Фиолетовые хлопья

             — Что? Почему? — Гук выпучил глаза и мило приоткрыл губки. В его реакции не было злости, только умилительное удивление.              Тэхён поднялся на ноги, давая пленнику почти свободу.              — Цепь длинная. Ты сможешь ходить по всем комнатам этого крыла. Я принесу еду сюда, — бескомпромиссно заявил Тэхён.              Гук не успел сделать даже попытку подняться, а теперь и вовсе остался лежать, обречённо вздохнув.              Тэхён тем временем спрятал ключи обратно в сейф и скрылся, чтобы разогреть и принести обед.              Чонгук остался наедине с самим собой в чужой комнате, которая его и до того и без цепей пугала. И вообще, откуда здесь взялись эти наручники? Не слабо Тэхён заморочился! Такая подготовка настораживала, заставляла относиться к ситуации серьёзно.              И Чонгук подумал о том, что быть в плену у кого-то очень странно. И ему было бы не так странно, если бы Тэ его удерживал из-за любви, а не из-за «здоровья». Чувствовать себя лекарством совсем жутко. Но если бы его держали из-за любви, смог бы он когда-нибудь ответить взаимностью? Что ты чувствуешь на самом деле, Чонгук? Ведь объятия и близость Тэхёна тебе не противны. И это мягко сказано! Тебе нравятся его прикосновения, нравится чувствовать его рядом. Почему же ты отталкиваешь его? Почему хочешь держать дистанцию?              Чонгук пришёл к выводу, что если и чувствует что-то, то его чувства не совсем к Тэ как таковому: Гук очарован влюблённостью Тэхёна в него. И это чудовищно эгоистично со стороны Чонгука и несправедливо по отношению к Тэ. Поэтому нельзя давать слабину, нельзя отвечать Тэхёну на его нежность. Нужно держать себя в руках. Если в Чонгуке нет любви, то Тэ должен об этом знать. Нельзя играть с его сердцем. Однако от мысли, что надо признаться Тэ в том, что Гук никогда не сможет ответить ему такой же любовью, становилось грустно, пусто и больно. Да и как это сказать?              — Гуки, ты по мне скучал? — слышится весёлый голос в глубине крыла.              Чонгук посчитал свою развалившуюся на кровати позу слишком неуместной, что ли, и поспешил подняться на ноги, чтобы подготовить стол для подноса с едой.              — Проголодался, сладкий?              Чонгук слегка прокашлялся в кулак и застенчиво попросил:              — Тэхён, не называй меня, пожалуйста, всеми этими милыми прозвищами. Это странно…              Поставив поднос на стол, Тэ подошёл к Чонгуку, который сразу попятился назад, но затем заставил себя остановиться, чтобы не наводить суеты. Однако Тэ подошёл до неловкого близко, заглядывая брюнету в глаза, борясь с желанием взять его лицо в свои ладони.              — Почему? — бархатным голосом гипнотизировал Тэ. — Они тебе так идут.              Чонгук шумно сглотнул, понял, что этот разговор может далеко зайти и решил оставить его.              — Кажется, наш обед остынет сейчас во второй раз, — несмело улыбнувшись, он ускользнул от Тэ и направился к столу, гремя цепью.              Чонгук недовольно глянул на этот аксессуар, но комментировать не стал.              Тэхён тоже сел за стол.              — Приятного аппетита, пупсик.              Просьба о прозвищах наглым образом была проигнорирована.              — Приятного, — всё также обречённо ответил узник.              После того, как они поели, Тэхён отправился мыть посуду. А Чонгук снова остался один. Он ходил по чужой комнате, заглядывал в ящики тумбочек. Нашёл тот самый блокнот, продолжения в нём не было. Парень прочитал несколько случайных фраз, но тут же захлопнул записную книжку, вспомнив, чем всё это чтение закончилось в прошлый раз. Затем он сначала сел на кровать, а потом и лёг. Глаза сами собой прикрылись после эмоциональных событий и плотного обеда, и Чонгук провалился в сон.              Когда Тэхён вернулся, он несколько минут умилялся со спящего Чонгука, потом укрыл его пледом, а сам внезапно погрустнев, ушёл в гостиную, чтобы обдумать своё поведение.              Тэхён приковал человека из страха, что тот убежит. Реально приковал! Это чистое безумие! Или всё-таки необходимость, неординарная и эффективная мера? Так хочется верить, что Чонгук не сбежал бы, даже если бы его не заковали.              Может ли Чонгук его полюбить и быть с ним навсегда? Или пребывание в этом доме так и останется для него работой? Работа — поддерживать в Тэхёне жизнь.              Жизнь…              Без Чонгука жизнь Тэхёна будет не только без солнца, но и без любви… С Чонгуком жизнь Тэхёна будет с солнцем и в вечной печали от неразделённой любви… Или всё же есть шанс? Он должен быть! Между ними столько всего было! Это не могло не оставить следа и не иметь причины. Чонгук боится своих «неправильных» чувств, но они у него есть! Их не может не быть! Поэтому надо помочь, сделать всё, чтобы Чонгук не убил в себе чувства, которых боится или стыдится. Нужно его любить, несмотря на его сопротивление, и тогда рано или поздно стена рухнет окончательно. А если нет, пусть забирает солнце с собой! Без Чонгука Тэхёну теперь ничего не надо.              Гук проспал почти три часа. Когда он проснулся и не обнаружил рядом с собой Тэхёна, то немного расстроился, почувствовал себя брошенным. Однако другая, более здравая и рассудительная часть его личности порадовалась тому факту, что он не проснулся в жарких объятиях представителя своего же пола. Чонгук сходил в туалет и снова лёг.              Услышав шорохи наверху, Тэхён поднялся. Он обнаружил Гука свернувшимся в пледе калачиком, лежащим лицом к двери и хлопающим глазками. А Чонгук еле сдерживал ни пойми откуда взявшуюся радость, которую он отчаянно желал заменить какой-нибудь иной эмоцией, хотя бы агрессией.              — Гуки, ты почему не встаёшь?              Медовый голос прошёлся по телу брюнета фриссоном: замороженный пугающим удовольствием мозг резко контрастировал по температуре с жаром кожи, вспыхнувшей от возбуждения, пуская по телу Чонгука мурашки.              «Это наверняка ото сна… не из-за Тэхёна, — отрицал брюнет. — Просто мне хорошо после сна».              Тэхён несмело сел на кровать, сдерживаясь от прикосновений к насторожившемуся парню.              — Зачем вставать? — фальшиво-злобно пробубнел Гук. — Всё равно пристёгнут. Как псина.              — Ну, ты даёшь! Посмотри на свою ножку, пупсик, — Тэхёну всё сложнее держаться, он заламывает свои пальцы, лишь бы не позволить рукам сделать то, что они хотят сделать, а именно помочь этому комочку выпутаться из пледа.              Чонгук неуклюже и лениво пытается выбраться из своего убежища, и когда у него это, наконец, получается, он обнаруживает, что свободен, а потом обращает внимание, что и сейф, где от него прятали ключи, приоткрыт.              — Как я не заметил?! Я же ходил в туалет… — лениво удивлялся Чонгук, а затем завалился обратно в лежачее положение, но уже на спину, и не укрывался.              Тэхёну отказывает выдержка, и его рука тянется к груди парня. Он кладёт свою ладонь чуть ниже ключиц Чонгука и начинает нежно поглаживать. Взгляд Тэ затуманен, как и разум. А Чонгук снова парализован очередной вольностью Тэ и замешательством от приятных ощущений. А кому не приятно, когда гладят?              — Тебе так понравилось быть моим пленником, да? — подшучивал Тэ.              — Ты такие глупости говоришь в последнее время. Завязывай.              От поглаживаний тело Чонгука пробирало желание вытянуться котёнком, что он и делает, сдержанно зевая. А Тэ начинает широко водить своей ладонью от ключиц по рёбрам до животика, интенсивно, чтобы трением вызвать тепло. Чонгуку нравится, это добавляет ещё больше удовольствия к потягушкам, так что он не сопротивляется и даже довольно улыбается.              Тело Чонгука расслабляется, а рука Тэ замирает где-то в районе сердца парня. И Гук неожиданно для себя понимает, что начинает привыкать к прикосновениям Тэ. Гук видит, с каким трудом Тэхён себя сдерживает, чтобы не коснуться его. Такой тактильный, и как он живёт столько лет в одиночестве? Но всё-таки его прикосновения не дружеские, не братские. Это прикосновения влюблённого человека. И что Чонгуку с этим делать? Бежать! Бежать подальше, бежать без оглядки, пока его снова не заковали!              — Тэ, — неожиданно заговорил Чонгук, выдёргивая Тэхёна из сладкого наслаждения. — Завтра у меня выходной, — Тэхён неожиданно серьёзно взглянул на него. — У меня есть дела, поэтому хочу уехать сегодня вечером.              Гук почувствовал, как на его груди ладонь Тэ стала сжиматься, сминая ткань футболки. Тэхён шумно сглотнул резко пересохшим горлом, а взгляд его стал сосредоточенным.              — Когда ты вернёшься? — дрожащим голосом спросил Тэхён, заменив этим фразу: «Я тебя никуда не отпущу!»              Тихо прокашлявшись, Чонгук негромко ответил:              — В понедельник, как обычно, — его пугало напряжённое состояние Тэ, но он не мог его утешить, расточая заверения о своём скором возвращении, ведь он планировал не вернуться, и, чтобы не продолжать разговор, он поднялся. Чужая рука неохотно, но оторвалась от его груди, и Чонгук направился к выходу из комнаты.              — Куда ты? — Тэхён вернулся в реальность из мрачной задумчивости.              — Готовить ужин. Джин ведь должен приехать.              — Я с тобой.              Они пришли на кухню, Чонгук открыл холодильник, чтобы оценить его содержимое, а Тэхён, в своём репертуаре, подкрался сзади и положил подбородок парню на плечо. Гуку оставалось только смириться и потерпеть, а потом он уйдёт, и всё закончится. Так будет правильно. Так будет лучше для обоих. По крайней мере, сейчас Чонгук в этом уверен. Он не хочет мучить Тэхёна, дразня своим присутствием. Да и «костылём» ему не хочется быть — от одного такого Тэ только недавно избавился. А что если Тэ возненавидит Чонгука из-за такой зависимости? У Тэхёна своя судьба. У Чонгука — своя. Гук должен прервать замкнутый круг. И для каждого из них найдётся правильный выход.              У Тэхёна было другое мнение на этот счёт, он верил в чувства Чонгука, но боялся, что упрямство брюнета возьмёт верх. Тэ не сможет отпустить его. Тэхёну страшно. Он боится самого себя. Мысль о том, что Чонгук покинет дом на выходные, в этот раз отзывалась в голове воем тревожной сирены. Нервы вздыбливались. Кожа чесалась изнутри. Это походило на панические атаки, какими они были у него раньше, до появления Гука.              — Что ты будешь готовить? — пытаясь отогнать от себя тяжёлые мысли, более весёлым голосом поинтересовался Тэхён.              — А что ты хочешь скушать?              «Что это ещё за «скушать»? Есть, жрать — нормальные слова забыл? Что за дела, Чонгук? Это всё влияние Тэ!» — ругал себя брюнет.              «Тебя!..» — подумал Тэ и незаметно облизнулся, но вслух ехидно сказал:              — Рамён? — полностью удержаться от «романтичных» намёков он не смог.              Чонгук закатил глаза и движением плеча попытался скинуть с себя чужую похотливую голову.              — Ну, Гуки! — положив голову уже щекой на его плечо, жалобно проскулил Тэ, касаясь дыханием кожи на шее парня.              У Чонгука мурашки, он не может сдержать лёгкую дрожь, и только холод, струящийся из открытого холодильника, остужал внезапное волнение. Чонгук перестаёт доверять себе рядом с Тэ. Ему… нравится… чувствовать Тэхёна рядом… Очень… Это чувство хуже наручников удерживает брюнета в плену Тэ. Чонгук прикрывает глаза и с мыслью о том, что это надо прекращать, шумно выдыхает. Он резко закрывает холодильник и не слишком резко отходит от светловолосого.              — Рамён, так рамён, — заключает Чонгук и достаёт из кухонного шкафа три шуршащие упаковки лапши. — Поострее?              Тэхён в ответ слегка разочарованно ухмыльнулся и ушёл в гостиную, напоследок бросив:              — Жестокий Гу…              Чонгуку почему-то захотелось извиниться, догнать Тэ, обнять. Но он остановил себя. Нельзя давать ему ложную надежду. А может, самому нельзя переходить черту, иначе не остановится.              Чтобы отвлечься, пока Тэхён дуется, Чонгук решил приготовить хвачхе из вишни и то самое якква на десерт, потому что рамён всё равно готовить нужно будет прямо перед подачей, когда приедет Джин. Проведя на кухне два часа, под занавес Чонгук сделал дальгона-кофе, чтобы преподнести Тэ в качестве примирительного жеста, а то он за эти два часа ни разу не объявился — решил обидеться «по-серьёзному», видимо.              — Тэхён! — позвал Чонгук, входя в гостиную. — Смотри, что я тебе принёс!              Чонгук вручил «обижуле», сидевшему на диване, пузатую стеклянную кружку на блюдце, которую тот с радостью принял. Сам же хотел сесть в кресло, но Тэ схватил его за руку:              — Сядь рядом, — переждав оторопь Гука, Тэ добавил: — Пожалуйста.              Чонгук уступил и присел рядом. Тэхён в момент стал довольным и счастливым, заразив своей улыбкой и брюнета. Позвякивая льдом в прозрачных кружках, открывающих вид на слои напитка, парни молча наслаждались его прохладой и бодрящим сочетанием солоноватого вкуса молока со сладкой горечью взбитой кофейной гущи, которая порой оставалась карамельной пенкой над верхней губой, заставляя парней облизываться, как котята. Это их здорово веселило, особенно Тэхёна, который даже закусывал губу, наблюдая как мелькает быстрый красный язычок Чонгука, и, представляя, как он помогает своему Гуки слизывать лакомство над аркой Купидона.              Покончив с кофе, когда Чонгук вернулся после мытья кружек, Тэхён подошёл к нему, перехватив где-то посреди гостиной, и неожиданно заявил:              — Гуки, я хочу увидеть их.              — Кого их?              — Распускающиеся энотеры.              — Эм… Там ещё солнце… — неловко произнёс брюнет.              — В этом ведь и весь фокус, Гу.              — Но… мне страшно… за тебя…              — Правда?! — Тэхён ехидно улыбнулся. — Чего ты боишься? Что я исчезну, как призрак, или сгорю как вампир? Как Клавдия в «Интервью с вампиром» превращусь» в пепел? Ты будешь моим несчастным Луи? Будешь горевать, оплакивать меня? Ведь будешь, да? — интонация Тэ становилась менее шутливой. — Ты же будешь скучать по мне? А? Гуки? — на этих словах Тэ взял Чонгука за запястья и подошёл к нему очень-очень близко. — Пока я здесь, обними меня; пока я не исчез, побудь рядом, — из его интонации совсем исчезла шутка, он говорил серьёзно, и Чонгук не смог помешать, когда Тэхён обнял себя руками Чонгука.              — Ты собираешься исчезнуть? — с нервным смешком, переспросил Гук.              Чувствуя, что Чонгук не убирает свои руки с талии Тэ, Тэхён отпустил его запястья и так же обнял парня.              — Кто знает… — грустно ответил светловолосый интриган.              Тэ снова загипнотизировал Гука своим взглядом, своим голосом, своими странными речами, так что брюнет не мог оторваться от него и терял бдительность.              — Тэхён… — зачем-то произнёс Чонгук, почувствовав странную щемящую боль в грудной клетке или солнечном сплетении, где-то в глубине собственной бесконечности. Он списал всё на страх перед выходом Тэхёна на солнце. Поэтому, опомнившись, спросил: — Как часто за последнее время ты бывал на солнце?              — Каждый день выхожу. И сегодня был, почти полчаса, пока ты готовил, — Тэхён видит в глазах Чонгука тревогу и боль. А ещё Тэхён видит и понимает природу тревоги Чонгука лучше его самого. — Не бойся быть ближе ко мне. Пожалуйста, не отталкивай меня, — пользуясь эмоциональностью ситуации, втирался в доверие Тэ. — Пойдём!              Светловолосый нарушил их объятия, взял задумавшегося брюнета за руку, переплетая их пальцы, потащил его за собой, и несколько мгновений спустя они оказались на улице. Чонгук внимательно следил за Тэ. Но с ним всё было хорошо. Чонгук не отпускал его руку, даже крепче сжимал переплетённые пальцы. Он очень боялся, что Тэ «исчезнет». Это просто человеческий страх за чужую жизнь? Или всё-таки, это что-то значит? Что Тэхён значит для тебя, Чонгук?              А Тэхён был счастлив. Он нетерпеливо тащил за собой податливого парня и радовался как малое дитя. Радовался сумеркам. Тому, что в этих сумерках он вместе с Чонгуком за ручку идёт по тропинке, окаймлённой высокой, слегка пожелтевшей травой. Тому, что идёт смотреть на свои ночные цветы. И главное, что рядом с ним Он. И этот влажный, уставший, от заходящего солнца оранжевый, точно раскалённый вечер Тэхён будет хранить в своих воспоминаниях всегда.              Из-за своей болезни он много времени проводил в размышлениях о смерти и в изучении фактов и домыслов о ней. Из всех известных ему вариантов развития событий прямо сейчас он верил в тот, что когда умрёт, то обернётся чистым сознанием, всемогущим, и сможет выбирать, что ему делать дальше: рождаться снова или блуждать в глубинах памяти о прошлой жизни. Так что, когда его не станет, он уверен, что выберет остаться навечно в этом мгновении, переживая его снова и снова.              Когда они добрались до поляны, то прошли немного вглубь, чтобы оказаться в центре событий. Солнце было почти за горизонтом и представление уже начиналось.              — Вон там! Смотри! — по-детски восхищался Тэ, обнаружив открывающийся цветок.              Чонгук умилённо улыбнулся и проследил взглядом к указанному месту.              Сначала открывались единицы и по очереди, но скоро вся поляна словно ожила: как крылья бабочек, что покидают свои коконы, лепестки цветов один за другим разворачивались из плотных бутонов, впитывая в себя остатки солнечного света, чтобы потом люминисцентно мягко гореть в ночи. Если бы не симфония местной живности, наверняка можно было бы услышать шелест раскрывающихся лепестков.              — Это так красиво! Правда? — восхищался Тэхён.              — Очень красиво, — подтвердил Чонгук, только, он уже несколько минут глядел не на поляну, а на счастливого и прекрасного в своём счастье Тэ.              — Гуки, — не поворачивая головы, позвал Тэ.              — Да? — продолжая пялиться на парня, спрашивает брюнет.              — Цветы там, — и Тэ поворачивает голову и смотрит брюнету, кажется, прямо в душу, мягко улыбаясь.              Чонгук едва находит в себе силы проморгаться, как когда веки от непреодолимого желания уснуть становятся свинцовыми, и открыть их обратно можно только приложив титанические усилия, так и Чонгуку сейчас, только наоборот, чтобы прикрыть веки пришлось приложить неимоверный труд. Встрепенувшись, он наконец сумел отвести взгляд под довольный смех Тэхёна. Чонгук смутился и покраснел. А ведь они всё ещё держались за руки.              Однако зрелище раскрывающихся цветов было действительно завораживающим, и скоро брюнет позабыл о неловкой ситуации. К тому же его отвлекло ещё кое-что необычное.              — Это птица? Тэ! Смотри! Колибри? — удивлённо спрашивал Чонгук, потащив Тэ за собой ближе к белому табаку, у раскрывающихся цветов которого точно как колибри летало какое-то насекомое с быстрыми и от этого прозрачными крыльями, толстым мохнатым рыжим тельцем и длинным носиком, который оно запускало в цветоложе.              — Нет, Гуки. Это такая бабочка — бражник, — пояснил Тэхён.              Когда сумерки сгустились и все цветы (и фиалка, и табак, и энотера) стали источать густой волшебный аромат, а энотэры ещё и мягкое свечение, обстановка на поляне стала слишком романтичной. И теперь уже Тэ вдруг уставился на своего спутника.              — Гу, посмотри на меня, пожалуйста, — мягко попросил Тэхён.              — Ммм? — без задней мысли, взглянул Гук.              Но ответа не последовало. Он и не нужен был. Всё было видно в глазах светловолосого демона похоти. Чонгук смущённо прокашлялся, а затем попытался высвободить свою руку из ладони Тэ, ведь уже почти темно, больше ему не угрожает солнечный свет. Но Тэхён был против такого поворота, поэтому не просто не позволил отпустить свою ладонь, а ещё и дёрнул Гука на себя, отчего последний врезался ему в грудь, и в следующее мгновение оказался в тесном кольце Тэхёновых объятий.              — Давай прил… присядем, — Тэ тянул Гука за собой вниз.              Чонгук зачем-то поддался, послушно присаживаясь в цветы, и опомнился только, когда его стали осторожно укладывать на спину.              — Ч-что ты делаешь? — удивлялся Гук, когда Тэ начал принимать нависающее положение над ним.              — Я хочу целоваться с тобой, зайчик, среди наших ночных свечей, — невинно говорил Тэ, убирая с лица брюнета пряди волос и поглаживая его по алеющим щёчкам. — Ты позволишь? Можно? Я очень хочу запомнить этот вечер с твоим вкусом на своих губах.              Брюнету стало грустно. Жалко. Странно.              — Тэ… не надо… пожалуйста, — и на лице Чонгука блеснула слеза, исчезнув где-то на шее. Так, его рассудок, закованный в тяжёлые цепи удовольствия, оплакивал свою свободу. Его тело больше не подчинялось здравому смыслу, и надеяться оставалось лишь на слова, которые были тем более бессильны повлиять на желания светловолосого искусителя.              — Гу, солнышко, если не хочешь, то просто не отвечай, и я всё пойму. Но ты не остановишь меня от попытки.              И Тэхён стал медленно наклоняться к губам замершего парня. Чонгук не отворачивался, не сопротивлялся. Он внимательно следил, как звёздное небо постепенно затмевалось красивым лицом, черты которого можно было различить благодаря мягкой люминесценции цветов под убывающей, но всё ещё почти полной луной. Поэтому он видел, как приближаются приоткрытые губы Тэ, а когда чужое тёплое дыхание коснулось Чонгука, его глаза закатились от удовольствия, а веки опустились. Тэхён, чуть улыбнувшись, нежно накрыл своими губами губы Чонгука. И медленно тягуче начал поцелуй. Чонгук ответил сразу: сразу, жадно, но легко стал хватать своими губами чужие. А почувствовав Тэхёнов язык, который не проникал к нему в рот, а вежливо ждал приглашения, оставаясь на общей, но нейтральной территории, Чонгук тут же подался своим языком навстречу, легко касаясь и призывая вторгнуться вовнутрь. Тэхён лишь слегка нарушил границы интимного пространства брюнета, и немного отстранился. Чонгук медленно открыл глаза, не понимая, что произошло и почему резко стало пусто и холодно в его ротике. Но увидев приоткрытые желанные губы не так далеко от себя, он потянулся к ним, однако достать не сумел. И больше Тэхёну не нужно было приглашений. Теперь он решительно, полноценно, властно, но нежно вторгся в рот Чонгука, прижимая его к покрытой цветами земле. А Чонгук простонал в плотном поцелуе сладко и мучительно, его накрыло с головой и унесло прочь ото всех сомнений. Он ватными руками обнял Тэ, прижимаясь ближе, и покорно подчинился его воле в поцелуях и ласках, он полностью отдался на произвол Тэхёну.              Чонгук потерялся и забылся. Для него существовал только жар объятий Тэхёна. Брюнет утонул. Он не помнит, как всё было. Только помнит ощущения Рая: тёмного, влажного, сладкого и тёплого. Удовольствие размыло грани тела и сознания. Парни были единым багровым туманом блаженства. Не нужно было думать. Нужно было просто быть.              Это продолжалось вечно, но обернулось неуловимым мгновением, когда подошло к концу.              Заканчивая поцелуй, Тэхён провёл языком поперёк губ Чонгука, а тот в ответ облизнулся, жадно съедая вкус Тэ со своих губ.              — Мой крольчонок-зайчонок, — умилялся Тэ.              А Чонгук стал приходить в себя.              — Тэ, сколько мы здесь? Уже темно. Джин, наверно, обыскался нас!              — Не переживай я оставил ему записку в гостиной.              — Нам всё равно пора, — чувствуя поцелуи на своих щеках, а потом на шее, дрогнувшим голосом настаивал Чонгук.              — Уговори меня, сладкий.              — Что? Как? — тяжело дышал брюнет.              — Поцелуй меня.              — Мы уже час целуемся, а тебе всё мало?              — Мне очень мало, всегда будет мало, мне хочется твоих поцелуев каждую секунду. Хочу. Хочу ещё!              Чонгук резко повалил Тэ на спину, нависая, как прежде тот над ним.              — Один, последний, и идём, — бескомпромиссно заявил брюнет и поцеловал.              Гук изо всех сил старался не допустить углубления поцелуя, но его слабые попытки были сломлены очень быстро, и снова горячий язык Тэхёна хозяйничал у него во рту, вызывая волны удовольствия.              Кое-как Чонгуку удалось усмирить это поцелуйное безумие, фальшиво жалуясь на боль и усталость в губах с непривычки, на что Тэхён пообещал устраивать такие тренировки чаще, а Чонгук выражал решительный протест, заявляя, что такая ситуация больше не повторится. Тэхён веселился и называл его наивным крольчонком-зайчонком.              Когда они вернулись домой, Джин как раз заканчивал готовить рамён по «записочному» поручению наглого Тэ.              — Где вы были? — довольно спросил Джин, видя своего брата таким счастливым, а Гука — растерянным.              — У ночных цветов, — ответил Тэхён, не способный перестать улыбаться или отпустить руку Чонгука, который уже весь извёлся, от самой поляны пытаясь аккуратно освободиться из его стального захвата.              — Так это правда? Ты теперь не боишься солнца? — в голосе Джина чувствовалось сомнение.              Тэхён подтверждающе помахал головой.              — Да, — ответил за него Чонгук. — Во всяком случае, он выскочил прямо на солнце, чтобы… я не уехал с Наён, — немного приврал Гук, уходя от пикантных фактов. — А вечером мы шли к цветам, когда солнце ещё не село. И с ним всё хорошо. Хорошо же? — спросил Гук у Тэ.              — Да, Гуки, лучше, чем когда-либо!.. — мягко ответил светловолосый, глядя на Чонгука огромными счастливыми глазами.              Тэхён был счастлив весь ужин, кроме момента, когда Чонгук намекнул на отъезд. Реакция Тэ насторожила Джина. После ужина они всей компанией переместились в гостиную, где продолжили спокойные беседы, лакомясь хвачхе и якква.              — Обожаю это печенье! — двусмысленно восхищался Тэхён. — Джин, это ты рассказал ему, что я люблю якква?              Джин отрицательно помотал головой.              — Тогда откуда, Гу? — заигрывает Тэ.              — Я не знал, просто захотелось, — смущается Чонгук. — Ладно. Мне пора собираться, — поднимаясь с дивана, говорит он.              — Ты куда? — в один момент вся радость исчезла с лица Тэхёна, а в голосе появилась тревога.              — Я же говорил, что сегодня уеду на выходные, — боязливо оправдывался Гук.              — Но уже поздно! Нет! Стой! — Тэхён подлетел к нему и очень больно вцепился в предплечье так, что ногти впились в кожу почти до крови.              — Тэ! — заволновался Джин и зачем-то направился к бару.              — Не уходи! Пожалуйста! Я не пущу! — продолжая отчаянные уговоры, игнорировал брата светловолосый.