Фиолетовые хлопья

             Чонгук забросил рисование манхвы, хотя на сайте уже был настоящий бунт в комментах. А вот заказчик на удивление молчалив. И только сейчас отозвался. Совсем не вовремя. Как раз, когда об этой гейской любви хотелось думать меньше всего. Только вот он давно просрочил предыдущее задание и теперь наперебой с мыслями стал работать над картинками. Сосредоточиться на рисовании почти не получалось: мысли были громче.              «Чего Тэхён от меня хочет? Отношений? Но я не гей! И как оказалось, даже тогда, когда я с ним обнимался, это было под действием вина с афродизиаками! Меня опоили! Выключили с помощью газа! Вот почему я отвечал на его ласки и поцелуи! Я был не в себе! Какие ещё отношения?» — в мыслях возмущался Чонгук.              Но кроме мыслей, которые мы думаем, в нашей голове всегда есть мысли, которые думаются сами собой, и они не всегда нам нравятся. Вот и у Чонгука в голове крутились такие нежелательные мысли. Он их отгонял, почти не слышал. Единственное, что он позволял себе слышать — это неудобные доводы рассудка о том, что у него заём, что уйти не вариант, и что, если ты так уверен в том, что не гей, тебе нечего бояться. А Тэхёну нужна забота и помощь. Глупо рушить всё из-за минутной слабости, которая больше никогда! не повторится, и за которую Тэхён извинился.              В какой-то момент ему позвонил Джин и в продолжение доводов рассудка тоже начал завуалированно угрожать условиями контракта, хотя по большей части всё-таки просил не оставлять Тэ, мол, он безобидный.              Потом Чонгук вздремнул, спасаясь от похмелья. И лишь под вечер спустился, чтобы приготовить ужин. Когда ужин был готов, он минут двадцать сражался с самим собой, чтобы пойти пригласить Тэ к столу. И наконец поднялся к нему.              На оклики с порога парень не реагировал, поэтому Гуку пришлось пройти вглубь и даже дойти до комнаты Тэ. Парень лежал на кровати, лицом к двери, с выражением вселенской грусти.              — Пошли ужинать, — пробурчал брюнет.              Тэхён немного помедлил, но поднялся, и они спустились вниз.              Принимаясь за ужин, Тэ не выдержал и спросил:              — Что ты решил? Уйдёшь?              Чонгук ответил не сразу. Сначала он в голове проиграл монолог возмущения своим положением, выругался, как следует, главным образом на себя, а затем, всё-таки смирившись с ситуацией, иронично, с улыбкой произнёс:              — Как же я уйду, если у меня такой жёсткий контракт? Ещё и заём…              — Правильно, Гуки! — обрадовался Тэ. — Ты не уйдёшь! Но ты не переживай! Всё будет хорошо!              — Куда уж лучше?! — продолжал иронизировать Чонгук, а затем серьёзно, но всё же с некой дрожью в голосе добавил: — Но учти, Тэхён, никаких романтических отношений между нами не будет. Так что прекращай… Мы можем быть только друзьями, если захочешь, но не более, — на эту тему брюнет всегда говорил неуверенно и стеснительно.              Ему было неловко, потому что, а вдруг у Тэ и не было никаких намерений на счёт Гука, а он тут развернул целую тираду. С другой стороны, а вдруг были? Обозначить свою принципиальную позицию всё же нужно.              Тэхён не отвечал, мечтательно улыбаясь, глядя на смутившегося Чонгука. Последний избегал зрительного контакта, но, так и не получив ответа, всё же поднял взгляд.              — Тэ? Ты меня услышал? — всё также застенчиво мямлил брюнет.              — Да, Гуки, конечно. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе было комфортно. Я хочу быть твоим другом, и чтобы ты был… моим, — прозвучало неоднозначно и мечтательно и вовсе не обнадёживающе для Чонгука. — И раз мы теперь друзья, давай после того, как стемнеет, я покажу тебе одно место, которое очень много для меня значит. Я хочу, чтобы ты его увидел и разделил впечатления со мной, — Тэхён ушёл от Чонгуковой темы запрета романтики между ними, чтобы от него не стали требовать более чёткого отказа от приставаний и домогательств.              Потому что Тэ понимал, что остановиться не сможет. Тэхёна тянет, влечёт к Чонгуку, он хочет быть близко, и он будет: аккуратно, но будет подкрадываться ближе.              — Я хотел лечь спать пораньше, — раздражённо увиливал Гук, понимая, что Тэхён ускользнул от чёткого обещания не приставать.              — Тебе очень понравится. Пожалуйста, пойдём! — не отступал светловолосый.              И спустя ещё пару минут уговоров, Чонгук всё же согласился.              Стемнело. Тэ зажёг старинную масляную ручную лампу-фонарь, вручил её брюнету, потому что сам занят костылём, и они вместе вышли на улицу. Влажный ночной воздух, пропитанный зеленью, приятной прохладой касался кожи. Тягучий аромат остывающей жары дарил ощущение умиротворённости. Ветра не было, всё казалось уснувшим. Только мягкий свет клумбовых фонарей вдоль дороги к воротам пытался нарушить всеобщее забвение. За воротами ещё на несколько метров доставал свет от фонаря над оградой, а дальше им освещал путь старинный реквизит в руках Чонгука, вокруг которого вскоре стали роиться ночные бабочки, влекомые из убежища высокой душистой травы загадочным опасным огнём лампы.              Брюнету была знакома дорога, по которой его вёл светловолосый. Ночью она, конечно, иная, но это она. Тэ привёл брюнета к тому самому прудику, где Чонгук часто находит приют во время своих прогулок. Только сейчас это совершенно другое место.              Перед парнями на всю поляну ковром раскинулись жёлтые цветы; словно лужицы эльфийских слёз на этом ковре горели островки фиолетовых, а по кромке леса поляну венчали кусты белых цветов. Оттенки у всех этих красок были призрачными, полупрозрачными, лунными. Кроны деревьев переливались мягко мерцающими огоньками. Кругом возле прудика стоял дивный медовый влажный аромат, в котором Чонгук улавливал запах белого цветка из потайного коридора.              — Я бывал здесь днём, но тогда вся поляна казалась вялой, — восхищённо удивлялся Чонгук.              — Это ночные цветы. Днём их не видно, они закрыты. Аромат по большей части исходит вон от тех кустов белого табака (такой же растёт в застенке гостиной, ты его видел), и запах у них самый сильный именно ночью. Жёлтые — энотера, или ночная свеча, благодаря люминесценции, лепестки её цветов красиво горят в ночи. А ещё они очень быстро распускаются в сумерках, так что это можно наблюдать. Я мечтаю когда-нибудь увидеть вживую, как они раскрываются. Фиолетовые цветы — ночная фиалка, они тоже вкусно пахнут. Мерцающие огонёчки — это светлячки.              — Потрясающе! — Чонгук поставил фонарь на землю. — Днём это совершенно другое, обманчиво увядшее, безжизненное место. Но сейчас… сказочное.              — Я могу наслаждаться природой только ночью, поэтому и высадил эту полянку, — мечтательно пояснял Тэхён.              Чонгука немного трясло от озноба или волнения. Светловолосый заметил.              — Тебе холодно?              — Из-за воды, наверно, — оправдывался брюнет. — Всё в порядке.              Тэ подошёл к нему сзади и свободной от костыля рукой обнял парня поперёк живота, прижимаясь своей горячей грудью к его спине.              — Что ты делаешь? — Гук хотел высвободиться, но хватка только окрепла.              — Грею тебя.              Тэ положил подбородок на плечо Чонгуку. Скоро последний перестал дрожать. Объятия разливались по телу брюнета не только теплом, но и удовольствием, мешая сопротивляться. Парни, как загипнотизированные, стояли в обнимку перед благоуханной и немыслимо красивой поляной в свете растущей луны и масляного фонаря. Тэ стал покачиваться, словно в танце, увлекая за собой и Чонгука. Тот поддавался. И опомнился, только когда почувствовал, как тёплые чужие губы нежно коснулись его шеи, отчего всё тело брюнета покрылось мурашками наслаждения. Гук тяжело задышал, но скоро он резко дёрнулся и уже более настойчиво стал вырываться из объятий. В своём грубом движении он случайно зарядил локтем под дых Тэ. Тот наигранно скрючился от боли, неохотно выпуская парня из своих рук.              — Ой, прости! — хотел было пожалеть Гук, но вовремя опомнился и отскочил подальше.              Тэ остановил свои наигранные страдания и хитро произнёс:              — Я надеялся, что ты меня приласкаешь, — он выпрямился и, опираясь на костыль, пошёл к Гуку.              Чонгук настороженно пятился от светловолосого искусителя прочь, топча цветы.              — Я тебе делаю приятно, целую, а ты меня бьёшь?! Гуки, разве так можно? Ты должен извиниться!              — Это ты должен извиниться! — возмущался брюнет такой наглостью. — Тебе не следует ко мне подходить, я же просил. Так ты ещё и целуешь!              Тэхён наступал и в какой-то момент, сделав нарочито неловкое движение, упал прямо в жёлтые цветы, выронив костыль. Тут у Гука не осталось выбора. Он подошёл и попытался поднять парня. Только у Тэхёна был другой план. Светловолосый крепко схватил помогающую ему руку и потянул на себя Чонгука, уронив его, перекатываясь и наваливаясь сверху.              — Ты должен извиниться, Гуки, — настаивал Тэ, ехидно улыбаясь, весом своего тела прижимая желанную добычу к земле.              Брюнет пытался столкнуть Тэ с себя, но тот перехватил его руки за запястья и прижал их к земле над головой. Да, возможно, Тэхён рисковал, возможно, Чонгук после этого психанёт и всё-таки сбежит, но Тэ не мог иначе, не мог упустить момент, он должен был испытать близость и нежность Чонгука снова. К тому же брюнет только на словах сопротивлялся и только тогда, когда они далеко друг от друга. А сейчас, прижатый к земле, накрытый телом Тэхёна, он не находит ни слов, ни сил противостоять и оттолкнуть. Чонгук дрожит, послушно идёт на поводу. Он тоже получает удовольствие. Поэтому Тэхён не может остановиться.              — Можно тебя поцеловать? — вежливо поинтересовался Тэ.              — Нет, — неуверенно, с придыханием отвечал Гук, прикрывая глаза и отворачивая голову в бок, чтобы не поддаваться искушению.              — Пожалуйста, — коварно шептал Тэ куда-то в шею под ухом брюнета.              Чонгука затрясло. Дыхание стало ещё глубже и чаще.              — Что с тобой? — разоблачительно-спокойно и всё также томно поинтересовался Тэ с улыбкой.              — Мне… нечем дышать…              — Ты сам себе перекрываешь кислород глупыми запретами. Отпусти себя. Дыши, Гуки. Дыши со мной. Я научу тебя дышать, — соблазнял Тэхён.              — Перестань… слезь… — из последних сил боролся с искушением Чонгук.              — Пока не извинишься, не слезу.              — Прости…              — И поцелуй, — настаивал Тэ.              Гук не отвечал, но повернул голову и уже безнадёжно поплывшим взглядом посмотрел в глаза Тэ. Искуситель знал, что это приглашение, но наклонялся к желанным губам мучительно медленно и всё никак не касался.              — Целуй уже и заканчивай с этим… пожалуйста, — безвольно выдыхал Гук, неосознанно слегка подаваясь навстречу.              Из-за поверхностного дыхания он не сомкнул губ. Тэ воспользовался этим и, как только нежно накрыл губы брюнета своими, сразу проник языком к нему в рот аккуратно и ласково, так, что Чонгук не смог сдержать стон, который Тэхён впитал в себя, сцеловал, выпил, как единственную каплю необходимой влаги. Потому что такого подарка Чонгук может больше и не сделать, учитывая, что этот его сорвавшийся стон тут же привёл брюнета в чувства, и он стал извиваться под Тэ, желая сбросить его с себя. И Тэхён был вынужден скоро прекратить нежность. Он скатился с Чонгука и лёг рядом с ним в цветы, уставившись в звёздное небо.              — Зачем? — тихо, задыхаясь, спросил Чонгук. — Мы же договорились…              — Ты мне нравишься. Я не смог удержаться. Я бы извинился, пообещал, что больше не буду, но, Чонгук… мне так хорошо с тобой… так приятно быть ближе к тебе… так спокойно и уютно, когда ты рядом, Гуки… — Тэхён говорил почти шёпотом, не требуя ответа и словно извиняясь.              «Чёрт! Я как подумаю о том, что мы тогда вытворяли в гостиной, мурашки по коже бегут. Мне тоже приятно. Но я так не могу! Это надо прекращать. Так нельзя!» — подумал Чонгук и резко поднялся.              — Сам встанешь? — жёстко спросил брюнет, избегая смотреть на Тэ.              — Нет, — немного обиженно ответил светловолосый.              Чонгук протянул руку. Тэ схватился и поднялся на ноги. Гук подал костыль.              — Пошли домой, — сказал брюнет и, не дожидаясь ответа, захватив фонарь, стал уходить, оставляя светловолосого позади.              И вот, что Чонгуку делать? Избегать Тэхёна? Убежать? Бросить? Но он не может уйти, не может оставить его одного, ему не хочется причинять Тэхёну боль. Словами он явно ничего не объяснит: Тэхён не слышит его. Остаётся только избегать, нужно его избегать, во всяком случае, не позволять приближаться.              На следующий день Чонгук спускался только для готовки, и сразу после еды снова уходил к себе, где Тэ его не мог достать, потому что это крыло было наполнено светом.              Тэхён не выдержал игнора и не далее чем после обеда стал кричать на весь дом, чтобы Чонгук спустился к нему в гостиную. Орал, потому что тот не отвечал на звонки. Когда Тэ понял, что все его попытки безрезультатны, он решил действовать наверняка, поэтому добавил своим громким речам больше аргументов:              — Чонгук! Ты, в конце концов, моя прислуга! А я твой хозяин! Ты на работе! Выполняй, что говорю! Или хочешь нарваться на штраф?              И брюнет вынужден был послушаться. Прежде чем выйти из своего крыла, он закрыл позади себя внутреннюю дверь, чтобы избежать попадания света на Тэхёна, если тот случайно окажется напротив. Теперь брюнет находился в тесной абсолютно тёмной, хоть глаз выколи, ловушке между двумя дверями и только потом он открыл основную дверь, окончательно покидая «безопасное» (свободное от Тэ) крыло.              Чонгук обиженный и молчаливый спустился. Ну, да, нельзя забывать, что пребывание в этом доме — это в первую очередь работа. А то последние события здорово сбили с толку. И Чонгук, видимо, забылся. Это, конечно же, сарказм.              — Извини. Я не то имел в виду. Просто ты меня вынудил, — немного виновато сказал Тэ.              Чонгук не отвечал.              — Не молчи. Скажи что-нибудь, — капризно попросил хозяин.              — Зачем ты меня позвал? — пробубнел Гук.              — Просто. Мне скучно. Давай поболтаем, — светловолосый по-детски дует губы.              — Я же прислуга, а не друг по найму, — упрекает брюнет.              — Хочешь быть прислугой? — уже злился Тэ от упрямства парня. — Тогда будь ей! Надо прибраться, Чонгук!              Гук ушёл в моповую и вернулся с реквизитом для вытирания пыли и влажной уборки полов. А затем принялся сначала за пыль на журнальном столике.              — Не здесь, — послышался голос Тэ.              Чонгук недоумевающе зыркнул на хозяина. Тэ подошёл к бару и открыл вход в стену. Реагируя на движение, в потайном помещении включился тусклый свет.              — Там.              — Я не пойду туда.              — Чонгук, я сказал, что там нужно прибраться. Так что давай.              Брюнет нервно сглотнул и направился, куда велели, хоть и понимал, что это похоже на западню. Помнится, там были щепки и обломки деревянных перекладин, но, войдя в пугающее помещение и завернув за угол, никакого беспорядка Чонгук не обнаружил. А позади раздался фальшиво сожалеющий голос Тэхёна:              — Ой! Я и забыл, что клининг всё убрал.              Брюнет развернулся и хотел направиться к выходу. Но Тэ не собирался его пропускать, а коридор у выхода узкий, всего на одного человека.              — Пропусти, Тэ.              — Нет, — он смотрел на Чонгука одержимым взглядом.              — Тэхён, перестань. Я хочу уйти отсюда.              — Нет, — снова жестоко повторил большой ребёнок.              — Тэ, я ужасно боюсь замкнутых пространств.              Глаза Тэхёна погрустнели, и он тихо произнёс:              — У тебя есть возможность бояться замкнутых пространств, избегать их. А мне нельзя их бояться, а избегать и подавно. Я живу в замкнутом пространстве почти двадцать лет.              Чонгук виновато опустил взгляд.              — Не оставляй меня, Гуки. Прошу, не оставляй. Прости мне мою слабость. Пожалуйста, — Тэхён выглядел таким беззащитным, таким уязвимым. — Ты мне нужен. С тобой моя клетка кажется просторней. С тобой мне легче дышать, — голос парня упал до шёпота, а на глазах навернулись слёзы. — Помоги мне дышать Чонгук…              «Ага! Так же, как ты вчера помог мне?!..» — нервно подумал брюнет.              Но его сердце всё же дало течь. Он подошёл к Тэхёну и нерешительно обнял за плечи. А Тэ среагировал мгновенно и свободной от костыля рукой тут же обвил талию брюнета, сильно прижимая его к себе и утыкаясь лицом в чужую шею.              — Всё хорошо, Тэ. Всё хорошо, — Гук поглаживал парня по затылку. — Я рядом. Я никуда не ухожу.              Они простояли так несколько минут. Тепло. Тесно. Уютно. Приятно. Неправильно. Чонгук не выдержал и сказал:              — Пошли отсюда.              — Ещё чуть-чуть… — Тэ крепко держал, поглаживая талию брюнета и размеренно дыша ему в шею, щекой лёжа у него на плече.              — Время. Уже пора заняться ужином, — настаивал Гук.              Тэхён отпустил брюнета из цепких объятий, улыбнулся и они вышли.              Тэ стал таким счастливым от их примирения. А Чонгук решил не воображать себе и постараться с пониманием отнестись к ситуации друга. Да, ведь они друзья. И он старался не шарахаться его прикосновений и полуобъятий. Ничего такого, чего стоило бы бояться, в этом не было. Чонгук же уверен в себе и в своей ориентации.              Они не стали пить и задерживаться надолго. Гуку нужно было ещё поработать над манхвой. Закончив работу и отправив рисунки заказчику, брюнет полностью вымотанный лежал в темноте, в полудрёме, уже засыпая. Но мучительные мысли и жаркие воспоминания об объятьях с Тэхёном немного мешали совсем погрузиться в сон. И вдруг сквозь туман обволакивающей фантазии, он услышал то ли вздох, то ли стон, шорох — приглушенные звуки. Но Чонгук был не в силах бояться или бороться, слишком нежно его тело и разум сейчас тонули в отрицании собственных желаний, ему было не до реальности.              «Призрак, наверно…» — лениво подумалось ему.              Он лучше закутался в тёплое одеяло, стащил с прикроватной тумбочки телефон с наушниками, заткнул ими уши, чтобы не отвлекаться на посторонний шум, и, убаюканный мечтами и фантазиями, уснул под Chase Atlantic.              Чонгук проснулся утром от какого-то раздражающего шипения. Это в выпавшей из ушей гарнитуре играла музыка. Он вспомнил, что надел её, чтобы не слышать призрака. А потом он вдруг осознал: «Стоп! Призрак?! Призрак ведь Тэ!».              И, как ему казалось, он на весь дом в туже минуту изо всех сил со злостью прокричал:              — Тэхёёёён!!!