Re: The hateful life in issekai

Забыть боль так трудно — но ещё труднее помнить хорошее. Счастье не оставляет шрамов. Мирные времена ничему нас не учат. Чак Паланик; Дневник.

Поместье Астрея.       Жёлтое пламя извивалось на тонкой деревяшке. Жара от такого маленького пламени было мало, но его было достаточно, чтобы приносить боль моему лицу, что было совсем близко.       — Ситуа~ция в Столице сейчас не са~мая спокойная. — Почти пропел Розваль. Кружка ударилась об блюдце. — Сплетни распространились с ужаса~ющей ско~ростью.       — Удивительно почему. — Выплюнул Хейнкель с огромным сарказмом.       Огонь обжог пальцы заставив их расслабиться и выпустить спичку, которая ещё не успела упасть на пол, уже потухла. Пальцы полезли за ещё одной.       — Ага, теперь мы самый противоречивый лагерь в этих выборах. — Проворчала Фельт. — Половина дворян, сейчас не делают ничего, кроме как поливают нас грязью.       — Мы тебя поддержим в любом случае, Фельт-тян. — Заверила её Эмилия.       Спичка вновь зажглась. Огонь вновь стал ласкать лицо и глаза. Из отражения в зеркале смотрели два пустых медовых глаза.       — Будь моя воля, то меня бы здесь не было. — Хмуро произнёс Хейнкель. — Столько денег на помойку выкинул…       — Единственное место куда ты тратишь деньги — это бухло. Будь всё иначе, то Фландрия не была бы такой раздробленной. — Заметила Фельт с усмешкой. — И твои деньги пошли на благое дело. Помогли сохранить жизнь Нацуми.       — Тц… — Больше ничего не сказала Хейнкель, но этим самым показывал, насколько он был недоволен всем этим.       Пальцы сжались в кулак. Огонь впился в кожу и потух. Потухшая спичка вновь упала на пол. Пустая коробка тоже медленно опустилась на небольшую кучку пепла. Глубоко вздохнув, я развернулся лицом к ко всем присутствующим.       — Меня больше волнует итог всего этого, а не пустые сплетни и шатания народа.       — Ну~…ты однозна~чно поступила глу~по. — Сказал Розваль, смотря на меня одним глазом. — Прямо сейча~с тебя приравняли по силе к Ре~йнхарду. — Указал на Святого Меча маг. — Однако, по ста~тусу…можно про~сто сказать, что в глазах дворя~н тебя не~е~е~ет.       — Ясно. — Только хмыкнул я, не особо обеспокоенный этим. Для дворян я и до этого не существовал, а сейчас они просто ещё и гнобить меня будут. Не особо большая разница. Взгляд сам собой наткнулся на Хейнкеля. — Ах, да…ты же что-то хотел.       — Да, хотел. — Сузил глаза Хейнкель. — И я бы очень хотел, чтобы ты сказала мне это прямо сейчас, чтобы мне не было необходимо тут торчать.       — Сомневаюсь. — Ответил я, садясь на диван. — Всё же ты всё ровно не сможешь спасти Луанну без моей помощи.       Хейнкель стиснул зубы, а стоящий позади него Рейнхард нахмурился. Об причине почему его отец решил помочь нам, он не знал, а от того и был удивлён этим. И особенно тем, что я знал «лекарство» и не говорил об этом.       Удивление от того, что он ощутил себя преданным у меня не было. Впрочем, Рейнхард быстро смог подавить это.       — Но даже так, мне понадобиться довольно много времени на это…и очень много попыток. — Я налил себе чай и откинулся с кружкой на спинку дивана.       — Ты так и не ответила. — Хмуро сказал Хейнкель наклонившись вперёд и внимательно слушая мои слова. Его сын и Розваль тоже обратились к слуху. Эмилия и Фельт лишь немного любопытствовали.       — Все же знают, что такое Од-Лагуна? — Спросил я, отпивая чаю.       — Се~рдце нашего ми~ра. Место, что порождает манну и жи~знь. — Ответил Розваль.       — Ага, Бог и Исток всего и вся в этом мире. Кроме Грехов, что могут прогибать под себя Исток. И единственное, что может попасть в Од-Лагуну это манна и душа, которые сразу же будут переработаны. Круговорот жизни и всё такое.       Од-Лагуна очень странное место, о котором невозможно судить, ведь в него ничего не может попасть. Даже Грехи по одному не могут туда проникнуть. Но могут коснуться его, что и позволяет им менять реальность под себя.       Луис, Сателла и я прямые примеры этого. Чревоугодие, Зависть и Гнев прикоснулись к Од-Лагуне напрямую. Что это значило не совсем ясно, ведь я просто не вижу изменений. На мою душу однозначно как-то это должно было повлиять, как и на души Луис и Сателлы.       Что-то изменилось, но не ясно что. Даже тот факт, что что-то изменилось был мной замечен уже намного после.       — К чему ты клонишь? — Спросил Хейнкель. Мои глаза встретились с его.       — Од-Лагуна — Исток и Конец. В ней всё начинается и заканчивается. Каждая душа рано или поздно вернётся в Од-Лагуну. В случае смерти, конечно. — Улыбнулся я. — А состояние Луанны не является ей, но её душа не находиться в теле.       Хейнкель и Рейнхард только нахмурились, а вот глаза Розваля на мгновение расширились, но он мгновенно вернул себе лицо, так, что никто кроме меня не увидел этого. Всё же кто-кто, а клоун был тем, кто лучше всех из нас знал о душах. Как-никак уже четыре сотни лет перемещается по телам своих детей.       Мерзко и бесчеловечно, но таков уж путь, что выбрал Рос-чи. Осуждать не мне его, хотя было бы ещё лучше не будь в его планах меня.       — И как я знаю, единственные кто может такое провернуть это Зависть и Чревоугодие. — Просто сказал я, наблюдая как распахнулись от удивления глаза двух Астрей. — Печать не особо помешала бы Ведьме провернуть такое, будь у неё желания. Только это явно не она. Ей просто нет смысла делать что-то подобное.       Перемещать меня в этот мир у неё тоже не было смысла, но причину моего попадания в этот мир ещё предстояла выяснить. Конечно, если это было важным обстоятельство.       — И какой тогда смысл у Чревоугодия? — Спросил Хейнкель, который вроде и обрадовался тому, что его поиски продвинулись, а вроде и был напуган результатами.       — Чревоугодие. — Пожал я плечами. — У воплощения голода только одна цель — утоление голода. Они пожирают суть человека. Память, душу, существование.       — Тогда какая це~ль у воплоще~ния Гордости, Нацуми-чан? — Улыбнулся Розваль, сверкая своими глазами, что были разных цветов. И от его вопроса все глаза уставились на меня.       Мой же взгляд только опустился в моё отражение, что было в кружке. Чревоугодие стремилось утолить голод. Жадность стремилась иметь всё, что возможно иметь. Гнев стремился сжечь всё, что его вызывало. Лень стремилась к бездействию. Похоть стремилась к разврату. Зависть стремилась к тому, чего нет у неё.       Гордость стремилась к тому, чтобы стоят выше остальных. Это была правда, но также и ложью. Ведь Гордость уже стоит выше остальных и ей не нужно доказывать это остальным, что по определению стоят ниже неё.       Тщеславие стремилось к тому, чтобы стоят выше остальных. Гордость уже стояла выше других. Тщеславие стремилось к подтверждению своего превосходства, к признанию. Да, оно было одной из формой Гордости, но между ними было разница, что не позволяло называть одно другим.       — Нацуми не является воплощением Гордости. — Хмуро сказал Фельт, сложив руки на груди. Придворный маг только усмехнулся, но ничего не сказал.       — Она им была. — Сказал Хейнкель. — Даже отреклась от этого имени, что уже означает, что она считала себя Гордостью.       — Хороший актёр должен стать тем, кого он играет. — Мои слова прервали начинающий спор. — Чтобы передать суть персонажа, надо им стать. Может мне и не было прям необходимо становиться ей, но раз я взялась за это, то стоило играть роль до конца.       — Но ты же не плохой человек. — Чуть нахмурилась Эмилия. — Как ты могла играть роль…плохой девушки?       — С чего ты взяла, что я не плохой человек? — Вскинул бровь я, смотря в аметистовые глаза. — В этой комнате только ты с Фельт можете быть таковыми.       И Эмилия и Фельт нахмурились, каждая по своей причине. Первая не считала себя хорошим человеком, а вторая считала меня хорошим человеком. Остальные же в комнате никак не отреагировали на мои слова, принимая их как факт.       У каждого были свои скелеты в шкафу, об которых они сожалели. Я же не сожалел ни об одном из этих скелетах и игнорировал чужие.       — Так что же всё же жела~ет Гордость? — Пока две кандидатки были заняты размышлениями, решил вновь повторить вопрос Розваль.       — Удовлетворения. — В этот раз я ответил сразу. Без каких-либо колебаний и сомнений. — Спокойствия. Увидеть Ничто.       — И ты до сих по~р стремишься к этому, Нацуми-чан? — Наклонил голову на бок Рос-чи, заглядывая в мои глаза. — Или же~… — его взгляд метнулся к Фельт. — …вы уже дости~гли это~го.       — Я отказалась от имени Гордости, а не от своей цели. — Ответил я ему. — [Совет Мудрецов] никаким образом не может заставить меня отказаться от моих желаний. Точно также, как и тебя, и Хейнкеля. Уж больно жадные вы.       Губы Розваля дёрнулись вверх. Он точно знал, что об его цели мне было известно и раз я никак не показал своё отвращение к этому, то, как минимум не против его действий. Что было недалеко от истины, ведь я не мог испытывать отвращение к тому, чего не ведаю.       — …и насколько сильно это Чревоугодие? — Спросил после своих размышлений Хейнкель, меняя тему.       — Ну… Вильгельм проиграет им. — Ответил я чистую правду, наблюдая как его выражение лица стало ещё более хмурым.       — Им? — Зацепился Хейнкель.       — Да, «им». — Кивнул я. — Чревоугодие не одно, их трое. Гурман, Причудливое Поедание и Насыщение. И только двое из них могли «съесть» твою жену. Третье Чревоугодие даже при всём твоём желании ты не найдёшь. Ну, разве что только уже…когда тебе до этого уже не будет дела.       — А ты многое знаешь. — Усмехнулся патриарх семейства Астреи, на что я пожал плечами.       — Я всё же какое-то время была Архиепископом и общалась с другими. Пусть и не долго. — Пригубил я свой напиток, блуждая взглядом по комнате. — Хотя с некоторых из них я в глаза не видела.       Капеллу, Регулуса и Причудливое Поедание, если быть точным. И среди этих троих только Похоть была самым неизвестным Архиепископом, точная сила которой была мне не известна. Как и способ её убийства.       — …так чтобы вылечить Луанну нужно убить Чревоугодие? — Спросил Хейнкель.       — Если всё упростить, то да. Необходимо убить одного из Чревоугодия, чтобы его [Авторитет] достался мне. Дальше остаётся только… — Я осёкся. Знать про Луис и Коридор Воспоминаний ему не обязательно. — …дело техники.       — Так, Нацуми-ч~ан носитель Лени, Гнева и… Гордости? — Спросил Розваль на что я пожал плечами. Первые два однозначно есть у меня.       Пустая кружка была поставлена на блюдце, а я откинулся назад на спинку дивана, скрестив ноги. Взгляд сам собой скосился в сторону Фельт, которая подпирала руками голову, смотря на стол и о чём-то размышляя.       — Думаю нам пора~. — Пропел Рос-чи, ставя пустую чашку на стол. — Спаси~бо за чай и гостепреи~мство.       На этом Розваль и Эмилия покинули поместье. Хейнкель отправился в свой кабинет, который оказывается существует. Рейнхард также покинул нас по своим делам, которыми я уже не интересовался.       — Как это всё муторно-о-о-о… — Зевая протянул я. Психологическая усталость давала о себе знать, в отличие от физической, что уже почти не беспокоила меня. Всё же, здорового сна последние дни у меня не было.       — Да… — Согласилась Фельт без особого энтузиазма.       — Что-то не так? — Спросил я, привлекая внимание алых глаз.       — Нет, ничего. — Ответила она, вновь опуская взгляд и заставляя меня нахмуриться.       — Знаешь, в нашем дуэте именно я должна быть заносчивой сукой, а не ты. — Сухо сказал я, вновь привлекая взгляд алых глаз. — Очевидно же, что такая роль тебе не подходит. Поэтому, если что-то не так, то говори сразу.       — Ничего серьёзного не случилось. — Нахмурилась Фельт. Я громко выдохнул.       — Когда кто-то говорит такую фразу, она означает: «все не в порядке». Иначе бы я не стала говорить её на постоянной основе.       — И почему ты тогда не говоришь сразу, а ждёшь до последнего? — Саркастично спросила принцесса-воровка.       — Потому что я уже привыкла к этому. — Честно ответил я. — Моя жизнь была…ну, чуть лучше, чем жизнь в трущобах, но не так уж и сильно. Улучшаться она начала довольно поздно. А сейчас я вообще можно сказать катаюсь в шоколаде.       — И…ты не скучаешь? — Тихо спросила Фельт.       — Ну…может немного по сёстрам. И по…ещё кое-кому. — Спустя пару секунд ответил я. — Но это не так уж и важно.       — Опять. — Сказала Фельт. Я непонимающе наклонил голову. — Ты снова уходишь от вопроса.       — Возможно. — Улыбнулся я ей. — Но ты сделала тоже самое. — Принцесса-воровка отвернулась с немного красными щеками. — И моя тоска не так уж велика, чтобы обращать на неё внимание, в отличие от твоего грустного настроения. Они далеко, а ты близко.       «Очень далеко.» — Добавил я мысленно. Впрочем, даже в первый день моего пребывания в мире Од-Лагуны, я не задумывался о них. Потеря прошлого — закономерный итог попадания в другой мир, а от того и было бессмысленно размышлять об этом.       — Так…что случилось? — Наклонился вперёд я.       — Просто…мысли. — Как-то вяло ответила Фельт. — Я… — Алые глаза спрятались под веками. — …люблю тебя.       — Да, я знаю. — Моргнул я, стараясь не скривиться от боли. — Это как-то связанно или ты просто решила напомнить мне? Я не страдаю склерозом, если что.       — Не знаю, что это, но память у тебя иногда даёт сбой. — Сказала Фельт, вызывая у меня смешок.       — Склероз и означает проблемы с памятью. — Ответил я на вопросительный взгляд принцессы-воровки. — И если ты про то, что я не запоминаю чужие имена, то тут ты ошибаешься. Имена людей я запоминаю также, как и все. Я просто не хочу называть людей по их именам.       — И почему тогда кого-то ты зовёшь по имени, а других нет?       — Потому что хочу. — Пожал я плечами. — В этом нет особой логики, мне просто нравиться притворятся, что я не знаю чьих-то имён.       — Это жутко на самом деле. — Нахмурилась Фельт, на что я только приподнял брось.       — Во-первых, об этом никто не знает. — Ухмыльнулся я. — А, во-вторых, есть вещи и более жуткие чем это. И такие жуткие вещи обычно имеют свойство быть ироничными. Не святой святой там или что-то такое. И мы вновь ушли от темы.       — Да… — Вздохнула Фельт, замолкая на минуту. Я только молча наблюдал, ожидая её слов. — Я просто…думала… — Красный цвет медленно наполнял лицо принцессы-воровки. — …о нас.       Алые глаза со страхом и предвкушением смотрели на меня. Красное от смущения лицо и закушенная губа только дополняли образ, от которого…я засмеялся, заставляя Фельт краснеть ещё сильней, но теперь не только от смущения.       — Да уж, чудо ты, чудо принцесса. — Искренне улыбнулся я ей. И это улыбка медленно потухла. — Лучше не стоит.       — Но…       — Не нужно. — Оборвал я её. — Будет только больней, если ты продолжишь. — Кривая улыбка тронула моё лицо. — Год не такой уж и большой срок.       — Именно поэтому не стоит откладывать это на потом. — Не отступила Фельт, сощурив глаза. — Особенно когда это может быть последний год…       — Ты настолько не веришь в меня? — Ехидно спросил я, но принцесса-воровка только хмуро посмотрела на меня. Вздох сорвался с моих губ. — Да ладно тебе, Фельт. Жизнь не кончается этим годом и не зацикливается на мне.       — Только мне решать на чём зацикливаться, а на чём нет.       — Да, но ответа тогда ты от меня не получишь. — Просто сказал я. — Я уже сказала, когда смогу дать ответ и пока этот срок не сдвинулся.       — Пока? — С ухмылкой спросила Фельт.       — Не буду врать, но что-то, к тебе я чувствую. Но это явно не то, что чувствуешь ты ко мне. Возможно. — Беспомощно развёл руки в стороны я. — Даже мне не понятно, что это. Привязанность, дружба, любовь или что-то ещё. Я без понятия.       Хрустнув шеей, я поднялся с дивана, размяв и спину. Тело клонило в сон, несмотря на время.       — Так что… — Протянул я, смотря в алые глаза. — Мне нужно время. Ну, или более агрессивные действия. — Усмешка сорвалась с моих губ, когда я шёл к двери. — Что тебе больше нравиться, то и выбирай.       «Надеюсь, что выберешь первое.» — Подумал я, когда дверь позади меня закрылась, а я неспешным шагом шёл в свою комнату. Было глупо думать, что Фельт из всех людей выберет вариант подождать, когда есть вариант действия. Зачем я вообще ей сказал об этом?       — …кто знает? — Пожал плечами я, продолжая блуждать взглядом. — Почему Гнев не позволяет видеть свои собственные эмоции?.. печально…очень печально.       Будь это так, было бы слишком легко, по-видимому, а жизнь, как известно не бывает лёгкой. Чтобы жить, нужно преодолевать проблемы и у каждого они свои. И в этом эти проблемы намного существенней чем в прошлом.       — …Мейли? — Позвал я сразу же, как открыл дверь в комнату. Оливково-зелёные глаза вынырнули из-под одеяла.       — Сестрица! — Радостно выпрыгнула маленькая убийца из-под одеяла, врезавшись в меня. Хватка у неё была невероятно цепкая, словно я сейчас исчезну.       — Да, да, да, я здесь. — Похлопал по голове её я, закрывая за собой дверь. — Твоя любимая сестрица никуда не уйдёт… — Взяв Мейли на руки, я подошёл к кровати, на которую лёг вместе с ней. — Что нового?       Юная убийца стала трещать обо всём. Абсолютно. И я это внимательно слушал, заменяя Эльзу, которая пропала из жизни Мейли. Оказывается «Охотница за Потрохами» была очень важным кусочком психики юной убийцы, без которого она очень стремительно стала ухудшаться. Повторная встреча привела только к панической атаке.       И кто же мог заменить Эльзу в памяти Мейли? По логике кто-то из её организации или на крайний случай «мама», но нет. Этим кем-то почему-то оказался я.       Вся жизнь, что помнила Мейли изменилась в соответствие того, что в ней была Нацуми Шварц. От чего характер юной убийцы стал…другим. Она теперь невероятно молчалива и стеснительна с другими, а также невероятно сильно цепляется за меня. Омак: Цветы Душ. (к прочтению не обязательно. Не канон. Наверно.)       Мир Од-Лагуны очень разнообразный. В нём сосуществуют огромное количество рас, животных, монстров, магии, а также родственные души. Каждый в этом мире имеет свою родственную душу, которую они узнаю, как только встречаться.       Знакомая формулировка, не так-ли?       Глупая система, где каждый был уже с рождения привязан к определённому человеку. Сам мир говорил с кем тебе суждено провести жизнь. Конечно, не всегда такие родственные души встречались, бывали и те, кто никогда не находил свою половинку. Их цветы можно было увидеть, когда они умирали — увядшие и гнилые.       В Од-Лагуне существует несколько видов родственных душ, такие как семейные, дружеские и любовные. Но даже так, обычно у человека не более трёх цветков, что обозначают родственные души.       Два цветка для родителей, один — для любви. Дружеские цветки невероятно редкие. Также редки и те, у кого встречаются больше трёх цветков. Ими восхищаются и завидуют.       И Фельт никогда этого не понимала, пока сама не встретила свою родственную душу. Одну единственную, что у неё была. Она словно встретила не достающую часть себя, которая теперь позволяла ей ощущать себя полноценной. У кого-то кто имел больше родственных душ такое вероятно случалось бы чаще, но Фельт было всё ровно на них.       На её руке от пальцев, по всей руке, шеи и на половине лица расползлись пурпурные цветы, что словно пульсировали и переливались на свету. Фельт видела такие цветы впервые, но она почему-то знала их название.       Гиацинт.       Имя этих цветков было странное, но Фельт оно нравилось. Даже, если она никогда не слышала о них и нигде не нашла их. Они ей нравились, и она гордо выставляла их напоказ, что было легко, так как только стоило взглянуть на её лицо, чтобы заметить эти цветы.       У Нацуми же расцвела жёлтая гвоздика прямо на сердце. Фельт видела свои цветы на теле сестрице только один раз, когда они вместе купались. Ярко жёлтый, словно свет солнца был очень заметным, даже когда на ней была белая рубашка, можно было рассмотреть блеклый цвет цветов у неё на сердце.

Только Нацуми редко ходила в одной рубашке. Чаще всего на ней было одето, что-то ещё, что скрывало цветы Фельт, которой хоть и не нравилось это, не была против. Всё же цветы были довольно в интимном месте.       Желтая гвоздика была не единственным цветком на теле Нацуми.       На правой руке у неё был красный ирис. Маленький и почти не заметный. Получен он был от Рейнхарда, у которого на плече расцвела камелия фиолетового цвета. Эти цветы были словно доказательством их дружбы.       На лице, словно слеза, стекающая по её щеке, расползся тёмный львиный зёв, как сказала ей Нацуми. От кого были эти цветы Фельт не знала. На её вопрос сама Нацуми отвечала только: «В ответ я подарила базилик.».       На плече у Нацуми был маленький лён, который словно небрежно прыснули на неё. На плечах Мейли был точно такой же лён, с точно таким же исполнением.       — Неожиданно. — Всё что сказала Нацуми, когда увидела их. Хотя по словам Мейли эти цветы были у них очень долго. Фельт решила не спрашивать почему Нацуми отреагировала так, словно увидела их в первый раз.       На лопатке был нераспустившийся бутон тёмно-розового цветка, который к концу лепестков переходил в белый. Магнолия.       На боку, от лопатки до груди тянулся первоцвет. Белый и словно только, что появившийся. Фельт также не знала откуда он, а Нацуми не отвечала, считая это чем-то не важным.       И конечно же, белая фиалка рядом с жёлтой гвоздикой. Они были настолько близко, что почти сливались, но такого не происходило. Можно было отчётливо видеть, где был каждый цветок.       И именно к этому цветку Фельт ревновала. Она пыталась выведать у Нацуми откуда и от кого он, но она только отвечала, что может быть когда-нибудь она встретит её. Кто был ей, принцесса-воровка не знала.       Но это было вероятно не так важно, ведь эта она не была рядом с Нацуми. И эта она не могла видеть, как Нацуми грустно смотрела на каждый цветок.