Фиолетовые хлопья

             После нескольких минут раздумий, бросив все дела, Чонгук решил, что обнажённый торс — это, возможно, и не так много.              — Настолько, — неуверенно, отведя взгляд, брюнет подтвердил своё согласие на сделку.              Тэхён довольно улыбается и уходит из кухни. Гук следует за ним. Они оказываются в комнате Тэ. Тот кидает блокнот на постель, делая свой ход. Теперь ход за Гуком. Чонгук немного медлит, покусывая губы, но затем стягивает с себя футболку, берёт блокнот и садится на кровать. Тэ подсаживается рядом. Чонгук открывает.              Грустное отчаянное откровение растекалось в глубинах сознания Чонгука, следуя за текстом, а тело нагревалось от поначалу боязливых, но очень скоро настойчивых и ласковых прикосновений Тэ, не отвлекающих, не способных отвлечь от той тайны, которая сейчас кровоточила прямо в душу Чонгука. Ему не было жаль, нет. Ему было страшно, темно и пусто.              ~~~~~~~~~~~~~~~       «…Ты тоже одинок… Давай, … вместе сбежим...»       «…Я приду к тебе, тёмным туманом окутаю твои мысли, поселюсь в твоей голове и увлеку за собой в густоту уютного мрака и останусь рядом».       «…Вот бы почувствовать тебя и твоё тепло… Я не знаю, как ты пахнешь. … не был близко к тебе. Но почему я попадаю в зависимость? … Ты — моё одиночество, Чонгук…»       ~~~~~~~~~~~~~~~              Тэ знал, что вот-вот вскроется одна предосудительная тайна, и он совсем разошёлся, боясь, что после её раскрытия Чонгук брезгливо оттолкнёт Тэ от себя.              — Нет, Тэ! Нет! Только не… — задыхался Чонгук, отрываясь от блокнота, — только не соски… — стыдливо шепчет он.              И его трясёт, потому что Тэ прикусывает и лижет, прикусывает и лижет, покусывает и зализывает один сосок, затем второй, по очереди, мучительно, снова и снова. Тэхён не может остановиться. Только не сейчас. А Чонгук не выдерживает и стонет, от чего сам себя пугается, смущается, теряется.              — Нет… нет… — вторит Гук умоляющим, жалостливым тоном.              — Прости, — в ответ хрипло полушепчет Тэ, но остановиться не может.              — Пожалуйста, — почти падая на спину, чуть слышно просит Гук из последних сил.              Тэхён помогает брюнету остаться в сидячем положении и нехотя, медленно прекращает пытку, но продолжает держать Чонгука в нежных объятиях, слегка поглаживая сбоку, где смыкаются его ладони.              Несколько минут брюнет приходил в себя. Он хотел отсесть от мучителя, но тот не позволял, ехидно интересуясь:              — Всё? Начитался? Заканчиваем? — и Тэ потянулся к блокноту в руке Чонгука, бессильно покоящейся на коленях.              Последний тяжело мотает головой «нет» и прекращает попытки высвободиться из жарких объятий.              Придя в себя, Чонгук продолжает читать. Тэхён больше не издевался, не изводил, а только поглаживал и лежал на плече, тоже следя за текстом.              ~~~~~~~~~~~~~~~       «…Я не отпущу. Но ты не бойся меня. … Я отниму тебя … спрячу в своих объятиях… мы сбежим вместе… Верь мне…»       «Я уже почти настоящий! … Почти с тобой… совсем настоящим мне никогда не стать… знать обо мне — слишком жестоко по отношению к тебе. … Я заложник теней… исчезну, как только взойдёт солнце… Никому не нужен призрак…»       ~~~~~~~~~~~~~~~              Чонгук понимал Тэхёна, понимал его одиночество. Понимал ту безысходность, которая взращивала в нём страх изначально показываться Гуку, да кому бы то ни было; страх разочаровать или подвести. Чонгуку тоже было знакомо это чувство. Поэтому сейчас ласки были даже необходимы: хотелось понимать, что тот одинокий человек теперь не один, что ты рядом с ним, близко, что ему не нужно бояться и избегать хотя бы его, Чонгука. Он постарается понять.              ~~~~~~~~~~~~~~~       «…Я должен отпустить тебя, … но не знаю, как это сделать. …дай мне ещё немного времени. … Как мне заставить себя снова понять, что только одиночество спасает меня…»       «… как же … не уйти из распахнутой клетки? Как?..»       «…Ты … то, что навсегда останется во мне … нежным пленом обречённой страсти. … хочу оставить себе навсегда».       ~~~~~~~~~~~~~~~              Что Чонгук понял из прочитанного, так это то, что Тэ знает, о чём его рисунки, и получается, что светловолосый плут блефовал, торгуясь за блокнот; понял, что Тэ дрочил на Гука в слуховом коридоре гостиной, что Тэ подсматривал, как Чонгук мастурбировал в своей комнате, что Тэ обрёк себя на одиночество из-за своей болезни, чтобы никому не причинить боли, и что он очень хочет снова ощутить солнечный день.              Возмущение от первой части фактов тонуло в тоске от последней, и Чонгуку становилось по-особенному грустно.              ~~~~~~~~~~~~~~~       «…Солнце …снится мне каждую ночь. … самые прекрасные сны. … я был здоров и свободен. Мрак невыносим. …в моей жизни появилось новое солнце — это ты, Чонгук. … ко мне возвращается солнечный день. Я очень хочу …купаться в тёплых лучах и щуриться от яркого света. … Погребённый заживо я смог бы никогда не видеть солнце без сожалений, если бы рядом со мной оставался ты, Чонгук…»       ~~~~~~~~~~~~~~~              Прочитав последние строчки, Гук отложил блокнот, посмотрел в воспалённые от возбуждения и тревоги глаза парня, и, не сумев сдержаться, притянул лицо Тэ к своему и горячо поцеловал прямо в губы, но не размыкая их. Он не мог не поцеловать. Он хотел заглушить ту тоску, которую чувствовал в Тэхёне.              Только сейчас Чонгук осознал, что такое настоящее одиночество: когда нет выбора, когда ты выбираешь его только для того, чтобы подарить себе иллюзию выбора. Он почувствовал бездну, над которой висел Тэхён. Чонгук всегда считал себя одиноким, но сейчас стало очевидным, что ему до одиночества очень далеко, он вообще и не знал никогда, что это такое, насколько это может быть больно. Но что-то он знал, и поэтому мог представить Тэхёнову боль, мрак и пустоту. Это вызывало ощущение скованности, хотелось кричать. Почему-то так больно за него. Но лучше не представлять себя на месте Тэ, лучше ему помочь, протянуть ему руку, дать то, что его спасёт, что поможет ему хотя бы временно, а именно подарить Тэхёну нежность и тепло. Поэтому Чонгук не мог его не поцеловать. Он знал, что Тэ жаждет поцелуя.              Но он не подумал, что изголодавшаяся любовь Тэ, спущенная с цепи, пожелает Чонгука всего и сразу.              Тэхён не позволил остановить поцелуй. Он нежно разомкнул губы Гука своим языком и на удивление легко проник в его рот. Язык Чонгука пытался не шевелиться, старался не отвечать, надо было просто переждать.              «Немного, ещё немного и я его остановлю», — обещал себе Гук.              Но чувственный поцелуй невозможно было оставить без ответа. Тёплый язык Тэхёна влажно ласкал нёбо и язык брюнета. Мягкие губы светловолосого парня нежно переминали губы Чонгука. Последний не понимал, почему ему так хорошо, почему нет сил остановить, почему хочется большего. Всё в голове у Чонгука перемешалось. Ему и грустно, и жалко, и вкусно, и приятно. Он не хочет останавливаться сейчас. Хорошо, что Тэ такой жадный и не отпускает. Так хорошо, что нет выбора. Чонгук забывается. Он уже давно обнимает Тэхёна за плечи и гладит его по спине.              Тэхён валит Гука глубоко в кровать. Он снимает с себя рубашку и прижимает парня своей горячей грудью к мягкой, прохладной ткани покрывала. Нежное обласканное тело Чонгука, которое уже давно пышет жаром, покрывается мурашками и дрожит. Тэхён совсем развязно и жадно ласкает и целует брюнета. И Чонгук отвечает полноценно и страстно. А Тэ, пользуясь дезориентацией брюнета от удовольствия, просовывает руку в спортивные штаны и боксеры Чонгука и берёт его член в свою ладонь. Чонгук в недоумении распахивает глаза и вырывается из поцелуя. Он тяжело дышит, собираясь с мыслями, вспоминая подходящие слова, и наконец растерянно и неубедительно произносит:              — Тэ! Перестань! Убери руку!              В ответ светловолосый шептал куда-то в шею брюнета:              — Ты действительно хочешь, чтобы я перестал? У тебя стоит, Гук. Давай я тебе помогу. Не упрямься...              Тэ проводит рукой по чужому возбуждению, из-за чего Гук делает глубокий вдох и прикрывает глаза.              — Тэ! — почти простонал он, а Тэ продолжил движения рукой, сводя брюнета в омут удовольствия.              Предэякулят сочится густой каплей. Тэхён нежно размазывает его по набухшей головке и по всей длине члена. Чонгук приглушённо стонет как сучка, уже не способный себя сдерживать. Тэхён то и дело припадает к дрожащим губам, проглатывая эти потрясающие звуки, впитывая их в себя, запоминая каждую вибрацию прекрасного голоса.              — Гуки-и-и, как сладко ты стонешь, — поощрял Тэ. — Сладкий, мне так хорошо с тобой.              Он целует сочно и страстно, широко лаская чужой язык, и между делом запуская и вторую руку в трусы Гуку, но только сзади. Брюнет и хотел бы возразить, но рот занят, и умело занят, даже от удивления распахнувшиеся глаза, снова закатываются и прикрываются. А тем временем Тэхён уже давит на заветное колечко, желая войти. Чонгук протестно мычит, приподнимает бёдра, стараясь избежать проникновения, и тем самым самостоятельно толкаясь членом в руку Тэ, ощущая новую волну возбуждения, и его протестное мычание перерастает в очередной стон удовольствия. Тэхён больше не давит на чужой анус, лишь нежно поглаживает его по кругу.              — Чонгуки, — шепчет тот, разрывая поцелуй, покидая боксеры брюнета, отстраняясь и приподнимаясь. — Расслабься, котёнок.              Чонгук в шоке. Он тяжело приподнимает верхнюю часть своего тела, опираясь на локти, смотрит на парня, следит за его действиями, не понимая, что же ему самому-то делать, как сбежать и хочет ли он сбежать?.. А Тэ лезет в прикроватную тумбочку и что-то достаёт оттуда.              — Ты готов, моё горячее солнышко? — спрашивает Тэхён, вернувшись к Чонгуку, расцеловывая его лицо.              А Гук не знает, что делать. Он не готов. И никогда не будет готов. Но пока его ласкают, усыпляя бдительность, Гук чувствует, что с него уже стягивают штаны. И Тэ следом остаётся без штанов. Что происходит?              — Тэ, остановись, — жалобно шепчет Гук, когда тот крадётся и нависает над ним, блокируя все пути к отступлению, возобновляя сбивающие с толку ласки и поцелуи.              Чонгук снова теряется, расслабляется, ложится на спину, растекается под нежными прикосновениями, и не успевает следить за происходящим. Он лежит уже в расправленной кровати и не может понять, как это произошло.              — Поздно, малыш. Давай снимем и их, — начиная стягивать боксеры с Чонгука, властно шепчет Тэ.              Гук ничего не способен предпринять. Он обезволен. И теперь совсем голый и беззащитный лежит с разведёнными ногами, между которых расположился Тэхён, не позволяя их свести.              Следом боксеры исчезают и с тела Тэ. Перед глазами Гука маячит пакетик с презервативом. А затем тюбик со смазкой. Тэхён действует быстро и ловко. Чонгук замечает, что рука Тэ опускается вниз, туда, где брюнет сейчас бескомпромиссно открыт. Второй рукой Тэ гладит своего мальчика по внутренней стороне бедра, отвлекая.              — Пожалуйста, Тэ… — в последний раз умоляет Гук, на мгновение придя в себя.              А следом чувствует, как в его тут же напрягшийся анус входит чужой палец. Смазанный, входит довольно легко и безболезненно, но пиздецки странно. Он открывает рот в немом ахе и смотрит в глаза Тэ.              — Как в тебе хорошо! Тебе приятно? — коварно интересуется Тэ, целуя Гука в коленку.              — Не надо, — брюнет мотает головой, прикрывая глаза. — Убери, убери, убери, — не дыша тараторит Гук.              — Нет-нет, давай продолжим… Я начну двигаться. Ты только не напрягайся. Будет хорошо, сладенький мой… послушный… — и Тэ снова целует подрагивающую ножку.              А Гук совсем уж стал задыхаться от новых ощущений. И снова, и снова. И что с этим делать? Как ещё умолять? Или не стоит умолять? А почему не стоит? Бессмысленно или…?              — Что? Что это? — становится немного больно, и Гук паникует.              — Ещё один пальчик. Расслабься, крошка. Всего лишь ещё один пальчик, мой хороший.              Расслабиться? А как? Ах, больно!              — Боль-мгх-но! — стонет Гук.              — Расслабься. Мне же можно? Ты же позволяешь? — Тэ шепчет, наклоняясь к уху: — Гуки, покажи, что мне можно в тебя, пожалуйста, — и целует брюнета в губы, так сладко, что Гук мгновенно забывает о боли и расслабляется.              Тэхён чувствует, что входит легче, и он доволен. А Чонгука, словно в поощрение, накрывает резкое удовольствие. Его член дёрнулся от прилива возбуждения. Перехватывает дыхание. Брюнет выгибается, протяжно стонет в поцелуе и сквозь стон спрашивает:              — Что это? Тэ! Что ты сделал? — в дрожащем голосе слышится надежда.              — Приятно? Хочешь ещё, малыш?              Но Гук не отвечает, ему стыдно: стыдно попросить, стыдно признать. А пальцы внутри туда-обратно, так натягивают нервы, так хочется и сняться с них, потому что это неправильно, и продолжить насаживаться, в надежде на разрядку. А теперь ещё шире…              — Нет, Тэ! Хватит пальцев. Вытащи! — хнычет Чонгук, одной рукой упираясь в грудь нависающего над ним парня, а второй пытаясь ухватить и остановить руку Тэхёна у себя между ног.              Но Тэ перехватывает помеху и фиксирует её над головой Чонгука, хорошенько проталкиваясь внутрь, наслаждаясь чуть болезненным стоном бессильного что-либо сделать парня.              — Третий. Всего лишь третий. Потерпи чуть-чуть. Ты привыкнешь и станет совсем хорошо, — и снова поцелуй, глубокий, страстный.              И третий палец внутри. А у Гука проступают слёзы. Нет, не от боли, а от накрывших эмоций, от пересечённой черты, от того, что его всё-таки развели, получили, взяли, а он безвольной похотливой куклой отдаётся, потому что хочется.              Тэ сцеловывает слёзы Чонгука и продолжает двигаться, и снова задевает простату.              — А-а-ах! — стонет Гук, слегка выгибаясь и сжимая пальчики своей ладони на груди Тэ.              И снова стон. И снова.              — Не надо просить, — шепчет Тэ. — Я всё сделаю, малыш. Ты будешь стонать. Это лучшая награда.              Тэхён отпускает руку, которую удерживал у Чонгука над головой, поднимается, садясь на колени.              Внутри Чонгука становится пусто, а Тэ говорит:              — Я войду в тебя, малыш. Мой член чуть толще, чем три пальца, но не намного. И поверь, член приятнее.              — Нет, нет! Не надо! — пытается отстраниться Гук, отползает.              Но скоро ползти становится некуда. Тэ у него между ног. Руки Тэ у Гука над плечами стопорят движение. И спустя ещё несколько мгновений Тэ отвлекает Гука поцелуем и аккуратно начинает проникать внутрь него. А Гук со стоном на губах, разрывая поцелуй, запрокидывает голову и выгибается в спине, от этого ещё плотнее прижимаясь к груди Тэ. Подставленная шея Чонгука тут же покрывается множественными поцелуями. Тэ продолжает медленно проникать вглубь, стараясь быть как можно терпеливее и нежнее.              — Тэ, ты меня трахнуть собрался? — прерывисто хрипло полушептал Гук.              — Я уже, Гуки, — и Тэ делает первое движение туда-обратно. Гук хрипло стонет. — Я уже трахаю тебя, малыш, — шепчет Тэ, целует и начинает двигаться непрерывно. — Ты уже мой. Только мой. Моя, только моя сладость.              Тэ умеет. Каждый раз проходится по простате. Гук совсем расслабляется, отдаётся и забывается. Разводит ноги шире. Принимает Тэхёна полностью, глубоко в себя, до упора, до искр в глазах. Обнимает. Отвечает на урывистые мокрые поцелуи. Тэ нежен и терпелив, и всё-таки эффективен. Он заботлив. Тэхён берёт член Чонгука в свою руку и стимулирует его в такт своим толчкам. Чонгук исходит всеми соками, как самый вкусный фрукт, и всем спектром звуков, как самый потрясающий музыкальный инструмент. Его кожа становится влажной, бархатной и приобретает розовый оттенок сладострастного жара. Тэхён чувствует поощрительные поглаживания на своих ягодицах и бёдрах, слышит несмелые просьбы продолжать, слышит в стонах Чонгука своё имя. Тэхён сходит с ума от своего сладкого Гуки.              — Да, детка! Стони! Зефирка моя! Умница. Стони для меня, малыш! Стони моё имя! Мой сладкий Гуки, покажи, насколько хорошо я тебя трахаю.              Чонгук слышит это и, кажется, возбуждается ещё больше от такого непотребства.              Не проходит и десяти минут, как Гук изливается, а следом за ним достигает апогея удовольствия и Тэ. Он поцелуями успокаивает подрагивающее тело Чонгука, не позволяя ему почувствовать внезапный холод и пустоту над собой. И только спустя несколько минут оставляет свою нежность.              Парни лежат рядышком, смотрят в потолок и приводят сбившееся дыхание в норму. Гуку стыдно. Тэхёну лучше не бывало.              — Я пойду готовить ужин, — хотел было слинять Чонгук, чувствуя неловкость из-за желания обнять Тэ и ещё немного поласкаться.              — Я приготовлю, малыш. Лежи, — Тэ медленно поцеловал Гука, обнял напоследок, ещё немного побыл рядом, прижимаясь, и только потом поднялся и ушёл из комнаты.              Судя по звукам, сначала он принял душ. Последовав его примеру, душ принял и Гук. А затем сменил постельное бельё.              Гук спустился вниз, когда предположительно еда должна была быть готовой, не дожидаясь приглашения. Ели они молча. И Тэ не отпустил Гука. Утащил к себе ночевать в обнимку. А потом Гук уехал на два выходных, за которые он закончил рисовать манхву.                     ***              На следующей неделе Тэхён заметил, что Чонгук с ним холоден, поэтому после обеда предложил:              — Давай поговорим, Гуки.              — О чём?              Они расположились в гостиной.              — Хочешь поговорить о том, что было между нами? — спросил Тэ.              — Нет. Послушай, можно я пооткрываю окна здесь? А то так мрачно. Надоело.              Тэхён смутился, и его пробила досада, которую он хотел подавить.              — Но тогда я не смогу здесь появляться днём.              — Я уже не могу с этого мрака, — раздражённо пробурчал Гук. — Я хочу прогуляться.              И Чонгук стал подниматься, чтобы уйти. Это было жестоко, Чонгук понимал, что жесток. Ведь для Тэ вся жизнь сплошной мрак, как он надоел Тэ можно только догадываться, а лучше даже и не представлять... Тэ в вечной темнице, промозглой, сырой, одинокой. Он всегда лишь покупал компанию и секс, потому что никто не обречёт себя добровольно на такое заточение. А хуже всего, что и жизнь Тэ может оборваться в любой момент. И Чонгук знает чувства Тэ из блокнота (кроме части с непродолжительностью жизни), и всё равно жесток. Мстит, потому что его соблазнили. Но Чонгук, тебе же было хорошо!              — Ты так наказываешь меня? Задеть хочешь? — вдогонку спрашивал Тэ, тем самым останавливая парня.              — Я просто хочу получить то, чего хочется мне, несмотря на то, что для тебя это запретно.              — Прости, но это бессердечно с твоей стороны. Я бы не получил тебя, если бы ты сам этого не хотел. Чонгук, я только дал тебе возможность познать свою чувственность, удовлетворить любопытство, получить желаемое. Я помог тебе. Я прервал твои мучения и сомнения. А ты злишься…              — Отстань, — Чонгук сорвался с места и спешно ушёл в свою комнату, злой, раздражённый и красный.              Ему хотелось уткнуться в подушку и как можно дольше не видеть Тэ. Тэхён поступил нечестно, по мнению Чонгука.              «Не надо думать, что знаешь, что я чувствую и чего хочу, Тэ. Может, я никогда не хотел этого шанса. Я не хотел этого знать. Не хотел, потому что понимал… дороги назад может не быть», — сокрушался в мыслях Чонгук, но прекрасно понимая, что Тэхён прав. На самом деле Гук борется с самим собой, пытается заглушить притяжение к Тэ, разогнать бабочек в животе от разговоров с ним, подавить лёгкую эйфорию от его близости. Он хотел отмотать, отступить, отрицать… Всё не должно быть так. Тэхён нарушил покой, поднял волну, задел, открыл. Нельзя! Стоп!              Чонгук игнорировал Тэ весь день. Если тот доставал бубнёжем под дверью, уходил на улицу. Не давал шанса не то что объясниться, а даже извиниться. Был груб. И Тэ, в конце концов, обиделся.              Ужин они провели в напряжённом молчании. А ближе к десяти часам вечера в дом явился гость. Чонгук спустился в гостиную, когда услышал звонок с въездных ворот, но Тэхён уже сам встречал гостя.              — Кто это? — остановившись на середине лестницы, забывшись, по-хозяйски, недружелюбно спросил Гук у Тэхёна, когда обнаружил в гостиной незнакомого молодого человека, вид и манеры которого настораживали.              — Это ко мне, — спокойно сказал Тэхён, пытаясь скрыть радость от такой реакции Гука, которую Тэ расценил как ревность.              Хозяин с гостем неторопливо пересекали гостиную, направляясь к лестнице.              — Меня на одного заказывали, но если доплатите… — кокетливо прокомментировал гость, и Гук окончательно понял, что парень — проститутка.              Чонгук покраснел и замер, как вкопанный, потому что этот проститутка буквально сожрал его профессиональным взглядом полным похоти. Парни поднялись по лестнице, прошли мимо Гука и скрылись за дверью второй части дома. Гук спустился к бару, налил виски и стал напиваться. А на глазах навернулись слёзы. Ему было обидно. Гуки ревновал.              «Тэхён хотел поговорить о том, что было между нами. Я подумал, что он станет предлагать отношения, признаваться в любви. Видимо, он хотел сказать, что всё это было на один раз, чтобы я всё забыл и не воображал себе, — Чонгук откровенно преувеличивал, противореча своими размышлениями здравому смыслу. Но видимо, ему уж очень хотелось побыть жертвой и во всех грехах обвинить Тэ и только Тэ. — Зачем Тэхён так поступает со мной? Он же не хотел, чтобы я уходил. Хотел дружить. А потом трахнул и бросил, променял на шлюху. Он так развлекается?»              — Что я ему такого сделал? — спрашивал Гук глядя в стену возле бара, там, где был вход в слуховой коридор.              «Ага! Он за мной подглядывал, когда я дрочил. Может, и мне…»              Спустя несколько минут, весь дрожащий от страха от пребывания в этом мрачном коридоре, Гук наконец оказался у комнаты Тэ. Но то, что он там увидел, не вписывалось в его представление о происходящем.              Тэ полностью одетый лежал на кровати в позе эмбриона, обнимая коленки и грустя. Проститутка тоже был одет и сидел на другом конце кровати.              — Да ты уже месяц никого не трахал! Твой брат сказал. Могут быть последствия. Где мне потом искать такого клиента? — шутливо отчитывал Тэхёна проститутка.              Тэхён грустно посмеялся.              — Всё дело в этом твоём парне? Ты его хочешь? — продолжал незнакомец.              Проститутка стал подкрадываться к Тэ. Но Тэ его остановил.              — Ты же знаешь, тебе это надо, — говорил гость.              — Хосок, не сегодня.              — Надо, — продолжал соблазнять Хосок. — Не запускай ситуацию. Если не хочешь, чтобы было плохо, надо заняться сексом…              — Что значит надо заняться? — не выдержав, вошёл в комнату Гук.              Парни сначала испугались. Но осознав, кто вторгся в комнату и как, Тэ опустил голову обратно на подушку.              — Нужно будет позапирать двери, — лениво произнёс Тэ, а в душе радовался красноречивому поступку Чонгука.              Хосок поднялся с кровати.              — Ладно, я пойду, — сказал он.              — Да. Спасибо.              И проститутка стал уходить, напоследок подмигнул Чонгуку и уже из глубин коридора провокационно сказал:              — Ах, любовь, любовь! Как сон твой сладок!..              Тэхён похихикал с этого, но упорно продолжал игнорировать Гука.              — Объясни? О чём говорил этот Хосок? Что значит надо?              «Ты трахнул меня, потому что было надо???», — в душе орал Гук, но не мог этого произнести: слишком унизительно.              Тэ резко поднялся, схватил Гука за запястье и поволок за собой в слуховой коридор. Они спустились вниз, в подвальный дом Тэ, и зашли там в лабораторию.              — Зачем ты меня сюда привёл? — напугано спрашивал Гук.              — Чтобы ответить на твой вопрос.              Он стал капать кровь из разных пробирок на стёклышки под микроскопом, разложенные друг за другом.              — Это кровь здорового человека. Это моя кровь без лекарства. Это моя кровь с лекарством. Это моя кровь с лекарством после секса. А это ультрафиолет, то есть дневной свет, при котором разрушительные процессы в моём организме идут быстрее.              Тэ накрыл всё это каким-то полупрозрачным чехлом, поместил объект в нишу какого-то прибора и нажал кнопку. На мониторе было видно, как содержимое попало под облучение ультрафиолетом. Объект вернулся обратно в комнату.              Затем Тэ открыл чехол, и стал наводить микроскоп на все стёкла по очереди, а на монитор выводились изображение из-под микроскопа.              — В твоей крови много каких-то лоскутов, — заметил Чонгук.              Эти лоскуты кружили, словно адские снежинки, медленно оседая.              — Да, это моя кровь под действием ультрафиолета разрушается и выделяет яд: эти лоскуты, как ты говоришь, а мы их называем фиолетовыми хлопьями, они травят весь мой организм. А в крови после секса?              — Всё равно есть, хотя в здоровой крови их вообще нет. Но всё-таки их гораздо меньше, чем в других твоих вариантах.              — Именно. Есть лекарство, но оно не срабатывает просто так. Его нужно спровоцировать. Мы не знаем, как работает эта фишка с сексом, но она работает. Мы думали, это дофамин так влияет — нет. Думали, что дело в возбуждении — тоже нет, но пока мы так думали, кстати, и сделали вино с афродизиаками, вот откуда оно. Всё, что мы знаем наверняка, это то, что секс помогает вырабатывать катализаторы для лекарства в моей крови пусть не на 100%, но примерно на 70%.              — Мы?              — Мы с отцом. Он умер пять лет назад. Пойдём отсюда, — сказал Тэ, и снова за запястье потащил за собой Гука.              Они вернулись в его комнату. Чонгук медленно ходил из угла в угол, собирая смелость, чтобы сказать:              — Так ты пользуешься услугами проституток, потому что… а меня?.. — договорить Чонгук не мог, его до слёз распирала обида. — Ты об этом хотел поговорить? Это хотел сказать?              — Чонгук, ты что! — Тэ подскочил к нему, взял лицо парня в чашу из ладоней и стал покрывать его поцелуями. — Не смей так даже думать! Я был с тобой, потому что хотел тебя! И очень-очень сильно, — понижая голос, Тэ успокаивающе шепчет: — И всё ещё хочу… Я бы никогда, Гуки… Просто ты мне очень нравишься, ты мне очень нужен, рядом с тобой мне так хорошо, как не было хорошо ещё никогда. Я оживаю, когда ты рядом, во всех смыслах оживаю. Я очень сильно хочу тебя каждое мгновение, когда ты рядом. Очень сильно, Гуки…              Чонгук выглядел растерянным, но не мешал себя целовать. Он тонул в нежном шёпоте и ласке. А Тэ почувствовал, что ещё немного этой нежности, и он окончательно возбудится, поэтому остановился и решил разрядить обстановку, раскрыв ещё один секрет.              — Не придумывай глупостей! Хорошо? Пойдём лучше отметим тысячный лайк.              — В смысле? — опомнился Гук.              Тэ отпускает его лицо и берёт свой телефон, что-то набирает, через секунду на телефон Гука приходит оповещение, и он читает сообщение от ГеяНетрадиционнойОриентации: «Я про тысячный лайк нашей работе».              Чонгук смотрит в телефон, потом на Тэ, в телефон, на Тэ, и так несколько раз, силясь осознать очевидное, и наконец произносит:              — Это был ты?              — Как видишь.              Чонгук сел на кровать.              — Я перед тобой как под тем микроскопом. Никаких секретов.              — Мне хотелось общаться с тобой, ты же знаешь. Так мы будем отмечать или нет?              — Ты развёл меня на голый торс под предлогом, что не видел моих рисунков. Если бы не это, то ничего бы не произошло…              — Тут становится жарко. Я лучше пойду, — шутливо говорил Тэ, намекая на возбуждение от воспоминаний того случая, и вышел из комнаты.              — Подожди! — крикнул вдогонку Чонгук.              — Да? — выглянул из-за косяка светловолосый.              — А почему такой ник: «ГейНетрадиционнойОриентации»?              — Потому что я не на шутку увлёкся натуралом, — с грустной улыбкой говорил Тэ, снова исчезая из виду.              Спустя несколько минут Гук последовал за ним.              У Чонгука было очень задумчивое настроение несколько следующих дней.                     Сначала был дождливый день. Глаза, привыкшие к мраку и искусственному свету, лучше приучать к солнцу постепенно. Пасмурный день лучше всего. И всё равно режет эта яркость. Щурится. На улице жарко, хоть и дождь. Прячась под покатым козырьком, с которого ручьём льётся вода, ударяясь о бетон, брызгами окропляя ноги, можно наблюдать этот летний своенравный дождь. Он заливает траву, он оббивает её перья, он размягчает землю, он остужает, но делает парность. Столько зелёного цвета, даже запах зелёный. Дождь. Не сырость, а дождь, свежий чистый прозрачный светлый. И рука мокнет, протянутая под ливень. Так приятно и необычно. Ещё бы радугу увидеть. Пока страшно. На сегодня хватит.                     Обида постепенно отступала. Чонгук всё думал, думал. Иногда что-то спрашивал у Тэ по поводу его болезни. Ему было грустно. А Тэ старался его подбадривать.                     Другой день был уже без дождя, но все равно хмурый ранним утром. Сизые облака. Всё то же влажное тепло. Прикрытый солнечный свет приятно греет вновь протянутую руку. Приятно. Почти не страшно. Всё хорошо. Нога в шлёпках шагает за пределы козырька и погружается в росу. Кажется, пощипывает, испаряясь на ноге. Выглядит как в детстве, разве что нога стала больше и грубее. Несколько несмелых шагов. Пока что хватит.              А затем была жара. После обеда. Высушив землю и траву, слегка позолотив. Всё загудело. Кузнечики, стрекозы, пчёлы. Все наперебой. Зачирикали воробьи. Зазвенела песчаная пыль ветром разносимая над травой. Всё блестело под палящим солнцем. Шаг. Жар. Но всё хорошо. Ленивая послеполуденная жара больше не угроза.              Обратно больше не хочется. Ни за что! Теперь хочется жить. Но есть проблема…