***
Сидя за преподавательским столом в его гостиной, Антон внимательно слушал всё, что говорит мужчина и старательно записывал в тетрадь, изредка кивая головой. В квартире приятно пахло слабым запахом ванили, исходящего от ароматических палочек, которые учитель поджёг около десяти минут назад и сейчас только наблюдал как по чуть-чуть осыпается пепел в подставку, выпуская тоненькую струю дыма. По приезде в Воронеж у Арсения Сергеевича рука не поднялась отправить мальчишку в другую группу. После той ночи его на самом-то деле достаточно часто тревожат мысли о состоянии ученика. Слова Поперечного подтвердились излишними фактами и всё стало на порядок сложнее. Ни одна ночь не обошлась без мыслей, вроде «нормально ли он себя чувствует?» и это, откровенно говоря, мешало спокойно жить. Кажется, что сейчас его самый главный страх — однажды прийти на работу, увидеть одиноко сидящего Данилу с траурным выражением лица и услышать, что Антона больше нет. Хотя в голове эти слова упорно не вяжутся. Ну как его может не быть, когда вот он: сидит, придуривается вместе с другом, смеётся с очередной глупости и делает вид, что слушает тему урока. Да, вот он. Только про Марка он думал также. «Вот он есть, а через мгновение кидаешь горстку земли, что рассыпается на крышку гроба». Страшно. А хуже всего то, что он никак не может понять из-за чего Антон сделал то, что сделал. Для него это было странно, как минимум. Ведь он — всего лишь учитель и все его слова практически ничего не весили — были сказаны на эмоциях. Выставлять себя причиной глубокого пореза на мальчишеской руке он не хотел, избегал этих мыслей любыми способами, но ничего другого в голову совершенно не шло. Зачитывая очередной вопрос, мужчина ставит крестик на тыльной стороне ладони, чтобы не забыть спросить у Антона волнующие его вопросы. Проверяя задания, Арсений Сергеевич улыбнулся, похвалив парня за то, что всего за полторы недели смог доработать многие пробелы в знаниях и отлично сделать все дополнительные задания. Закончив со всем, что планировал на этот вечер, мужчина, повернувшись к нему, заглядывал в глаза, ожидая увидеть в них какую-нибудь радость, но увы. Казалось, что Антон вымотан настолько, что кроме желания уснуть в его глазах сейчас ничего не найти. Кивнув своим мыслям, Арсений Сергеевич потянул свою ладонь к руке парня, что был одет в бесформенную толстовку светло-зелёного цвета, которая выразительно оттеняла его глаза. «Можно?» — едва слышно прошептал мужчина, протянув рукав вверх, как только Шастун тихо мяукнул «Да». Новым бинтом перевязана тонкая рука и чуть дрожащие пальцы. Для него эта картина едва ли не болезненна. Невесомо проведя подушечками пальцев от запястья к повязке, мужчина думал лишь о том, как лучше начать разговор, после которого он надеется прояснить хоть что-нибудь. — Будешь чай или кофе? У меня где-то шоколадка и печенье были, — предложил мужчина, улыбаясь, всё ещё аккуратно поглаживая слегка шершавый бинт. — Кофе, наверное. Иначе придётся спать у вас на коврике, — усмехнулся Антон, поднимаясь вслед за преподавателем. — Сиди, я сюда принесу. Ну, а если говорить про то, где кому спать, не переживай, уступил бы тебе диван, — ответил мужчина, заметив, как парень опустил глаза в пол и, чуть заметно улыбнувшись, пошел на кухню. Антон прошёлся по гостиной, разминая длинные конечности после нескольких часов на диване. — Уступил бы диван… то есть в теории он бы разрешил остаться у него? Ахренеть, — говорил парень почти беззвучно, теряясь в своих чувствах, ощущая жар на щеках. Он всей душой ненавидит в себе это. Стоило кому-либо произнести что-то хотя бы минимально смущающее — молочная кожа заливалась краской. Глубоко вдыхая приятный запах, он подошёл к подоконнику и, взяв в ладонь пачку ароматизированных палочек, решил, что хочет домой такие же. И нет, вовсе не потому что это будет очередным напоминанием о его безнадёжной любви. Внимание мужчины ему приятно. Даже очень. Ему нравится смотреть как сосредоточенно Арсений Сергеевич меняет бинт на его руке, хмурит брови и слегка прикусывает губу. Нравилось, как тот смотрит на него с волнением, бегает взглядом по лицу. Если бы не он, то Шастун просто-напросто заклеил бы пластырем и ходил бы себе счастливый. — Сахар? — уточнил мужчина, не отходя от столешницы. — Две ложки и с молоком, пожалуйста, — ответил Антон, возвращаясь на диван, дожидаясь пока вернётся мужчина. «Интересно, а если бы мы были вместе, он запомнил, какой кофе я люблю или каждый раз спрашивал?» — с секунду подумав, он решил, что преподаватель из тех мужчин, что внимательно относятся к своему партнёру и запоминают даже такие мелочи. Он улыбнулся уголками губ, надеясь, что хотя бы в одной из вселенных сможет почувствовать его тепло. Подвинув к дивану стул, Арсений Сергеевич вынес чашки с кофе, рядом выложил сладости и уселся к парню. — Ну рассказывай, как ты себя чувствуешь? — сделав глоток и отломив кусочек шоколадки, мужчина повернулся к нему. Но когда тот не ответил, откинулся на спинку дивана и шумно вздохнул. — Анто-он, у тебя всё в порядке? — вновь не получив ответа, он совершенно по-детски пару раз тыкнул пальцем тому в руку. — Всё хорошо, Арсений Сергеевич, — улыбнулся парень, поднимая со стола кружку. — Да и чувствую себя вполне терпимо. — Ты большой молодец, знаешь? — всё ещё не отводя от него взгляда, добавил преподаватель. — Я вижу как ты стараешься и это похвально. Как дома дела? — Спасибо. Есть для чего стараться, — подал голос ученик, недолго помолчав. — Дома всё как обычно, ничего не происходит. Мелкий на свиданку первый раз сегодня пошёл, — хихикнул парень, вспоминая как долго брат крутился перед зеркалом и в панике задавал маме и ему тысячи вопросов о том, как себя вести и что делать. — Ох, вот как. Девочка хорошая? — ухмыльнулся мужчина, радуясь, что смог хоть немного разговорить парня. — Вроде бы да. Он влюблён в неё года два, если не больше. Он ей и цветочки, и стишочки, а она всё ни в какую. Так Тишка сегодня, бедный, места себе не находил, вопросами меня и маму завалил. Я уже давно его таким взволнованным не видел, — Арсений Сергеевич, глядя с каким воодушевлением говорит Антон о брате, широко улыбался. — О да, первая любовь она такая. Бери шоколадку, чего стесняешься? — мужчина, отломив ломтик шоколадки, протянул его парню. С минуты две они в тишине пили кофе, изредка переглядываясь. На часах уже девятый час и вроде уже домой пора, но в воздухе тяжёлая недосказанность. — Антон, — от звука своего имени Шастун вздрогнул, заслушавшись тишиной. — Арсений Сергеевич? — сощурил глаза парень, повернувшись на преподавателя. — Расскажешь из-за чего всё это началось? — он отвёл взгляд, уткнувшись в пол, разглядывая свои носки. Шаг в никуда сделан и обратного пути уже нет. — Мне после той ночи никак не успокоиться. Извини, если звучит эгоистично, но для меня это очень важно. Я просто… в общем, пожалуйста, — тяжёлый, шумный вздох отразился эхом в черепной коробке. Антон, не понимая, что это – всего лишь невнятная шутка, издёвка или… ему в самом деле не всё равно, забегал глазами по комнате, плотно сжав губы. Искоса глянув на учителя, парень думал о том, что тот явно не весел и вряд ли издевается — ему просто не за чем. — Это… давно, — сглотнув и подтянув ногу к себе, стараясь держать эмоции при себе и не разреветься, когда речь зайдёт чуть дальше. Он не чувствует, что готов к этому шагу, но только лишь надеется, что решился не зря. — Мне было тринадцать или четырнадцать, около этого. Отец тогда улетел на заработки, а маме от этого стало лишь тяжелее. У меня характер жуткий, у Тихона не лучше, да и возраст такой был, вы, наверное, понимаете о чём я. А потом я словно бы остался совсем один. Знаете, словно бы на борту самолёта, где спят все и пилоты тоже, а я кричу, пытаюсь разбудить хоть кого-то, в момент понимаю, что топливо кончится и самолёт непременно разобьётся. И бежать мне некуда. Хотя тогда у меня была очень хорошая подруга, мы с детства дружили, но это было другое одиночество. Больно, пусто, темно… Я просто не нашёл другого выхода. Пытался, честно! Перебрал десятки хобби, перезнакомился со всеми, с кем только мог, завёл отношения, а потом всё равно закрылся в себе. На мои пятнадцать он приехал, обещая, что скоро всё наладится и будет как раньше, что он вернётся к нам. Говорил, что любит нас с братом. Приехал он всего на сутки и перед его отъездом мы с мелким плакали на его груди. Я тогда фразу ужасно дурацкую сказал, папа смеялся долго, что-то вроде: «мы без тебя, как котята без миски» или типа того. Короче, хотел сказать что-то стоящее, но получилось как обычно, — усмехнулся он, бросив короткий взгляд на напряжённого мужчину, который в ответ едва приподнял уголки губ. Не смешная история выходит. — Собрал ему коробку всякого, положил две своих любимых книги, которые помогли хоть немного понять себя и принять мир, внутри на обложках написал целую эпопею о том, — ком подобрался к горлу раньше, чем Антон рассчитывал, — как люблю его и жду, когда он вернётся к нам. Он их даже не открывал, к гадалке ходить не надо. А через месяц после вручения аттестатов в девятом классе мама сказала, — дыхание сбивалось с каждым вздохом лишь сильнее и слова застревали в горле, — что у него новая семья. В тот вечер, когда он собирался уезжать, они курили с мамой на балконе и папа сказал ей, что не сможет без той, которая ждала его в Екатеринбурге. Предательства болезненней в жизни не было, — потянувшись за почти остывшим кофе и сделав глоток, парень решил свято надеяться и верить в то, что в конце ему не придётся реветь в преподавательской ванной. – Всё лето я места себе не находил, Кристина тогда улетела в другой город в универ поступать, метался от ненависти до принятия. Но, наверное, до конца не осознавал всего произошедшего те пол года десятого класса, когда вы к нам только пришли. Наверное, то, что я был постоянно чем-то занят и крутился с народом, общался с вами, с ребятами и помогло держаться в относительном порядке. Но потом словно бы пелена с глаз упала. В начале декабря папа почему-то решил, что я хочу познакомиться с его женой и позвонил вместе с ней по видео. Я абсолютно не был готов, растерялся, как первоклассник и минут пятнадцать проговорил с ними. Мама тогда на меня обиделась. Той проклятой зимой они с Тихоном уехали в деревню, а я чуть с ума не сошёл, клянусь. Всё с ног на голову перевернулось. Мне было так страшно, холодно. А так, — он кивнул на повязку, — словно бы спокойней. Знаете, когда физическая боль отвлекает от эмоциональной, становится легче. Понимаешь, где болит и уже не так страшно. Создаётся ощущение, что я всё ещё управляю своим телом и своими чувствами. В ту зиму мне правда казалось, что я не справлюсь. И в самом деле был готов, — как бы он не пытался себя сдерживать, всё катилось к чертям, где всей этой истории и место, — покончить с, — сложно было произнести вслух то, в чём боялся признаться даже самому себе. — Иди сюда, — полушёпотом попросил мужчина, встав напротив него, вытянув ладонь. Шастун, подняв на него глаза, при всём желании не смог бы проигнорировать этот жест. Встав, парень робко, будто бы впервые в жизни, подошёл к нему. Преподаватель лишь быстрым движением притянул его к себе, втягивая в крепкие объятья. — Ты большой молодец. Ты не заслуживаешь той боли, которую стерпел, но ты очень сильный, — он невесомо поглаживал кудри, чувствуя как дрожат руки парня на собственной спине. — Посмотри на меня, — мужчина аккуратно опустил широкие ладони на скулы парня, большими пальцами бережно смахивая едва выступившие слёзы. — Ты самый сильный из всех, кого я знаю. Многие бы сломались, а ты нет. Ты всегда со всем справляешься и это удивительно. Прости меня за все те глупые слова, которые я тебе наговорил, я не со зла, честно, и уже сотню раз пожалел о них, — Антон, глядя в синие глаза преподавателя, терялся в чувствах и кивал головой, вцепившись тому в запястья, чувствуя, как хрупкая реальность рассыпается. Ему хотелось свалиться безвольной куклой в его руках, перестать думать, никогда не разрывать зрительного контакта, как можно дольше чувствовать его тепло и верить, что сейчас ему говорят правду, хотя часть сознания, не потерявшая способность критически мыслить настойчиво твердила, что всё происходящее — лихорадочный бред. — Сейчас всё хорошо, правда ведь? — продолжил он, недолго помолчав, вновь уткнувшись носом в лохматую макушку. — Давай допьём кофе, доедим шоколадку, и я отвезу тебя домой, согласен? — почувствовав плечом слабый кивок, мужчина сдержано улыбнулся. — Только единственное, о чём я хочу тебя попросить — не опускай руки и не забрасывай подготовку. Это на самом деле очень важно для твоего будущего. Со своей стороны я постараюсь сделать всё, чтобы тебе помочь. Выходя из машины преподавателя, Антон лишь смущённо ему улыбнулся. Безграничное тепло и чувство невесомости обнимали тело. Выговориться, видимо, было жизненно важно и теперь ему спокойно. И ещё он выяснил для себя нечто ценное. Вот она оказывается какая — забота Арсения Сергеевича. Бережная, нежная, с запахом кофе, крепкими ладонями на плечах и солёным привкусом слёз на губах. Столько слов поддержки он не слышал добрых пару лет, с тех самых пор, как его подруга улетела на учёбу. Едва он переступил порог квартиры, заметил обувь младшего брата и сразу же пошёл к нему в комнату. Открыв дверь, парень увидел улыбающегося во весь рот мальчишку, что лежал на диване с прикрытыми глазами и, кажется, следом от помады на левой щеке. Антон, тихо покашляв, сразу начал расспрашивать того, как всё прошло. Тихон, соскочив с дивана, как заведённый начал тараторить, захлёбываясь чувствами. Мальчишка рассказал, что Даше очень понравился букет пионов, который они купили с мамой, фильм был безумно классный, а зал в кинотеатре почти пустым, что когда они гуляли по парку девочка разрешила взять его за руку и поцеловала в щёку перед тем, как они разошлись. Глядя на счастливого брата, Антон, вторя его настроению, широко улыбается, обещая, что у них всё сложится.***
Догоняя пса, Шастун, едва успевая перебирать ногами, задыхался от смеха и от подначиваний друга. Ракета, как только замечал, что парень его догоняет, разворачивался и бежал в обратную сторону к хозяину, что громко звал его по имени, наперебой со смехом. Данила, раскинув руки в стороны и присев на корточки, был готов к тому, что его сейчас завалят на землю и обслюнявят лицо, но того, что следом за псом рядом завалится его друг как-то не ожидал и рассмеялся сильнее. — Я так по тебе скучал, братан, — сквозь хохот и задорный собачий лай, говорил Антон, гладя лабрадора, целуя его морду. Ракета — единственный пёс, к которому Шастун не боялся подойти, а даже наоборот — всегда с радостью с ним игрался, позволял стащить свой кроссовок и скучал, как по второму лучшему другу. Он в жизнь не забудет, как ему стало страшно, когда Данила сказал, что Ракете нужна срочная операция, новости более нервной, кажется, вообще никогда не было. — Смотри, снег пошёл! — воскликнул парень, мгновенно подскочив на ноги, по-детски тыча пальцем в небо. — Ракета, снег пошёл! Даня, смотри же! — Антон толкнул смеющегося друга, потянул его за руку, заставляя подняться. С вечернего тёмно-синего неба падали мелкие снежинки, кружась в воздухе. В свете жёлтых фонарей создавалось сказочное настроение и казалось, что через минуты вся земля будет покрыта тяжёлым снежным пледом, все вокруг будут отмечать праздники, кататься на коньках, бегать по сугробам, падать в них. Парень улыбался своим мыслям, задрав нос кверху и прикрыв глаза. Зимой спокойней. Легче. По дороге домой, Антон решил рассказать Поперечному о том, что было на очередном репетиторстве, но вдаваться в подробности не стал. Не хотел видеть обеспокоенного лица друга, да и волновать его не хотелось. Особенно, когда всё вроде бы хорошо. Да даже если было бы плохо, он бы вряд ли смог ему рассказать о том, как всё это время справлялся с болью. Для Данилы это будет очень тяжёлой новостью и тревожить его без повода Шастуну не хотелось. — И он короче обнял меня. У него были такие тёплые ладони, — говорил Антон, мечтательно глядя на небо, держа в руке поводок идущего рядом пса, который внимательно слушал всё, что говорили парни, иногда вставляя свои пять копеек. — По голове гладил, говорил, что я со всем справлюсь, сказал, что поможет хорошо подготовиться. И знаешь что я заметил? — он повернул голову в сторону друга, что поднял одну бровь и кивнул головой. — Он ни разу не сказал ничего типа «не хочу получить от директора из-за вас, это важно для моей репутации, сделаю это только ради того, чтобы меня похвалило руководство». Понимаешь о чём я? — Ого. Для Сергеича это реально что-то запредельное, — искренне удивился Данила, подняв брови. — Но это хорошо! Я же говорил, что долго изъёбываться он не будет, нормальный же мужик! — он закинул руку на плечо друга, пару раз похлопав по нему. — А ещё… — Поперечный приблизился к уху парня, — я более, чем уверен, что у него никого нет и у вас всё взаимно, — тихо проговорил он, наблюдая, как у Шастуна щёки заливаются краской и следом рассмеялся. — Да ладно тебе стесняться! Но обещай, что первым про ваш первый поцелуй узнаю я! — хохотал парень, думая, что в ответ услышит, что его пошлют в жопу. Но точно не ожидал тихого «ладно», поэтому выпучил глаза и широко открыл рот. — Ша-а-аст, ахуеть!***
Потягивая бокал красного полусладкого, Арсений наблюдал за тем, как снежинки остаются на голых веточках деревьев, опускаются на землю и с каждой минутой набирали обороты. Алкоголь приятно расслаблял тело, но вот голова… он никак не мог отвлечься ни на что вокруг, вспоминая мокрые зелёные глаза мальчишки, что так преданно и искренне смотрел на него, смог ему довериться, позволил узнать свою самую большую боль. «Ему так нужна любовь и забота. Он же совсем как маленький котёнок и ему так страшно. Я так хочу, чтобы у него всё было хорошо. Он старается, просто иногда теряется, путается», — думал мужчина, подкуривая последнюю сигарету в пачке, настежь открывая окно, глубоко вдыхая ночной морозный воздух. Мелкие снежинки и переносили его воспоминаниями в последнюю зиму, которую он провёл с Марком. В мыслях всё чаще всплывали его слова о том, что всё в порядке и что умирать он не собирается точно. Та зима была интересной. Они обошли всё, что только могли, классно отметили Новый год с одноклассниками и друзьями, прыгали в сугробы, выбегая с бани в деревне у бабушки и деда Марка. Зима была отличной до самого её конца. А с началом марта пришёл его главный страх, который останется с ним на всю жизнь. Терять людей больно. Стоять на похоронах подростков — страшно. Даже если ты сам такой же подросток. Особенно болезненны эти воспоминания вместе с фразой, брошенной Шастуном. «Я не из тех, кто хочет себя убить» — от этих слов, сказанных мальчишкой, стынет кровь, а на языке вертится лишь один вопрос: — До какого момента?