Знак согласия

Когда следующим вечером Нигма распахнул кабинет Кобблпота в «Айсберг Лаунж», то увидел лишь наполовину привычную картину. Освальд хромал из стороны в сторону под овальным окном - будто дразнил какого-то снайпера на соседней крыше, пока Барбара картинно позировала на кушетке ампир с томиком Шекспира. На столе Освальда стояли бокал, уже ополовиненная бутылка мерло и цилиндр. Видимо, дурные новости мэр принес с собой, даже не раздевшись в холле. Едва заметив Эдварда, Освальд махнул ему рукой в качестве приветствия и поторопился отвернуться к окну. Вот уж кого он сейчас хотел видеть в последнюю очередь. Нигма буквально прочел это на его лице, и только улыбнулся, кивая Барбаре: - Что за суета? - Наш славный мэр в театр идти боится, - провозгласила Кин в стихотворном ритме и махнула книгой. - Я не боюсь! - Освальд резко развернулся, поразив Нигму краснотой своего лица. Увидев, что его глаза тоже красные, Эдвард застыл. - Но развязывать войну с театром и обществом из-за одной лишь сатиры просто нем... немысл... не мой уровень! Барбара усмехнулась. - Ну, ты всегда можешь поджать хвост и не ходить. Или запереться в ложе, которую они тебе предложили, не высовывая носа до закрытия театра. - Неслыханная дерзость, - Освальд плюхнулся на кресло, запрокинув голову на спинку. - Кем они себя возомнили? Лучше бы им быть гангстерами - пристрелил бы и все... Нигма прошел внутрь, снял перчатки и котелок, сложил предплечья на спинке «королевского» кресла и посмотрел вниз на лицо Освальда. - Что за война? Освальд вздохнул и закрыл глаза. Порыв встать с кресла и сесть куда подальше от Нигмы был силен, но показывать свои слабости представлялось еще более неразумным. - Расскажи ему. Просияв, Барбара, будто сурикат, выпрямилась на кушетке и принялась перебирать по страницам книги пальцами. - Сегодня утром достопочтенному мэру Кобблпоту доставили приглашение из Театра драматургии Готэма. На пьесу Шекспира. И не на какую-то «Ромео и Джульетта», а на «Ричарда III». Нигма снова посмотрел вниз. Губы и веки Освальда сжимались, будто больная нога снова не давала ему покоя. - И в чем драма, извините за каламбур? Я бывал в нашем театре. Актеры и правда так себе... Но учитывая, что парочку самых дурных я заколол, не все так плохо. - Неужели наш всезнайка не читал «Ричарда III»? Нигма криво улыбнулся, одной мимикой возвращая Барбаре укор в глупости. - Подробно ознакомлен. Высока художественная ценность, минимальна - историческая. В чем проблема? - Ой, я лучше зачту! Не успел Освальд возразить, Барбара начала читать нараспев и с наслаждением: - Лондон. Улица. Входит Глостер. Глостер Итак, преобразило солнце Йорка В благое лето зиму наших смут. И тучи, тяготевшие над нами, Погребены в пучине океана. Победный лавр венчает нам чело, - Барбара скривилась, прочистила горло и быстро провела пальцем по строчкам: - В-общем бла-бла-бла про победу. Главное... Вот! Но я, чей облик не подходит к играм, К умильному гляденью в зеркала; Я, слепленный так грубо, что уж где мне Пленять распутных и жеманных нимф; Я, у кого ни роста, ни осанки, Кому взамен мошенница природа Всучила хромоту и кривобокость; Я, сделанный небрежно, кое-как И в мир живых отправленный до срока Таким уродливым, таким убогим, Что лают псы, когда я прохожу, - Чем я займусь в столь сладостное время, На что досуг свой мирный буду тратить? Стоять на солнце, любоваться тенью, Да о своем уродстве рассуждать? Нет!.. Раз не вышел из меня любовник, Достойный сих времен благословенных, То надлежит мне сделаться злодеем, Прокляв забавы наших праздных дней. Я сплел силки: умелым толкованьем Снов, вздорных слухов, пьяной болтовни Я ненависть смертельную разжег Меж братом Кларенсом и королем. И если искренен и простодушен Король Эдуард настолько же, насколько Я сам умен и лжив, и вероломен... Заметив, как тяжело и порывисто задышал все еще жмурящийся Освальд, Нигма поднял руку, прерывая Кин, и произнес самым невозмутимым тоном: - Далее я в курсе. Господин Шекспир описывает кровожадного, беспринципного и преподлейшего правителя, убийцу брата, парочки детишек и собственной жены... погибшего в конце от предательства. Намек предельно ясен. Другой вопрос, отчего театралы так осмелели? - Оззи предпочел отдать ежегодные гранты Театру оперы и оперетты. Других объяснений я не вижу. Нигма нахмурился. - Или кто-то заказал этот конфликт, ради того, чтобы очернить имя мэра. Но раз театралы согласились, значит, где-то наша система сбоит. Освальд тяжело вздохнул и подпер подбородок замком из пальцев. - Папарацци уже стянулись туда. Если я пойду и выскажу свое восхищение - газеты запестрят намеками на «подобное тянется к подобному». Выскажу критику - скажут «правда глаза колет». Не пойду - напишут, что испугался критики. - Освальд наполнил бокал и покачал головой. - Шах, мат, пат... Настоящий театр! - Те, кто голосовал за тебя не будут ориентироваться на прессу, - хмыкнул Нигма, отодвигая от него полный бокал. Освальд не стал упорствовать, чтобы вернуть вино себе. Барбара поднялась с кушетки и изящным движением забросила меховую накидку за спину. - Ну, раз уж пришла новая группа поддержки... ах, простите, группа спасения утопающих, я удаляюсь. В театр я, само собой, не пойду - не люблю политические драмы с плохим концом. - Барбара положила перед Пингвином томик с двумя торчащими из него билетами и удалилась. Освальд тяжело вздохнул, а Нигма, обогнув его кресло, надел шляпу. Освальд ожидал, что тот уйдет вслед за Барбарой, и тонущий корабль как всегда достанется капитану, но Эдвард ловко подхватил книгу, прижал ее к сердцу и протянул ему руку. - Вставайте, мэр Кобблпот! Нас ждет отличное представление! Освальд поднял на него усталые глаза. - Эд, это плохо кончится. Если, конечно, в твои планы не входит в очередной раз созерцать закат моей империи. На миг Нигма задумался о каком закате говорил Освальд- времен Галавана или их противостояния, но поспешил откинуть эту мысль. Его задор будет непоколебим. - Девяносто девять и девять в периоде процентов наоборот по обоим пунктам. Но если ты хочешь поспорить, я не против. Как насчет пари на услугу? - В тебе, видимо, опять Загадочник заиграл, - безрадостно заключил Освальд и потянулся к бокалу с вином. Втайне Нигму вдруг порадовало, что на лице того нет и следа вчерашних ночных забав. Прежде чем Кобблпот отхлебнул, он хмыкнул: - Значит, и спорить боишься? Освальд стиснул зубы и так впечатал бокал в стол, что вино плеснуло ему на рукав. - Я пытаюсь сохранить репутацию. И не ради себя одного! - Просто боишься моих пожеланий в случае своего проигрыша. Неизбежного, разумеется. Освальд развел руками резче, чем хотел бы, и ухмыльнулся. - Прекрасно! По крайней мере твоя услуга развлечет меня после сегодняшнего краха. И поверь, в пылу разочарования мне будет чем озадачить «простодушного короля Эдварда». Нигма рассмеялся и аккуратно возложил на него цилиндр обеими руками: - Король английский Ричард! Неуверенная и безрадостная улыбка тронула губы Освальда. Внезапно взгляд Загадочника упал на испачканную рубашку «короля», и наружу пробился тихий голос Эда: - Только сперва переоденем тебя. Времени оставалось немного, и решено было воспользоваться костюмами из тайной комнаты. - И все же я снова сюда проник! - торжествовал Загадочник, переступив порог. Освальд закатил глаза и поспешил в гардеробную. Ему вспомнилось, какое недоразумение между ними здесь произошло в прошлый раз, и как больно было узнать правду после. Но даже укорить Эда он не мог - тот бы сказал, что это были лишь шутки, а ему самому пришлось бы тогда признаться, что он воспринял все слишком серьезно. Нигма обогнал его у самых вешалок. - Позвольте! - руки его мигом стянули с Освальда фрак. - Эд! - У нас очень мало времени! - невозмутимо заключил Загадочник и принялся расстегивать на нем рубашку. В этом не было ничего эротического, но от неожиданности Освальд застыл и, оставшись лишь в, благо, чистой майке, отпрянул. - Я сам! У меня нога хромая, а не рука! - Руки хромыми не бывают. Разве что у гимнастов... - Загадочник сделал шаг назад, окинул Кобблпота взглядом и развернулся к нему уже со смокингом и улыбкой, столь же белоснежной, как рубашка. - Этот будет мал! - едва выпалил Освальд, но Нигма усмехнулся и подцепил одним пальцем одну из шлевок «королевских» брюк. - Вы очень похудели в последнее время, господин мэр, - на миг лицо Нигмы перекосило так, что Освальд испугался. - Не иначе «молитвами ваших жеманных нимф». Освальд выхватил костюм и принялся одеваться, стараясь не думать о недовольстве Эда в последней фразе и радуясь тому, что брюки на нем были черными и полностью подходили фраку, без потребности замены. Пока он застегивал рубашку, Нигма развернул у него за спиной проймы фрака. Руки Освальда нырнули в них так точно, что их взгляды столкнулись в зеркале - проверяя взаимное согласие в том, что память на некоторые вещи у них обоих осталась неизменной. Почти мышечной. Ладони Загадочника несколько последующих мгновений не покидали плеч Кобблпота, и отстранился он, не разрывая зрительный контакт. Освальд вспомнил как дышать, только когда Загадочник стал предлагать ему галстуки. - Нет, дай те, что за спиной висят. Вот тот, в ромбы... или лавальер... - Тебя настолько выбило из колеи? - Нигма посмотрел пристально. - Под смокинг - бабочка! «Чертов забабочник» - сжал зубы Освальд. Где уж ему догадаться, что длинный галстук завязать самому легче. А если и не самому, то так руки «помощи» будут подальше от его шеи. - Ты прав, - прошипел Освальд и стащил с предплечья Нигмы свело-серую «бабочку». Загадочник отложил остальные галстуки и взял лоскут у него с ладони. - Я завяжу. У тебя руки дрожат. Освальду показалось, что его голову обдало кипятком. Единственное о чем он молча молился в следующие две минуты - чтобы пальцы Нигмы не задели его лица, и чтобы тот дышал хоть чуточку тише. Но горячее сосредоточенное дыхание сверху выбивало дрожь до самых ног, обдавая его щеку жгучей свежестью мятной пасты. И он мог поклясться - такой же, что и здесь, в его убежище. Если не той же самой. Его взгляд уставился в неизведанные просторы, но Нигма тут же разрушил прострацию - подошел вплотную и шепнул сверху: - Подними голову, неудобно... Освальд не хотел умирать, но пришлось поднять глаза, чтобы в очередной раз убедиться, что этот теплый взгляд и брови снисходительно-ласковым уголком - не менее эффективны, чем пули. Если не знать, что все это - провокация. Освальд выдавил ухмылку. - Ты украл мою пасту. - Сознаюсь. Неужели ты думаешь, что я мог забыть трость случайно? - ухмыльнулся Нигма в ответ, и встретив тревогу на лице Освальда, вместо уязвленности, забеспокоился. - Ты чего? Вечный двигатель его разума заклинило. Галстук уже был завязан, но Освальд не отступал. В разуме Нигмы оба голоса вспыхнули одной мыслью. «Неужели сейчас?!» Несколько секунд были лишены звука и движения, будто они прятались в убежище от всех своих готэмских врагов. Кобблпот отстранился и прижал ко рту костяшку кулака. - Нам надо добыть смокинг и тебе. Один я в театр не пойду! - Освальд осекся, но тут же потащил Нигму за рукав наружу, на ходу добавляя: - Хочу видеть твое лицо, когда ты проиграешь пари! Только вернувшись в кабинет он выпустил Нигму и выхватил телефон. Эдварду такая решительность не понравилась - выглядело смело до равнодушия. И ожидал он другого. Через минуту к ним явился Зсасз с широкой улыбкой и костюмом. - Мой собственный. Надевал всего пару раз. На свадьбу. И... на свадьбу. Люблю свадьбы! На манжете, правда, есть пятнышко, но его почти не видно. Для Освальда это было последней каплей досады, но глаза Нигмы напротив, вдруг заблестели. - Кровь? Освальд не мог не вспомнить об обонянии акул, глядя, как Загадочник в два шага оказался рядом с Зсасзом и принялся осматривать рукав смокинга. Тот деловито кивнул. - Не моя. - Разумеется, - с небывалым прежде уважением произнес Нигма. - Спасибо. Верну после прачечной. - Не обязательно, - улыбнулся Зсасз. - У тебя ничего так одеколон. Освальд едва не взвыл и, вперив в Нигму взгляд, красноречиво приподнял брови. - Мы не опаздываем? С трудом оторвавшись от разглядывания пятна на рукаве, Нигма перекинул костюм через предплечье и кивнул в сторону лифта. - Переоденусь в машине. Разумеется, везти их вызвался Зсасз, и Освальд не мог прекратить думать, что причиной тому - заявление Эда у лифта. Однако тут же он поймал себя на другой, приятной, мысли - все эта возня с переодеваниями отвлекла его от тревоги по поводу надвигающегося скандала. Впрочем, через минуту оба переживания и вовсе выпали из его головы - Нигма зашуршал чехлом смокинга. Освальд поторопился отвернуться, стараясь не думать о зеркале заднего вида и неподнятой перегородке за передними креслами. Нигма в свою очередь решил не спешить. «Ты только представь, какие бы у Освальда были глаза, если бы мы начали медленно раздеваться перед ним...» Эд глубоко вздохнул, и быстро стянул с себя галстук и пиджак. «Ох, ну куда ты так спешишь?.. Посмотри пожалуйста, на его руки.» Внезапно Эда пробил холодный пот от мысли, на что намекнул Загадочник. Его голова повернулась, как заевший болт. К его удивлению, обе руки Освальда лишь обхватывали трость, лежащую у того на коленях. «А ты о чем подумал?» Эд выдохнул неосторожно-шумно, замечая, что Освальд, видимо, услышав, стиснул трость. Это зрелище заставило Эда выпрямиться на сидении. К пуговицам рубашки он потянулся уже неуверенно. «Да, вот так, пуговица за пуговицей. Медленно. О, Освальду бы точно понравился твой тремор.» Эд не смог удержаться от того, чтобы снова посмотреть на беспокойные кисти Пингвина. «Да, у него достаточно широкие ладони для того, чтобы обхватить нас. А какие мягкие...» Эдвард содрогнулся с придыханием, кинул опасливый взгляд на затылок Освальда и, выдохнув, опустил глаза. «У тебя от холода так соски затвердели? Да неважно. Освальд бы все равно их согрел. Языком.» Кулак Эда метнулся ко рту. - Зеваешь, Нигма? - голос Зсасза сейчас был более отрезвляющим, чем пушка Фриза. - Вот и я считаю, что лучшие спектакли надо на ранние сеансы ставить. А то еще выключат свет, и мозг думает, что ночь. Кому спать, а кому и на работу. Смех Загадочника привел Эда в чувство. Освальд все это время не отрывался от созерцания готэмских улиц. Он знал - одно порывистое дыхание сзади и фантазия способны свести его с ума, и потому заставил себя мысленно проговаривать названия улиц и сооружений, пролетающих мимо. А еще минуту назад он понял, что «Булочная Симпсонс» теперь никогда не станет для него прежней. Там для него всегда будет звучать напряженный выдох Эдварда Нигмы. Рубашку и смокинг Эдвард надел куда быстрее. Но пыхтел так, что Освальд почти вжался в дверцу и приложился к холодному стеклу лбом. Вытащив из пакета брюки, Нигма снова исподтишка глянул на Кобблпота. «Только представь, как ему понравились бы наши ритмичные длинные выдохи над его лицом. У его шеи. У пупка. В самом низу... он бы жался к нам так же, как в этот угол, и мы бы так же его не выпустили.» Эд в отчаянии уставился на свою оттопырившуюся ширинку. «Хватит уже! Мы будем на площади через десять минут!» «Расслабься. Когда я верну себе контроль, возбуждение немного спадет.» «Ну спасибо», - с возмущением подумал Эд и расстегнул пуговицу брюк. Последовавший звук молнии взрезал тишину, и рука Освальда, дрогнув, выпустила трость. Та шлепнулась на пол лимузина с явно слышимым стуком. На стекле перед его лицом расползлось мутное пятно выдоха. - Потом подниму, - буркнул Освальд, прикрыв глаза, но тут его ладонь приподняла чужая рука, подсунула под нее набалдашник и несильно сжала, показывая, что надо схватить крепче. Дыхание Освальда замерло. На руке осталось фантомное тепло, а в голове - опустошающая мысль - этой же рукой Эд только что расстегивал ширинку. Тот в свою очередь не мог оторвать взгляда от кисти, судорожно сжимающей набалдашник. Нежная кожа со светлыми волосками, крепкая хватка. Руки спасавшие его, руки, вцеплявшиеся в него. «Как думаешь, он стал бы нас дразнить? Зубоскалы наверняка и в постели не прочь поиздеваться, а у Освальда язык острый... и наверняка горячий... Представь, он уложил бы нас прямо сейчас на это сиденье и трахал, стараясь успеть к первому звонку...» Нигма торопливо принялся стягивать брюки, отказываясь глядеть вниз. Достаточно было чувствовать натяжение и мокрую точку на ткани трусов. Брюки встряли на ботинках. «Черт». Загадочник рассмеялся ему в голову. «Всегда вначале снимай обувь и носки.» С глубоким вдохом Эд наклонился, чтобы расправиться с обувью. И без того набухшие органы сладко сдавило на несколько секунд. Однако закончив со шнурками, выпрямляться Эд не поспешил, вместо этого заострив взгляд на ботинках Освальда. «О да. Ему бы понравилось. Я бы еще скользнул пальцами под его штанину, провел бы кончиками пальцев над резинкой носка... Больная нога у него наверняка чувствительнее... И он наверняка носит гартеры, которые можно очень медленно расстегнуть.» С хриплым выдохом Эд распрямился и быстро натянул брюки. - Мы на месте, босс. «Я слышу вздохи сожаления!» Едва смех в голове Эдварда смолк, машина притормозила у театра. «Если сейчас все провалишь из-за неуемного либидо, обещаю портить тебе весь год даже самоудовлетворение», - нарочито четко подумал Эд, и расслабился, уступая контроль Загадочнику. Освальд торопился так, что не замечал ни направленных на него взглядов, ни вспышек фотокамер. Он был этому вдвойне рад: и не надо было изображать улыбку вместо тревоги, и тревога могла выглядеть, как нежелание опаздывать. А еще, так он не мог видеть, насколько потрясающим был следовавший за ним Нигма в смокинге со своими бесконечными стройными ногами. Это не то, о чем стоило думать сейчас. И вообще. Выдохнул Освальд, только усевшись в ложе. Нигма, осмотревшись, присел рядом, игнорируя пять стульев поодаль. - Не нервничай. - Я бы не нервничал, если бы ты рассказал в чем суть твоего плана! - огрызнулся Освальд. Тут же дали первый звонок, и едва он смолк, Нигма наклонился ближе к уху Кобблпота. Он шептал всего пару минут, но Освальд с трудом сосредотачивался из-за теплых дуновений из губ Нигмы прямо в его ухо. Когда он отстранился с привычно сахарным оскалом, Освальд ответил ему не менее озорной улыбкой. В груди Нигмы что-то сладко заныло. Такими они были когда-то: вдохновленные единой азартной идеей, понимающие друг друга с полуслова, идеально дополняющие друг друга, уверенные друг в друге... Нигма беззастенчиво впился взглядом в порозовевшие щеки Освальда. Вероятно, румянец появился от их спешки, но то, как Кобблпот при этом совсем по-птичьи норовил уткнуться в свою манишку, говорило о другом. Не отрывая взгляда, Загадочник понюхал пятно на манжете и улыбнулся. Наблюдающий пассивно Эд с тихим недовольством ждал непристойных мысленных комментариев, или поддевок Освальду вслух, но Загадочник просто продолжал смотреть, пока Пингвин не встал, чтобы перегнуться через край балкона. Спустя миг Нигма облокотился рядом. - Собираешься смотреть в партер, а не на сцену? - Нет, - клыкасто усмехнулся Освальд. - Теперь время высматривать тех, кто смотрит в партер. - Я думал, тебе нравится театр сам по себе. Нигма продолжал рассматривать его в обычной манере отрицания личных границ, и Освальд спрятал взгляд на смокингах и декольте внизу. - Да, нравится. Раньше я... Он замолк, и Загадочник придвинулся чуть ближе, будто хотел рассмотреть декорации под другим углом. - Что было раньше? Освальд вздохнул. - Раньше я бывал здесь только с матерью... Прости, не стоит сейчас о ней. - Меня нисколько не смущает, - Нигма придвинулся еще ближе, но Освальд оттолкнулся от края на вытянутых руках. - Я сам не хочу о ней говорить. Внезапно взгляд Освальда упал на одну из актрис за кулисами - будущая Анна Невилл репетировала плевок в Глостера. И тут ему вспомнилась романтическая линия в готовящейся пьесе. Он просто упустил это из внимания, потому что с юности старался избегать или пропускать мимо ушей любые любовные истории. Второй звонок чуть не раздробил его внутренности через уши. Освальд схватил трость и ринулся наружу. Но разве сбежать от Нигмы? Тем более хромому. - Освальд! Загадочник ухватил его за плечо и крутанул к себе так, что больная нога совсем подкосилась. От падения Освальда удержала только вторая рука Нигмы, подхватившая под плечо. Наполовину осевший Пингвин тихо простонал. - Пусти, Эд! - Куда ты?! Мы же все решили! - сердито зашептал Нигма в вертлявую макушку. Освальд заметался в его руках, пытаясь вывернуться, но вывихнутая нога и хватка не позволяли. - Пусти, я передумал! - У нас идеальный план! - К черту план! - Забившись в чужих руках, Освальд почти кричал шепотом, но вместо освобождения был стиснут еще крепче. - Мы заключили союз! Ты говорил, что доверяешь мне! - слова Нигмы обожгли Освальду уши. Скрученный и обездвиженный, он сделал еще одну попытку освободиться, и чуть не закричал от бессилия. - Пусти! - Ты все погубишь, если сейчас уйдешь! - К черту людей, к черту мэрию! - Освальд, мой план идеален! - Я знаю! Я хочу уйти из-за другого! Нигма осторожно отстранил от себя Освальда, и тот поднял на него совершенно несчастные глаза. К его удивлению, Эдвард поднял руку и положил ладонь ему под ухо. - Освальд, успокойся. Ты не похож на шекспировского Ричарда. Ты похож на настоящего. - Эдвард осторожно подвел Освальда к краю ложи, предлагая посмотреть на готэмцев внизу. - Он также не был рослым, но был достаточно высок, чтобы смотреть на всех сверху. Он тоже не был сложен сильным от природы, но смог подчинить всех, кого хотел... А про его политические заслуги я тебе только что рассказывал. - Уставившись на занавес, Освальд глубоко вдохнул, и Нигма осторожно шепнул ему на ухо: - И еще он был весьма привлекателен. Освальд застыл, и Нигма прошел назад к креслам. С третьим звонком в голове Освальда задребезжал отчаянно-злой невысказанный вопрос: «А что насчет «не вышел любовник, так надлежит сделаться злодеем?»» Все вокруг померкло. И пока занавес не подняли, бархатная хрипотца обожгла его ухо: - Я хочу, чтобы ты остался. Голос пропал, а Освальд зажмурился и взмолился, чтобы его голова хоть немного остыла. Конечно, Нигма хотел, чтобы он остался! Стоит начаться сцене с Анной Невилл - Эд получит совершенно законный шанс в очередной раз испепелить его не словом, так взглядом, раз уж над его увечностью ему не позволило насмехаться «великодушие». Освальд запрокинул голову. Как же он устал от всего этого! Из оркестровой ямы, словно из недр ада, вырвались звуки органа - марш-прелюдия Уолтона, столь же закулисно-таинственная, сколь вызывающая смятение. Освальд выдохнул и, подволакивая ногу, вернулся на свое место. В полутьме Нигма осторожно покосился на его лицо. Сведенные брови, стиснутые челюсти, но глаза остались открытыми, будто требуя, чтобы прямо в них ему сказали о том, какой он злодей. Нигма невольно затаил дыхание. Оба его сознания синхронизировались в чистом восхищении этой силой, независимостью, какой-то незыблемой уверенностью в своем праве на власть. Он осторожно опустил взгляд и увидел, как Освальд бесшумно поворачивает вывихнутую лодыжку в поисках положения, облегчающего боль. Да, сила не проистекает из ниоткуда. Эд протянул руку к его плечу, но вовремя вспомнил, что Освальд, как часто в последнее время, сел слева от него, и мог бы дернуться от неожиданного вторжения, которое не мог видеть. - Псст... Освальд. Тот обернулся, надеясь, что мимика в темноте будет не видна. Нигма пригнулся к нему. - Положи свою ногу мне на бедро, я помассирую. Глаза Освальда изумленно распахнулись. - Эд, мы на публике... На миг он ужаснулся, что его слова будут расценены Эдвардом так, будто в простом массаже он видит что-то до крайности неприличное. Но было поздно, да и Нигма вместо этого улыбнулся, как заговорщик: - Здесь темно, и в ложе нас не видно. Дверь сюда я запер. - Эд!.. - Тише. Нас не видно, но слышно. Нога тебя совсем доконает. А тебе еще интервью после давать. Хочешь фото с гримасой в газеты? - Тебе-то что! На мишень под дротики вырежешь. - Ты лодыжку из-за меня подвернул, мне и лечить, - фыркнул Нигма и, бесцеремонно перехватив ногу Кобблпота под коленом, устроил ее поверх своего бедра. В следующие секунды Освальд с раскрытым ртом наблюдал, как Эд, почти не отрывая глаз от сцены, осторожно закатал его штанину кверху и положил теплые руки ему на голень. Утверждение Нигмы не оставило ему никаких лазеек для отрицания, и вдруг показалось таким правильным, таким нежелательным опровержению... Особенно, когда его изуродованную кожу помяли настолько аккуратно и приятно, что хотелось плакать от удовольствия. С каждым прикосновением ему все больше казалось, что тепло от рук Эдварда растекается от ноги по всему его телу. Спустя несколько минут Освальд едва не простонал от облегчения и обмяк в кресле. Его немного смущала собственная открытая поза с широко раздвинутыми бедрами, но ведь было темно, и все это - лишь необходимая помощь, чтобы он смог добраться до папарацци и нормально говорить. В конце концов, София Фальконе однажды делала тоже самое. Освальд помрачнел. Уж лучше «потерпеть» все это ради интервью... Но вот мягкая улыбка, несходящая при этом с лица Эдварда, стала для него шоком. Освальд даже нарочно прислушался к происходящему на сцене: однако там не происходило решительно ничего комичного. Может, Эд вспомнил что-то забавное? Освальд почти перестал дышать, а Нигма принялся неторопливо разминать его мышцы. Однако, судьба недолго баловала Пингвина: пьеса добралась до места, о котором он переживал. Ричард III Глостер потирал руки на сцене: - А там пусть бог возьмет к себе Эдуарда, Отдав сей мир на попеченье мне. Для этого придется в жены взять Мне младшую дочь Уорика. Я, правда, Убил ее супруга и отца... Ха! Тем полней ей возмещу потерю, Став для нее супругом и отцом. Да, я женюсь! - не столь из-за любви, Сколь ради достиженья тайной цели... Освальд осторожно посмотрел на Нигму и к его ужасу безмятежная улыбка у того исчезла. Между тем на сцене миледи Анна в трауре сопровождала гроб. - Будь проклята злодейская рука! И сердце бессердечного убийцы! И кровь того, кто пролил эту кровь! Да будет он, виновник наших бед, Сам жертвою таких ужасных бедствий, Каких я пожелать бы не могла Ни паукам, ни аспидам, ни жабам, Ни самым мерзким гадам на земле! Освальд с каждым ее словом втягивал шею в воротник. Сидеть практически вразвалку на Нигме показалось чем-то кощунственно-бесстыдным, а более всего - оскорбительным, и Пингвин осторожно потянул ногу к себе. Эдвард его голени из рук не выпустил. Кобблпот потянул снова. - Тссс... - шикнул Нигма, и Освальд впрямь испугался, что по продолжению пьесы тот сломает его многострадальную ногу. Эд краем глаза заметил этот страх и добавил мягче, бездумно поглаживая бугристые рубцы: - Неудобно? Освальд посмотрел на него в отчаянии. «Неудобно?!» Ему под землю провалиться хочется. - Нет, все хорошо, - с тяжелым вздохом Пингвин оставил попытки вернуть ногу в прежнее положение. Да и все равно, в общем-то: поломанное не сломаешь. Глостер на сцене, напротив, сиял. - Вам ведомы ль законы милосердья? Там сказано: за зло плати добром И проклинающих благословляй. Анна готова была его разорвать. - Тебе, подлец, неведомы законы Ни божьи, ни людские. Пожалеть Способен даже самый лютый зверь! Ричард склонился над ее плечом: - Я не способен. Стало быть, не зверь я. Пожарище в глазах Глостера и его оскал против воли напомнили Эдварду первое неловкое признание Освальда, выбитое хитростью. Однако вместо гнева он почувствовал нечто иное - странный трепет, заставляющий его проводить тягучие круги по травмированной пингвиньей голени, от которых тот замирал и дышал украдкой. «Лестно быть объектом такого же бешеного желания, верно?» «Иди прочь!» «И постыдно, да?» «Сгинь уже!» «А вот и снова конкурс головоломок. Допускаешь ту же ошибку, Эд... Не пора ли отбросить то, чему нас годами учили серые люди? Научись, наконец, брать. Как Глостер. Как Освальд. Признайся, тебя впечатляет сила их алчных чувств. Ведь этого стремления к своим желаниям тебе и не достает, чтобы стать...» «Замолкни!» «Тише, ты, Анна Невилл, птичку спугнешь.» Эдвард повернулся к Освальду, успокаивающе улыбнулся его затравленному виду и принялся гладить его голень еще бережнее. Тот замер, чувствуя, что предельно истощен переживаниями. Анна на сцене разъярялась в сардоническом сомнении: - Так короля убил не ты? Глостер чуть подбоченился, и Освальд был готов убить его за этот жест. И чем дольше он смотрел на сцену, тем больше боялся перевести взор на Нигму. - Я, признаю. - Ах, изверг, признаешь? Так пусть тебя господь Навеки проклянет за злое дело. Как ласков был Эдуард, великодушен! - Тем богу он нужней на небесах. - Да, он на небесах. Ты там не будешь. Освальд невольно потер шею и хотя краем глаза заметил изучающий взгляд Эдварда, в ответ смотреть не стал. Он был уверен, что в их головах всплыло сейчас одно и то же. «Я хотел попросить передать привет Изабелле...» Анна и Глостер меж тем продолжали спор: - Ну что ж, пускай меня благодарит За то, что я послал его туда: Ведь там он более, чем здесь, на месте. - Тебе одно лишь место впору - ад. - Нет, есть еще одно - сказать посмею ль? - Тогда тюрьма! - О нет, твоя постель. Руки Нигмы замерли на голени Освальда. Тот застыл, как неживой, проклиная себя за то, что согласился посетить чертов театр. На сцене градус проклятий был не меньшим: - Твоя вражда природу оскорбляет: Ты мстишь тому, кем ты любима страстно. - Моя вражда разумна, справедлива: Я мщу тому, кем был убит мой муж. - Но тот, кто отнял у тебя супруга, Хотел тебе дать лучшего супруга. Взгляд Нигмы был прикован к сцене, губы поджимались. Заметив это, Освальд опустил глаза и не поднимал до тех пор, пока Глостер не предложил Анне свой меч для мщения, встав на колени. - Чего ты ждешь? Я Генриха убил. Но виновата в том твоя краса. Не медли же! Я заколол Эдуарда. Но твой небесный лик тому виной. Анна уронила меч, а Глостер продолжал: - Меч подними иль подними меня. - Встань, лицемер! Тебе хочу я смерти, Но не под силу мне быть палачом. Руки Загадочника вздрогнули, и Освальд осторожно посмотрел на него, проклиная, что из-за слепоты справа приходится поворачиваться всем лицом. - Тогда скажи, я сам убью себя. - Уже сказала я. - Сказала в гневе. Но вновь скажи, и, слову подчинясь, Моя рука, которая во имя Любви к тебе твою любовь убила, Во имя этой же любви убьет Неизмеримо большую любовь. И к двум смертям ты будешь сопричастна. Эдвард оторвал взор от сцены с совершенно каменным лицом и обернулся, чтобы столкнуться взглядом с Освальдом. Тому показалось, что он снова захлебывается - дышать было нечем, холодная тяжесть с каждой секундой погружения во мрак сдавливала грудь все сильнее. Изучающие глаза Нигмы зависли перед ним, как два беспросветных тоннеля, пожирающих последний свет в зале. - Как знать, что в твоем сердце? - О том язык поведал. - Боюсь, что оба лживы. - Тогда нет правды в людях. ... - Вложи свой меч в ножны. Освальд замер оглушенным, а когда ладонь Эдварда легла ему щеку, обомлел. - Скажи, что ты прощаешь. - О том узнаешь после. - Могу ли жить надеждой? - Живут все люди ею. На этом Эдвард отнял руку и отвернулся к сцене. Освальд несколько мгновений сидел, глядя в никуда, а потом осторожно перевел взор на актеров. После они смотрели пьесу в полном молчании. Эда интересовала инсценировка убийств, Освальда - дворцовые интриги. К концу пьесы Кобблпот совсем успокоился, забывшись в сюжете, и даже негодовал, зная теперь достоверные исторические факты. Так что когда в холле его и Нигму обступила толпа журналистов, он и сам горел желанием высказаться. - Мистер Кобблпот! Что вы скажете о сегодняшнем спектакле? - Признаюсь, постановка потрясающая! Присутствовать было для меня честью. Нигма с улыбкой наблюдал, как пингвиний нос поднимается, как маленькая боеголовка. - Не видите ли вы в этом некоего намека? Нигма удивился тому, что вопрос поступил так быстро, но зная, как хорош Освальд в словесных перепалках, только облизнул губы в предвкушении. Кобблпот, заметив это, в очередной раз посетовал, что не может наслаждаться этим взглядом из-за необходимости уделять внимание папарацци. - Какого именно намека, позвольте узнать? - Юноша с микрофоном побледнел, и Освальд сыто ухмыльнулся, продолжив: - Вы имели ввиду намек на некоторое сходство между мной и Ричардом III Глостером? Освальда повеселило, как замерла перед ним толпа писак. Как еще не отпрянули разом. - Наверняка сходство есть, раз пресса в вашем лице отмечает наличие намека. Юноша скрылся из виду, но его домыслы подхватили. - А вам нравится образ Ричарда? - Разумеется! В толпе, подобно порыву ветра, пробежал опасливый шепоток, а вспышки засияли чаще. Освальд улыбнулся нарочито хищно. - Почему? - все же решился спросить кто-то из «Газетт». - Видите ли, в данном произведении, несмотря на огромную художественную ценность, допущен целый ряд исторических ошибок. Но стоит ли винить ли в этом господина Шекспира - неизвестно. Мы ведь не знаем, искажал ли он факты сознательно. Но достоверно известно, что он жил под влиянием мнений, а возможно и апологетов, тюдоровской доктрины, где Генрих VII - спаситель Англии от тирании Ричарда III, а сам Ричард - узурпатор. Тем не менее, то, что наши пресса и театр бесстрашно позволяют себе намекать на схожесть своего мэра с кровожадным хромым Ричардом Глостером, говорит лишь о том, что в Готэме есть свобода слова и культуры. И даже свобода заблуждений. И по этой причине я, в свою очередь, на своем месте. Поэтому меня созерцание данного образа на нашей сцене радует. Толпа разразилась аплодисментами и криками поддержки, и Освальд коротко склонил голову. Но все же пресса не унималась. - Вам льстит сравнение с Глостером? Кобблпот улыбнулся - как про себя охарактеризовал Нигма - бесовски обворожительно. На миг он даже пожалел, что Освальд, увлеченный толпой, не видит его восторга. А в следующее мгновение понял, что осознание этого влечения делает его сильнее во сто крат. Жаль, очень жаль, что Освальд не может сейчас обернуться. - Я предпочитаю реальных героев книжным. Настоящий Ричард III во время своего царствования провел ряд популярных в народе реформ и укрепил экономику страны. А что касается описанных в пьесе ужасов - полюбопытствуйте, насколько они правдивы. Это и впрямь интересно. На этом осыпанные вспышками мэр и его спутник прошли к лимузину и покинули мероприятие.