продолжать разговор, но на душе от этого лучше не стало. Осадок неоконченной беседы осел на горле, и когда Т/И хотела бросить что-то тёплое Дэну вслед, осеклась, не в силах произнести ни слова, будто в мгновение осадок стал тягучей липкой грязью. Такое бывает, когда смешиваются пыль и вода, в которую последние две недели превращались все её разговоры о жизни с другими людьми. Т/И перестала кому-либо рассказывать о том, что делает днями и ночами, боясь осуждения и непрошенной помощи. С ней всё в порядке, просто иногда дороги, усыпанные углями и пеплом, ведут к огромным переменам. С ней же всё в порядке, да? — С чего вы взяли, что с вами что-то не так? — Птица улыбнулась снисходительно, будто сюсюкаясь с ребёнком. — Может это с ними что-то не так? — Со всеми? — Со всеми, кто находится вокруг вас. Так уж вышло, что ваше окружение — лицемеры и простофили, вы в этом не виноваты, ведь не ведали что творили, обзаводясь такими «друзьями». Последнее слово мужчина выделил интонационными кавычками, выказывая всё пренебрежение, на которое был способен. Т/И никак не могла привыкнуть, что Разумовский, если так его ещё можно было называть, обращается к ней на Вы, абсолютно без насмешки называя доктором и по фамилии. С тех пор как субличность закрыла собой всё небо над головой Разумовского, сеансы стали проходить иначе: Птица говорила очень много — об их с Сергеем совместном прошлом, о создании Чумного доктора, даже о старом друге, которого жизнь сначала отбросила на другую тропу, а затем и вовсе попыталась обратить прахом. Птица сказала, что знает один большой секрет, который Разумовскому пока знать необязательно, но своему доктору он рано или поздно расскажет, о да, обязательно. С широко закрытыми глазами Т/И заглядывала пациенту в рот, ловя каждое слово, как церковную проповедь, но со временем поняла, что в тишине палаты начал чаще звучать только её голос. — Можно было бы не останавливаться только на Питере, — задумчиво хмыкнула женщина. Закрытый блокнот валялся на полу у её ног. — Само собой, — улыбаясь произнёс «Сергей», кулаком подпирая подбородок. Т/И помнила, что когда человек делает именно так, то разговор с собеседником ему интересен. — По секрету скажу — конечной моей целью стало бы президентское кресло. Охнув, доктор прижала ладонь ко рту, на что мужчина преувеличенно смущённо отвёл взгляд в сторону, разводя руками, как бы говоря: «Да-да, таков был план». — Как просто бы тогда всё стало… Разумовский твёрдо кивнул, всем своим видом показывая, как гордится мышлением своего врача. — Мне с вами очень повезло, доктор. Т/И сконфужено перевела взгляд на пациента — тот, сцепив руки в замок под подбородком, смотрел на неё заворожённо, как на часть своей галереи с произведениями искусства, которую новые директора Вместе поспешно распродали на волне шумихи вокруг компании. — Эм… благодарю. — Не стоит, — вставил мужчина, едва Т/Ф произнесла последний звук своей фразы. Будто был к этому готов. — Возможно, с вашими познаниями и иным взглядом на психиатрию мы вполне сможем справиться с нашим… Разумовский обвёл себя рукой с головы до ног. — Неприятным положением. Что он под этим подразумевал Т/И спрашивать не стала. В любом случае, эти слова внезапно окрылили её, дали надежду. По таким людям как Сергей можно писать научные диссертации, собирать конференции, а если она, доктор Т/Ф, сможет хотя бы приблизиться к безболезненному объединению двух противоборствующих личностей внутри рыжей головы, то это будет сенсацией. — Я сделаю всё возможное, — женщина улыбнулась, получив такую же улыбку в ответ. И вовсе не животную, вовсе не агрессивную. Вовсе не оскал. Посидев ещё некоторое время, Т/И принялась собирать вещи, едва не забытые на полу в палате. Блокнотом она не пользовалась уже давно, предпочитая диктофон, чтобы не отвлекаться от увлекательных разговоров, и уже позже анализировать сказанное ими обоими. Только вот всё меньше доктор анализировала, и всё больше просто слушала глубокий уверенный голос, так непохожий на тот прерывающийся и дрожащий с презентаций и выступлений по телевизору. Как тот, который прозвучал, когда она уже собиралась постучать в дверь, чтобы ей открыли. — То, что вы делаете, опасно. Т/И развернулась на каблуках, вальяжно опёршись плечом на дверной косяк. — Делаю что? Она сразу поняла, что человек в круге света сменился. — Потакаете ему. Он заговаривает вам зубы, вешает лапшу на уши, чтобы вы думали, будто лечите нас, но на самом деле падаете в ту же темноту. Улыбнувшись снисходительно, по-родительски, Т/И, не отворачиваясь, всё же постучала в дверь, а пока ждала, когда её откроют, бросила: — Я врач-психиатр. Мной невозможно манипулировать. Нельзя заставить делать то, чего я не хочу. — Не думал, что люди добровольно хотят утонуть в болоте. — Даже если так, — поспешно продолжила она, — я рассчитываю, что смогу вытащить себя из него за волосы. — Насколько я помню, барон Мюнхгаузен был лгуном. Иногда тишина может быть оглушительнее взрыва, и Т/И поняла, каково это. Хмыкнув, выражая одним звуком целый спектр эмоций, женщина медленно развернулась к Ивану, уже ожидавшему на пороге. — Возвращайтесь в тень, Сергей. За четыре сеанса у вас было предостаточно возможностей со мной поговорить, которыми вы не воспользовались, — доктор пренебрежительно взглянула на пациента через плечо. — Теперь я хочу поговорить с тем, кто может давать ответы. Дверь захлопнулась за спиной Т/И, и та, благодарственно кивнув Ивану, сама прекрасно помня дорогу направилась в свой кабинет. У неё было одно незаконченное дело — Птица попросила в следующий раз принести мобильный телефон, ведь после стольких сеансов и разборов случившегося у него появилось острое желание принести свои соболезнования тем, кто пострадал от его рук. Довольно улыбаясь, Т/Ф хотела кружиться вокруг своей оси, как школьница, которую вниманием почтил мальчик постарше. Она всё сделает правильно. Она поступит так, как будет лучше, и взрастит на пепелище плодородный сад.