Держась за руки

Игорю с Сережей захотелось просто как-нибудь пройтись вечерком по остывшим после дневного накала, постепенно погружающимся в тишину улицам, дыша ставшим более-менее чистым воздухом на пороге ночи - насколько такое осуществимо в мегаполисе. Держась за руки. Чего в Санкт-Петербурге, который «большой брат» американского, сделать было невозможно, ни днем, ни ночью, во всяком случае, спокойно наслаждаясь прогулкой. Так, чтобы в сердце сохранилось живым драгоценное воспоминание без капли дегтя, а то и целого ушата. Пришлось отправляться за исполнением желания в Европу, по сложившейся традиции, более цивилизованную – то окно туда прорубай, то бороды искореняй. - Пошли, прогуляемся. – предложил Игорь Сереже, звякнув с работы, на которой, как обычно, задержался - туши свет. Они встретились у Дома Книги, как раз когда начали загораться всегда напоминающие о временах Достоевского фонари, в конце августа темнеет рано. Потому Сергею пришлось отказаться от конспиративных зеркально-черных очков в пол лица, чтобы не привлекать к себе еще больше удивленного внимания, чем без них. Свои слишком бросающиеся в глаза при любом освещении ярко-рыжие волосы Сережа, во время их с Игорем вылазок «в свет», собирал в хвостик и прятал под бейсболкой «Бостон Ред Сокс». Этот маленький, трогательный и забавный, совершенно птичий хвостик, задорно торчащий над фиксирующей обхват лентой, непрестанно умилял Игоря и притягивал магнитом потрогать его. Сам он в целях конспирации патриотично прятал лицо под козырьком оголтелого фаната «Зенита-чемпиона». В свою очередь, Сергея так же неизменно тянуло пошутить, что вовсе без какого либо головного убора майора Грома никто не узнает тем более наверняка. - Только не говори, что мы собираемся болтаться на ночь глядя по Марсову полю или маршировать вокруг Михайловского замка, я, может, призраков боюсь. – поняв, в какую сторону его ведет Игорь, шутливо запротестовал совершенно счастливый их променадом Сережа, перейдя под конец на драматичный шепот. - Мимо Спаса-на-Крови прошел и не ахнул, так держать, я в тебя верю, ты справишься. – хмыкнул Игорь в ответ, который чего бы в этот момент не отдал за то, чтобы обнять Сережку за плечи, привлечь к своему боку, тепло и ласково, и идти дальше только так. Но было нельзя. Не в Венеции, чай. Салют, Северная Венеция. – Все, уже пришли, а ты уже разнылся. - Куда пришли? – непонимающе повел тот головой. Было чему удивляться, учитывая, что они остановились на почти обезлюдившем к этому часу мосту. Мосту втройне, то есть Трёхарковом, а выражаясь предельно точно, том из них, который Театральный. - Вниз глянь. – улыбаясь с каждой секундой все шире, заговорщицки подсказал Игорь, типа незаметно покосившись на тихо плещущуюся в гранитных берегах мутную невскую водицу. Сперва Сережка ничего не заметил, а потом и впрямь ахнул, да так от души, что сторицей вознаградил Игоря за тщательно спланированный сюрприз. - Это что?!.. - Да быть того не может, чтобы все было настолько плохо. – деланно закручинился Гром. – А на что похоже? - Плот?! - Сам сделал. – гордо выкатил грудь колесом Игорь, глаза которого и задорно смеялись, и ласково теплились. – Вроде, не потонем. Я тест-драйв провел, и, как видишь, стою перед тобой. Я не привидение, если че. Сережка заворожено любовался связкой бревен, в безудержном детском восторге, какого не удостоилась ни одна из венецианских всемирно знаменитых туристических красот, буквально раскрыв рот от радостного потрясения. Губы его взволнованно приоткрылись, самую малость, но настолько немыслимо заманчиво, что не поцеловать его было просто нереально, но было нельзя! Нельзя! Можно было лишь незаметно, кратко, быстро и ненадолго, сжать в ладони его тонкие, чуткие, нежные пальцы. - Полезай, гардемарин. – героическим усилием воли заставил себя Игорь отстраниться, присел на корточки, выудил из-за пазухи веревочную лестницу и занялся ее мудреным привязыванием к художественному чугуну ограждения. Что Сережа запросто сможет спуститься, он не сомневался нисколько, отлично помня, с какой ловкостью тот слету поймал булыжник в день их первой встречи. Так, блин, и познакомились, что лучше никому не рассказывать. – Или давай я первым? - Ты уверен, что такое вообще законно? – засомневался Сережка, которому вместо прагматичности хотелось пройтись колесом, кричать и размахивать руками, точно крыльями, и плевать что о нем при этом подумают. Еще сильней хотелось только поцеловать Игоря, обнять изо всей силы и целовать так, что детям до шестнадцати такого точно нельзя видеть. Но этого было делать совершенно точно ни в коем случае нельзя. - У меня ксива, у тебя бабки, как-нибудь отстреляемся. – пожал майор Гром плечами, напоследок проверяя «сходни». Само собой, он подстраховался на всякий пожарный – закон о тишине могли нарушить исключительно моторки, которых после восьми на Мойке не должно было быть, однако Дубина он все-таки пристроил, пока их не было, зорко наблюдать за тем, чтобы никто в него не врезался. Отмашку дал сразу на выходе из метро, «сняв с поста» по мобильнику, попутно наплетя про неуловимые холодильники, ставшие для Димы целой стаей белых китов, отловить которые идея-фикс и во имя этого никакого личного времени не жалко. Некрасиво, конечно, было так поступать, а с Юлей у него вообще нехорошо получилось, так что оставалось лишь уповать на то, что они с Сережкой не окажутся ее следующей сенсацией, поскольку Пчелкина откуда-то снайперски целится в них из объектива в эту самую минуту. - Ты же сказал, что тебя укачивает. – вспомнил вдруг Сережа, рассмеявшись. – А еще, что никогда мне не врал. - Подумаешь, приврал чутка. – засмеялся и Игорь, любуясь сиянием его глаз. И огненно-рыжим смешным хвостиком. И… И… Всем им, какой есть, короче! – Ну что, по коням? В смысле, гардемарины – вперед? Свое эстетическое удовольствие майор Гром получил, зачарованно любуясь с какой фантастической грациозностью Сергей словно спорхнул на неказистое бревенчатое сооружение и уверенно встал на ноги, даже не покачнувшись. Спустившись за ним следом, Игорь по-хитрому дернул веревочку, весь узелок и развязался. В ответ на что Сережа не менее лихо вытащил тяжелый, между прочим, якорь. Обменявшись искрящимися весельем взглядами, им было незачем произносить этого вслух: «Отличная из нас получилась команда». Правда Игорь подумал про себя, что это Сергей не видел того, чему стал вечным свидетелем Димка – сколько раз у него не фига не вышло перед этим. - Нет уж, позвольте мне, наслаждайся поездкой. – перехватил Игорь первым лежащий на плоту длинный шест. Удочки для отвода глаз тоже наличествовали. – Я тебе еще и спою. Как полагается, как там эти горланящие серенады лодочники называются. Сережа преждевременно, зато по сути и от души, негромко, но горячо захлопал, выкрикнув шепотом: - Браво! Игорь подождал, пока, так сказать, почтеннейшая публика рассядется по местам, скрывая смущение откашлялся, деловито приноравливаясь шестом к течению, и завел вполголоса: - Мы вышли из дома, когда во всех окнах Погасли огни один за одним Мы видели, как уезжает последний трамвай. Он успел спеть из репертуара «Кино» довольно много, все менее подходящего случаю, руководствуясь в выборе тем, что больше всего пришлось по душе ему самому и именно этим, соответственно, хотелось поделиться с тем, кому отдано сердце – звучит караул как старомодно, а лучше, как не пыжься, никак не скажешь. Цель их маленького сумасшедшего путешествия уже вовсю замаячила на горизонте, Игорь в аккурат напрягся, что Сережка не догадывается об этом, тогда не факт, что он решится на то, ради чего это все и задумывалось. - Скажи мне, что я не ошибаюсь… - совсем другим, чем только что, голосом произнес Сережа, будто во сне, с ноткой печали из-за нежелания расставаться с дивным волшебством сновидения. Которое теперь можно было не бояться, что разрушит хренова моторка, благо заблаговременно предупреждая о своем нежелательном появлении, на случай которого у майора был заготовлен сигнальный фонарик. - Нисколько. – ответил Игорь, не узнавая собственного голоса, столько в нем прозвучало переполняющей его любви к этому рыжему чуду… в перьях… Его снова потянуло откашляться, прежде чем продолжать. – Ты получше моего знаком с историей этого моста, легенды мне так же незачем тебе пересказывать, и то как одно предвосхищало другое, ты тоже в курсе. - Ты о том, что мост был назван Поцелуевым всего-навсего из-за кабака поблизости, затем на нем расставались с уходящими по этапу ссыльными, обнимая и целуя своих любимых на прощание, для кого-то последнее, а потом поцеловаться в этом месте стало считаться для влюбленных добрым знаком, заклятием на вечную любовь? – мягко улыбнулся Сережа, по-кошачьи плавно поднимаясь на ноги и делая к Игорю единственный разделявший их шаг. - В Венеции нам не удалось задуманное, пускай тогда все получится в Северной Венеции. – сказал Игорь больше, чем собирался и был страшно рад, что Сережка услышал все, вдруг сказавшееся само по себе. Ничего принципиально нового, конечно. И все же… Якорь был брошен в непроглядной черноте под мостом, надежно скрывшей двух любящих друг друга людей от чужих и недобрых глаз. Игорь, весь в растрепанных чувствах, зачем-то продолжал держаться одной рукой за упирающийся в дно шест, как если бы шквальные порывы этих самых чувств грозили унести его до финской границы, а то и за пределы земной орбиты. Странно, но когда Сережина рука, во тьме, безошибочно легла поверх его, ухватившись за тот же кусок дерева, он явственно ощутил это тем самым добрым знаком, над которыми большинство смеется, лишь немногие в них верят. Скрывая это ото всех остальных. Поцелуй Сережи был как первый. И с ним, и в его, Игоря, жизни вообще. А чувство было Настоящим. И ощущения доброго знака, и их друг к другу чувства.