***
Антон, едва зайдя в квартиру, ушёл в комнату, не желая никого видеть и не имея сил о чём-то думать. Казалось, что всё тело — тягучая боль, один сплошной ожог — к чему не прикоснись — везде больно. Накрывшись одеялом с головой, он всеми силами пытался сдержать слёзы, но ничего не получалось, потому что сознание то и дело напоминало о словах мужчины. «Люблю тебя» — кого-то, но не его. Всё, что дозволено — смущённо смотреть на мужчину, думать о нём перед сном и, засыпая, представлять рядом его тепло, его ладонь на собственной талии. Всё, что он может сделать — попытаться не разочаровать его окончательно. Просыпаться после того, как полночи провёл в слезах невероятно трудно. Глаза, как и в целом лицо, ожидаемо, припухшие, голова невыносимо болит, а всё тело мягким пледом окутывает усталость. Дотащившись до кухни, парень заварил крепкий кофе и сделал пару бутербродов, надеясь, что после завтрака, пусть и не особо питательного, ему станет хоть немного лучше. Пока чайник закипал, Антон собрал всё необходимое в рюкзак и переоделся в более-менее приемлемую для школы одежду. Сидя у окна и потихоньку потягивая кофе, он читал накопившиеся с вечера сообщения, среди которых самым интересующим было от Арсения Сергеевича. Но для начала он решил прочитать смс друга. Поперечный завалил его сообщениями, волнуясь, ибо Шастун, выйдя от преподавателя, сразу отключил мобильный. Рассказав обо всём, что произошло вчерашним вечером, парень открыл окно и подкурил одиноко лежавшую на подоконнике сигарету. Нет, одной ночи не достаточно для того, чтоб всё принять. Кажется, и целой жизни не хватит. А в последнем сообщении Данила написал, что он не придёт в школу, и для Шастуна этот день стал ещё отвратительней. Глубоко затянувшись и медленно выпуская сизый дым в приоткрытую форточку, парень открыл следующий диалог, в котором преподаватель интересовался, нормально ли тот дошёл до дома, звал его по имени несколько раз, но, видимо, не дождавшись ответа, скинул файл с какими-то книгами и написал, что будет ждать на следующее репетиторство сегодняшним вечером. Он ему снился под самое утро. Такой улыбчивый, лохматый, солнечный и с каким-то забавным веночком на макушке. И почему-то в поле подсолнухов. Во сне он позвал парня к себе и улёгся на землю, потянув Антона за собой, а после, нависнув над ним, мягко поцеловал в висок, очаровательно улыбнувшись. В школе парень ходил, как в воду опущенный. Так бывает каждый раз, когда ему снится Арсений Сергеевич, мыслями он часто выпадал из реальности, вновь утопая во сне, вспоминая каждую мелочь, детально восстанавливая его образ. Он бы многое отдал, чтобы всё это стало явью. Но понимал, что такому не случиться и предпочёл бы никогда не просыпаться. Грустно весь день одному шарахаться по школьным коридорам, проводить каждую перемену на курилке и переслушивать одну и ту же песню на повторе. На последнем уроке в кабинет зашла завуч, оглядывая класс и поздоровавшись, присела за учительский стол. — Я хочу сделать небольшое объявление. Мы собираем группу на экскурсию в Москву на пару дней. Все, кто желает, подойдите до конца недели и запишитесь в бланк. Стоимость поездки и предварительную программу вам сегодня отправит староста. Поездка назначена на конец следующей недели перед каникулами. У меня всё, до свидания, — заключила женщина и вышла из кабинета, унося за собой стук каблуков. Новость об экскурсии тут же стала бурно обсуждаться классом, пока учитель математики строго не пресекла все разговоры. Антон, совершенно незаинтересованный в теме урока, написал Поперечному об объявлении завуча и спросил, что он думает, следом сказав, что сам не в восторге от этого. На самом деле, Москва его никогда не привлекала, и желания тратить деньги, которых и так не много, на пару прогулок по туристическим улицам, не было совершенно. Да и тем более много не прочитанного, а Арсений Сергеевич вряд ли посчитает эту поездку уважительной причиной пропуска даже единственной консультации. Данила же, наоборот, принялся его уговаривать всё-таки согласиться, аргументируя это тем, что ему надо отдохнуть и хоть немного расслабиться. Сам Поперечный сказал, что поедет сто процентов. А Антон боится разочаровать преподавателя, ведь тот только-только начал смягчаться по отношению к нему. И пускай он пропустит поездку. Пускай и дальше будет сидеть сутками за книжками. Парень просто не выдержит, если ещё раз наткнётся на холодный огорчённый взгляд, лишённый всякой надежды. Ведь если с горем пополам он смог смириться с равнодушием и незаинтересованностью матери и мало волновался, когда не оправдывал каких-либо её ожиданий, то по коже пробегал мороз, стоило вспомнить разочарованные синие глаза преподавателя. Забрав куртку из гардероба, Антон пошёл в сторону любимой кофейни, чувствуя острую необходимость поговорить с Макаром и, может быть, попросить вернуться на работу, как-нибудь подстроив график. Снег в этом году пошёл раньше, чем обычно, выпав в конце октября. Шастун искренне любил снегопады, пусть даже сейчас, сопровождающиеся сильным ветром. Зимой, когда всё покрывается белым полотном, парень чувствовал себя свободней. Словно бы тревога отступала и всё волнующее казалось совершенно незначительным. Холодные вечера грели его изнутри, потому что глубоко в сердце ему было так же морозно, а как известно — минус на минус — плюс. Но сейчас не зима, только тонкий намёк на её начало и расслабляться совсем не время. Выкинув окурок второй подряд сигареты в мусорку у кофейни, он скинул с головы капюшон и вошёл в тёплое помещение. Оглядевшись по сторонам, он вдохнул любимый запах кофе, а разглядев за баром Илью, попросился в служебную комнату, сказав, что хочет поговорить. Сняв с себя куртку и ботинки, Антон лёг на большой чёрный диванчик, что стоял у батареи, пытался отогреть замёрзшие пальцы. — Ну рассказывай давай чего у тебя случилось. У нас минут сорок, там девчонки пока справляются, — громко начал парень, закрыв дверь и усевшись на стул около небольшого рабочего стола. — Макар, подскажи чё мне делать, — выдохнул Антон, откинув голову на спинку дивана. — Короче, класс собирается в Москву на пару дней на какую-то экскурсию дурацкую. Я вроде ехать не хочу, но туда поедет Данька Поперечный, помнишь его? — увидев утвердительный кивок друга, он продолжил. — Вот. Он короче едет. Мне скучно без него будет, да и ему тоже. С другой стороны, экзамены сдавать, а я блин… «не стучи, я сам открою», да и препод мозг выебет. И деньги нужны. Я вот, кстати, спросить хотел… можно вернуться к тебе? График только подстыковать… — Антох, да вообще не проблема. С графиком разберёмся. На вечер, что странно, не хватает людей, так что завтра, если удобно, можно выходить. А про Москву… я на твоём месте поехал бы. Не всё же в комнате с книжками тухнуть. Думаю, тебе там понравится, — закончив, Илья пожал плечами и, взяв в руку шоколадный батончик, кинул его в Шастуна. — А пока перекуси и не кисни. Давай быстренько на курилку, и я дальше работать. — Да, погнали. И спасибо, что не отказал с работой. Я спрошу расписание дополнительных и пришлю тебе, когда я буду свободен. Если что, могу один или два будних дня с утра выходить. Надевая давно полюбившийся фартук светло-кофейного оттенка, Антон поправлял чёлку и готовился к своей последней смене перед долгожданными выходными. Сегодня суббота, но к вечеру, почему-то, людей почти не было, и Илья решил, что стажёры сами справятся, поэтому вместе с ним на баре. Пока Шастун протирал кружки и готовил кофе, он совсем не заметил, как в кофейню прошла высокая синеглазая девушка с каре пепельного цвета, а следом за ней высокий голубоглазый брюнет, посмеиваясь и придерживая за ней дверь. Пара присела за стол у окна и, прочитав кофейную карту, мужчина подошёл на бар. — Здравствуйте, два ореховых капучино и два шоколадных чизкейка, пожалуйста, — услышав знакомый голос, Антон подавился воздухом и аккуратно обернулся через плечо. — Господибоже, только не он, — пронеслось в голове парня. А как только он убедился, что это точно тот, о ком он подумал, поспешил ретироваться на кухню. Если он его здесь увидит, то будет, как минимум, недоволен. Но едва Антон отдышался и нашёл вполне удобный уголок у холодильника, на кухню зашёл Илья, спрашивая, что случилось. — Антох, иди на бар, мне нужно молоко принять и подписать накладные, — бросил парень, тут же уходя в сторону служебного выхода. — Твою мать… — обречённо вздохнул он, понимая, что деваться некуда. Приготовив кофе, вытащив десерты из холодильной камеры и объявив заказ, опустил глаза вниз. — Шастун? — Удивлённо спросил преподаватель, явно не ожидавший увидеть в своей недавно полюбившейся кофейне своего ученика. — Ты… что здесь делаешь? У нас консультация завтра, у тебя заданий выше крыши и ты сейчас должен Достоевского читать, — говорил Арсений Сергеевич, глядя в глаза пристыжённому парню. — Ты чем вообще думаешь? Я допустил тебя к экзамену только при условии, что ты будешь усердно готовится, а ты чем занимаешься? Ты во сколько заканчиваешь сегодня? — спросил мужчина чуть тише, чем говорил до этого, потому что в кофейню зашли другие посетители. — Арсений Сергеевич…я, — тихо попытался оправдаться парень, но увидев стальной взгляд преподавателя, понял, что ничего, кроме ответа на заданный вопрос, он слушать не станет, — в половину двенадцатого. Но я сегодня один смену закрываю, поэтому может быть чуть позже. — Я заберу тебя. Мужчина с девушкой просидели в кофейне не меньше получаса, и парень всё это время только на них и смотрел. Прожигая взглядом светловолосую девушку, он пытался успокоить свои эмоции, что вот-вот грозились вырваться наружу. Он ни на секунду не засомневался в том, что она — именно та, которой мужчина говорил о любви. Мужчина, в которого он влюблён без памяти, признавался в любви другой. И как теперь спокойно жить, зная всё это? Как ложиться спать, если этот день будет приходить в кошмарных снах? Опустившись на высокий барный стул, Антон решил отвлечь себя хоть чем-то и занялся заданиями, которые оставил ему Макар. Смена тянулась бесконечно долго, а из-за слов, оставленных преподавателем, не совсем хотелось, чтобы она вообще заканчивалась. Но вот он уже второй раз промывает кофемашину, поднимает стулья на столы, выключает телевизоры и гирлянды, выключает везде свет и закрывает входную дверь на ключ. Отписавшись Макару о том, что всё сделал и уже ушёл, достал последнюю сигарету из пачки. Едва подкурившись, он подскочил на месте выронив сигарету изо рта, испугавшись громкого сигнала знакомой машины. — Да ёб вашу душу, — прошипел парень, махнув рукой. Единственное, чего он хотел последние несколько часов — глубоко затянуться. — Садись, чего встал, — сказал преподаватель, приоткрыв окно. Тяжело вздохнув, парень поплёлся к переднему сиденью. — Ну, Шастун, рассказывай, что за дела? — спросил мужчина, выруливая на дорогу. — Арсений Сергеевич, я всё успеваю. Дополнительные почти все сделал, до завтра точно всё успею, — парню было боязно даже взглянуть на мужчину, поэтому он отвернулся к окну, перебирая пальцами браслеты. — Антон, я с тобой об этом говорил. Ты можешь делать всё и даже больше, но важно не количество, а качество. Да, согласен, ты начал преуспевать в учёбе, по литературе точно, не знаю как у тебя с остальными предметами. Но единственное — зачем ты пошёл работать? — Мне деньги нужны… — тихо ответил он. — Я работаю у друга и с графиком там проблем нет, мы подбирали, чтобы учёбе не мешало. — И сколько ты там собираешься проработать? — Мужчина шумно выдохнул, демонстрируя своё недовольство, понимая, что даже самая лёгкая работа не может не отразиться на учёбе. — До начала следующей четверти, — честно проговорил парень, мимолётно посмотрев на Арсения Сергеевича, тут же отворачиваясь обратно. — Господи, ну за что мне всё это… — тихо себе под нос прошептал преподаватель. — Пообещай мне, что твоя работа никак не помешает, и ты будешь делать основной упор на учёбу, — попросил он, останавливаясь на очередном светофоре, глядя на парня. — Я… да, обещаю, Арсений Сергеевич, — кивнул он головой, впервые за их разговор заглянув в глаза мужчине, в которых яркими бликами отражался красный свет светофора. — Вот и молодец. Тебя домой или ты голодный после смены? — слишком будничным тоном проговорил старший, а Антон на пару долгих мгновений завис, осознавая быструю смену тона. — Немного голодный, но думаю, пока не усну и приготовлю что-нибудь перекусить, — пожал плечами Антон, более-менее расслабленно откидываясь на мягкое сиденье. — Дома готовишь ты? — Мужчина выгнул бровь, внимательно следя за дорогой. — Обычно нет, но мама вряд ли вернётся до утра, у неё сегодня выезд за город, а Тихон с пятницы у бабушки, поэтому сегодня готовлю я, — парень на секунду задумался о том, что и самому бы не мешало сходить к бабушке, которую не видел добрых несколько месяцев и безумно по ней соскучился. — Рядом есть кафе, буквально за поворотом, можем заехать, — преподаватель, честно говоря, и сам был бы не против чего-нибудь съесть и выпить горячий кофе. В холодильнике у него едва ли мышь не вешается, а желания ехать в магазин совершенно отсутствует, поэтому кафе — лучшее решение. — Нет, Арсений Сергеевич, у меня денег нет от слова «совсем». Зарплата только в конце следующей недели. Заварю дома ролтон и нормально, — торопливо и чуть неловко отвечал парень. — Шастун, ты вот когда говоришь, думай хоть немного. Я не спрашивал есть у тебя деньги или нет. Ролтон будешь есть, когда я об этом знать не буду, — мужчина свернул в сторону кафе, о котором говорил. Зачем ему всё это и почему он просто не отвёз парня домой? Да он и сам не знает. Наверное, чувствует глупую, необоснованную ответственность. А может быть хочет создать для самого себя иллюзию, что они могут нормально общаться, как это было до той зимы. Иногда он правда скучал по тем вечерним общим сборам, просиживанием за компьютером, занимаясь написанием сценария для какого-то мероприятия. Тогда его любили все, он был для кого-то важен и отвечал всем взаимностью. А потом как будто бы повзрослел. За пару месяцев набрал лишние десять лет, не меньше, и теперь приходиться как-то с этим мириться и соответствовать. Но удобней думать, что всё это — обычная взрослая ответственность. Он, конечно, понимает, что Шастуну скоро исполнится восемнадцать, а не восемь и он может сам о себе позаботиться, но ему так как будто бы спокойней. Как бы это не было странно и не противоречило его поведению. А Антон не понимал, как себя вести. Одно дело, когда тебя угощают чаем дома, но он даже представить не может, как спокойно сидеть с ним вместе в кафе и делать вид, что всё нормально. Мальчишка, конечно, иногда позволял себе думать, как они с Арсением Сергеевичем ходили бы на свидания, может быть заглядывали в кино и кафе. Но Антону кажется, что кино — не совсем в стиле преподавателя. Ему думалось, что тот обязательно бы повёл на любимую постановку в театр, а потом долго и без умолку делился бы впечатлениями, выделяя отдельные сцены и эмоции. Но то, что происходит сейчас — не свидание, а вообще не понять что. Ещё глупее он начинает себя чувствовать, когда мужчина делает заказ за двоих и ему остаётся только смотреть на официанта округлёнными глазами и чуть приоткрыв рот. Прошептав тихое и ужасно смущённое «спасибо», парень поднял глаза на расслабленно улыбающегося мужчину, который на самом деле выглядел уставшим, но почему-то решил с ним возиться, а не уехал домой. Он же мог, правда мог не взять во внимание то, что тот устроился на работу и возможно потеряет в успеваемости, мог не ждать после работы, мог не предлагать бесплатное репетиторство, мог не везти в кафе и забить на то, что мальчишка собирается ужинать ролтоном. Мог. Но не сделал. И для Антона это было странно. Странно настолько, что фантазии о свидании и возможности взаимной любви едва ли не кажутся явью. Но есть одно «но». Такое высокое, светловолосое и это но такая… — Красивая… — тихо-тихо, едва приоткрыв рот, прошептал парень, совершенно забывшись в мыслях. А как только понял, что преподаватель его услышал, поторопился продолжить хоть как-то, наткнувшись на ничего не понимающий взгляд. — А…Жоан, — Шастун мысленно отвесил себе смачного подзатыльника, но обратной дороги, очевидно, нет. — Из «Триумфальной арки». Да. Вот. По описанию мне показалось, что она очень красивая, как думаете? А вы, кстати, уже дочитали? — затараторил он, надеясь, что не выглядит, как последний придурок. — А… да, наверняка красивая, — выйдя из некоторого замешательства ответил старший. — Дочитал. Мне, кстати, понравилось. Ты был очень точен, когда сказал, что будет больно, но очень красиво, — Мужчина кивнул головой и поблагодарил официанта, принёсшего заказ. — И я, конечно, сделаю вид, что поверил в то, что ты просто так думаешь о героине книги, но я не поверил, — по-доброму усмехнулся преподаватель, второй раз за вечер вгоняя ученика в краску. Подвинув ближе к мальчишке тарелку с едой и чашку вкусно пахнувшего чая, продолжил, — А теперь давай ешь, — И вновь улыбнулся, глядя тому в глаза. Антон почувствовал, как покраснели кончики ушей и, смущённо опустив глаза, он, послушавшись преподавателя, взял вилку, в очередной раз поблагодарив за ужин и за потраченное время. Минут через двадцать, устав от тишины, Арсений Сергеевич решил задать важный, по его мнению, вопрос, ведь в зависимости от ответа ему станет чуточку яснее состояние парня. — Антон, извини за личный вопрос, — он чуть помедлил, дожидаясь пока тот перестанет жевать и поставит на стол чай, — у тебя есть девушка? — Совершенно будничным тоном проговорил он, словно бы спрашивал, как ему сегодняшняя погода. Выпучив глаза, Шастун растерялся и, если бы жевал, то обязательно бы подавился. — Арсений Сергеевич, да вы бросьте. Моя девушка на ближайший год — литература. И мне её пока хватает, — усмехнувшись и выдохнув, он немного отхлебнул горячего чая. — Вот и молодец, — одобрительно улыбнулся старший, хотя на самом деле не был доволен ответом. Если Антону действительно так плохо, как об этом говорил Поперечный, то любящий и любимый человек рядом, наверное, положительно влиял бы на его состояние. Но если бы он только знал... Открыв дверь своей спальни, Антон улёгся на диван и сразу же позвонил Дане, эмоционально рассказывая обо всём, что произошло за день: и о своих противоречивых чувствах, которые остались, о том, насколько вкусной была еда и о том, как дружелюбно вёл себя преподаватель. Но как только разговор зашёл исключительно о мужчине, Шастун слегка загрустил, проговорив, что у того есть девушка и, соответственно, шансов у него нет никаких. Боль на сердце не утихала. Ему так хотелось бы оказаться на её месте. Наверное, та девушка в полной мере не осознаёт, что она с самым лучшим мужчиной. Антон почти уверен, что его чувства сильнее и искреннее. Да вот только какой толк в его любви, если она абсолютно обречена? Темноту комнаты разбивал нечёткий луч лунного света, что пробивался в комнату сквозь неплотно закрытые шторы. Музыка, не громко играющая через колонку, убаюкивала своей мелодией, но он раз за разом выныривал из сна, вслушиваясь в текст. Не об этом он думал, когда решил оставаться до одиннадцатого класса. Казалось, что в этом году всё наладится: мама ещё летом говорила, что нашла хорошую работу, отец обещал встать на ноги и начать помогать, всепоглощающая тоска и тяжёлая, чёрная грусть потихоньку начинали отступать, а большего ему и не надо было. Но ничего так и не изменилось, стало лишь хуже. Одиночество всё так же каждую ночь обнимало за острые плечи, на коже появлялось всё больше шрамов и мелких ожогов, а мыслей о том, чтобы самостоятельно уйти из жизни посещали его всё чаще. Если честно, у него даже план готов, но он пока лежит в самом дальнем ящике, на случай, если он перестанет справляться со всем происходящим и тьма полностью овладеет им. Хотя, казалось бы, что может случиться настолько ужасного? Не задумываясь, Антон находит сотни причин чуть ли не сейчас полоснуть по венам и всего около десятка причин продолжать пытаться. И как бы не было странно, десяток перевешивал ту сотню. По крайней мере, пока что перевешивал. Несмотря ни на что ему хотелось верить в то, что Арсений Сергеевич позволит подойти чуть ближе или даже подружиться. Пускай не сейчас, пускай после выпускного или через несколько лет. Не важно сколько ему придётся ждать и совсем не страшно, если придётся пожертвовать своим комфортом и счастьем. Хотя о каком счастье может идти речь, если он не будет с ним? Мальчишка искренне, всем сердцем верит, что если мужчина разрешит узнать себя, то он только убедиться в его идеальности. Он уверен, что Арсений Сергеевич, без шуток и преувеличений — самый лучший. Он, безусловно, таким и является и, чтобы это увидеть, нужно всего лишь его понять. На других ему даже смотреть не хотелось.***
Стоя на углу панельного дома, Поперечный переминался с ноги на ногу и потирал заспанные глаза. «Господи, ну какой козёл придумал сбор в семь утра?» — думал про себя парень, проклиная не успевшую начаться поездку. Наконец-то дождавшись Шастуна, который выглядел ничуть не лучше его самого, он радостно с ним поздоровался, разворачиваясь в сторону школы. Рассвет озарил небо персиковым цветом, украшая голые макушки деревьев, оставляя поцелуи первых лучей на щеках парней колючим холодом и окутывая их силуэты. Морозный воздух начала ноября бодрил и тут уже хочешь или нет, а до конца проснуться надо. Широко зевнув, Антон потянулся, запрокинув голову назад и поправил надоевшую лямку рюкзака, которая то и дело сползала с плеча. Всё-таки согласиться на эту поездку стало не худшим его решением. До Москвы ехать около семи часов и он рассчитывает, как минимум, отоспаться в дороге и надеется на то, что автобус будет тёплым. Пока одиннадцатиклассники рассаживались по салону, Антон быстренько докуривал последнюю на долгие несколько часов сигарету, недалеко отойдя ото всех. А когда поднялся в автобус, едва ли не потерял дар речи. На первых сиденьях сидели учителя, среди которых чёрная макушка и голубые глаза, которые не могли никому принадлежать, кроме как Арсению Сергеевичу, а рядом сзади за ним расположился преподаватель начальных классов, который вёл у Тихона. Тяжело сглотнув и опустив глаза в пол, парень, поздоровавшись, поспешил уйти в конец салона, ища глазами Данилу. Первые пару часов в автобусе были слышны разговоры, редкие шутки и смех, а после стало значительно тише. Многие из ребят уснули, а кто-то слушал музыку или что-то смотрел. Антон же, к удивлению, не мог ни уснуть, ни сконцентрироваться на книге. Глядя в окно, наблюдая за тем, как быстро сменяются пейзажи он почему-то задумался о своём недалёком будущем. Не совсем, возможно, светлом, но хотя бы сносном. На самом деле в последнее время он часто об этом думает, но эти размышления никогда и ни к чему не приводили. Только сильнее расстраивали. В сознании крепко засела мысль, что все его мечты и даже мнимые цели так и останутся заметками в телефоне. От этого на душе тяжело. Единственная, как он думает, надежда увидеть настоящую жизнь — уехать. Сменить полностью обстановку и попытаться стать совершенно другим человеком. Пускай придётся себя ломать — плевать. Он и так сломлен. Запутавшись в ворохе мыслей он вновь почувствовал, как всем телом и душой тонет в одиночестве. Повернув голову, он мельком глянул на мирно спящего с блокнотом в руках Поперечного, который, казалось бы, стал его самым лучшим другом, во всём поддерживал и никогда не оставлял, но… внутри всё равно сквозит. Ему бы тепла почувствовать. Хотя бы раз проснуться не на холодном диване, запутавшись в пледе и обнимая плюшевого пса, а на мягкой кровати, прижимаясь к тёплому плечу. Хотел бы, чтобы его выслушали, приласкали и погладили по русой кудрявой голове. Хотел бы, чтобы его целовали, окружали заботой и ценили. Ценили — самое главное. Он и не понимал каково это — чувствовать, что ты для кого-то важен, кому-то не безразличен. Хотел бы готовить кому-нибудь ужин и ждать с работы. Хотел бы чувствовать себя нужным. Как бы он не пытался убедить себя в том, что отношения и забота ему вовсе не нужны, и как бы крепко он не цеплял на себя эту маску безразличия и холодности, самыми тёмными ночами всё равно сводило сердце острой болью, выжимая слёзы из глаз. Вибрирующий в руке телефон заставил его вздрогнуть, оповещая о новом сообщении. 09:34 Арсений Сергеевич: Антон, ты не спишь?09:34 Вы: Нет, Арсений Сергеевич
09:35 Арсений Сергеевич: Бери ручку и пересаживайся ко мне Господибоже он издевается? — мгновенно пронеслось в голове парня. Неужели нельзя спокойно доехать?09:38 Вы: А… сейчас
Слегка нахмурившись, Антон поднялся со своего места и поплёлся в начало салона, ища глазами преподавателя. Не понимая, чего от него хотят, было немного не по себе. Почему нельзя было просто уснуть? Или хотя бы притвориться, что спишь? — Присаживайся, не стесняйся, — преподаватель дружелюбно улыбнулся, кивнув головой на сиденье рядом с собой. — В общем, смотри, — мужчина продолжил, потянув руку к рюкзаку, что стоял в ногах, вынимая из него сборник ЕГЭ. Заметив внушительных размеров книгу, Антон тяжело вздохнул, но ничего говорить не стал. Да и слушать его бы никто не стал. — Я хочу, чтобы ты решил тестовые части восьмого, двенадцатого и девятнадцатого вариантов. Часа тебе хватит? — Заметив неуверенный кивок, Арсений Сергеевич улыбнулся, вернув в ухо наушник, накинув на голову капюшон розовой худи и отворачиваясь к окну. Внимательно вчитываясь в вопросы и по многу раз возвращаясь к отрывку из текста, Шастун хмурил брови, пытаясь сконцентрироваться и собрать мысли в кучу. Его то и дело сбивал запах парфюма мужчины, что сидел рядом. Антон иногда поглядывал на него, но, не получая ответа на свой робкий взгляд, вздыхал и возвращался к учебнику. Спустя пятнадцать минут безрезультатной борьбы с «На дне» его неумолимо начало клонить в сон. А ещё через десять минут Арсений Сергеевич вздрогнул, почувствовав неожиданную тяжесть на своём плече. Уснул. Уснул, норовя свалиться головой с плеча. Преподаватель, не желая тревожить необходимый сон, аккуратно повернулся и попробовал сесть так, чтобы парень не свалился вперёд, да и самому было более-менее комфортно, и попытался уснуть. Чувствуя тепло через сон, Антон лишь больше приластился, втягивая воздух и приятный запах кожи, удобней устраиваясь на крепком плече. Впервые за долгое время он уснул в автобусе, не переживая о том, что что-то может произойти. Спокойно. Жаль, что это приятное ощущение продлилось совсем не долго, каких-то полтора часа. Арсений Сергеевич головой на окне, а Антон у него на плече. Обоим тепло и уютно. И спали бы дальше, если бы не плановая остановка автобуса. Проснувшись первым, преподаватель аккуратно погладил ученика по плечу и тот, встрепенувшись, глянул на него округлёнными глазами, неловко улыбнулся и поспешил покинуть салон, вслед за своими одноклассниками. Мужчина только по-доброму усмехнулся и покачал головой, поднимаясь с тёплого насиженного места, разминая спину. Но возвращаясь в салон, он не пропустил мальчишку к его месту, опустив широкую ладонь тому на предплечье. Садясь на остывшее кресло, мужчина бросил лишь одну фразу, прежде, чем вернуться к учебнику. — Бросай курить, Шастун… Москва встретила их холодным ветром и мелкой моросью. Антон, поёжившись, сильнее кутался в куртку, дожидаясь Поперечного. Им объявили, что у них два часа свободного времени, и Шастун, особо не задумываясь, решил, что проведёт это время в отеле на, дай Бог, мягкой кровати. А Данила, который в столице далеко не первый раз и, конечно, составил свою программу того, что точно им следует посетить, пытался уговорить друга на прогулку. Но тот лишь широко зевал и крутил головой из стороны в сторону. Упав на мягкую кровать, стянув слегка влажные от мороси джинсы и толстовку, оставшись в сером лонгсливе, он укутался в одеяло. Последние несколько недель были для него, мягко говоря, не простыми. На работе, что не удивительно, тяжело, а с учёбой и того хуже. Когда он говорил преподавателю, что литература — его девушка на ближайший год, не соврал точно. Ему уже не снились страницы книг, бесконечная теория и разборы стихов. Но чаще снился преподаватель. Который, кстати, к большому удивлению мальчишки, начал вести себя… нормально. Может быть даже по-дружески. Поперечный, смирившись с тем, что Шастун вряд ли куда-то пойдёт, последовал его примеру и завернулся в лёгких простынях, повернувшись к нему спиной, попытался уснуть. Однако, мысли обо всём на свете переполняли мозг, не позволяли расслабиться. Данила на самом деле несколько раз ловил себя на том, что слишком много думает, но как бы не пытался — меньше думать никак не получалось. Последний год в школе стал морально тяжёлым для него. Бесконечные репетиторы, элективы и тысяча других дополнительных занятий, на которых только и делали, что пугали экзаменами. А ему вообще-то жить хочется. Спокойно просыпаться и заниматься тем, что нравится, развиваться в юморе и, может быть, попробовать себя в озвучке мультиков. Приходить домой и ложиться спать, а не зубрить учебники до самого утра. Он сам особо и не выбирал — выбор сделали родители, а парень вроде и против не был. Нет физики с профильной математикой и на том спасибо. Он слишком устал, чтобы волноваться о настолько не ощутимом и невнятном будущем. — Антох, — не выдержав того кома мыслей, что вертелись в голове, позвал Данила. Повернувшись к другу, он, дожидаясь ответа, надеялся, что тот ещё не уснул. — М? — чуть хрипло и сонно отозвался парень. — Как ты? В последнее время прям заёбанный. — Ну, спасибо за комплимент, — усмехнувшись, съязвил парень, по-турецки складывая ноги. Заметив ответную улыбку вздохнул, не зная с чего начать, да и нужно ли вообще. — Знаешь… у него есть девушка, — он, наверняка, выглядит глупо, в сотый раз повторяя одно и тоже. — Они хорошо смотрятся вместе, счастливые такие. Они разговаривали долго, словно бы не виделись давно. Я слышал кое-какие фразы краем уха, пока убирал столы. — Слушай, а ты точно уверен, что они вместе? Может быть подруга или родственница какая? Мне кажется, что сделал слишком поспешные выводы, не думаешь? — пожал плечами Поперечный. — Спрашивал у него? — Дань, ты дурной или прикалываешься? — округлил глаза Антон. — Как я могу это у него спросить? Я иногда заикаюсь на уроках, когда ему отвечаю, а ты мне про личную жизнь. Ну куда? Я и так ни о чём другом думать не могу. А ты как? — перевёл тему парень, не желая забивать голову друга своими проблемами. Чёрт с ним, сам разберётся. — Хорошо. Наверное, — Данила замолчал, решив, что не лучшее время для дежурных ответов. — Устал. Заебала учёба, честное слово. Тошно уже. Хочу заниматься тем что мне нравится, а не хуйнёй, которую даже не понимаю, — в номере воцарила тишина, комфортная для обоих. Не чувствовалось недосказанности и напряжения не было вовсе. Да и говорить было нечего. Почувствовав, как усталость наваливается на тело вторым одеялом, Антон поудобней устроился на не самой мягкой подушке и провалился в сон, прошептав лишь тихое «я тоже устал». Экскурсовод, как Шастун и ожидал, безумно нудный и говорит абсолютно монотонно. Да и вообще — какого хера они по улицам ходят, когда, во-первых, в Москве минус десять, а во-вторых, куча развлечений и мест, в которых можно отлично провести время? Он вот, к примеру, совсем не против сходить в какой-нибудь современный театр или галерею. Нет, ему конечно нравится архитектура и урбанистка, но этого парня-экскурсовода, который выглядел так, словно бы вышел из семидесятых, слушать было невыносимо. Оглядевшись по сторонам, Антон заметил, что из двух сопровождающих группу остался только один, а Арсений Сергеевич, по всей видимости, куда-то слинял. Очевидно, что для него эта экскурсия, как минимум, неинтересна и он уже придумал чем себя занять, оставив двадцать семь подростков-учеников на плечи учителя начальных классов. Мальчишка уже и сам пару раз задумался о том, чтобы пойти прогуляться по самостоятельно составленному маршруту, но из уважения оставался на месте. Данила после того, как они поспали в отеле не очень-то разговорчивый и раз за разом терял смысл диалога. Поэтому ничего и не оставалось, кроме как вертеть головой из стороны в сторону и слушать историю очередного здания. Завибрировавший телефон в кармане отвлёк парня, едва сосредоточившегося на парапетах и наличниках. Хотя он и не против отвлечься. 16:34 Арсений Сергеевич Антон, вы ещё на экскурсии?16:35 Вы Да
16:35 Арсений Сергеевич Игорь Андреевич ничего про меня не спрашивал ещё?16:37 Вы Нет, он с головой погрузился в тонкости дореволюционной архитектуры
16:37 Арсений Сергеевич Хорошо. Но если что, скажи, пожалуйста, срочно нужно было уехать или придумай что-нибудь. У тебя с импровизацией и выдумкой отговорок всё не так плохо. И ещё. Зайди ко мне, как вернётесь в отель.16:39 Вы Понял-принял. Зайду, Арсений Сергеевич.
Вновь подняв голову на класс, Антон заметил, что они уже начали уходить дальше, а он стоял один. Нагнав остальных ребят, парень постарался больше не отставать. Когда экскурсия подошла к концу, Шастун, выхватив Данилу из толпы старшеклассников, потащил его в сторону кафе. За пару лет дружбы он усвоил, что для того, чтобы развеселить друга, нужно его вкусно накормить. Смотреть на поникшего Поперечного и ничего не делать было бы, как минимум некомфортно. Парни, сделав заказ, присели на небольшой диванчик в конце зала и изредка переговаривались, делясь впечатлениями об объективно, не лучших двух часах. В холе отеля приятно пахло девичьими духами и, совсем немного, свежезаваренным кофе. Поздоровавшись с миловидной брюнеткой на расепшене, парни поднялись по лестнице на второй этаж. А зайдя в номер — развалились на кроватях, хихикая с глупых шуток друг друга. Выпив чай и немного отогревшись от холодного московского ветра, Антон переоделся в лёгких лонгслив и, взяв тетрадь, пару книжек и ручку, пошёл в номер к преподавателю. Мужчина в переписке и слова не сказал о литературе и экзаменах, но парень прекрасно понимал, что больше звать его незачем. Постучав в дверь, сделал пару шагов назад, чтобы его не пришибли этой же дверью. Арсений Сергеевич в домашнем сером трико, чёрной свободной футболке и слегка лохматой чёлкой — абсолютная слабость парня. Таким он нравился ему даже больше, чем в строгих костюмах и с безупречной укладкой. Ему хочется верить, что этот мужчина — тот самый человек, с которым всегда тепло, комфортно и спокойно. Он многое бы отдал за то, чтобы видеть его таким чаще. Желательно всю оставшуюся жизнь. Пропустив мальчишку в номер, Арсений Сергеевич забрался на большую кровать с ногами, складывая их в позу лотоса и приглашая Антона рядом с собой. Слегка замявшись, парень опустился на край кровати, протягивая преподавателю тетрадь со всеми выполненными домашними, которые тот задавал на консультациях, и тяжело вздохнул, ожидая пока преподаватель назовёт ошибки. Работа, конечно, не могла не повлиять на успеваемость и это то, о чём и говорил учитель. Он старался, правда, старался изо всех сил. Наблюдая, как внимательно мужчина вчитывался в его неровный почерк, иногда хмурясь и прикусывая кончик ручки, переживал, что там всё не так хорошо, как он думал. А когда тот перевернул последний лист и закрыл тетрадь, прикрыл глаза, возвращая тетрадь парню. — Антон, — начал преподаватель, глядя мальчишке в глаза, — давай проведём тест и потом скажу все замечания. В целом не очень хорошо и я хочу убедиться, что всё на самом деле не так плохо, как я думаю, — мужчина старался говорить размеренно и спокойно, особо не показывая своего недовольства. Он предполагал, что успеваемость скатится, но хотел верить до последнего в обратное. — Хорошо, я вас понял, — совсем без энтузиазма и каких-либо эмоций ответил Шастун, вытаскивая из кармана ручку. Он не хотел поднимать на него взгляд, да и чтобы тот смотрел на него не хотел тоже. Потому что стыдно. — Тогда давай начинать. Ответы по типу «да», «нет» и один будет развёрнутый. По последним пройденным темам. Не разочаруй меня, пожалуйста. Я только недавно начал в тебя верить, — преподаватель открыл заметки в телефоне, ища нужный материал, а Шастун почувствовал, как болезненно сжалось сердце на последних словах мужчины. Он понимает, что делает недостаточно, чтобы заслужить крепкое доверие, да и на самом деле даже представить не может как это сделать. Как жаль, что он не может рассказать ему о том, как тяжело и больно слышать эти слова, пусть и заслуженно. Спустя сорок минут Антон с горем пополам решил тест и теперь оставалось только ждать. — Только не ругайтесь сильно, пожалуйста, — прошептал себе под нос мальчишка, мимолётно посмотрев на сосредоточенного мужчину. — Постараюсь ругаться не сильно. Но ничего не обещаю, — он продолжил сверку ответов, в привычной манере хмуря брови и прикусывая колпачок ручки. — Антон, объяснишь мне, что происходит? — Устало, но от этого не менее строго отозвался преподаватель. — Ты написал сейчас хуже, чем прошлые несколько контрольных. Как мне это понимать и какого результата ты вообще хочешь? — Арсений Сергеевич, в упор глядя на парня, чуть наклонил голову в бок. Внутренне ему потребовалось не мало усилий, чтобы сдерживать всё негодование и постараться успокоиться, понимая, что всё-таки перед ним ребёнок, который, очевидно, сам не понимает, чего хочет, поэтому хватается за всё разом, в итоге нигде не достигая результатов. — Посмотри на меня, Антон, — мужчина терпеливо ждал взгляда зелёных глаз, которые сейчас были печальными и виноватыми, но жалеть их обладателя он не собирался. — Мы же с тобой договаривались. Я пошёл на компромисс, на уступки, если хочешь, дополнительно занимаюсь с тобой и ещё пару недель назад твои результаты были лучше, — преподаватель приостановился, слегка сощурил глаза и всё пытался понять что именно не так. Возможно, как он и думал, парень остыл к выбранному предмету, большую часть внимания уделил другим профилям или просто на просто у него не осталось времени на нормальную подготовку. — Извините, Арсений Сергеевич… я всё исправлю, — воздух перехватывало и говорит вовсе не хотелось. Он хотел провалиться сквозь землю, оказаться в Китае, вернуться в ту самую худшую зиму, но только не глупо оправдываться, понимая, что оправдания никакого и нет. — Я знаю, что вы и так пошли мне навстречу и очень это ценю, правда. А я опять не справился. Но я стараюсь, честно, — чуть робея продолжал Антон. — Расскажи мне, почему я должен снова тебе верить? В прошлый раз ты тоже говорил «честно». А оказалось, что грош цена твоим словам. Я даже не знаю, что тебе нужно сказать, чтобы я оставил допуск и не отправил тебя в другую подгруппу, — спокойный голос преподавателя пугал на порядок сильнее, чем эмоциональные возгласы потому что сейчас вовсе не составляло труда поверить в то, что мужчина, не поведя бровью, откажется от него. — Мне нечего сказать, Арсений Сергеевич. Извините, — опустив пристыженный, затуманенный взгляд, ответил Шастун. Да и на самом деле ответил-то он правдиво. Нельзя же сказать, что девушка, с которой он видел мужчину в кафе уже несколько дней не выходит из головы? Что на самом деле сильно переоценил себя и совсем не справляется? Что домашние скандалы жутко выматывают, а давление учителей совсем не помогает? Нет, конечно, он же мальчик умный. Вот и получается, что сказать-то и нечего. — Я так и знал, что это было ошибкой. Сразу же тебе говорил, что никого жалеть не стану. Бери тетрадки и можешь быть свободен. Как вернёмся в Воронеж, буду разговаривать с Зоей Фёдоровной и там решим, что с тобой делать. Услышал меня? — Уловив едва заметный кивок и чуть подрагивающие плечи, он продолжил, — Я же говорил тебе, что зря ты устроился на работу. — До свидания, — не желая принимать услышанного, сказал парень, поднявшись с кровати, спеша выйти из номера. — И предупреди, пожалуйста, одноклассников, что собираемся в холле через два часа. Я надеюсь, что хоть это можно тебе доверить, — проговорил Арсений Сергеевич, поправляя заправленное одеяло и съехавшую вниз подушку. Сердце в груди словно бы и не билось, а воздуха в лёгких категорически мало. Мозг совершенно отказывался воспринимать слова мужчины и старался убрать их в самый дальний ящик и, хорошо бы, забыть. Он что прямым текстом назвал его своей ошибкой? Нет, не может быть. Всё это — глупая фантазия, страшный, уродливый сон. Вот сейчас он откроет дверь и проснётся на кровати, укутанный в одеяло по самые уши. Но вот ручка двери щёлкает, он переступает порог и всё остаётся, как было. Туман из головы не уходит, а дышать по-прежнему нечем. Может стоит лечь на кровать или умыться холодной водой? Когда ничего из этого не срабатывает, по лицу скатывается первая слеза. Да, Арсений Сергеевич назвал его своей ошибкой. Тело пробивает мелкой дрожью. Он не плачет, слёзы не обжигают глаза, он не чувствует подступающей истерики. В один миг он словно бы опустел. И если до этого под сердцем теплилась надежда, то сейчас от неё остался робкий маленький огонёк, что еле-еле держался. Данила, вернувшись в номер только через час, обнаружил друга смотрящего в стенку и прижимающего к себе сборник по литературе. Не нужно быть умным, чтобы понять, что что-то не так. Но он не отзывался на имя и даже не обратил внимания, когда ему помахали перед лицом и вот тогда Поперечный полностью перестал понимать всё происходящее. Когда он выходил, Шастун достаточно бодро и весело собирался на, как он понял, дополнительное занятие, а прошло всего-то пара часов. На все вопросы парень отвечал кратко и лаконично — молчанием или рванными вздохами. Сев рядом с ним, Поперечный закинул руку ему на плечо, понимая, что единственное, что он сейчас может сделать — быть рядом. — Дань, — спустя некоторое время отозвался Антон, глубоко вздыхая, — пошли курить. Погода на Московских улицах не изменилась, а может стала даже хуже Небо, затянутое серо-молочной плёнкой пасмурных туч, выглядело угрожающе и вовсе не располагало к экскурсиям. Особенно, если она опять будет проходить на улице. Вообще, в такую погоду хотелось только спать и курить в окно, не выходя из дома. В тёплом номере Арсений ходил из угла в угол, борясь со своими сомнениями. Уверенность в правильности сказанных словах и принятом решении стремительно исчезала, но здравый смысл и самолюбие всё-таки преобладало. Единственное: ему, наверное, надо было чуть дольше разговаривать с учеником и тогда, может быть, он бы что-то да ответил. Хотя с другой стороны, ему говорилось о том, что косяков никто терпеть не станет. От бесконечного жужжания мыслей разболелась голова и контролировать эмоции стало на порядок тяжелее. Мог ли он попытаться войти в ситуацию мальчишки и понять его? Конечно мог. Да вот только был убеждён, что ничем хорошим это бы не закончилось, а успешной сдачей ЕГЭ — тем более. Если он сейчас даст слабину и отступит от своих принципов, то существует огромная вероятность того, что ему усядутся на шею и удобно свесят ножки. Или, как минимум, это было бы не честно по отношению к другим ученикам, чьей подготовкой он занимается. Сложно. Складывается ощущение, что он выбрал совершенно не ту профессию и от этого только страдают все вокруг. И ученики, и он сам. Нет, преподаватель он хороший и это подтвердят многие ученики. Но, как человек — он, кажется, обмельчал. Неумение переступать через себя — тоже, в какой-то мере слабость. А по отношению к самому себе слабость неприемлема. Как и игнорирование своих принципов. Иной раз, когда наступали подобные моменты, ему казалось, что вот-вот внутри что-то взорвётся. Никак он не может примириться с собой, обрести гармонию. Не получается. Слово бы внутри него чего-то не хватает, хотя зачастую кажется совсем наоборот. Иногда так много, что лезет через край. — Блядский Шастун со своей блядской работой, — прорычал мужчина, вытягиваясь на кровати и обнимая подушку. Он прекрасно понимает, что не может осуждать парня в своём раздражении, конечно, нет. Да и вообще он сделал всё неправильно. Только вот, где берёт начало это «всё» — неизвестно и даже страшно представить. Наверняка, за ним слишком много ошибок, с которыми он не справится, да и исправить уже никогда не сможет.***
Ночная Москва, зажжённая огнями, заполненная звуками веселья, отголосками песен. Фонари отражаются в зелёных глазах, затянутых стеклом, а весь мир двоится и кружится. В мыслях как никогда тихо, а на сердце и того тише. Поперечный, закатываясь звонким смехом через каждое слово, едва успевает схватить Шастуна за локоть, когда в ногах улетучивается и последняя капля правды. Данила не обманул — бар действительно приятный, алкоголь дешёвый и крепкий, а как итог — Антон ужасно пьян. Но ведь он этого и хотел, так что никаких претензий, лишь пьяные улыбки и непонятное внутреннее спокойствие. Весело обоим и никто из них даже думать не хочет о том, что скоро возвращаться в отель. До болезненного безразлично. Шагая по фонарной аллее, Антон, одному ему известно из-за чего захохотал, облокачиваясь на друга, сгибаясь пополам и только чудом не падая на землю. Попробуй он сейчас что-то сказать — не выговорил бы и слова. И это даже хорошо. Если бы в таком состоянии он мог говорить — со стопроцентной вероятностью набрал бы отцу, разругался бы с ним в дребезги, а после в слезах звонил Арсению Сергеевичу и наговорил бы кучу глупостей. И если бы крики отца забылись на утро, как лицо девушки, что наливала им сегодняшним вечером, то каждое слово преподавателя выжглось на подкорке мозга. Потянув Антона за рукав, Поперечный, то ли испуганно, то ли весело выкрикнул: — Шаст, мы время проебали, — чуть посмеиваясь отозвался парень, будучи чуть более трезвым. — Анто-он, мы пиздюлей получим, приходи в себя, — а в ответ слышит только отдельные бессвязные слова. И Данила только сейчас понимает, что им на самом деле пиздец. Он и не заметил, когда Шастун так налакался — вроде сидел тянул бокал пива, в какой момент всё пошло не по плану? Слава всем Богам, что они не так далеко от их отеля и Поперечный более-менее ориентируется в этом районе. Москву Даня любил. Может быть даже больше, чем родной Воронеж. Его внимание всегда было приковано к ярким огням и величественным зданиям на центральных улицах города. Он любил проводить время у прудов и часами гулять по необъятным, местами пугающим, паркам. Его мама, ценительница высокого искусства, считала своей прямой обязанностью показать сыну Третьяковку, и парень, ожидаемо, не остался равнодушным. Но больше всего в столице ему нравились рассветы и закаты. Каждый раз они были словно особенными. Он всегда радовался, когда удавалось проводить или встретить солнце на крыше какой-либо высотки города. Самое яркое и красивое место открылось ему совершенно случайно. Родители решили провести последние дни отпуска на Воробьёвых горах, а там, на удивление Данилы, оказалась вполне неплохая смотровая площадка, на которой он провёл всю ночь. Открывшийся вид на никогда не спящий город, едва обрамлённый золотом, заставил его замереть, чуть приоткрыв рот. Но сейчас всю безграничную любовь перекрывал страх прохватить по первое число и потерять едва стоящего на ногах Шастуна. Но спустя всего сорок минут парни поднимались на нужный им этаж. Данила, едва спокойно выдохнул, потянувшись за ключ-картой и услышав тихий свист, оповещающий о том, что номер открыт, но с другого конца коридора послышался заспанный мужской голос. — Вы почему не спите? Три часа ночи, нам выезжать в шесть, — силуэт, едва различимый в темноте, медленно приближался к застывшим на месте парням. Шастун, краем уха услышав знакомый тембр, в ужасе округлил глаза, словно бы отрезвел минимум на половину, но всё же не имея сил в ногах только схватил Поперечного за плечо, стараясь удержать равновесие. А тот, в свою очередь, сразу понял, что им конец. — А, — нахмурившись, собирая слова, что разбегались из стороны в сторону, в одно связное предложение, но Поперечный смог выговорить лишь: — уже ложимся, — но мужчина, что уже подошёл достаточно близко, чтобы услышать стойкий запах алкоголя, шумно выдохнул и устало прикрыл глаза. — Вы нахрена нажрались? — Арсений Сергеевич подошёл к Антону, который с трудом различал лицо преподавателя и заторможено моргал стараясь дышать спокойней. — Господи боже, Шастун, — обречённо прошипел мужчина, понимая, что глаза у парня совершенно стеклянные, а сам он смертельно пьян. И он бы его отчитал, но понимая, что в таком состоянии тот ничего не поймёт, решил действовать по-другому. — Поперечный, иди спать, — приказным тоном прорычал преподаватель, а сам взял Антона за предплечье. Данила, понимая, что спорить бесполезно и забрать друга у него не получится, смирился и покорно ушёл в номер. Ведя Антона по коридору, Арсений Сергеевич едва ли находил в себе силы, чтобы сдерживать злость, что сейчас была в каждой его клетке, стараясь не цеплять плечом стену и следить за тем, чтобы парень, путающийся в собственных ногах, не развалился по старому тёмному линолеуму. Открыв номер, мужчина прошёл в ванную, рывком дёрнув на себя парня, стягивая с него куртку и оставляя в тонкой кофте с длинными рукавами. Шастун выглядел тряпичной куклой в руках опытного кукловода и подчинялся каждому движению мужчины. Наклонив своего ученика головой к душевой, Арсений Сергеевич включил холодную воду, затягивая того под струю. Антон, теряя равновесие едва ли не падает, глубоко хватает воздух ртом, покрываясь мурашками от холода. Его трясёт, но голову так и не вытаскивают, зато какая-никакая трезвость к нему возвращается. До его слуха очень гулко доходили неразборчивые слова мужчины, а когда он почувствовал, что вода больше не льётся ему на голову и за шиворот, даже на пару секунд испугался, тяжело хватая воздух, пока его не развернули лицом. Осознав, что на самом деле почти пришёл в себя, он, случайно заглянув в глаза преподавателя, понял, что самое страшное только начинается. Капли, стекающие по лицу и шее вызывали новый табун мурашек и парня вновь заметно потряхивало. Сделав пару шагов назад, надеясь сбежать, парень лишь наткнулся поясницей на бортик раковины. — Антон. Ты на кой хрен так ужрался? С чего ты вообще взял, что можешь пить? Тебе ещё даже восемнадцати нет! Что ты вообще вздумал себе позволять? — Мужчина крепко вцепился ладонями в его плечи, встряхивая и рыча на парня. Был бы день — его крик слышал бы весь этаж. Арсений Сергеевич, продолжая отчитывать парня, всеми силами старался не обращать внимания на то, что у того на глазах слёзы наворачиваются, думая, что это всего лишь вода, стекающая с волос на лицо. Ну, по крайней мере ему удобней думать, что это всего лишь вода. — Ты когда-нибудь угомонишься? От тебя ничего сверхъестественного не требуют, — глубоко вздохнув не позволяя вставить даже полслова, продолжив. — Вот ответь мне на один вопрос: зачем? — Я больше не могу, — одними губами проговорил Антон, чувствуя, как горячая слеза срывается с его глаз. Но Арсений Сергеевич даже бровью не повёл, вновь накидываясь на него с упрёками. А Шастун, как в бреду, повторял одну фразу раз за разом, надеясь, что тот его услышит. Ему бы сейчас прижаться к тёплой груди, да чтобы его по голове погладили, но всё растворялось в бесконечных вопросах и недовольствах мужчины. — Да сколько можно косячить? А если бы не я, а Игорь Андреевич увидел бы тебя в таком состоянии? Ты представляешь, как бы ты меня подставил? Головой своей дурной думаешь хоть о чём-нибудь? — Преподаватель эмоционально вскинул руки вверх, случайно пугая мальчишку, затем складывая их на груди. — Надоел ты мне. Одни проблемы от тебя, Шастун! Уходи, видеть тебя не хочу, — чуть громче прикрикнул Арсений Сергеевич, собирая с пола вещи мальчишки и впихивая их тому в дрожавшие руки, выпроваживая из своего номера. Захлопнув за собой дверь и глядя во внутрь комнаты, Антон расслабил руки и вещи выпали кучей у его ног. В голове ничего, кроме немощной мольбы о помощи и решительного отрицания всего произошедшего. Чуть шатаясь он прошёл дальше, присмотрелся и понял, что Поперечный крепко спит. Присев на кровать, парень чувствует, как гулким треском в уши отдаётся сбитый ритм сердца, буквально ощущает, как бежит кровь по венам и едва трезвой частью сознания понимает, что совсем не чувствует тела. Головой он совершенно не понимает, что то, о чём он сейчас думает может привести к худшему финалу из всех возможных. Это ощущение ему давно знакомо, и он делает всё едва ли не на рефлексах. И снова всё сначала. До смешного глупо. Антон истерично усмехается и идёт к душевой. Губы нервно вздрагивают, а ноги не слушаются. Он опускается на бортик ванной, вытягивает ноги перед собой, скомканным движением стягивает мокрый лонгслив и, не глядя, проводит лезвием. Через пару мгновений он чувствует, как горячая кровь вытекает из пореза и лишь запрокидывает голову назад. Неожиданно даже для себя начинает придурошно хихикать и смеётся до тех пор, пока не понимает страшного: в этот раз всё не так, как обычно. Антон обеспокоенно, насколько это возможно в его состоянии, перевёл взгляд на повреждённую руку, пытаясь понять, что всё-таки не так. И в следующую секунду осознаёт, что много. Слишком много крови. Кожа под острой сталью разошлась, как мягкое тесто, а кровь останавливаться явно не собиралась. И только в эту секунду он понимает, что он сделал. А самое страшное — он даже представить себе не может, как всё исправить. Кровь фонтаном, конечно, не бьёт, но он почти уверен, что задел вену. «Я умру. Умру сейчас. А мама? А Тихон? Я не хочу. Но умру, да ведь?» — Шастун судорожно хватал воздух ртом, понимая, что ни одной полезной мысли сейчас в голове нет. «Мне надо встать. Надо встать.» — Антон бегает испуганными глазами по маленькому помещению, мечась от стены к стене и задерживается на батарее. — «Полотенце. Возьми полотенце. Вода. Дыши, твою мать, только дыши» — ему хотелось бы кричать, позвать на помощь, но воздуха в лёгких катастрофически не хватает. Белоснежное полотенце, висевшее на батарее, горячее и очень жёсткое, даже немного царапающее. Но выбирать не приходится. На джинсы стекают капли крови и на кафельный пол тоже. Всё вокруг плывёт и стены безбожно лезут друг на друга. Полотенце, пропитанное ледяной водой обжигает своим холодом и неприятно проходится по коже. «А дальше? Что? Бинт? Брал с собой? Не помню…сука. В сумке. Должен быть там». Пока он плетётся к рюкзаку, что стоит буквально за дверью, кровь продолжает капать на пол, а в голове лишь крутятся мысли о том, какой же он идиот. Откинув полотенце в сторону с ужасом понимает, что оно на четверть, не меньше, алого цвета, а кровь едва-едва остановилась. И он бы уже потерял сознание, но всеми силами цеплялся на рваные нити хрупкой реальности, открывая бинт. Прошло около часа, может быть полтора и Антон, с горем пополам пришёл в себя. На руке, он уверен, останется огромный шрам, который со временем станет заметным бугром, который скрыть будет не так просто, как остальные следы от лезвия и сигаретных окурков. Вытирая капли крови с пола тем же полотенцем, он лишь пытался понять, что было бы, если бы… чуть глубже. Как бы это выглядело? С утра в номер начал бы стучать Арсений Сергеевич или другой преподаватель, Данила обязательно проснулся и пошёл бы к двери, с похмелья особо не обращая внимания на приоткрытую дверь ванной. Пошёл бы умываться и увидел… труп лучшего друга. Отличное, позитивное утро. Он бы оценил. А дальше что? Закричал? На крик и плач собрались бы одноклассники и Арсений Сергеевич — человек, ставший этому всему причиной, сам того не зная. А дальше? Звонок маме, её истерика, огромная травма Тихона, похороны… и всё? Да, выходит так. И оно того не стоило. Ни единой слезы. Шастун, будучи полностью уверенным, что его никто не потревожит около двух часов точно, сидел за столом с голым торсом, медленно потягивая ужасно сладкий чай, редко моргая и тяжело сглатывая. Стук в дверь, словно бы изнутри черепной коробки — оглушающий и эхом отдающий куда-то под сердце. Можно притвориться спящим, но старый поскрипывающий ламинат выдаст его с головой. — Шастун, открой дверь. Ты был в сети минуту назад, — хриплый голос заставил подумать о том, что смерть, на самом-то деле — не самое худшее, что с ним могло случиться. Наспех натянув футболку, которая не скрывала ни шрамов, ни ожогов, а уж тем более бинтовой повязки, на которой остались следы крови, ему самолично хотелось себя придушить, за закинутый в сушилку лонгслив. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — нервный смешок сорвался с мальчишеских губ. Он даже не мог придумать куда ему бежать, где прятаться и как он будет оправдывать всё это безобразие на руках. — Обещайте меня не убить, — сиплым от долгого молчания тихо сказал парень, взявшись за дверную ручку, зная, что, если будет игнорировать или притворяться, что его тут нет — сделает только хуже. — Не убью. Обещаю. Открывай, Антон, — Арсений Сергеевич, стоя в холодном коридоре, сложил руки на груди и подкатил под лоб глаза. В конце концов всё не так плохо, чтобы он злился до сих пор, а тем более мог как-то навредить парню. Он всего лишь его учитель, да и вообще не желает тому зла. На крайний случай — он не имеет на это никакого морального права. Открыв дверь, Антон сразу ушёл в темноту номера, наивно полагая, что это его хоть немного спасёт, но предательский лунный свет бесстыдно выставлял напоказ все его тайны. Мужчина, подходя к нему ближе, лишь сильнее сощурился, не желая верить своим глазам и тут же забывая, зачем он вообще пришёл. — Скажи, что это не то, о чём я думаю, — настороженно начал преподаватель, протянув ладонь к руке парня, а тот только испуганно её одернул. — Вы обещали, — к чему он это сказал было совершенно не ясно, но молчание лучше не сделало бы точно. Заметив недобрый блеск в синих, почти чёрных глазах, Антон весь сжался, как пружина, а в следующую секунду, почувствовав холодную ладонь на своём запястье, пожалел о том, что всё обошлось. — Твою мать, Шастун… — одними губами проговорил мужчина, чуть крепче сжимая изрезанную руку и поднимая растерянный взгляд на испуганного парня. — Антон….