И пропадает в миллионах на век

Лучше пускай алкоголь лишь бы, что-то по венам текло. Если пусто до тошноты и тихо-тихо внутри, я снова боюсь темноты. Лучше пускай меня рвет и пульсирует между висков. Если шрамы под рукава и больно не на словах, то значит, еще жива… Тур давался Честеру не просто морально. Он ежидневно созванивался по скайпу с детьми, общался с ними, говорил, как сильно тоскует, хочет прилететь к ним, всеми вместе отдыхать. Слова текли из души. Деткам никогда не врал, не позволял, иначе понимал, придется в дальнейшем, объяснять горькую правду. Сладкая ложь всегда хуже. В расписание дня входили онлайн-занятия с психологом. Честер принял решение, не оттягивать момент решения душевных проблем, начал пробатывать уже сейчас, не хотел, еще больше мучиться от сердечных ран. На концертах отдавался по полной. Выкладывался, показывал фанатам все на, что только способен. Буквально изнурял себя там. Воспоминания с любимым Крисом, никак не желали, покидать сознание. Держал горькие слезы обиды внутри. Никто не должен видеть страдания. После концерта Честер не шел вместе со всеми в бар, как делал раньше, светлые эмоции буквально вышибли, запирался у себя в номере, сидя у стены с поджатыми коленями, обнимая себя, громко рыдал, не сдерживая туман боли, где-то под ребрами. Пару раз доходило до того, что Беннингтон терял сознание, тому способствовали долгие рыдания, ни один из участников группы не видел, сгорающего в одиночестве Чезза. Он страшился, заглянуть вперед туда, где остался совсем один одинёшенек без малейшей капли любви. Понимал, надо держаться для детей, фанатов, СМИ в конце концов. Оно надо, чтобы желтая пресса раздувала грязные слухи от одного разбитого внешнего вида? Конечно нет. Большая ответственность перед всеми давала Чеззу, нажать на тормоза, спрятать чувства в долгий пыльный ящик. Будет ли кто-то любить тебя так же сильно, как любила я? Боюсь, что да. Боюсь, что да. Боюсь, что да. Будет ли кто-то любить тебя так же сильно, как любила я? Боюсь, что да. Боюсь, что да. Боюсь, что да… — Чезз, нас сегодня на один корпорат позвали, — говорит Майк, заглядывая в номер приятеля, — Ты готов идти? — Шинода, серьезно? Корпорат? С каких пор рок-группы зовут на корпоративы? Я отказываюсь, на подобных мероприятиях выступать. Мало того, что низко, — сделав не большую паузу, солист чуть тише продолжил, — Мы совершенно другого формата группа, из офисных гулянок давно выросли. Майк, мы собираем целые блять стадионы, ты мне тут про корпоратив заливаешь. Это прикол? — Чезз. Честер, ты не верно понял меня, нас позвали не тот корпоратив, про какой ты успел, себе надумать. — И какой же тогда? Надеюсь, они в райдер не вписали пункт: «Выступление в костюмах Санты Клауса»? — продолжает язвить солист. — Нет такого от нас не требовали, — усмехнулся Майк, пожимая плечами, — Корпоратив для одного состоятельного человека. Он фанат нашей музыки, в частности тебя, и хотел, чтобы мы выступили на дне рождении его дочки. — Сколько девочке лет? — Шестнадцать исполняется. Я заранее выяснил, а то пришлось бы, выступать на детстком празднике феечками. Честер над словами Майка расмеялся: — Знаешь Майк, выступать феечкой, мне не привыкать. Ты просто никогда не организовывал детсткие праздники. Ладно Шинода..Идем, а то нас по-моему заждались, и не думай, что тебе удалось, меня уговорить. Просто давно в люди не выбирался. Надоело на едине со своими мыслями оставаться, — наконец поддался уговорам Честер, последний раз глянув на себя в зеркало, вместе с полу-японцем покинул номер, в душе боролся с сомнением, а правильно ли поступил, согласившись на предложение Майка. Лучше пускай алкоголь, лучше дай мне последний огонь. Чтоб в конце туннеля брести, мне так нужен этот свет, его хватит на сотни лет. А ты что-то большее, чем все. А ты сильнее, чем было и есть. Будешь лучшим кому-то еще, боль по ресницам течет. Молчание - лучшая месть.