Оссеритон Система Оссеритон. Неизведанные регионы
Ослепительный свет заполняет все вокруг, золотистым свечением испуская волны тепла. Свет этот настолько ярок, что запросто можно спутать его с сиянием звезды сверхгиганта. Эйкари хочется прикрыть лицо руками, зажмуриться, но он продолжает смотреть, смотреть до тех пор, пока его старческие глаза не начинают болеть. Под ногами мягкий, песчаный покров; жар исходит от разогретой земли, и наверное, где-то над головой синеет дневное небо. Но все что получается разглядеть во вспышке этой ярко-жёлтой ауры — едва различимые очертания проступающего силуэта. Существо это — источник всепоглощающего света. Старец чувствует чужое, зловещее присутствие. Чувствует расходящиеся в стороны волны Силы, мрак Темной Стороны чернеющим сгустком вырастает прямиком из земли. Весь его облик — чёрное пятно среди светлых, слепящих оттенков, сосредоточие смерти в окружении бурлящей жизни. Светлоликое существо поворачивается в сторону незваного гостя, следит за каждым его движением: эйкари видит этот внимательный взгляд, но в нём нет страха — слепящий свет тьмы этой совсем не боится. — Я — путеводный огонь света, — раздаётся тихий, мягкий голос. Он успокаивает, убаюкивает беснующийся, объятый ненавистью и гневом разум, заставляет змеящиеся клубы мрака заворожённо утихнуть. — Я — таинство тьмы, — шипящим шёпотом отзывается смерть. Старец заворожённо смотрит, как прекрасное создание протягивает к осязаемому мраку тонкую руку — кончики пальцев искрятся космическим золотом. В едва различимых чертах лица видна ласковая улыбка. Тьма тянется на этот мягкий зов света, отзывается клубящимися по земле тенями, подбираясь ближе, принимая протянутую ладонь, переплетая тёмную материю со слепящей энергией света. Всё вокруг затихает в умиротворённом блаженстве — вселенские весы чашами Сторон застывают друг напротив друга. Ашла и Боган сливаются воедино, примиряя порядок и хаос, образуя гармонию.
Эйкари открывает глаза, и судорожно тянет носом воздух. Рассеянно скользит взглядом по тёмному, ночному небу: на нем почти нет светящихся крапинок звёзд, одно сплошное темно-синее полотно. Оссеритон находится ещё дальше от центра известной Галактики, почти на границе с глубоким космосом, неизведанным и пугающим: царство тьмы, торжество вселенского мрака. Он слышит гулкое биение сердец мальчика, что в беспокойном сне забылся под раскидистыми ветвями причудливых деревьев. Слышит учащающееся дыхание, и как забрак медленно просыпается ото сна, от ночных видений прошлого своего. Исцеляющий покой света не без усилий проникает через заслоны мрака в разуме его. Приподнимаясь на локте, прямиком с влажной земли, Мол жмурится от пёстрых, светящихся оттенков местной флоры. Все живые существа на этой планете испускают неоновый свет, поярче всех огней Галактического города. Порой ему кажется, что вот уже неделю он проводит на дне океанической впадины. После месяцев обучения в храме Каллет, которые он провёл среди тысячелетних фолиантов на древних, давно забытых языках, наставник его появился на пороге одного из сводчатых холлов, и молча повёл забрака на поверхность темной планеты, по витиеватой, многовековой лестнице. Знаний вычерпал он достаточно, время настало для практики. Именно за этим они пробороздили не один десяток парсек, прямиком до самого Оссеритона, оставляя покинутую, необитаемую Килию позади. Забрак видит очертания наставника своего: эйкари стоит посреди поляны, поросшей высокой, темной травой, и в медитативной позе его чувствуется спокойствие. Мол поднимается на ноги, направляется было к замершему неподвижно старцу, но в нерешительности останавливается на самой кромке травяного ковра. — Подойди. Голос учителя тих, течёт ровным потоком звуков, растянутый гласных. Мальчик не спеша приближается к нему, храня почтительное молчание, и поравнявшись, останавливается справа от могучей фигуры. Эйкари открывает глаза с глубоким вдохом, и устремляет взгляд в небесную гладь. — Что ты чувствуешь? Мол кидает беглый взгляд на наставника, и переводит его на линию темнеющих деревьев, на другом конце поляны. Кроны из листьев причудливых форм переливаются неоновыми отблесками. Он закрывает глаза, делая глубокий выдох. Расцепляет сложенные перед собой руки, открывая свой разум, прислушивается к дыханию планеты: к шуму листвы от слабого, ночного ветра; к шелесту травы под своими ногами — тонкие стебли щекочут тыльную сторону ладони. Он слышит треск веток в глубине леса, под лапами ночных, хищных зверей; уханье птиц, прячущихся в густой листве, среди могучих ветвей. Чувствует последние, судорожные удары сердца умирающего животного, совсем недалеко от них, где-то на востоке. Разум его погружается глубже, туда, где подземные воды холодным потоком прокладывают себе путь, замурованные во мраке каменных пород. Где тектонические плиты планеты сдвигаются, наезжают друг на друга с треском и скрежетом, и лавовая масса сжигающим морем волнуется вокруг плазматического ядра. В звуках этих, дыханиях, биениях сердец — во всем этом одним водоворотом кипят жизнь и смерть, рука об руку идущие сквозь космические парсеки. — Это место, — тихо отзывается Мол, не поднимая век. — Всё полнится Силой. Единой Силой. Нет никакой Тьмы, нет никакого Света — всё одно. Сила течёт сквозь их тела ощутимым потоком, забрак чувствует это течение, чувствует энергию, что прошивает его насквозь. — Потенциум (1), — удовлетворённо кивает эйкари. — Ты многому научился на Каллет. Я вижу это по твоим глазам. Чувствую знание в твоём разуме. Но знать, и уметь действовать в согласии с этим знанием — не одно и то же. Через потоки струящейся силы он оглядывает мальчика: прямая спина, развёрнутые плечи, сложенные в захват руки перед собой — в его облике сквозит образ тёмного адепта. Мрак всё ещё царствует в его душе. — Падут мои оковы. Строчки древней мантры вызывают в Силе всплеск мрака, что рождается под солнечным сплетением, и Молу вдруг становится трудно дышать. За спиной будто вновь вырастают фантомные фигуры древних ситхских владык. Тьма вихрится по кромке сознания. Он смотрит на старца во все широко распахнутые глаза, притаившись, настороженно, а эйкари и не замечает этого, продолжая философски рассуждать сам с собой. — Оковы. Оковы — это ограничения, что сдерживают нас. Лишь сбросив их можно приблизиться к познанию Силы, раскрыть свой истинный потенциал, — взгляд его устремлён на переливающееся всеми оттенками тьмы небо. — Но разве Тёмная Сторона вставшая в противостояние и отринувшая мощь Света, не сковала тебя ограничениями? С этими словами старец перемещает взор на мальчика, смотрит лукаво и озорно — он точно знает, кем был его новый компаньон. Мол задумчиво хмыкает. — Тёмная Сторона — бурление разрушительной мощи. Но ты не можешь вечно находиться в ненависти, постоянно под натиском гнева. Даже Вселенная чередует циклы хаоса, сменяя их столетиями покоя. Мальчик знает, что одних лишь знаний недостаточно. Знает, что сколько бы древних рукописей о Свете он ни прочитал, в решающий момент разум его по привычке потянется ко тьме, нарушая баланс. Ему нужно впустить свет, нужно найти для него место в сознании, в душе, научиться различать, когда взывать к нему, когда обращаться. Но как? Взгляд эйкари внимателен и цепок, карбонитовая радужка гипнотизирует, усыпляет рассудок, ослабляя инстинкты. Внимание притупляется. — Разорви же свои оковы. Мол не успевает уловить момента, когда старец одним быстрым движением подаётся к нему — тело простреливает вспышкой неожиданной боли. Забрак издаёт короткий выдох удивления, опуская глаза на клинок в когтистой лапе эйкари: острое лезвие легко рассекает кожу, проходит меж рёбер, цепляя внутренности. Багряная кровь сочится из раны, разводами окрашивая и без того красную кожу, пропитывая волокна рубахи. Где-то внутри вскипает ярость, от боли, от злости, от собственной беспомощности. Эйкари хладнокровно проворачивает рукоять, прежде чем рывком вытянуть клинок из плоти. Мол падает на колени, хватаясь за рану, пальцы мокнут от вязкой, тёплой крови, и дышать становится труднее с каждым вдохом — лёгкое пробито насквозь. Он поднимает на старца вспыхивающие ненавистью глаза, хищно оскалившись — звериное рычание зреет в грудине. Учитель его смотрит в ответ с ледяным спокойствием. — Твой гнев тебе не поможет, — ровным голосом отзывается старец, возвышаясь над поверженным учеником. — Тьма способна лишь разрушать. Но разве разрушение тебе сейчас необходимо? Забрак отзывается остервенелым рычанием, закашливаясь и содрогаясь телом от боли. «В равновесии с хаосом и гармонией», слышит он знакомый голос, что когда-то вытянул его из тьмы, призвал ступить на путь света. Свет. Свет — это путь к гармонии. Это созидание и жизнь. Тьма ему сейчас не товарищ, даже рвани он из последних сил на наставника, что предательски всадил ему нож меж рёбер, рану эта ненависть не залечит, жизнь ему не спасёт. Неужели суждено ему вновь погибнуть на границах пустынного космоса, такой глупой, презренной смертью? — Великая Сила освободит меня, — слышит он голос эйкари, тот вновь цитирует слова ситхского кодекса, и терпеливо ждёт решения ученика. — Единая Сила. «Великая Сила», думает про себя забрак, болезненно хватая недостающий воздух — он просачивается, утекает через рану в лёгком. Сила способна на всё. Мол жмурится, пытаясь расслабить напряжённое, бьющееся в предсмертной агонии тело. Нужно обратиться к своему разуму, отыскать остатки света, что все ещё сохранились в нём, всё ещё живут в его костях. Прикоснуться к ней через боль, соединить волокна, ткани, сплести искалеченную плоть. Молу вдруг чудится, что он вновь оказывается в землянке на Зоше, где его рассечённое тело изнывающее медленно срастается костями. Отрывая руку от раны, забрак упирается ладонями в травянистый покров — кровь пульсирующим потоком сочится на землю. Тяжёлый, мучительный вдох даётся с трудом, простреливает болью по внутренностям и рёбрам, и мальчик издаёт болезненный стон. Усилием воли распахивает свой разум, уходит в него все дальше, к тому тусклому свету, что сидит где-то в самых глубинах, притаившись в темноте. Касается его, с мольбой взывая о помощи, и едва держится, едва остаётся в сознании. Рассудок упорно хочет провалиться во мрак. «Я — сердце Силы», вспоминает он слова из древней мантры, что читал на далёкой Килии. Внутренний свет вдруг становится ярче, вспыхивает точно зарница, и Мол видит проступающие очертания — яркая энергия согревающим теплом сплетается в существо со знакомыми чертами — он будто видел его раньше, в своих беспокойных снах, ночных видениях. Оно подступает ближе, тянет руку к его лицу, дотрагивается обжигающим прикосновением к черным, резким узорам на коже, ведёт по жёсткой линии подбородка. От касания этого по венам прокатывается жар, вскипает кровь, и рана болезненно ноет в боку, зудит и простреливает по кромке рваной плоти. Мол закрывает глаза, стискивая посильнее челюсть, и шумно выдыхает весь скопившийся в сжавшихся лёгких воздух. Все ощущения в теле вдруг разом пропадают, лишь от горячего касания печёт кожу лица. В сознании раздаётся тихий шёпот: «Я — путеводный огонь света». Забрак медлит какое-то время, прежде чем открыть глаза: он все ещё посреди поляны с тёмной, переливающейся на ветру травой, утопает в ночном сумраке. Смотрит на рану, от которой почти не осталось следа, лишь росчерк бледно-алого, тонкого шрама. Невыносимая усталость вдруг наваливается на плечи. — Исцеление Силы, — тихо говорит эйкари, заставляя Мола поднять на себя вымученный взгляд. — Способность, которую Свет помогает развить. Теперь ты знаешь, как исцелить тело, но Сила — Сила может излечить душу. Мальчик отрывает ладони от земли, садясь на пятки, и прячет глаза от проницательного взора наставника. — Я был готов убить тебя, — тихо говорит он, вспоминая опаляющий огонь ярости, что вскипал прямиком за рёбрами. — Моё прошлое… оно преследует меня. И я ничего не могу с этим поделать. Эйкари молча вглядывается в кроваво-черные черты его лица. Ситхи отрицают прошлое, отворачиваются от всего, что когда-то жило в их груди до падения на Тёмную Сторону. Все мечты, все надежды, все привязанности. Учения тёмные всё ещё главенствуют в разуме мальчика, от того он не оставляет попыток отринуть всё, что было с ним до Зоши. Эйкари делает один широкий шаг — этого оказывается достаточно, чтобы вплотную подступить к юному ученику. — Отринуть прошлое могут лишь те, кто не собирается учиться на собственных ошибках, — Мол неподвижно сидит перед старцем, покорно внимая каждому слову. —Это бесценный опыт, приобретённый годами тяжких испытаний, лишений и побед, радостей и горя. Прошлое нужно не отринуть. Его нужно принять. — Как? В голосе мальчика слышится смятение, и эйкари понимает, сколь непривычно для него это чувство, как тяжело даётся ему переламывать выкованное мраком нутро. — В этом поможет время. И мудрый наставник, что направит тебя по верному пути. Мол смиренно склоняет голову ниже. — Я готов учиться у вас, — почтительно отзывается он, и внутренняя тьма в неистовстве бьётся о стенки рассудка. — Наставником твоим в деле этом буду не я, — мягко улыбается эйкари, и забрак вскидывает на него непонимающий взгляд. Старец смотрит мальчику за спину, и Мол видит голубоватый свет, что вспыхивает где-то позади, яркими отблесками ложится на морщинистую, серую кожу. Он оглядывается со рвущимся от напряжения дыханием — ему знаком тот облик, что светом сплетается в высокий силуэт, но собственным глазам верить не хочется. — Ты — моё видение? — спрашивает мальчик приглушённо, и голос его подрагивает от подступающего волнения — голова идёт кругом и воздуха вновь не хватает. — Это имеет значение? Мол едва сглатывает набившийся под самое горло ком, и липкий страх проступает по коже. — Чего ты от меня хочешь? Взгляд серых глаз проникает в самую душу. — Равновесия.