автор
Размер:
113 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
111 Нравится 32 Отзывы 20 В сборник Скачать

Глава 4 - Ветер перемен

Настройки текста
Примечания:
Тогда       Аня искоса поглядывала на мрачного милиционера, задумчиво решающего кроссворд в помятой газете «Аргументы и Факты». Он тупо почесал затылок, сдвинув серую шапку-ушанку, которую носили практически все представители данной профессии, и взглянул в сторону девочки. Глаза его были серые, холодные, будто прутья решетки, за которой она сидела несколько минут назад. Девочка опустила взгляд на подрагивающие пальцы и с интересом стала рассматривать потрескавшуюся кожу и обгрызенные ногти, под которыми все еще оставались вкрапления грязи. Желтая зимняя куртка, да и остальная одежда, были в не самом презентабельном виде. Прикусив губу, Аня, из-под опущенных ресниц взглянула в сторону коридора, за дверью которого находился «обезьянник» и допросная. Именно там сейчас сидели ее товарищи по несчастью, прижавшиеся друг к другу, с кровавыми подтеками под разбитыми носами, пилили взглядом решетчатую дверь и ждали, когда их заберут для допроса. Она запомнила их глаза, наполненные злобой, их рты, наполненные кровью и рьяные крики. «Это все они!». Но хранителям порядка было все равно на правду, они видели только одно: глупые подростки пробрались на заброшку, где устраивают передачки наркоманы и проводят темные встречи. Сбросить все на детей так легко — закрыл дело, получил премию и живи с чувством выполненного долга.       Наумова недовольно шмыгнула носом и почесала саднящую бровь. Со стыдом она вспомнила, как ее под руки подхватил Петя и, с удовольствием наблюдая за тем, как Саша излишне ловко обматывает ноги жесткой веревкой, потащил куда-то, гадко посмеиваясь. Жесткий удар по лицу, заставляющий ее отключиться и в следующую секунду оказаться в темном помещении, наполненном запахом мочи, рвоты, в окружении побитых грязных шприцев.       Входная дверь жалобно скрипнула и тяжело стукнулась о стену, недавно покрашенной зеленой краской. Штукатурка мелко осыпалась, но дедушка даже не отреагировал на это, только уставился на внучку пронзительными голубыми глазами. Мама их нежно называла «Глубокими Озерами», когда они оставались один на один. И ведь правда, в такой глубине можно было и утонуть. Правда иногда, когда дедушка был очень зол, прослеживалось нечто острое, что проникало внутрь и вонзалось в сердце, заставляя испуганно сжаться. Однако Аня знала, что если отведет взгляд, то только больше пострадает, поэтому она смотрела в ответ, не так крепко, но как могла. У нее были глаза отца, самые красивые на всем белом свете по словам матери.       — Николай Сепп? — спросил милиционер, скучающим взглядом взглянув на новую трещину на стене.       Дед не ответил, только шагнул в помещение, стянул с себя меховую шапку, которую, по его словам, купил за границей. Громко топнул ногами, стряхивая с них липкий снег, тихо выдохнул и протянул руку, призывая Аню подойти.       — Домой. — Приказ, которому нельзя противиться. Голос холодный, мороз от него по коже бегает, колющиеся нотки когтями впиваются в тебя и кромсают, заставляя подрагивать. Но ей нечего бояться, она его плоть и кровь. Остается только шагнуть вперед и вложить ладонь в горячую руку.       — Надо заполнить документы… — Мужчина сплюнул на пол, заставляя девочку брезгливо дернуться и поскорее вжаться в деда. Сепп по-отцовски положил руку ей на спину и успокаивающе погладил, что придало Ане капельку храбрости. Он развернулся на каблуках коричневых ботинок, и, продолжая всматриваться в покрасневшее лицо внучки, надеясь найти там какой-то ответ, направился к выходу, полностью игнорируя сотрудника милиции. — Эй, гражданин Сепп!..       Ветер вперемешку с мокрым снегом кусаче вцепился в лицо Ани, заставив ее носом зарыться в воротник куртки так, что остались видны только большие зеленоватые глаза, с мольбой смотрящие в сторону деда. Николай остановился под козырьком, тяжело вздохнул и, достав из излюбленной сумки, которую он постоянно носил на боку и заботливо придерживал правой рукой за ремешок, приличную пачку исписанных бумаг, скомкал ее и кинул в мусорное ведро.       — Что я тебе говорил неделю назад?       Аня сжалась и виновато опустила взгляд в сугроб, но тут же подняла, чертыхаясь про себя и в тысячный раз напоминая, что при разговоре с дедом ей всегда надо смотреть ему в глаза.       — Я не хотела! Меня туда затащили и…       — Я задал вопрос! — Сепп недовольно потер слезящийся глаз и, хлопнув рукой по карману пальто, вытащил оттуда тяжелые часы на цепочке. Щелчок, он взглянул на время, щелчок, закрыл и вновь отправил в карман. Он так всегда делает, когда злиться.       — Чтобы я не позволяла Волкову и Разумовскому втягивать меня в неприятности, — ответила Аня, недовольно дернув носом.       — И ты не прислушалась к моей просьбе, так?       — Нет, ты не прав.       Дед одобрительно хмыкнул, услышав в голосе девочки сталь и твердость. Он наклонил голову и еле заметно повел указательным пальцем руки по кругу, что означало «Продолжай».       — Мы гуляли неподалеку от сквера, что за пару кварталов от нашего дома, за школой. Мы просто шли, болтали, шутили, а потом… — Наумова неприятно поморщилась и хотела отвести взгляд, но сдержалась, прочистила горло и продолжила, пытаясь убить внутри себя смятение. — На нас напал один из хулиганов из школы, о которых я тебе говорила. Они… бутылкой ударили Олега по голове, Сережу избили, а меня… опрокинули на снег, повязали ноги и потащили на заброшку. — Аня не выдержала, прикусила губу и сделала шаг вперед, с отчаянием посмотрев в глаза деда, которые оставались все такими же острыми и холодными. — Дедушка, пожалуйста, помоги им! Они меня полезли спасать, если бы не они, то я бы в том злачном месте осталась бы на целую ночь. Их в детдоме накажут, изобьют, еду отберут, чуть ли не на неделю, а все из-за помощи мне! Вытащи их, пожалуйста…       Сепп даже не дрогнул, когда Аня, трясясь от страха и подкатывающих слез от чувства несправедливости, взяла его за руку и лицом уткнулась в бок, пряча покрасневшее лицо. Пахло мятой, дорогим одеколоном и Князем. Словом, это был родной запах, в котором девочка не раз находила спасение.       — Ох, Анька… — Тяжелая рука опустилась на капюшон девочки и несильно его сжала. — Стой тут, никуда не ходи, поняла меня?       — Угу… — Наумова хлюпнула носом и потерла слезящиеся глаза. Дед недовольно закатил глаза и щелкнул внучку по носу, призывая ее перестать разводить сопли.       — И чтоб, как я вернулся с твоими оборванцами, привела себя в приличный внешний вид!       — Они не мои оборванцы… — попыталась поворчать девочка, но заметив, как уголки губ деда дрогнули в улыбке, тихо хмыкнула, повторяя за ним.       — А чьи ж еще? — Теплое, мягкое и ободряющее прикосновение к плечу, подталкивающее в верном направлении. Дверь с грохотом захлопнулась, заставив комья снега рухнуть с навеса прямо на то место, где секунду назад стояла Аня. Она хмуро посмотрела на покореченное сооружение, представляя, как в один из ветреных и дождливых дней оно с грохотом обваливается на гадкого милиционера, что с силой затолкал ребят в «обезьянник».       Хмуро оглянувшись, Наумова посильнее натянула капюшон, пытаясь сделать грозный вид. Люди с чемоданами, авоськами стремительно сновали туда-сюда, стараясь хоть как-то подготовиться к наступлению Нового Года. Несмотря на всеобщую бедность, они пытались выжать из атмосферы праздника по максимуму, готовые при этом сражаться в магазине за последнюю буханку хлеба.       В голове невольно вспыхнули слова Сережи. «На праздник дают только парочку конфет. Все выстраиваются в полукруг перед телевизором и тупо слушают, что скажет президент. Потом отправляют спать». В сравнении с ее празднованием, это было абсолютное ничто. Мама целый день, что сейчас, что годы назад, готовит. Таз оливье, холодец, сельдь под шубой, винегрет, запеченный гусь, обильно покрытый блестящим соусом, обилие различных пирогов с рыбой, мясом. Только вспоминая о количестве заготовок и сладостей, которые мама хранила в небольшой кладовке, у Ани начинали течь слюнки. А воспоминания о том, как дед плотно намазывал на ломтик белого хлеба сливочное масло, а поверх клал несколько ложек красной и черной икры, вызывали абсолютный взрыв в голове.       Потом приходило знакомое чувство, которое в последнее время Наумова испытывает часто. Ей было обидно, что ни Олег, ни Сережа не могут прочувствовать вкус настоящего праздника. Они никогда с замиранием сердца не ждали, что под елкой неожиданно появятся новогодние подарки, оставленные Дедушкой Морозом (на это Разумовский громко заявил, что это детская выдумка и сказка, за что получил злостный щелбан со стороны подруги). Волков ей рассказывал, что у многих детей в детдоме одно желание — обрести семью, вернуть родителей. Невыполнимо и глупо, безнадежно. Ребята даже не знали, что это за чувство, когда наряжаешь елку и надеваешь на ее колючую верхушку красную блестящую звезду. Они никогда не включали гирлянду и не любовались конечным результатом в темноте, крепко обнимая маму, которая мягко прочесывает руками твои спутанные волосы.       Новый Год — это семейный праздник, но что делать тем, у кого нет семьи?       Аня хотела все поменять, показать друзьям, что не все потеряно. Надо было только правильно преподнести идею, к примеру, в виде небольшой авантюры, за которую ей точно влетит со стороны мамы и дедушки, если они прознают. А они могут. Очевидно, когда они утром обнаружат опустевший холодильник, трудно будет поверить в слезную историю про нестерпимый ночной голод маленькой девочки. Что ж, даже если ее запрут дома, она поможет ребятам повеселиться. Главное, чтобы они проскользнули из детдома и дали ей какой-то знак.       Аня подпрыгнула от громкого хлопка двери и от очередного комка снега, свалившегося точно ей на голову. Она нервно отряхнулась от него и, перепрыгивая с одной ноги на другую, резко обернулась, встречаясь взглядами с друзьями и сердитым дедом, который показательно держал их за капюшоны, тихо выплевывал ругательства под нос. Прежде чем дверь отделения милиции закрылась, Наумова увидела краснющее лицо гадкого представителя самой благородной профессии, разбитый нос, который он усердно зажимал и пачку денег, торчащую из свободной руки.       — Значит так! —Сепп сильно тряхнул руками, заставив ребят безвольно качнуться, будто тряпичные куклы, поломанные и побитые. Впрочем, такими они сейчас и были. — Вы шагаете в детдом и рассказываете, как смело дрались с уличными хулиганами…       — Нам не поверят… — буркнул Сережа, за что дед его злобно тряхнул, приказывая замолчать.       — Не перебивать! — громко гаркнул он, заставив девочку поморщится. — Шагаете в детдом и как-то очищаете свои боевые имена. А ты! — Дед оттолкнул от себя парней так, что они чудом остались на ногах, и, грозно шагнув к внучке, схватил ее под локоть и грозно погрозил пальцем. — Сидишь дома неделю, никуда без моего ведома ни ногой!       — Но…       — Не перебивать! — Аня замерла и, от страха зажмурившись, вжала голову в плечи, боясь, что ей прилетит подзатыльник, сильный, после которого перед глазами темно и блестят звездочки. Но удара не последовало. Девочка открыла один глаз, затем второй и виновато прикусила губу. Его старческие глаза опять слезились, непонятно, из-за ветра, или же от неприятного воспоминания. Дальше он продолжил тише и мягче. — Сидишь дома и помогаешь нам готовиться к празднику, поняла?       — Да. — Наумова аккуратно высвободилась из ослабевшей хватки и мягко сжала дедушкину руку, слегка поглаживая. Что было, то прошло, важно настоящее. Она чувствовала наплывы его грусти, тяжести и вины. Дедушка никогда не хотел причинять вреда семье, особенно поднимать руку, но так вышло, случайно, из-за того, что она его не послушала. Девчонка хмыкнула и потянулась в направлении дома, стараясь избавиться от тоскливости в воздухе. — Пойдем, мама нас уже заждалась, наверное.       Уговаривать Николая Сеппа не пришлось. Он, мягко улыбнувшись, смахнул надоедливые слезы и, гордо задрав голову, позволил вести его. Мельком, когда дед начал рассказывать одну из своих баек, Аня обернулась, взглянула на застывших мальчишек и рукой незаметно показала им знак «окей», который частенько демонстрировались в американских боевиках. Все в планах, все в силе.

***

      — Ты уверен, что это то окно? — с сомнением протянул Разумовский, всматриваясь в потемневшие окна. Было уже где-то в районе двух часов ночи, они чудом смогли прокрасться мимо настоятельниц и охранника детдома, чтобы пробраться к знакомому двору.       — Не проверим, не узнаем. — Олег, подбросив в руках увесистый снежок, прицелился к балкону на третьем этаже и, размахнувшись, кинул. Досадливый вздох — промахнулся и попал в стену ниже. — Да какого…       — А если разобьется? — продолжал давить Серый.       — Не должно… — Волков, продолжая терпеть натиск друга, нагнулся к ближайшему сугробу и принялся лепить следующий снаряд. Было до одурения холодно, руки постепенно переставали слушаться, а по спине бегали мурашки. Казалось, что кто-то заинтересованно смотрит на их, будто ждет удобного случая, чтобы наброситься. Парень постоянно оглядывался, то и дело поправляя потрепанную куртку. — Да и вообще, я что-то не помню, чтобы ты от таких авантюр отказывался.       — Дело в ее дедушке. — Разумовский недовольно сложил руки на груди и стал расхаживать из стороны в сторону рядом с другом, пытаясь либо согреться, либо успокоиться. — Ты видел, как Анька сжалась, словом к оплеухе готовилась? А пачка денег, которую он чуть ли не в рот тому милиционеру запихнул? А этот удар, просто нечеловеческой силы? Все еще думаешь, что это обычный дедок, который просто занимает высокий пост?       Олег недовольно дернул губой, мысленно ругаясь. Ох, как он ненавидел эти темы, касающиеся Наумовых. Ему было все равно, кем являлся этот дед. Помог и хорошо, им какое дело? Однако Сережа считал иначе, все ожидая поддержки со стороны товарища. Услышать заветное слово, которое так и вертится на языке. Бандит.       — Мне без разницы. Мы здесь не ради него, а ради Аньки. — Прицеливание, бросок, на этот раз меньше концентрации, больше раздражения из-за неудачной темы для разговора, попадание точно в окно и глухой удар. — Попал.       — Попал. — Парни переглянулись, вновь посмотрели на окно. Собственно, ничего не изменилось. — Дальше что, ждать будем?       — Ну, подождем… — протянул Олег, пиная носком ботинка снег под ногами. Он передернул плечами и посмотрел на друга. Сведенные к переносице брови, недовольный взгляд. Как же со всеми ними тяжело. — Если не выйдет минут через десять, то пойдем обратно, попробуем снова пробраться.       — Это уже будет несколько сложнее, не находишь?       Яркий свет и грохот заставили их подскочить на месте. Красный, зеленый, белый. Шипение и свист запускаемых петард. Олег ошарашенно уставился на золотистую россыпь перед собой, раскрыв рот от удивления. Парни, неосознанно сделав несколько шажков назад, оказавшись спиной к парадной, завороженно наблюдали за салютом, который запустил кто-то в соседнем дворе. Они никогда еще не видели его настолько близко. Да, по ночам из окна детдома можно было разобрать всполохи, но долго смотреть не получалось — надзирательницы были тут как тут.       Надзирательницы. Волков фыркнул, все еще наблюдая за салютом, попутно проматывая в голове сегодняшний день. Он знал, что с каждым годом ситуация в детдоме улучшаться не будет, наоборот. Нет людей, кто будет жертвовать очередному задрипанному приюту для сирот денег, о подарках не могло идти и речи. Дождаться с Разумовским шестнадцати лет, так за ними не будет такого надзора, не будут отбирать вещи и постоянно обвинять в том, чего они не делали. Так было по словам некоторых ребят, которые дожили до «самостоятельного» возраста. Такие были и Олег помнил, с каким облегчением они уходили из места, не являющегося домом.       Ему было жалко новых детей. Когда их привозили, все, будто в тюрьме, с интересом наблюдали за прибытием новеньких. Некоторые даже ставки делали, кого заберут, кто не выдержит. Один раз кое-кто умер, правда директриса детдома быстро такого рода дело замела. Кто-то говорил, что она связана с одной из банд, курирующих район, или, что она спит с кем-то с высокого поста, отсюда и берет деньги. Только не на поддержание приюта, а для себя. Из-за этого Разумовский очень любил обсуждение темы бандитов. Особенно, если это касалось Наумовых.       — И-ю-ю-ю-ю-ху!       Олег с Сережей осторожно накренились вперед, из-за налетевшей на них с боевым кличем Аней. Она крепко обхватила их руками, чуть ли не запрыгивая; ребята чудом успели придержать ее, дабы всем вместе не свалиться в ближайший сугроб.       — С Новым годом! — Наумова отпустила их и, с неожиданной быстротой, оказалась перед ними, помахивая подарочным пакетом. Красивый, темно-голубого цвета с золотистыми узорами, плотно набитый. Сама Аня была в наспех накинутой куртке на пижаму, черном шарфе, легонько прикрывающим шею, огромных валенках. Глаза ее радостно сияли от восторга, а лицо было красным от мороза. — Угадайте, что вам Дед Мороз принес, а?       — Ты же знаешь, что Деда Мороза не… — Серый не успел договорить, так как женская ручонка моментально прикрыла его рот.       — И слышать ничего не хочу. Сказала Дед Мороз, значит Дед Мороз. Так вот! — Девчонка лучезарно улыбнулась и, отстранившись, обхватив пакет двумя руками, гордо подняла над головой. — Вы не поверите!       Аня осторожно поставила его на землю и с энтузиазмом стала вынимать один подарок за другим. Сереже она вручила мягкий фиолетовый сверток, еле помещающийся в руке, пакетик с конфетами, в котором был и «Киндер», «Турбо», «Сникерс», «Натс», шоколадные вафли, жевательные резинки. В добавок она передала ему тяжелую связку книг, точно связанных с искусством, музыкой. Волков не понял, что там было, но у Серого глаза расширились и чуть на лоб не полезли.       — Откуда? — тихо просипел парень, крепко сжимая перед собой подарок.       — Я ж говорю, Дед Мороз. А тебе… — Ее глаза загадочно блеснули, когда она достала из пакета аналогичный сверток зеленого цвета, конфеты и небольшую плотную коробочку, замотанную в такую же подарочную упаковку и с подписью «Для Олега». Волков, сгорая от нетерпения, высунув язык, слегка поддел упаковку, дабы взглянуть на таинственный подарок. Сердце йокнуло, когда он увидел надпись «SONY WALKMAN». Новый кассетный плеер, рекламы которого он видел в журналах, плакатах и по телевизору. Легко можно догадаться, стоило это устройство безумных денег. Там же оказалась несколько пачек кассет, заботливо подписанных. «Ария», «AC/DC», «KISS». — Ну вот, с Новым Годом!       Олег медленно поднял взгляд на довольно улыбающуюся подругу, не в силах проронить ни слова.       — У нас… нет тебе ничего в подарок… — прибывая в таком же шоке, протянул Разумовский, отрывая взгляда от книг.       — Так это не от меня, это все Дед Мороз. Мне он тоже очень хорошие подарки принес, так что я всем довольна! — Аня замерла, заметив сконфуженные взгляды друзей и, тяжело вздохнув, поправила сбившуюся куртку. — Ну что вы на меня так смотрите? Кислые.       Может, они и вправду были «кислые», но это было обоснованно. Факт остается фактом, им никогда не дарили ничего такого на новогодний праздник. Олег взглянул на друга, который, будто чувствуя вину за сказанные ранее слова, упер взгляд на разорванную подарочную упаковку и держал взгляд на книге. Зря он, правда, отвернулся от Наумовой, которая твердо решила их усердно развеселить в эту ночь.       В лицо прилетел наспех слепленный снежок. Он едкого поцарапал кожу и проник за шиворот, заставив Волкова подпрыгнуть на одной ноге и зашипеть. Разумовский, от шока выронив пакет со сладостями, но не отпустив свертка с книгами, усердно тряс свою куртку, под которую Аня закинула горсть снега. Ехидный смех со стороны подруги поддел и в глубине души развел огонек азарта, заставляя сорваться с места и налететь на подругу, грубо опрокидывая ее на сугроб и активно закапывая в снег, не обращая внимания на сопротивления, недовольные крики. К ним со спины коварно подлетел Серый, закапывая обоих друзей. Это была жаркая битва, с самыми ужасными предательствами в виде снежка в затылок, но, как и все, она заканчивается, когда все падают на заснеженную землю и глупо смеются.       — Ну что, один-ноль в мою пользу? — хихикая произнесла Наумова, ткнув локтем под бок Разумовского. Он нарочито громко фыркнул, выражая свое отношение к проигрышу. — Ой-ой, ну простите, я вас врасплох застала своим грозным нападением.       — Застать врасплох — не значит победить. — Олег, оттряхивая с поношенной куртки комья снега, зашипел, почувствовав как подтаявший снег проникает уже и под свитер. — Черт, весь промок.       Аня подскочила, заставив обратить на себя внимание ребят, и, показательно отряхнувшись, подхватила лежащих мальчишек под руки и потянула на себя.       — Вас промокших я ночью никуда не пущу, у меня переночуете!       — Что? Нет! — Серега попытался выдернуть руку из цепкой хватки Наумовой, но безрезультатно. — Мне хватило встречи с твоим дедушкой днем, второго такого случая я, боюсь, не переживу.       — Он ушел и дома только Князь, мама и я, так что никаких отговорок! — Она снова потянула, более действенно. Волков зевнул, чувствуя навалившуюся усталость и дремоту. Немудрено, время приближалось к двум часам ночи, а они с самого утра на ногах. Он ловит себя на мысли, что совсем не против переночевать в тепле и уюте у подруги, предвкушая стол все еще забитый новогодней едой. Но и излишне пользоваться добротой ее семьи не хотелось. Это было уже некоторое отягощающее нахлебничество, да и постоянное сравнение материального положения вгоняло в тоску. Аня недовольно фыркнула и дернула со всей силы, чуть ли не уронив ребят на себя. — Ну же, не ломайтесь!

***

      В коридоре было темно, как говорил дед, будто глаза выкололи, но у Ани была потрясающая память. Так что она, крепко держа за руку Серегу, а тот Олега, осторожно вела их, опираясь о стенку, к своей комнате, молясь на то, что Князь не выбежит в коридор и радостным лаем не разбудит маму. Им удалось бесшумно забраться в квартиру, раздеться, припрятать куртки и обувь и теперь, крепко удерживая пакеты с подарками, они шли вперед, к ее комнате.       — Черт, Серый, осторожнее иди. Ты мне чуть палец не придавил! — донесся недовольный шепот из-за спины Наумовой, заставив ее вздрогнуть.       — Сам мне на пятки не наступай! — Разумовский недовольно дернул рукой, заставив всех покачнуться, из-за чего получил легкий толчок в спину от Волкова. — Эй!       — А ну тихо оба! — шикнула на них Аня, резко остановившись. Она услышала тихое нетерпеливое поскуливание со стороны своей комнаты, а после секундной тишины, громкие недовольные шаги. — Ну твою ж нале…       — Анна Дмитриевна, что это такое? — грозный голос заставил тут же замолкнуть и замереть в прихожей. Так, включив свет, мама, одетая в белый халат и с полотенцем на голове, обнаружила непутевую троицу. Олега с неописуемым обречением на лице и поджатыми губами, Сережу, все еще крепко сжимающего руки друзей, с высоко вскинутыми бровями от испуга и свою дочь, виновато смотрящую на ошарашенную маму. Она непонимающе переводила взгляд с одного ребенка на другого, иногда смотрела на пакеты подарков, составляя в голове общую картину. — Что… это такое?..       Из темноты комнаты, еле сдерживая радостный лай, вылетел Князь и тут же кинулся в объятия ребятам, разрушая слабую цепочку и опрокидывая всю гурьбу на пол. Он кидается от Наумовой к Разумовскому, напрыгивает на Волкова и радостно лижет лицо, не сдерживая радости.       — О Господи, Князь! — Мама устало потирает виски тонкими пальцами и жмурится, пытаясь сконцентрироваться и не сорваться. Выходит трудно, особенно, когда под ногами мечется радостная собака. — Князь, ко мне! — Грозный голос хозяйки заставил пса тут же умолкнуть. Виновато прижав виляющий хвост, он послушно уселся у ее ног, искоса поглядывая в сторону медленно поднимающихся детей. — Ребята, переночуете тогда на диване в гостиной, я принесу вам подушки и одеяло. А ты, — мама грозно взглянула в сторону дочери, которая старательно смотрела куда угодно, но только не на нее, — завтра поговорим о твоем отвратительном поведении. Марш в комнату спать.       — Но… — попыталась Аня вставить хоть слово в свою защиту, но новая волна недовольства женщины так и опалила ее, заставив тут же умолкнуть. — Хорошо, мам. — Она махнула на прощание молчаливым ребятам и юркнула в комнату, плотно закрыв за собой дверь.

***

      Мама что-то тихо напевала себе под нос, накладывая на подготовленные тарелки плотный завтрак, состоящий в основном из блюд, заготовленных на новогодний праздник, иногда поворачиваясь в сторону включенного сифона. Ане всегда нравилось наблюдать за ней в этот момент, тихонечко прячась в коридоре, выглядывая из-за угла. Такая безмятежная и уютная атмосфера, мягкая улыбка на лице, воздушное настроение, окутывающее тебя в теплое одеяло из детских воспоминаний. Наумова частенько ловила себя на мысли, что раньше было много лучше. Она помнила хмурое лицо старшего брата, который постоянно отдавал ей припрятанные вкусности, выражая таким образом заботу. Помнила и крупную фигуру отца, добрые, практически изумрудные глаза, смотрящие на нее с непередаваемой любовью, теплое поглаживание по голове, отбрасывающее прочь все волнения. Наумова помнила, как две фигуры кружились на кухне и тихо посмеивались. Мама и папа, счастливые, улыбающиеся. Все это теперь было блеклой туманной картинкой из прошлого, о котором напоминало приглушенное пение женщины.       Ане было страшно. Она знала, что что-то внутри их хрупкой семьи постепенно рушится. Особенно ситуацию усугубляли постоянные нравоучения деда, как будто он к чему-то готовил внучку, постоянно давал решать странные головоломки, состоящие из шифров и причудливых загадок. Мама, возвращающаяся с работы бледная, с дрожащими руками и очень грустным взглядом, пытающаяся спрятать появляющиеся синяки за длинными рукавами свитеров, все чаще и чаще носит закрытые платья, волосы, что раньше были похожи на расплавленное золото, посерели, теперь закреплены в строгий пучок на макушке. Усталость, срывы, недопонимание и ссоры. Аня слышит, как ругаются дед с матерью, все пытаясь решить какую-то проблему. В добавок подозрительные люди с мертвыми серыми глазами, с мерзкой ухмылкой, постоянно ошивающиеся у их дома по вечерам. Пистолет, который Наумова обнаружила у дедушки в верхней дверце дубового стола.       — Ну, и что мы подглядываем? — хитро спрашивает мама, выводя девушку из задумчивости. Женщина заискивающе наклоняет голову, недовольно смотрит несколько секунд. — пришла извиниться за свое отвратительное поведение? — в голосе проскакивает обвинение и злость, но потом все меняется, она вздыхает и, откинув в сторону лопатку и рукавички, раскрывает руки для объятий. — Ох, иди сюда, лисенок.       Аня, сначала несколько неуверенно, но потом с радостью погрузилась в теплые, но нервные объятия матери. Казалось, она скорее не дочь пыталась успокоить, а себя, страх трудно не почувствовать, как и быстро бьющееся сердце.       — Прости, что я тебя напугала, мам. Я знаю, что тебе сейчас тяжело, а я… только усугубляю ситуацию. — Наумова уткнулась лицом в фартук и тихонечко выдохнула, улавливая носиком запах разогретой курочки.       — Все хорошо, Ань. Не делай больше так, ты же знаешь, как сейчас опасно на улице. А ситуация… — Мама тяжело выдохнула и коротко поцеловала дочь в распущенные волосы, успокаивающе провела рукой по теплой пижаме. — Прошли через прошлые неприятности, пройдем через эти. Главное, что мы есть друг у друга.       Есть друг у друга. А могло бы и не быть. Как у Сережи с Олегом. Девочка вздрагивает, представляя, как бы ей было бы тяжело в детдоме. Она бы не выдержала, не то, что ее друзья. Они были крепкими, не разлей вода, они знали, как выживать в этом злополучном месте. А она? Не смогла бы.       — Я тебе хотела кое-что сказать, Анют, — неуверенно начала мама, легко отстраняясь от дочери и всматриваясь в ее глаза. — Я конечно рада, что ты нашла себе компанию. Не пойми меня неправильно, Олег и Сережа хорошие ребята, но… Не слишком сильно привязывайся к ним.       — Что? Почему? — Брови недовольно сошлись на переносице. Наумова ожидала привычные речи о том, что они из приюта, не такие, как все, но этого не последовало.       — Ладно, я начну по-другому. — Мама примирительно подняла руки и, опустившись на стул, осторожно улыбнулась. — Скажи мне, как ты думаешь, как долго ты будешь с ними дружить?       Девочка замерла, обрабатывая вопрос. Для нее ответ был очевиден, но она искала некую заковырку.       — Ну, по крайней мере очень долго? — неуверенно произнесла она, внимательно наблюдая за реакцией старшей Наумовой. Но нет, она продолжала несколько грустно и понимающе улыбаться.       — Хорошо, скажи, когда ты меня видела в последний раз с подругами? — Аня опустила взгляд. Ответ был очевиден. — Ни разу. Мы все выросли. У нас появилась своя семья, своя работа, свои проблемы. У некоторых сильно изменились взгляды, в результате чего мы с ними навсегда разошлись. Кто-то уехал за границу, кто-то просто исчез, так и ничего не сказав. Да, пока ты молодой, это правильно… Общаться, заводить друзей, помогать им, но… Аня, обещай мне… — Мама мягко взяла ее за руки и притянула к себе, умоляюще заглядывая в опущенные глаза. — Обещай мне, что в определенный момент ты уйдешь, если почувствуешь нечто неладное. Не будешь жить прошлым, не будешь помнить их какими они были. Люди меняются, очень быстро, безвозвратно.       — Почему ты мне это говоришь? — вопросительно прошептала Наумова, поднимая взгляд. Руки подрагивали, только непонятно чьи.       — Потому что я не хочу, чтобы тебя уничтожила жизнь. Ты очень добрый и прекрасный человек, и я не хочу, чтобы тебя коснулось нечто плохое… Что коснулось твоего брата. — Глаза наполняются слезами, но она моргает, смахивая ностальгическую пелену. — Твоего отца, деда. Ты достойна спокойной жизни… Вы… вы можете давать друг другу различные обещания, но помни, слова — это ветер. Люди бездумной приносят клятвы, клянутся в преданности, дружбы, любви… — Она замолчала, наблюдая за озадаченным выражением на лице девочки, а потом вздохнула, поднимаясь со стула. — Просто пообещай мне, что будешь осторожна.       — Обещаю, мам. — Глухо произнесла Аня, не потому что поняла наставления, а потому что так было надо. Потому что нужно было так сказать, чтобы успокоить маму.       — Ладно, иди буди этих мелких негодников, будем их откармливать, а то мы вдвоем вс. эту еду не съедим! — Миг и женщина вновь вернула веселый настрой. — А, и да, дед уехал по работе, его не будет где-то полнедели. Так что, — она вздохнула и закатила глаза, так уж и быть, я разрешаю тебе погулять с ребятами. Но аккуратнее!       — Спасибо! — Аня, заулыбавшись во все зубы, вновь кинулась обнимать маму, посмеиваясь от радости. — Спасибо-спасибо! Ты самая лучшая!       — Так, тише, а то я могу и передумать! — она мягко отстранила дочь, вновь подобрала рукавичку с лопаткой и строго кивнула. — Иди, буди.

***

Сейчас       Аня прикусила губу, стараясь удержать необдуманный порыв. Ее бесили эти желтые глаза, смотрящие на нее ехидно, по-злому. Бесил дорогой костюм, тщательно зачесанная прическа, что уж говорить о манере речи и движениях, властных, вальяжных.       — Я, надеюсь, мы друг друга поняли, Наумова. — Его глаза хитро блеснули. Он знал, что ее задело то, как он произнес ее фамилию. И, что чертовски верно, он получал от этого удовольствие. — Раз так, то ты можешь перейти к своим обязанностям, не сидеть же тебе без дела, правда?       Он кивнул в сторону бумаг на столе, предлагая девушке самостоятельно поднять их и изучить, что ей пришлось и сделать. Аня, поддерживая гордую осанку и уверенность в движениях, подошла к столу и с деловым видом принялась изучать документы. Вскоре взгляд с уверенного переменился на сомнительный, что явно пришлось по душе Разумовскому. Он, с интересом наблюдая за изменениями в лице девушки, тихо подошел к ней со спины, заглядывая за плечо.       — Зачем тебе черно-белые плиты? — Она перевернула листок. — Газовые баллоны? Ошейники с чипами? Зачем?       Он хмыкнул над ее ухом, заставив вздрогнуть и обернуться. Аня сделала шаг назад, стараясь увеличить между ними расстояние, но Сережа надавил, приближаясь ближе. Непростительно близкое расстояние, даже для бывших лучших друзей. Легкое движение руки, убирающую прядь со лба, вызывало удивление и некоторое отвращение. Он никогда так не делал, зная, что это прерогатива Волкова. Что уж тут говорить, никогда не смотрел на нее настолько властно и развязно, как сейчас. Что бы с Разумовским ни случилось за всю их жизнь порознь, но это был не тот смышленый мальчуган, который только и позволял себе объятия, или дружеское похлопывание по плечу. Но никак не намекающие прикосновения.       — Аня, боссам не задают вопросов, — загадочно протянул Сергей, покачивая головой. — Я знаю твой перфекционизм, так что доверить такое тонкое поручение могу только тебе. Там все расписано, поймешь по ходу дела. Ребята Олега будут ждать тебя через час внизу. Постарайтесь управиться до наступления ночи, а то у них некоторые дела… — Он хмыкнул. — В Питере.       Наумова подавила порыв задать очередной вопрос, понимая, что ответ она не получит. Вместо этого она недовольно зашипела, отталкивая от себя руки мужчины и сделала несколько шагов в сторону двери. Остановилась, покачивая в руке увесистую папку, обернулась, внимательно всмотрелась в глаза друга и утвердительно качнула головой. Что-то было не так, она это знала, но показывать этого нельзя. Надо наблюдать, молча следить ждать подходящего момента. Поспешно бьют глупцы, мудрый же дарит улыбки, наблюдает и учится. И уже потом — бьет.       — Ладно, сделаю. Ты мне все равно ничего не объяснишь, так ведь? — Она хмыкнула, выдавливая из себя улыбку. Золотые глаза внимательно следили за ней, даже несколько заинтересованно. Он явно что-то знал, может подозревал подставу. Или просто играл. — Я свободна?       — Да, пока можешь идти. — Он прикрыл глаза рукой и быстрым движением поправил волосы, возвращаясь к рабочему столу. — Если что, я тебе напишу на телефон, так что носи его при себе. — Аня отвернулась к двери и уже открыла ее, но перед выходом ощутила на спине колючий прожигающий взгляд. И голос, холодный, будто выносящий приговор. — Не подведи меня.       Наумова сдерживает себя от сильного удара по двери и идет по коридору, прижимая к груди папку. Очень хотелось выкинуть всю эту макулатуру в окно и прыгнуть следом, чудом выжить (потому что лететь вниз прилично), поймать машину и уехать в аэропорт, а следом в Санкт-Петербург. Какой хороший вариант, послать все к черту, такой соблазнительный, логичный. Но она не могла так поступить, как и не могла ранее проигнорировать сообщение, пришедшее с неизвестного номера, но явно говорящее, кто его послал. А все из-за воспоминаний, которые с каждым днем все сильнее и сильнее давили на нее. Она хотела этой встречи, очень. Однако вместе с желаемым медом, она получила приличную порцию дегтя, из которого теперь просто не может вырваться. Чуйка подсказывала ей, что происходящее вокруг, далеко не норма. Вооруженные наемники, подозрительные заказы, незамедлительная отправка Олега с ребятами обратно в Питер для какого-то дела и, конечно, неадекватное поведение Разумовского. Возможно ли влияние тех препаратов, которыми пичкал Серого Рубинштейн? Пользуется ли он ими еще? Черт, во что я ввязалась? Возможности сбежать, нет. Меня постоянно контролирует кто-то из наемников, либо сам Сережа. Зачем меня необходимо приплетать ко всему этому, тоже непонятно. Я не боец, я не умею толком что-то организовывать, однако он меня для чего-то позвал. Налаживать поставки товара? Он сам может это спокойно делать, или одного из людей Волкова напрячь, в этом проблем особых нет.       Аня уже не обращала внимания на многочисленные картины на белых стенах особняка, не смотрела на фигуры мужчин, зачем-то охраняющих пустые комнаты. Только смотрела себе под ноги, нервно сжимала папку руками и думала, не разбирая куда идет.       Он был осведомлен, чем я занимаюсь и явно знает где я работаю, раз решил послать меня вперед. Надеялся, что я выцеплю какую-то информацию от доктора? Тогда почему ничего не узнал от меня? Что он за игру вести удумал? Мне необходимо поговорить с Олегом. Он сам сказал, если что не так, обращаться к нему. Может, он знает несколько больше о планах и поделится ими? Не хочется его обманывать и вести его за нос, но похоже придется, иначе я толком ничего не узнаю.       Аня оторвала взгляд от пола и с ужасом заметила, что ноги сами на автомате привели ее к двери кабинета Олега. На нее нервно поглядывал один из наемников, лысый с усами, который обычно ходит в компании яркого паренька. Девушка лишь кивнула ему и, не обращая внимания на приглушенные голоса в комнате, смело вошла, приковывая к себе общее внимание. Она была права. Шурик, недовольно скрестив руки на груди, стоял напротив стола Волкова, на котором были раскиданы какие-то планы, записи, чертежи. Наемник медленно, даже вальяжно, повернулся и, приметив Наумову, осмотрел ее с головы до ног, довольно хмыкнул. Олег, нависая над столом, секунду назад что-то гневно высказывая подчиненному, умолк и со смесью удивления и напряжения посмотрел на подругу.       — Свободен, — коротко бросил мужчина Шуре, на что тот фыркнул и направился к выходу. Аня предусмотрительно отошла с дороги, получив при этом заинтересованный взгляд серебряно-голубых глаз. Когда они остались один на один в кабинете, Волков оттолкнулся от стола, проведя рукой по лицу, отвернулся и посмотрел в окно, явно не выражая желания встречаться с Наумовой взглядами. — Что-то случилось?       — Можно сказать и так, я думаю… — Аня, прицелившись к креслу, медленно направилась в сторону мужчины, осматривая помещение на наличие камер и, не обнаружив их, заинтересованно взглянула в сторону бумаг на столе. Свою папку она неаккуратно бросила на кофейный столик, понимая, что сейчас это ей будет только мешать. — Если не учитывать все происходящее вокруг, есть кое-что, о чем нам стоит поговорить.       Мужчина тяжело выдохнул, но никак не отреагировал на ее слова и продолжил сосредоточенно рассматривать нечто за окном. Девушка же, остановившись у кресла, наклонилась к бумагам, пытаясь быстро их изучить. «План Площади Восстания», чертежи туннелей метро, канализаций и инструкция по запуску некого механизма, скрытого под другими листками. Девушка от досады прикусила губу.       — Тебе не кажется, что Сережа себя ведет несколько… странно? — подала она голос, опускаясь в кресло, как раз в тот момент, когда Олег к ней медленно поворачивается. Она смотрит на него прямо, слегка наклонив голову. Мужчина же, выдержав взгляд всего несколько секунд, перевел взгляд на документы и медленно, будто это не было столь важно, подошел к столу и стал методично складывать бумаги. — И я не имею ввиду ваше дело, я говорю именно про его поведение. Он дерганный, нервный…       — Он побывал некоторое время в СИЗО и в психбольнице. Любой человек будет себя странно вести. — Волков говорил на первый взгляд уверенно, но Наумова уловила крупинку сомнения в его голосе. Он, уложив документы в папку, закинул ее в один из выдвижных ящиков стола и выпрямился, сложив руки на груди. Что же мы такие нервные, раз все нормально? — Что конкретно в его поведение тебе кажется странным?       — То, что он стал резко распускать руки направо и налево, лапать меня ни с того, ни с сего, вжимая в стол?! — хотелось выкрикнуть Ане, но вместо этого она, прикусив губу, тяжело покачала головой. — Я понимаю, возможно много лет прошло с нашей последней встречи, многое могло произойти, но… Я будто вижу перед собой нового человека, понимаешь? С тобой я себя так не чувствую, ты остался прежним, знакомым… — Наумова посмотрела на него и почувствовала как что-то внутри сжалось. Усилием воли она заставила отвести от мужчины взгляд и посмотреть в потолок. Это явно отразилось на ее лице, потому что Волков явно расслабился, руки опустились, тело наклонилось вперед, словно он хотел подойти к ней, но удержал себя от порыва. — А Серый… ведет себя невпопад, то излишне веселый, то резко становится злым, рядом с ним я чувствую, будто что-то не то.       Девушка поднялась с кресла и, приложив руки к вискам, покачнулась, тяжело заваливаясь в сторону стола. Она определенно бы упала, если бы не реакция Олега, который молниеносно подхватил ее под плечи и усадил обратно на кресло, всматриваясь в ее побелевшее лицо.       — Ань? — Он сел перед ней на корточки, все также держа за руки. — Ты в порядке?       — Мне что-то нехорошо… — протянула она, морщась, постоянно моргая и потирая руками виски. Как же тошно от самой себя. — У тебя есть вода?       — Могу принести бутылку, если надо. — Он приложил руку к ее лбу, заставив Наумову замереть и невольно раскрыть глаза. Она настороженно посмотрела на него, слабо улыбнулась, дивясь такому нежному отношению с его стороны.       — Да, давай… Я посижу пока. Похоже с давлением проблемы, я потом чай выпью или кофе.       Волков кивнул и, нехотя отведя руку от лба Наумовой, поднялся и молча направился прочь из кабинета. Аня, наклонившись вперед и сжав голову руками, отсчитывала секунды и слушала, как мерно поворачивается ключ в замке. Раз, два. Отсчитывала, как удаляются звуки шагов. Четыре, пять. Только когда все стихло, она резко подскочила и метнулась в сторону ящика стола, благо тот на ключ закрыт не был. План был просто, но исполнение явно хромало. Руки не слушались, тряслись, папка чудом не свалилась на пол, бумаги так и норовили помяться. Но Аня продолжала искать тот самый чертеж, ведь, если это не было столь важно и опасно, Олег не спрятал бы эти бумаги от нее.       — Отчеты, договор… Не то, не то! — Шипела под нос девушка, постоянно оглядываясь в сторону двери. — План… Вот!       Наумова, обнаружив несколько копий инструкции с чертежами, быстро вытащила один экземпляр и криво сложив засунула в карман штанов, молясь на то, что никто не решит ее просто так проверить. Боясь быть пойманной, она быстро сложила бумаги, пытаясь их привести в первоначальный вид, отправила обратно в ящик. Все проверить, привести себя в норму и сесть в кресло. И снова считать.       Двадцать три секунды и послышались шаги. Похоже, Олег все-таки сходил в свою комнату за водой, а не на кухню, как изначально надеялась девушка. Звук открывания двери и несколько секунд тишины. Аня сглотнула, чувствуя, как взгляд мужчины подозрительно прошелся по ее фигуре и комнате. Он подошел к ней, медленно, будто ожидая какой-то подставы и осторожно протянул открытую бутылку, положив руку ей на плечо.       — Вот, держи.       Аня, оторвав руки от лица, приняла воду и сделала несколько глотков. С большой силой воли она посмотрела на друга и благодарственно улыбнулась, чувствуя, как сердце нервно сжимается.       — Спасибо, извини, что…       — Не извиняйся. — Волков резко ее остановил, покачав головой. — Все это для тебя непривычно, стресс. Побольше отдыхай и за давлением следи, раз у тебя с ним проблемы. А насчет Серого… — Он недовольно повел плечом. — Я присмотрюсь к нему, но ничего не обещаю.       Аня кивнула, понимая, что донести суть до друга ей не удалось. Нужны веские аргументы, доказательства, чтобы пробить стену из верности и непоколебимого доверия к Разумовскому. Девушка повела рукой и сделала глубокий глоток, полностью осушая бутылку. После такого стресса пить ей хотелось особенно сильно. Она, слегка покачиваясь, осторожно поднялась с кресла и, подобрав свою папку, передала опустошенную емкость Олегу.       — Ладно, я пойду, мне надо еще принять какие-то закупки Сережи. Он сказал, что ты с ребятами уедешь по делам?       — Да, когда вернемся, не знаю. — Волков провел рукой по волосам и мрачно хмыкнул. Взгляда не отвел. — Надеюсь, без меня ты в никакие приключения не ввяжешься?       Аня улыбнулась той самой улыбкой, заставив мужчину улыбнуться ей в ответ. Она протянула руку и мягко потрепала его волосы, заставив недовольно засопеть и снова их поправлять. Эта милая картина вызвала у девушки смех, тихий, напоминающий весенний ручеек.       — Обещаю, что буду ждать твоего возращения! — Я уже так говорила. Она махнула рукой на прощание и, развернувшись на пятках, направилась к выходу. — И только с тобой в какое-то приключение да и ввяжусь. Удачи!       Только когда ее рука коснулась ручки двери, Аня уловила взглядом картину, которую ранее не видела. Сюжет был довольно знакомый, с явным подтекстом жертвенности. Мужчина, протканный несколькими стрелами, лежал на земле, одной рукой привязанный к дереву. На коленях перед ним сидела женщина, вынимающая стрелы из его тела. На медной табличке девушка различила надпись: «Хусепе Рибера — Святой Себастьян и святая Ирина».

***

      Наумова, осторожно опираясь рукой о стену, медленно шла по коридору в сторону комнаты Сережи, вслушиваясь в его нервный голос. Была ночь, большинство наемников покинуло особняк, остались сущие единицы, да и она один на один с Разумовским, что-то остервенело крушащим в своей комнате. Дверь слегка приоткрыта и мягкий свет падал на белые стены особняка. Аня видела тени. Они метались туда сюда, двигались, то раздваиваясь, то сливаясь в одну.       — Заткнись, заткнись! Мы не будем этого делать! — истерично шипел один голос. Тень сжалась, но в следующую секунду резко увеличилась, зашевелилась, закачалась, заставив девушку испуганно замереть на месте.       — Тряпка, ты не понимаешь, какой прекрасный шанс ты упускаешь! — Голос жесткий, властный. — Все в наших руках. Ситуация в наших руках. Мы сделаем это, хочешь ты этого или нет!       — Это ни в чем не повинные люди! Прекрати! — Голос дрожал, точно скоро перейдет на плачь. — Она к этому даже не причастна!       — Каждый человек в чем-то да виноват, глупец. А она? Не смеши меня! — Тень дернулась, взвилась, стала больше, поглощая весь свет. — Ты уже должен был это давно понять! Мямля!       Аня вздрогнула и подлетела к двери, когда услышала треск и грохот разбивающейся посуды. Она распахнула дверь, наплевав на нарушение субординации, и с шоком остановилась в проходе, когда столкнулась взглядом с распахнутыми глазами Сережи, голубыми, без линз. Он сидел в обычной просторной одежде на полу у разбитой кружки с водой и смотрел в сторону девушки. Взгляд Наумовой медленно опустился на руку, в которой он крепко сжимал оранжевый пузырек с таблетками.       — Сереж? Все хорошо? Я услышала крики… — мягко начала она, снова смотря ему в глаза. Он, подрагивая всем телом и покачиваясь, тяжело поднялся, опираясь свободной рукой о стол. Взгляд нервно бегал из стороны в сторону, словно он кого-то искал. — Сереж?       — Я в порядке. Иди спать. — Бросил он, тяжело опускаясь в кресло. Мужчина прикрыл глаза и стал дышать, медленно, пытаясь выровнять дыхание. — Прости, что разбудил. Это просто кошмар.       Наумова неуверенно потопталась на месте, но, ощутив на себе чей-то чужой, колючий взгляд, вызывающий волну страха и паники, попятилась к выходу. Пузырек с белой этикеткой все так и тянул, но девушка понимала, что словами она правду насчет него не вытянет, надо было действовать иначе. Она тихо прикрыла дверь за собой и выдохнула, чувствуя, как страх, не думая никуда уходить, нарастает все больше и больше. Рука невольно потянулась к карману и достала скомканную бумагу, о которой за день она успела позабыть. Аня, крепко сжимая его в кулаке, юркнула в комнату к кровати и включила лампу, сгорая от нетерпения и плохого предчувствия.       Слова перед глазами путались, прыгали с места на места из-за непонятно откуда подступающей паники. «Кабель», «код», «проверка тайминга». Руки подрагивали, горло саднило. Что за паника, откуда? Почему так страшно? «Установить точно под памятником», «активация по команде через рацию».       — Бомба… — тихо прошептала Аня, прочитав несколько последних строчек. — «Расположить на Площади Восстания для подрыва»… Где будет тысячи простых граждан?.. — От осознания того, что собираются сделать ее друзья, девушку затрясло, руки все сжимали листок, но ноги тянули ее назад, к двери. Хотелось убежать, спрятаться, закопаться с головой под землю.       — Знаешь, что сделали с любопытной Варварой?       Аня вскрикнула и резко обернулась на голос. Разумовский, что минуту назад сидел, слабый и чахлый на кресле, стоял перед ней, крепкий, властный. Стоял и улыбался, хотя его глаза, голубые, но такие холодные, говорили только об одном.       — С-сережа… — тихо прошептала девушка, стараясь отстраниться от мужчины, но тои, жестко схватил ее за руку с инструкцией и сильно дернул на себя, заставив пошатнуться и повалиться на него. Страх с небывалой силой обуял ее и он стала дергаться, быстро, будто птичка в клетке. — От-отпусти! Не трогай меня!       Он словно не слышал ее. Только вырвал из ослабевших пальцев инструкции по установки бомбы, осуждающе цокнул языком и приблизился к ее лицу, недовольно зашипев:       — Это последнее предупреждение, моя милая лисичка. Еще раз сунешь нос не в свое дело, очень-очень сильно поплатишься. Ты меня поняла?       Ей хватило сил только на утвердительный кивок головы. Разумовский грубо оттолкнул ее от себя и, холодно наблюдая за тем, как девушка дрожа от страха отползла от него и вжалась спиной в кровать, хмыкнул своим мыслям. Нехорошим мыслям, от которых у Наумовой все сжалось внутри. Она увидела в его глазах нечто гадкое, неприятное, прочитала это и поняла, к своему ужасу.       — Сладких снов, моя дорогая. — Сережа отвесил легкий поклон и вышел из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Девушка считала, пытаясь восстановить сбившееся дыхание и прогнать прочь страх. Раз, два. Три, четыре. В такт повернулся ключ в замке ее двери, довершая венец страха, заставив ее всхлипнуть и прикрыть голову руками. Перед глазами все так и мелькала тень, увеличивающаяся и поглощающая все на своем пути.

***

Тогда       Аня хмыкнула, в который раз пытаясь настроить фотоаппарат «Canon», подаренный дедушкой на новогодний праздник, попутно чертыхаясь, за что получала со стороны Сережи легкие тычки, призывающие соблюдать культурность. Олег смиренно сидел на лавке и уже некоторое время созерцал небо, слушая одну из подаренных кассет на плеере.       — Ладно, можно попробовать так! — Девушка навела фотокамеру на Разумовского, состроившего самую мрачную мину, из-за чего подруга недовольно зашипела и потянулась вперед, желая щелкнуть друга по лбу. Тот ловко увернулся, хитро посмеиваясь. — Да почему вы не хотите со мной фотографироваться?! Это же так интересно! Потом получу сами фотографии с пленки на будущее. Знаешь, какие это ценные воспоминания? — Она покачала головой, с грустью понимая, что на нормальную фотографию осталась одна попытка.       — Надо жить будущим, а не прошлым, Ань. — Парень покачал головой с сомнением наблюдая за тем, как девочка пытается все настроить аппарат. — Да и тем более, нам особо и не захочется вспоминать детство…       Наумова закатила глаза и замерла, когда ее взгляд упал на умиротворенного Волкова, все слушавшего музыку. Она подошла к нему, наклонилась так, чтобы закрыть обзор на ясное небо и улыбнулась, когда он взглянул на нее. Кажется, здесь и не нужны были слова; Олег снял с себя наушники и криво хмыкнув посмотрел на стоящего неподалеку друга.       — Не хочешь фотографироваться?       — Нет, это не мое… — недовольно протянул Серый, наблюдая за тем, как аккуратно товарищ убирает в помятый рюкзак плейер и наушники.       — О! Значит будешь нас фотографировать! — подскочила на месте Наумова, подлетев к Разумовскому, который явно не был рад такой идеи. — Все-все, никаких но! Олег, иди сюда!       Волков хмыкнул, наблюдая за энтузиазмом подруги. Он невольно улыбнулся, постепенно заряжаясь положительной энергии от Аньки, которая уже битый час старалась привести их в норму после очередного наказания в детдоме.       — Ладно, вставайте сюда… — Сережа придирчиво повертел в руках фотоаппарат и стал прицеливаться. — Если я тебе израсходую последнюю попытку неудачно, сама будешь виновата.       — Да-да, беру все последствия на себя! — Наумова, крепко обняла Волкова за шею и притянула к себе, щекой опираясь о его щеку. Она почувствовала, как он неловко замер, не понимая куда девать руки. что ему вообще делать. — представь, что мы в каком-нибудь американском боевичке! Главное сказать «Чиии»…       Аня вздрогнула, когда услышала щелчок и Сережино удивленное «О». Она подскочила, будто ужаленная, и кинулась к ехидно посмеивающемуся другу, который явно был доволен проделанным результатом.       — Да, Олег, ты потрясающе фотогеничен! — посмеиваясь заметил он, позволяя подруге выхватить из рук аппарат. — Что ж, какой результат получился, мы узнаем довольно не скоро, правда?       — Да иди ты, рыжая пакость этакая! — Наумова тряхнула головой и, картинно развернувшись на пятках, пошла в сторону лавочки. — А еще помогай потом тебе, ага!       Олег тихо подошел к другу, наблюдая за тем, как яростно убирает вещи девчонка, недовольно бурча себе проклятия под нос. Он переглянулся с Серым и хмыкнул, приметив эту озорную искорку в глазах.       — Нормально же там получилось, неправда ли? — тихо спросил Волков, наблюдая как улыбка Разумовского растягивается все сильнее и сильнее.       — Когда она увидит, умрет от счастья! — Он хлопнул друга по плечу и качнул головой в сторону подруги, гордо направляющейся прочь с площадки. — Пойдем, а то она без нас убежит.       — Пойдем, — тихо выдохнул парень, с теплом на душе наблюдая за друзьями. — Пойдем…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.