Знак согласия

Скрывшийся еще по выходу из клуба Загадочник выплыл из подсознания только с рассветом, когда Эдвард подписывал перед собой какие-то бумаги. «Серьезно, Эд? Снова Аркхем? Я же не собирался...» «Я знаю. Но у нас больше нет дома, в котором мы придемся ко двору.» «Но Аркхем?!» Эдвард поднял глаза на прилизанную надвое макушку директора. Тот казался усталым и насмешливо-радушным, что внезапно успокоило, хотя бы какой-то, пусть и мертвенной, стабильностью. - Что писать в графе «место жительства», если я бездомный? - Достаточно написать «Готэм». В следующий месяц Эдвард стал самым примерным заключенным Аркхема. Он и впрямь глотал седативные, но с психиатрами общаться отказывался наотрез. Всего один раз он выразил протест - когда его перевели в камеру с видом на «Айсберг Лаунж». Впрочем, его пожелания остаться в западном крыле предпочли тут же удовлетворить, чтобы протесты не обернулись другими проявлениями его известно-взрывного характера. Эдвард подозревал, что к подобным поблажкам мог быть причастен Пингвин, но признав, что это скорее пустые надежды, чем обоснованные теории, перестал задумываться, продолжая рисовать знаки вопроса на стенах камеры с видом на пролив. Возможно, имитация и впрямь была лучшей версией. Признав неопределенность вероятности субъективной почти по-байесовски, и Эдвард, и Загадочник снова утихомирили общую голову от домыслов. Иногда то один из них, то другой, конечно, позволяли себе ночные вылазки в город, но территорий Пингвина они оба при этом сторонились и после не говорили об этом друг с другом. Освальд теорий Байеса не знал, но зная Нигму, поставил в наблюдатели за ним самых незаметных шестерок. Однако их доклады, даже самые скучные, все равно всегда заканчивались тем, что он доставал из стола мундштук и сигарету. Два последовавших за этим месяца Готэм терроризировала банда Пугала, однако Бэтмена хватало на всех, и Освальд лишь следил, чтобы его дела не были затронуты этими стычками. Так продолжалось до тех пор, пока в один декабрьский вечер на пороге его кабинета не появился Гордон. - Полагаю, ты в курсе, что творят завсегдатаи твоего клуба? Или скажешь, что не сторож брату своему? - Приветствую, Джим, - осклабился Пингвин, пробуя остроту мундштука подушечкой большого пальца. - Я, конечно, рад, что ты помнишь о моей привычной осведомленности, но с чего ты взял, что я, как и прежде, намерен делиться ей с тобой? Гордон стряхнул с плеч капельки воды и подошел ближе. - С того, что в этом месяце более половины оборота взрывчатых веществ остались в тени. И окажись они не в тех руках, твоя подпольная империя взлетит выше, чем ты мечтал. - И ты, разумеется, снова подозреваешь Нигму, - усмехнулся Освальд. - Даже сам в этот раз явился, вместо того, чтобы посылать к преступникам мать своего ребенка. Джим недовольно выдохнул и, подобрав полы пальто, уселся в кресло. Дорогие витые ножки скрипнули по мрамору. Освальд, скривившись от звука, продолжил: - За Нигмой тебе следует наведаться в Аркхем. Гордон усмехнулся. - Я, конечно, понимаю твое извечное желание сдать того, кто всегда будет угрозой твоему правлению, Освальд, но ты промахнулся. Мне нужно знать, что задумали Валеска, Тетч и Пугало. И, возможно, Двуликий. - Я нынче честный делец... - начал Освальд, но тут же был прерван звонком мобильного из кармана Гордона. Джим быстро поднял палец, и Пингвину пришлось запоздало состроить вальяжное лицо, будто невежливость допущена с его позволения. Однако все это перестало иметь значение, когда Освальд увидел, как с каждым услышанным словом Гордон бледнеет. Когда телефон был захлопнут, Джим уставился в любопытно-тревожное лицо Пингвина. - Валеска заминировал метро. Поезда, набитые пассажирами, там кружат почти без остановок. А всех, кто пытается подобраться, еще снаружи гипнотизирует Тетч, заставляя спуститься и присоединиться к «аттракциону». Двуликий и Пугало с ними. Если так будет продолжаться, через пару часов под землей окажутся все жители Готэма. - Я ничего об этом не знал! - выпалил Освальд, но Гордону, похоже было уже не до его причастности. - Бэтмен говорит, что мог бы пробраться через установленные для него ловушки, но для этого понадобится эхолокация, а оставив слух, он неминуемо попадет под гипноз Тетча. Для создания оборудования, переводящего эхолокацию в достаточно четкий вибросигнал ему потребуются почти сутки. Которых у нас, очевидно, нет. - Если рассчитываешь, что я повторю свою ошибку с баррикадами и Бэйном... - Ошибку допустил я, потратив время на разговор с тобой. Но относительно второго, ты мог бы не повторять ошибок, - быстро пробормотал Джим и поспешил наружу. Освальд с силой сжал мундштук. До обвинительных манипуляций Гордона ему не было дела, но при пожаре каждый бросается спасать самое важное. С кресла он ринулся так, что чуть не вывихнул больную ногу, водителя вызвонил еще на ходу, по дороге хватая в охапку цилиндр, зонт и пальто с меховым воротником. А едва сев в машину - позвонил управляющему Аркхема, но тот, заикаясь, сообщил ему, что Эдвард Нигма прошлой ночью сбежал. Пингвин обомлел. Трижды он в спешке набирал номер Эда, но все время абонент оставался недоступен. Впервые Освальд понадеялся, что Эдвард просто не желает с ним говорить, - в противном случае была вероятность, что метро глушит сигнал. Пингвинье сердце забарабанило быстрее мотора, несущего его по побелевшим готэмским улицам невесть куда. От входящего звонка он едва не выронил телефон. - Мистер Кобблпот, если вас заинтересует, мистер Нигма перед побе... уходом оставил свой адрес для брата, на случай, если тот захочет его найти. Но он не упоминал, что у него есть брат... - Да диктуй уже! - рявкнул Освальд, и спустя миг машина помчалась по тут же проблеянному адресу. Выходя в трущобы Нэрроуз, Пингвин хмыкнул: здесь теперь казалось чище - свалки были завалены снегом, благо такой слякоти, как в центре, здесь не было. Обшарпанный дом, перед которым остановился его лимузин, был явно нежилым, но единственным, где подъезд был расчищен. Это добавило каплю хорошего предвкушения в панику Освальда, и с облегчением он поспешил ко входу. Забираться пришлось пешком на седьмой этаж, но он и так взмок, а сердце и без того колотилось. На лестницах резко пахло чистящими средствами, но и это Пингвин счел хорошим знаком. Единственную зеленую дверь он толкнул сразу, безошибочно определив отсутствие каких-либо замков. Однако, запыхавшись, он больше ввалился в дверной проем, чем вошел. Внутри было так тихо, что казалось, можно было услышать, как падает за окном снег. Эдвард недвижимо сидел на подоконнике, согнув босые ноги в коленях, и рассматривал белый мир за шестью квадратами стекла и двумя - фанеры. На знакомые шаги и стук он оборачиваться не стал, и вместо этого произнес прямо в гладь окна: - Я знаю, зачем ты пришел. Пингвин на миг замер, но тут же прошел в центр комнаты, снимая и отряхивая цилиндр. - Тем лучше. Значит, понимаешь, что я буду невежлив, и сразу скажу, что мне нужен Загадочник. Эдвард медленно повернул голову, и Освальд сглотнул, увидев, что тот обрит почти налысо. - Он пропал. Освальд застыл. - Из-за лечения в Аркхеме или... Заметив, как болезненно углубились на лице Пингвина морщины, Эд вздрогнул, тут же выходя из сонного равнодушия. - Я не воспользовался твоим прощальным подарком. Просто вы с Загадочником очень похожи, когда дело касается задетой гордости. Чувствуя, как немного отлегло от сердца, Освальд подошел ближе. - Хорошо... Эдвард на миг перестал дышать. Ему живо вспомнилось, как Освальд пришел к нему во время карантина. Вначале убеждал бежать на материк, призывая к холодной логике Загадочника, а в последний момент объявил, что не может оставить Готэм. И увещевал как можно эмоциональнее, чтобы он сам в противовес счел глупостью идти за ним и спасался сам. Эдвард сглотнул. Неужели Освальд рассчитывает, что в этот раз сработает? Или решится напрямую упрашивать его оставить Готэм? И что, если он сам озвучит эти домыслы Освальду? Мысленно Нигма фыркнул: в этом случае тот наверняка лишь назовет его безгранично самовлюбленным и самонадеянным идиотом. Освальд сжал ручку зонта, стараясь дышать тише, пока Нигма не спускал с него пронзительного взгляда. - Что дальше? - Эдвард развел руками, и Пингвин замер, замечая даже через аркхемский комбинезон, насколько тот похудел. Снег за окном падал ровной непрерывной стеной. Освальд приоткрыл рот и на миг посмотрел на впившееся в прогнившую доску острие зонта. Возможно, ему удастся заставить Эдварда покинуть Готэм, убедив, что ему незачем здесь оставаться. - Вообще-то я пришел предложить сделку. Ты помогаешь мне спасти Готэм, а я взамен выполню то, чего пожелаешь ты. - Ты блефуешь. Будь так, ты бы пришел с готовым планом, и с пеной у рта начал бы излагать его уже на пороге. Освальд стиснул зубы. Нигма всегда умел припереть его к стенке. - У меня есть план. И для этого мне нужны вы оба. Прослушав кассету Квинзель, я обнаружил, что гипнозу поддается лишь та личность, что активна в сознании. Один из вас мог бы поддаться Тетчу, а второй проснулся бы в неподходящий для Валеска момент. Нигма поджал губы. Это меняло дело. В таком плане он становился разменной пешкой, которой Освальд готов был рискнуть. И звучало все так логично, что возможно, его первое самонадеянное предположение относительно визита Освальда было желаемым, принятым за действительное. - И если дело выгорит, ты выполнишь любое мое пожелание? Пингвин гневно сверкнул глазами. - Это мой город. И я сделаю для него все. Нигма посмотрел на него в упор. - Ты знаешь, чего я захочу взамен, Освальд. Сжатые до белизны губы Пингвина задергались, будто пытались прожевать услышанное. Его разрывало двоякое чувство - с одной стороны Эд осмелился выставить его собственностью, с другой - готов был рискнуть ради этого жизнью. Перевесило в конце концов то, что он опять оказывался слаб перед обоими домыслами. И в любом случае, добивался иного. - Кроме этого! - наконец рявкнул Пингвин и развернулся к выходу. Нигма замер, понимая, что Освальд снова его переиграл: вынудил просить подобное, лишь бы показать свою нелюбовь. Чтобы в итоге он отчаялся и покинул Готэм до того, как все взлетит на воздух. А может, он и впрямь перестал быть для Освальда чем-то, кроме инструмента для спасения города... Эдвард быстро спустил ноги с подоконника. Лицо его осунулось. - Постой... Я согласен потребовать после что-то другое. Ведь так или иначе я не собираюсь покидать Готэм. Освальд застыл. Он снова был на шаг от того, чтобы все потерять. Но смог бы он уговорить Нигму бежать, сказав правду? Он развернулся, уже готовый попробовать и такой ультиматум, но Эдвард заговорил первым. - Дело не в демонстрации превосходства... Я лишь на миг предположил, что ты собираешься уберечь меня от того, что ждет город. Пингвин закатил глаза со всем презрением, на которое был способен. - Ты, как всегда, переоцениваешь. Нигма скрестил руки. - Тогда почему тебя так возмутила моя изначальная цена за помощь? В последние месяцы тебя никак нельзя было назвать блюстителем целомудрия. Освальд выпятил челюсть, покачав головой в пол. Чертов Эдвард Нигма. - Потому что для тебя это лишь способ доказать, будто я все еще в тебе нуждаюсь. Эдвард невесело усмехнулся. - Но если это в действительности не так, почему ты так резко отказываешь? Одна ночь, будто с очередным незнакомцем, для тебя ничего не стоит. Губы Освальда по рыбьи попытались выхватить ответ из воздуха, но кроме крючка, на который попались, ничего не нашлось. - Прекрасно! - хлопнул себя по карманам Пингвин, сжав кулаки. - Будь по-твоему! Любое желание, как я и обещал! Нигма посмотрел в его негодующее лицо, и произнес на тон мягче. - Я заговорил об этом не без цели. Просто сейчас тебе будет недостаточно назвать Загадочника по имени, чтобы вернуть его в мое сознание. Еще в «Айсберг Лаунж» я заметил, что он способен скрыться даже когда ты упорно произносил его имя. Видимо, личность и впрямь основывается на желаниях, и теперь они у него куда смелее, чем признание тобой его гения... Выпучив глаза, Освальд пригнулся вперед на изогнутой ручке зонта. - Постой, ты клонишь к тому... - Мгм, - кивнул Эд как-то смущенно. - Он хочет тебя. И я не знаю другого способа... - Ты должно быть, шутишь, - Освальд внутренне простонал. Что-то из этого стона явно отозвалось в мимике, и Эдвард пожевал губу. Пингвин неверяще запрокинул голову. - А я чуть не забыл, что имею дело с мистером «запасной план и всегда в выигрыше». Раздраженное от бессилия лицо Освальда огорчило Эда больше, чем он ожидал. - Мы могли бы... - У нас нет времени на долгосрочные альтернативы. И уж тем более на подачки. - Освальд тряхнул головой, и его глаза загорелись, будто разворошенные этим движением угли. - Пусть получит, что хочет. И ты заодно с ним, не так ли! Не успел Эдвард опомниться от злости, с которой были брошены эти слова, как оказался прижат к подоконнику всем весом Пингвина, а извинения потерялись в терзающих его рот губах. С глухим стуком цилиндр и зонт упали на пол, а освободившиеся руки тут же мстительно облапили заострившиеся плечи Эдварда. Он пытался ответить, обнять, но хватка и собственное ошеломление даже дернуться не давали. Освальд уже собирался поменять их местами и упереться в раму окна, учитывая, что кроме груды хлама в углу в комнате ничего не наблюдалось, как Эдвард, не разрывая поцелуй, коротко простонал, и вполз на подоконник сам, осторожно обвивая его поясницу ногами. Освальд на миг опешил от осознания его намерений, но сжал еще сильнее, чтобы тот не успел заметить его удивления. Ведь дело не в расстановке сил, а в том, кто из них ими обладал. Нигма свернулся к его груди, почти не касаясь, и так невесомо, что Освальд вдруг понял, что переусердствовал, отстаивая себя. И это слишком поражало, чтобы он почувствовал себя сильнее. О, никак он не думал, что податливость Эда сделает его более слабым, чем упрямство. Впервые такой жаждущий, ждущий, готовый отдаться. Готовый сделать его таким же любой ценой. Стиснув зубы, Освальд резко отстранил его за плечи, слегка тряхнув, и принялся быстро расстегивать на нем тюремный комбинезон. Эдвард бросился помогать, шумно дыша и не поднимая глаз. Подмерзшие пальцы второпях цеплялись и путались еще больше. - Какого черта ты вообще это нацепил? - Это удобно. Преимущество сумасшествия - ты не знаешь, что сошел с ума, пока кто-то не скажет. - Ах прости, что я заметил, - раздраженно фыркнул Освальд, сдирая комбинезон одновременно с обоих плеч Нигмы. Его локти из рукавов он буквально вывернул. - Я и без тебя был сумасшедшим, - пробормотал Эдвард, торопливо стягивая остальное под себя и по ногам. - Заткнись, - шикнул Освальд и быстро глянул вниз, убеждаясь, что под комбинезоном у Эда больше ничего не было. Полосатая форма отлетела в угол к прочему хламу. - Никогда больше не надевай это. В следующий миг Освальд понял, что еще больше стал ненавидеть комбинезоны - так ему пришлось раздеть Нигму полностью, а будь на том пиджак, он мог бы оставить его и, как когда-то, незаметно красть поцелуй в плечо, раз уж все равно пришлось сдаться. Одернутый этой мыслью, Пингвин решил, что целовать Эда больше не станет. Вместо этого он заставил себя сосредоточиться на технической части вопроса. Заметив, как Эдвард покрылся гусиной кожей, он стянул пальто и набросил тому на плечи. Посиневшие губы Нигмы дрогнули от такой заботы, и Пингвин поспешил пояснить: - Холод может быть помехой. Эдвард подавил вздох и, поежившись, поправил пальто на плечах. У Освальда от его угловатых движений заныло в груди. Пришлось мысленно напомнить себе, что все это лишь необходимость, как и то, что будет дальше. В следующий миг Нигма едва не задохнулся, когда Освальд резко прильнул к его обнаженной груди. Тепло, которого он так долго жаждал, хлынуло в него так болезненно-сладко, что руки потянулись сами собой... чтобы зависнуть в пустоте. Вздрогнув от снова окатившего холода, Эдвард понял, что Пингвин пригнулся к нему лишь на миг - чтобы выудить из кармана пальто маленькую склянку. - Ты ходишь по Готэму со смазкой? Эдварду хотелось «съязвить» что-нибудь о том, что Освальд пришел к нему с явными намерениями, но это было и самодовольно до глупого, и рискованно. - Это масло для чистки мундштука, - проворчал Пингвин, полностью сосредоточившись на отвинчивании крышки, и секундно замер. Он что, оправдывался? Эдвард поспешил спрятать слабую улыбку в меховой воротник пингвиньего пальто, делая вид, что лишь изучает носом одеколон. - Это очень удачно. По-деловому сухой тон Нигмы успокоил Освальда. Вылив больше половины содержимого себе на пальцы, он, не поднимая головы, протянул руку к промежности под ним. Эдвард вздрогнул от неожиданного прикосновения, но тут же замер в приятной судороге. Освальд гладил его осторожно и целенаправленно, со всем вниманием к напору, но желание посмотреть, как реагирует Эд, пересилило, и он поднял глаза. Сдержанное волнение и кроткое обожание в ответ заставило его застыть. Эдвард закусил губы и поспешил отвести взгляд вниз. Опасаясь, что радость на его лице Пингвин сочтет триумфом самодовольства, он предпочел сделать вид, что больше любопытствует, как в него медленно погружаются пальцы. Освальд лишь мысленно хмыкнул: разумеется, горделивый Эд пытается не показывать своего желания. Стараясь не спешить, он загнал внутрь третий палец. Со сбившимся вдохом Нигма выгнулся, насколько было возможно не уходя от вторжения. Освальд, внезапно смутившись, уставился ему в ключицу, но тут же с почти злобным азартом принялся искать точку, что сделает хотя бы тело Эда более откровенным, чем разум. Пусть это было бессмысленно, ему хотелось увидеть подчинение, чтобы тот хоть на миг испытал голод, столь долго мучивший его самого. Но Нигма был неимоверно терпелив - лишь тяжело дышал, ерзал, расставляя ноги шире, и цеплялся за край подоконника, свозя с него ветхую краску. Ему было немного больно - особенно, когда Освальд явно испытывал его терпение - но просить или показывать этого он не стал - лишь жмурился, то опуская, то откидывая голову, и без того пошедшую кругом. Нежной прелюдии и не ожидалось, и он предпочел списать это на неотложность их дела, стараясь более не думать об этом. Однако Освальда надолго не хватило. Намерение переиграть Нигму, стереть его самоуверенность, заставив нуждаться больше своего, быстро утонуло в желании слышать его загнанное сопение у своего уха, вдыхать аромат его кожи и больничного мыла, подспудно думая о том, что этот нехитрый туалет ради их встречи. Одно то, как Нигма дергался, сжимаясь на его пальцах, горячечные пятна, выступившие на его скулах и просящий взгляд поглощали его целиком. Может, и впрямь не зря его шепотком прозвали вуайеристом - сейчас казалось, что он кончит уже от одного наблюдения. О себе он вспомнил, лишь когда Нигма судорожно вдохнул и посмотрел на него с вопросом и ожиданием. Освальд замер, и ладонь осторожно потянулась к его брюкам. Первым его порывом было отпрянуть и закончить все руками, но Нигма смотрел ему в лицо неотрывно. - Позволь я... Освальд коротко кивнул, ощущая, как теплая рука ложится на покрытый тканью пах. Твердость была признанием желания, но ее можно было списать на физиологию, и это успокоивало. - Не дразни, - наконец, смог сердито выдавить Пингвин, и Эдвард, покачав головой со всей возможной серьезностью, тихо расстегнул молнию, развел края ширинки в стороны и стянул его брюки до бедер. На миг бросив взгляд на лицо Освальда, он с прежней бережностью стащил его белье к брюкам и замер. Знакомый, нежный и обманчиво уязвимый вид растрогал его и взбудоражил. - Освальд... Протянутую руку Нигмы Пингвин сразу остановил и мягко отстранил. Эдвард без протеста снова отклонился назад, кутаясь в его пальто так, чтобы не закрываться снизу. Горбиться, подняв при этом ноги, было неудобно, но он хотел смотреть Освальду в глаза, где искал хоть какую-то обнадеживающую слабину. Пингвина эти поиски только рассердили: теперь он не мог даже спрятать взгляд, способный его выдать. В результате он смазал себя вслепую, и от его горящих агрессивным намерением глаз по спине Эдварда прокатился холодок, перебивающий сквозняк из окна сзади. И Освальд не мог отрицать, что опешившее лицо Нигмы придало ему только уверенность. Еще скользкими руками Пингвин подхватил его под бедра, поправляя положение для своего удобства, и наклонился. Теплое касание в тишине холодной заброшенной квартиры отдалось у обоих приятной остротой по позвоночнику. Хотя и не настолько, чтобы показать это и сбросить напряжение. Дыхание Нигмы замерло между ними, и направив себя рукой, Освальд плавно подался вперед. Эдвард зажмурился, пытаясь приказать телу расслабиться, но тут же распахнул глаза, чтобы смотреть на Освальда. Сосредоточенность на лице, вздувшиеся вены на крепкой шее и лбу заставили его задрожать. Давление снизу только началось, а он уже поджался так, что сразу стало больно. Пришлось стиснуть зубы и зажмуриться. Освальд переступил с ноги на ногу и пригнулся к уху Нигмы настолько, что тот ощутил запах его одеколона. - Расслабься, Эд. Нигма дергано закивал, насильно обмякая в подставленные под бедра руки. Только спустя миг он понял, что Освальд давно не звал его по имени. Это отдалось в нем такой тоской, что захотелось объятий, однако острый контролирующий взгляд сразу пресек в нем этот порыв. Все лишь для Готэма. Кисти Эдварда перебрали по краю подоконника, хватаясь сильнее. Недовольство промашкой с именем заставило Освальда сконцентрироваться. Подобрав бедра Эда крепче, он медленно, но неуклонно двинулся глубже, и тут же почувствовал, что ощущения его побеждают. Никогда он не испытывал ничего подобного. Ни когда его зонт врезался в глотку Галавана, ни когда Фиш летела с крыши многоэтажки, ни когда были оглашены результаты выборов. Невыносимо тяжелая волна наслаждения снизу, лихорадочный жар, преданность и ожидание в глазах Эда, несмотря на гримасу боли, куда сильнее выжигали его сознание. Погружение в чувства, которые его заведомо потопят. Почти с ужасом Освальд понял, что его жажда обладания никуда не пропадала - наоборот вернулась к нему с большей силой, собираясь поглотить его самого. И ведь он знал, что так будет. Как всегда, когда ему казалось, что он владеет ситуацией, она затягивала его, как сейчас его затягивало тело Эда. Одно едва слышимое «боже» в его плечо - и он почувствовал, как растворяется в собственном желании. Притиснувшись вплотную, он пораженно замер, и так и стоял, пока согнутый почти пополам Эдвард не выдохнул так горячо, что чувствовалось под тремя слоями ткани. - Освальд... - У Эда ныла спина, но все, что он мог замечать, - исказившееся досадой лицо Пингвина. Едва ощутимо он ткнулся лбом в его плечо. - Просто отомсти... - И уже едва на грани тишины: - Я весь твой. Всю боль, пронзившую слух, прокатившуюся по его внутренностям, Освальд вложил в одно движение. Эд под ним охнул. - Этого ты хочешь? - Пингвин чуть подался назад, чтобы втолкнуться еще резче. Вопрос завис в воздухе, и он повторил его движением. И после спрашивал так настойчиво и неуемно, что руки Эдварда подламывались и едва держали. Пингвин будто решил вернуть ему все его вопросы разом. Однако в хромую ногу тут же вступило, и Освальд вспомнил, кем был. Ему представилось со стороны, как он со своим увечьем нелепо дергается, пытаясь приструнить Эдварда, как вовсе неэротично плюхается сверху его большой живот, и мысль об этом заставила его сжать бедра Эда еще крепче, вбиваясь глубоко, что было сил. Эд застонал, горестно констатируя остатками меркнущего разума, что Освальду и вправду не нужно ничего, кроме как разделаться с ним поскорее. Запирая стоны сжатыми зубами, он с горечью вспоминал, как тот мог быть с ним нежен, если бы сам он когда-то был умнее и не разменивался на то, что не было нужно. Если бы не заблуждался с такой убийственной уверенностью. Каждый толчок со скрипом протаскивал Эда ближе к окну, и раздраженный этим неудобством Освальд схватил его под ягодицы, вжимаясь теснее. Эд глухо взвыл и, чувствуя, как краска подоконника крошится под его взмокшими и слабеющими ладонями, позволил себе ухватиться за плечи Пингвина, оставляя на дорогом пиджаке тонкие белые шелушины. Тот прервался всего на миг, и продолжил быстрее - настолько, чтобы согласие с объятием можно было списать на признание большего удобства позы. Эдварду показалось, что Пингвин хочет пробиться в него целиком, со всем большим животом и ногами. Если не раздавить его на этом самом подоконнике всем весом. Его бедра задрожали, а пальцы на ногах сжались почти паретически. На лбу ощутимо выступила испарина. Но как бы ни было тяжело, он хотел продлить это. Быть ближе как можно дольше. Жаловаться ради этого на боль он счел бесполезным - Пингвин безжалостно парировал бы, что и он получает, что хотел. Или использовал бы его жалобу, как предлог, чтобы уйти. Это бы только все испортило. Его кисти на лацканах пингвиньего фрака задрожали. - Медленнее, - наконец, собравшись, шепнул Нигма так ровно, будто следил за каким-то экспериментом. Освальд на миг замер, наконец, чувствуя, как тело нуждалось в передышке. Растерянность в его взгляде, благо, осталась в снегу за окном, а к Нигме его глаза вернулись холодной свирепостью. - Чем мы по-твоему заняты? - через придыхания процедил Пингвин, втолкнувшись сильнее, и Нигма, зажмурившись, описал головой напряженный круг. - Это план, да, - теперь их дыхание вырывалось в унисон, и Эдвард сглотнул, чтобы не прозвучать загнанно. - Но если ты будешь действовать так отчаянно... Освальд дернулся кверху так сильно, что больную лодыжку свело. Наверняка вывихнул. - Ты не в том положении, чтобы указывать, тебе не кажется? Руки Нигмы злопамятно смяли дорогую ткань в кулаках. Голос в противовес остался холодным. - Это ведь ради Готэма. - Зубы, сдержав шипение, обнажились в ухмылке, и Освальд понял, что теперь они не одни. - Спасибо, что напомнил, - произнес Освальд злее, чем хотел. Эдвард застыл, и рывки Пингвина в его тело снова стали проталкивать его по подоконнику. Если бы он был более открытым, если бы сдался по-настоящему, а не пытался упирать на то, как нужен Освальду сам? «Ты уже видел результат», - сердито прошумело в его голове с нарастающей пульсацией крови, и Эд почти со стороны увидел, как его руки впиваются во вздергивающиеся над ним плечи. Освальд вдруг почувствовал себя спокойнее. Противостоять заносчивости Загадочника оказалось легче, чем глядеть на надежды в глазах Эда. Так было привычнее. Так было проще. Замедляясь и уже размеренно покачиваясь, Освальд выдохнул. - Остановишься на этом? - с ухмылкой спросил Загадочник, но в черноте глаз Освальд прочел иное. То, чему он сопротивляться не мог, в отличие от трусливых подначек. Однако звучало так, будто Загадочник был уверен, что он снова сбежит. Очевидная, жалкая провокация, но она давала шанс продолжать, и на этот раз Освальд четко видел, что нужна она не ему одному. И не ему даже больше. Он осклабился. - Это не я просил медленнее. Нигма опешил от того, как его же слова были развернуты против него, но в следующее мгновение понял, что Освальд его просьбу остаться с ним подольше расшифровал верно. И не ушел. - Да, я. И не отказываюсь от своих слов. Опасливым движением Нигма обвил его плечи, складывая ладони на затылке. «В отличие от тебя», конечно, зазвенело в воздухе, но нежные объятия говорили Освальду, что Эдвард предпочел остаться и глух, и нем. Напускная сердитость на лице Пингвина сменилась трогательным смирением. Нигма попытался двинуться к нему, но было неудобно, и Освальд обхватил его спину, подминая под себя и налегая сверху. Острые колени Нигмы уперлись ему в подмышки, и он почти свернул его длинное тело под себя. Несколько плавных движений - и Эдвард вцепился в него с почти испуганным стоном. Видимо, он все же нашел, что изначально собирался. Прижав его к себе, Освальд двинулся снова, но вдруг услышал такой стон, что в груди отозвалось подсасывающей пустотой. Даже этого было мало. Сдавшись, он лбом приподнял лицо Эда и впился в губы. Нигма затрепыхался под ним, пытаясь справиться с дрожью и прильнуть теснее, но удавалось плохо, и он все равно вздрагивал, когда металлические пуговицы пингвиньего фрака обжигали холодом его живот. Он пытался ловить язык Освальда, но задыхался в стонах и дергался слишком сильно, отчего рот того сползал, пожирая вместо губ подбородок и углы челюсти. Соскальзывая ниже, Эдвард попытался обхватить спину Пингвина голенями, но тот располнел достаточно, чтобы даже длинные ноги беспомощно засучили по бокам. Однако мысль о том, что Освальд теперь не даст ему свести ног, пока не закончит, взбудоражила его еще сильнее, и он с судорогой выгнулся к ласкающим его рукам. Когда из кармана Пингвина на его живот выпала холодная цепочка монокля, его дыхание замерло, а пресс окаменел. Освальд воспользовался его замиранием чтобы втолкнуться точнее, и Нигма слюняво заскулил ему в плечо. - Больше никаких медленнее, Эд, - жестко сказал Освальд ему на ухо, и протолкнулся так, что тот вцепился в него, а ткань фрака затрещала. Больше Освальд не останавливался. Ягодицы Эдварда часто шлепали по подоконнику, пока его бритый затылок с дребезжанием бился о стекло. Освальд спешно подставил под него ладонь, но стук стал только чаще. Сладкая судорога пробивала его снизу до хохолка укладки, рубашка промокла, и с каждым толчком из воротника выбивался запах одеколона, а Эд пытался уткнуться в его шею, без конца повторяя его имя, будто хотел что-то попросить, но не мог. Жалованное пальто соскользнуло с его плеч, но никому уже не было дела - да и масляно-потные руки Пингвина уже занялись им снизу. И без того осипший голос Эдварда стал на порядок выше, а потом и вовсе заглох, будто комом застрял в горле. Освальд замер, не желая пропускать момент, и уже в тишине дважды сдернул кистью вниз. Казалось, он тушит свечу, с которой льется расплавленный воск. С открытым ртом Эдвард выгнулся к нему в неконтролируемой дрожи, и остановиться не мог с минуту, после скрючившись под ним, как эмбрион. Освальд не стал его гладить даже для успокоения, понимая, что любое прикосновение сейчас ввергнет того в агонию ощущений. Лишь ждал, прислушиваясь к редким, трудным вдохам. Притихнув, Эдвард старался не двигаться. Он чувствовал, как член Пингвина все еще пульсирует в нем мелкими толчками, распирает, и не мог не подумать, что подобная выдержка - результат нынешней ночной жизни Освальда. Избегая ерзать, он обессилено облокотился одной рукой, а второй аккуратно расправил подол пингвиньей рубашки, убеждаясь, что пятен не было. Но закончив, край ткани не отпустил. Освальд выпрямился над ним на руках, и он ухватился сильнее. - Мне нужно... - Эдвард сглотнул, заглядывая Пингвину в глаза. - Хоть часть тебя... Освальд замер. Внизу все отяжелело и ныло, будто вся его кровь гнала бедра вперед. В конце концов, это ничего не докажет... Короткими глубокими толчками он всадился еще несколько раз, чувствуя, что Эд стал еще туже. Тот снова зашелся крупной дрожью, будто попал под линию напряжения - ни оттолкнуть, ни расцепиться, ни закричать. Вцепившись в его ягодицы, Освальд дернул его к себе сильнее, и ладони Нигмы бессознательно забегали по его груди, боясь и вцепиться, и оттолкнуть. В глазах потемнело, а тело забилось в новой судороге. Освальд подобрал его колючий затылок рукой, плавно наклонился и, приложив его лицо к своему плечу, в несколько рывков похоронил в нем весь свой жар. Высвободив руки, Освальд выпрямился. Его взгляд бездумно застыл на свисших бедрах Эдварда, и на собственных дрожащих над ними пальцах. Он чувствовал, что Нигма смотрит, и что сам он проигрывает, но желание провести от этих колен вверх, притиснуть к себе невыносимо подкатывало к самому горлу. Наконец, испугавшись, что этот импульс пересилит, Освальд достал платок из нагрудного кармана и принялся вытирать живот Нигмы. - Всегда джентельмен, - нарочно улыбнулся Эдвард, но Пингвин только дернул губами и продолжил столь же методично. Весь этот неловкий туалет Нигма неотрывно изучал его лицо, но не увидев ничего, кроме хмурой озабоченности, вытянул платок из его руки и принялся оттираться сам. Освальд вдруг почувствовал, как здесь холодно. Когда Эдвард закончил и потянулся к нему, он едва успел перехватить его запястье. Вернув платок себе, он наскоро смахнул с себя склизкое, подтянул белье и застегнул брюки. - Я буду ждать тебя в «Айсберг Лаунж». С Гордоном. Не сомневаюсь, Бэтмен потянется за ним. Нигма стиснул зубы и присел. - И это меня он укорял в сотрудничестве с полицией. Лица обоих остались серьезны. Выудив из-за спины пальто, Нигма протянул его Пингвину. - Помни о сделке. - Как тут забудешь, - скривился Освальд, и с трудом припадая на здоровую ногу, поднял с пола оброненные цилиндр и зонт. Нигма замер, остро пожалев, что не опередил его в этом, но не успело это отразиться на его лице, Пингвин мотнул носом в сторону пальто. - Оставь себе. Холодно. Закрыв за собой дверь, Освальд выдохнул и, едва касаясь, потрогал белые шелушины на плече. Наконец, зажмурившись, он стряхнул их на пол, но часть все равно налипла на его еще потную руку. Почувствовав это, он поднял ладонь к зрячему глазу. Почти полминуты он рассматривал кусочки краски, прежде чем скатать их в пальцах и убрать в карман.