*(итал.) — нарастая
Нежность во всём: в теплой постели, в звуках улицы, в тихом дыхании и ласковых руках. Игриво щекочет нос солнечный лучик, проглядывающий сквозь шторы. Сон уже отпустил, но хочется ещё полчаса поваляться. Мышцы затекли, но шевелиться нельзя, ведь на груди покоится чужая голова. Хёнджин приоткрывает один глаз, тянется вперед и легко целует макушку, которая пахнет мятной клубникой. Он чувствует смешок в районе сердца. — Ты спишь? — Нет, кое-кто меня разбудил. Хван зарывается пальцами в волосы и перебирает их. Глубоко втягивает носом воздух, запоминая запах этого утра. — Я не хочу вставать, а ты? — Я тоже. Несколько движений, и на Хёнджина из-под чёлки смотрят заспанные глаза. Губы касаются сначала кончика носа, затем щёк и лба. — Ты щекочешь меня прямо как солнце, — смеётся Хёнджин. Нежный поцелуй застывает на губах. Пальцы скользят по шее, плечам и талии, вызывая волну мурашек. Ладони проникают под футболку, становится почему-то очень жарко. В голове пусто, лишь одна мысль: «пусть это не заканчивается никогда». Хёнджин открывает глаза в надежде взглянуть на возлюбленного. Чужие губы исчезли. Парень приподнялся на локтях и оглядел комнату. Темная, пустая, одинокая. Рядом никого. Сон… Он падает лицом на подушку. Лежать в кровати после такого видения еще невыносимее, и Хван медленно поднимается, открывает дверь на балкон и шагает навстречу холоду. За окном не солнечное летнее утро, а остывающий осенний закат. Пальцы сами находят пачку сигарет. Осталось совсем мало, но сейчас это не важно. Вспышка зажигалки — и горький дым заполняет легкие, согревая, но совсем чуть-чуть. После таких снов остается только курить, к тому же в последние дни они преследуют Хёнджина один за одним. С того вечера прошло две недели. Хван не появлялся на работе, и Чан, не дозвонившись до него, просидел в подъезде на пороге квартиры, пока друг его не пустил. Хёнджин отчётливо помнил взволнованный голос хёна, его проницательные глаза, от которых хотелось спрятаться под одеяло. Он так и не смог ничего объяснить, и Бан дал ему отгул за обещание отвечать на звонки и сообщения. От Феликса был один пропущенный в 4 утра. Хван не ответил. Хёнджин не знал, сможет ли выйти из дома еще когда-нибудь. Чувство, что он умрёт в четырех стенах, не покидало его с утра до вечера. Режим был убит контрольным в голову, поэтому Хёнджин спал до захода солнца, всю ночь смотрел телевизор, прижавшись щекой к подушке и не запоминая абсолютно ничего из увиденного, утром заставлял себя есть и снова засыпал. Образ Феликса преследовал его каждый день. Он видел его глаза, в которых отражались звёзды, чувствовал его неловкие прикосновения, снова и снова целовал его мягкие губы. И с каждым воспоминанием Хёнджин ненавидел себя всё сильнее. Ненавидел за ложь, за трусость, за свою ненужную влюблённость. Но больше всего — за то, что ранил Феликса. Веснушчатое лицо вновь всплыло в памяти, и Хван уткнулся лбом в стекло, перекатывая между пальцами тлеющую сигарету. Только он начал чувствовать себя живым, как снова тонет во тьме. День за днём одно и то же. Бесконечные мысли, паразитирующие сознание; выгорание, усталость и изоляция от единственного человека, которому не плевать. Иногда поток размышлений приводил Хёнджина к Сынмину — с кем он тоже наделал ошибок. Эти ошибки иглами торчали из его сердца, и если их вытащить, будет в сто раз больнее. Заслуживает ли такой человек любви? Нет. Больно так сильно, что даже удивительно, как он еще способен дышать. Убежать, спрятаться, закрыться — единственный выход. Так будет лучше всем. Особенно Феликсу. Он встретит кого-нибудь лучше, того, кто подарит ему весь мир. Сердце опять предательски заныло. Если бы его можно было продать, Хёнджин уже давно бы расклеил объявлениями каждый столб в городе. Парень достал телефон, чтобы посмотреть время, но отвлекся на фотографию экрана блокировки. Опять. Он не помнил, когда сделал это фото, наверное, в одну из их с Феликсом прогулок. Ах, точно. Ли позвал его фотографироваться, когда листья на деревьях только-только начали желтеть. В тот день как раз была солнечная погода, и пока Феликс искал подходящий фон, Хёнджин думал, какой же он красивый. Хван скинул другу все фотографии, кроме одной, где тот улыбается, закрыв глаза. Что тогда, что сейчас, это застывшее мгновение грело ему душу. Хотелось ласково погладить Ли по голове, прижать его к себе и уткнуться щекой в макушку. Телефон завибрировал, и парень чуть не выронил его. На экране светилось сообщение от Чана: «Джинни, к тебе едет Минхо. Выслушай его, пожалуйста». Вторая сигарета полетела в пепельницу.***
Вторую неделю Феликс не понимал ничего. Не понимал Хёнджина, его слов, своих чувств к нему. Обида, злость, боль — всё это смешалось в огромный ком, сбивший Ликса с ног. Может, он поторопился? Зашёл слишком далеко? Неправильно истолковал, что испытывает к другу? Друг или тот, кто нравится? Друзья не целуются. Во всяком случае, не так, как они. Воспоминания вгоняли Феликса в жар каждый чёртов раз. Темные глаза Хвана, манящие, требовательные и бесконечные, как бездна. Его горячие губы и пальцы, нежные прикосновения, в которых он едва не растворился. Засос на шее, на который Ли боялся даже смотреть. Это делают друзья? Лучше бы они и правда не пересекали черту. Ехидный голос в голове постоянно говорил, что Хёнджин решил разыграть Феликса, выставить его наивным дурачком. Но Ли не слушал, не верил. Это не могла быть шутка, во все действия Хвана он верил всем сердцем. Он знал, чувствовал правду в каждом поцелуе и движении рук. Тогда почему?.. Феликс не спрашивал. Не писал и не звонил, за исключением одного раза. Он напился в ту ночь, и алкоголь обострил обиду до такого состояния, что молчать было невыносимо. Ли готов был высказать Хёнджину всё, от слов ненависти до слов любви, но тот не взял трубку. Слушая долгие гудки, Феликсу хотелось провалиться сквозь три этажа прямо в подвал общежития. За это время проверять телефон по тысяче раз в день вошло в привычку. Он ждал чего угодно, хотя бы одного слова, но диалог и история звонков хранили гробовое молчание. О том, чтобы прийти к Хвану домой, не могло быть и речи — Феликсу было слишком страшно навязываться. Ли знал, что это неправильно. Любой нормальный человек давно бы нашел способ поговорить, спокойно обсудить все проблемы и прийти к какому-нибудь решению. Но он просто не мог. Ожоги ныли, а страх обжечься снова только креп. Иногда Феликс заглядывал в кафе. Ненадолго. Искал глазами Хвана и непременно огорчался, не найдя его. Ощущал на себе сочувствующий взгляд Чана и убегал. Он отвлекал себя, как умел: сладостями, готовкой, вечерними фильмами, учёбой. Ли брал на себя дополнительные задания, подолгу сидел в библиотеке с Чеён или до полуночи практиковался на кухне, а потом лежал в темноте под одеялом и тихонько плакал. Сердце упрямо тянулось к высокому парню с печальными глазами и улыбкой, от которой внутри всё расцветает. Без Хёнджина было пусто. Феликс засыпал и просыпался с надеждой когда-нибудь снова обнять его. Минхо был рядом так часто, как мог. Друг пришёл к нему домой в слезах поздно вечером, и старший всю ночь просидел с ним, терпеливо слушая и поглаживая его по плечу. Он плохо умел поддерживать, но ни за что не оставил бы Феликса одного. Ему было ужасно больно видеть Феликса подавленным, даже если на первый взгляд с ним всё было хорошо. Младший фальшиво смеялся, подолгу улетал в свои мысли, а иногда у него и вовсе дрожали руки. Минхо злился от бессилия, от того, что не знал, чем помочь. Джисон это заметил. Когда они вечером смотрели фильм и Минхо в очередной раз пропустил вопрос Хана мимо ушей, он спросил его напрямую, заглядывая в глаза: — Эй, что произошло? Ли долго колебался, но всё-таки рассказал. Джисон внимательно его выслушал, после чего пожал плечами и отвернулся к телевизору. — Ну значит забей, сам справится. Минхо ошарашенно уставился на друга. Он ожидал услышать совсем не это. — Я не могу забить на моего лучшего друга, — зло процедил он. — Это не твои проблемы, не тебе их и разгребать, — Хан зевнул и положил голову на плечо парню. — Из-за этого Феликса ты не можешь со мной нормально общаться. Раздражает. Старший резко отстранился. В любой другой ситуации он бы приятно удивился этому жесту, но сейчас внутри всё жгло от непонимания и гнева. — Ты серьёзно сейчас? Ты меня упрекаешь в том, что мне не плевать? Я запутался, я не знаю, что делать, и ты, Джисон, делаешь сейчас только хуже, — слова невольно получались острыми и едкими. Джисон развернулся к нему, откинувшись на спинку дивана. В полумраке его глаза насмешливо блестели. — И что? — скучающе протянул он. — Какого чёрта?! — взорвался старший. — Если для тебя это ерунда, то для меня нет! Феликс загоняется из-за какого-то парня, а я ничем не могу ему помочь. Кто я после этого? Если бы я мог, я бы выбил всю дурь из этого придурка Хёнджина и заставил бы его извиняться на коленях! Губы Хана расплылись в улыбке. — И почему же не можешь? Минхо замешкался. — Ну потому что… Потому что я не могу лезть в чужие отношения. — Ты уже влез, забыл? Когда подтолкнул его на признание. Ли открыл рот, но не ответил. К нему медленно подкрадывалось осознание, он начинал видеть всю картину целиком. Джисон наблюдал за ним, пряча улыбку в ладони. — Ты предлагаешь мне его избить? — наконец произнес Минхо уже намного спокойнее. — Глупый, нет, — прыснул друг. — Для начала хотя бы поговорите. Подумай, вы же знакомы. Если подберешь правильные слова, он тебе откроется. Узнаешь его версию, а там и решим, что делать. Сердце Ли забилось чаще. Мы решим? Вместе? Он улыбнулся, догадавшись, что Джисон специально провоцировал его, чтобы подтолкнуть к действиям. — Я понимаю, что ты не хочешь вмешиваться в чужие дела, — кивнул Хан, — но в этой ситуации, мне кажется, это лучший выход. Играя в молчанку они ничего не решат. — Надо будет познакомить тебя с Феликсом. Он умрет от счастья, когда узнает, как за него волновался незнакомый человек. — Да ладно тебе… Ему очень повезло с таким другом как ты, Минхо. Старший глянул на Джисона. Тот, нахмурившись, пытался понять происходящее на экране, хотя они уже минут двадцать как забыли, что смотрят фильм. Взгляд Минхо упал на его руки. Не успев подумать, Ли накрыл ладонь парня своей. Хан тихонько ахнул и встретился с ним глазами. — Спасибо, — тепло произнёс Минхо, поглаживая кожу большим пальцем. Джисон смущённо улыбнулся в ответ. Развернув ладонь, он сплел их пальцы. Тепло от рук быстро растеклось по всему телу и, добравшись до самого сердца, спрятало его в своих объятиях. Смелея, Минхо подвинулся ближе и почувствовал рядом чужое плечо. Ему вдруг стало так спокойно, ведь он понял, что не один. Спустя годы одиночества рядом был тот, на кого можно опереться, если теряешь равновесие. Вместе намного легче. Вечером следующего дня Минхо поговорил со своим начальником и узнал адрес Хвана. — Ты точно знаешь, что делаешь, Минхо? — Чан выглядел серьезным и задумчивым, как никогда. Он испытывающе смотрел на парня, скрестив руки на груди. — Я не знаю, — признался Ли. — Но я чувствую, что это будет правильно. Они замолчали, каждый думал о своём. Минхо решил добавить: — Я понимаю, как вы волнуетесь. Но вы уже помогаете Хёнджину тем, что вы рядом. Поверьте, я смогу встряхнуть его. Чан на выдохе рассмеялся, плечи расслабленно опустились. — Верю. Спасибо за проницательность, Минхо, — он тепло улыбнулся и потрепал парня по плечу. Благодаря этой поддержке Ли стал еще решительнее и почти не сомневался, что всё пройдет хорошо. Он догадывался, что Чан предупредит Хёнджина о его визите. Тем лучше. Не успел Минхо коснуться кнопки звонка, как за дверью уже звенели ключи. Колючий взгляд гостя впился в испуганные глаза хозяина. Ли напоминал затаившуюся перед прыжком пантеру, а Хёнджин — оленя, который заметил хищника и оцепенел от страха. Это немое противостояние длилось несколько секунд, каждый из них не хотел отводить взгляд первым. Хван неловко дёрнулся в попытке закрыть дверь, но Минхо ухватился за косяк двери и поставил ногу в проходе. — Поболтаем? — процедил он. Хёнджин тяжело вздохнул, закрыв глаза. Затем отпустил дверь и шагнул в сторону, пропуская гостя. Минхо зашёл в квартиру и огляделся. Темно и тихо. В гостиной стоял полумрак из-за плотно закрытых штор. На кухне было подозрительно чисто, на столе одиноко блестел полупустой стакан с водой. Ни грязных тарелок, ни упаковок от доставки — ничего. В воздухе чувствовался запах сигарет. Ли резко развернулся и Хван чуть не врезался в него. — Ты ел? Хёнджин опешил от этого вопроса. Он моргнул, затем открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Решил ответить честно. — Нет… Минхо сердито дёрнул бровью. — Лапша есть? Спустя полчаса они сидели за столом напротив друг друга. Перед ними стояла тарелка рамёна из всего, что Минхо смог найти в холодильнике. Хёнджин не понимал ничего, он даже пару раз щипал себя за руку, пытаясь проснуться. Ли его пугал, и он продолжал то и дело удивлённо поглядывать на него. — Ешь уже, раздражаешь, — Хёнджин вздрогнул от голоса гостя. — И хватит курить на голодный желудок, придурок. Он нервно усмехнулся, но спорить со старшим не стал. Ели молча, на фоне бубнил телевизор. Минхо уже не чувствовал той злости, которая переполняла его до того, как он перешагнул порог квартиры Хвана. Рядом с ним сидел не разбиватель сердец и не двуличный человек, а парень в оверсайз футболке с тёмными кругами под глазами, который сейчас поглощал рамён с таким аппетитом, словно голодал неделю. Ли действительно бесился, но не от Хёнджина, а потому что он его жалел. Это было совсем не по плану. — Эм… Спасибо, всё было вкусно, — тихо поблагодарил Хёнджин и встал, чтобы помыть посуду. Ли его остановил. — Оставь. Теперь разговор. Они сели в гостиной. Хван не знал, куда спрятаться от цепких глаз гостя, и чувствовал себя максимально неуютно. Он не мог спокойно усидеть на месте и постоянно дергался. Парень понимал, как жалко выглядит со стороны, но страх начинать разговор первым разъедал изнутри. К счастью для него, Минхо сегодня был удивительно терпеливым. — Что произошло между вами? — вопрос гильотиной повис над головой. Хёнджин вздохнул. Ещё раз. Не помогло. — Мы… Я совершил ошибку. Старший молчал, и от этого было еще хуже. — Ему будет лучше без меня, — добавил Хван неуверенно, — нам обоим будет лучше друг без друга… — Почему? — произнес Минхо спокойно, но Хёнджина будто ударили с ноги в живот. — Потому что я не смогу сделать его счастливым… Я боюсь, я не тот человек, который ему нужен. Я не умею любить, мне больно и страшно. Не хочу опять… — пальцы сжались на коленях, — разбиваться от этих чувств. — Феликс думает так же? Хёнджин заставил себя посмотреть на Ли. Тот не выглядел злым или раздраженным, а наоборот внимательно его слушал. К горлу подступил ком. — Он тебе сказал, что вы не подходите друг другу? Парень кусал губы, не зная, что ответить. — Ты вообще знаешь, что он думает обо всём этом? Нет? — продолжал Минхо. — Конечно нет, ведь ты сбежал и не объяснил ничего. Ликс заслужил такое отношение к себе? — Я знаю, что ранил его, мне от этого совсем не легче! — перебил его Хёнджин, повышая голос, но сразу же спрятал лицо в ладонях. — Я трус, я знаю. Вновь повисло молчание. Минхо подсел ближе к Хвану, заглядывая ему в глаза. — Ещё не поздно это исправить, — сердце у Ли бешено стучало, по венам бежал адреналин. Он чувствовал себя политиком, ведущим переговоры, от которых зависело будущее страны. — У тебя есть свои причины отталкивать Феликса, я не заставляю тебя сходиться с ним. Но тогда объясни ему, почему. Поговорите нормально, вы же не враги друг другу. — Я не смогу посмотреть ему в глаза, — пробормотал младший, медленно качая головой, — всё слишком сложно… Ли скрипнул зубами и решил сменить тактику. — Он же тебе дорог, ты скучаешь по нему и сам давно хочешь встретиться. Хватит убегать, Хёнджин. Бинго. В глазах Хвана отчётливо читалось, что Минхо был прав. Он скучал, так сильно скучал, до боли в груди. Хёнджин отдал бы всё, только чтобы еще раз увидеть солнечную улыбку самого волшебного человека в своей жизни. Увидеть в последний раз и попрощаться навсегда?.. — Но я не уверен, что смогу его отпустить, если увижу, — прошептал он еле слышно. Минхо крепко схватил его за плечи и слегка встряхнул. — Не смей играть с Феликсом, понял? Разберись в себе, а потом уже иди к нему, — сказал он очень медленно, не отрывая глаз от Хвана. — Я клянусь, ты пожалеешь, если опять причинишь ему боль. Обещай мне! Лицо Хёнджина потемнело. Он убрал руки старшего и твёрдым голосом без тени сомнения произнёс: — Обещаю.***
Он бежал. От дома до остановки. Не мог унять рвущееся наружу сердце даже в автобусе. Бежал по парку в домашней толстовке, наплевав на холод. Рухнул на скамейку, пытаясь отдышаться. Плана не было. Была лишь решимость. Хёнджин набрал Феликса. Первый раз тот не ответил. Второй сбросил. На третий гудки прекратились. — Фе..ликс? — прошептал Хёнджин в трубку, все еще тяжело дыша. — Я жду тебя в парке, в том самом, ну, у общежития. Нам надо поговорить… Пожалуйста… На той стороне промолчали, а затем звонок оборвался. Хван заставил себя встать и старался дышать так глубоко, как мог. Он ни на что не надеялся, но точно знал, что будет ночевать под дверью комнаты Феликса, если тот не придет. Тепло от бега исчезало, и парень пожалел, что не взял пальто. Он выбежал из дома, как только решился на разговор, боясь потерять эту смелость. Минхо действительно ему помог. Сначала парень злился, считая, что он лезет не в свое дело. Потом, в сотый раз прокручивая их диалог в голове, Хёнджин понял, что он лишь отрицал правду. Убедил себя в своей никчемности, позволил страху завладеть сердцем. На самом деле, он будет ненавидеть себя сильнее, если не попробует всё исправить. Он скажет правду. И если Феликс не простит его, Хёнджин это заслужил. Хван оглянулся на дорожку и его сердце пропустило удар. Из темноты под свет фонаря вышел Феликс. В куртке поверх пижамы, взволнованный, домашний и такой родной. Ли тоже заметил парня и остановился в паре метров от скамейки. Он стоял нахмурившись и сжав кулаки и не решался подойти ближе. Эта отстраненность была больнее любых слов. Только успокоившееся сердце вновь часто забилось навстречу Феликсу, но Хёнджин не мог даже пошевелиться и лишь продолжал разглядывать лицо, по которому он так ужасно скучал. Он не знал, что делать, ведь Феликс мог в любой момент уйти и уже не вернуться. Ли невыносимо хотелось убежать, но Хван одним взглядом приковал его к себе, словно цепями. Феликс сердился на себя за то, что пришёл, за то, что ответил на звонок. Он почти смирился с тем, что Хёнджин никогда ему не позвонит, но как дурак разволновался, увидев его имя на экране телефона. Парень вздрогнул, когда Хван поднялся и сделал несколько несмелых шагов навстречу. Бездна темных глаз стала еще ближе. Феликс не успел ничего предпринять, когда Хёнджин сократил между ними расстояние, заключая его в объятия. Тёплые руки крепко прижимали к себе, они оба перестали дышать. Его сердце бьется так сильно. Что-то внутри кричало Феликсу оттолкнуть Хёнджина, но он просто не мог. Не мог лишиться тепла, которого желал так долго. Даже если оно может обжечь, он не убежит. Хёнджин нежно провел пальцами по спутанным волосам Феликса, гладя его по голове. Уткнулся носом в макушку и почувствовал сладкий запах, прямо как во сне. — Ликси, — прошептал он, — прости меня. Пожалуйста, прости. Феликс отстранился и заглянул ему в глаза. Обиженно, недоверчиво, пытаясь найти в них ответ. Молчал. Хван коснулся его холодной щеки, другая ладонь мягко легла на шею. Он наклонился, обжигая Ли своим дыханием. Глухой шлепок. Феликс ударил по чужим рукам, пятясь назад. Внутренности горели от обиды. — Перестань, перестань, перестань! — закричал он. — Хватит играть со мной! Сначала называешь поцелуй ошибкой, пропадаешь на две недели, потом звонишь и снова притягиваешь к себе. Кто я для тебя, Хёнджин? Объясни мне хоть что-нибудь! Последние слова прозвучали почти умоляюще. Хёнджин сломался. Он закрыл лицо ладонью, опустился на колени и заплакал. Сквозь пальцы струились дорожки слёз, его трясло от рыданий. Вторая рука царапала землю. — Я так виноват, я так виноват перед тобой… Ли ошарашенно смотрел на него. Тяжело дыша, Хван поднял на парня искаженные болью и слезами глаза. — Я врал тебе, — проговорил он тихо. — Сынмин не мой брат, мы с ним встречались. Мир Феликса рухнул в одно мгновение.***
Ким Сынмин — тихий застенчивый мальчик, который ярко смеялся и расцветал рядом с Хёнджином. Они дружили со школы, всё время проводили время вместе, а потом поступили в один университет. Однажды друг покрасил волосы в фиолетовый, и у Хвана ожили те самые бабочки в животе. Он долгое время боролся со своими чувствами, потому что боялся потерять их дружбу и боялся, что Сынмин отвергнет его. Хёнджин признался ему, когда они делали проект у него дома. Выпалил «я люблю тебя», любуясь сосредоточенным лицом Сынмина, который был поглощен работой. Тогда они впервые поцеловались, ведь Ким тоже был влюблён в друга ещё с выпускных классов. Они жили вместе восемь месяцев. Восемь месяцев нежных пробуждений, чувственных ночей и ласковых поцелуев. Хван любил своего цветочного принца без памяти. С ним он дышал полной грудью, наслаждаясь каждой минутой своей жизни. Они ходили на свидания в парк, в кино, оставались в объятиях друг друга вечерами или ездили в другой город. Сынмин познакомился с родителями Хёнджина, и его мама была так им очарована, что звонила ему чаще, чем сыну. Чан тоже поддерживал ребят и разрешал им бесплатно сидеть в своем (ещё тогда новом) кафе. Втроем они как-то поехали фотографироваться в поле за город, где и сделали ту самую фотографию. Сынмин был до ужаса романтичным. Постоянно флиртовал, заставляя Хёнджина краснеть. Бывало, они лежали в кровати, и Ким читал уставшему возлюбленному книги, а потом непременно ворчал на него, когда он засыпал. Он любил всякие милые вещи и постоянно дарил их Хёнджину. В День всех влюбленных они обменялись подарками: Хван подарил чашку с забавными щенками, от которых Сынмин был без ума, а тот взамен — самый уютный и тёплый на свете плед. Готовить не умели оба, но старались. Успокаивали друг друга объятиями, когда что-то опять не получалось. Просто подолгу стояли в обнимку, наслаждаясь спокойствием. Заметив, что Хёнджину нравится проводить время с Чаном на занятиях по музыке, Сынмин предложил ему попробовать петь. Долго уговаривал, всегда поддерживал и крепко держал Хвана за руку перед важными выступлениями. Хёнджин верил, что вместе они пройдут любые трудности. Он мечтал жить вместе с Сынмином в уютном домике в пригороде, завести собаку и не расставаться никогда. Возможно, в мечтах о будущем он не заметил, когда все пошло не так. Пока один горел в полную силу, другой уже еле тлел. Короткие разговоры, редкие свидания, холодность — всё произошло быстро. Отношения остались, но напоминали они скорее старую дружбу, чем любовь. Хёнджин не понимал, что не так, когда Сынмин избегал разговоров, когда коротко целовал парня в щёку, когда в его глазах мелькали усталость и раздражение. Он по-прежнему ничего не понимал, когда в один день за Сынмином навсегда закрылась дверь. Хван изо дня в день просыпался с вопросом: «зачем?». Ответа не было, как не было и чувств внутри — лишь пустота. Исчезли воздух, силы, друзья. Остался Чан, и появились сигареты. Хёнджин винил во всем себя, прокручивал воспоминания о каждом совместном дне и везде искал свои ошибки. Он довёл себя до состояния, когда казалось, что каждое слово и действие были неправильными и потому ранили Сынмина. Хёнджин бросил учёбу, перестал петь. Он спрятался в своей квартире от мира и людей, которые причиняли ему только боль. Сомневаясь, сможет ли когда-нибудь исцелиться, он просто существовал и ненавидел себя. Это продолжалось до того самого вечера, когда он впервые вышел на сцену после перерыва. Он встретил Феликса, и их нити судьбы сплелись в маленький, но прочный узел.***
Феликс молчал. Его пальцы, которые сжимали ладонь Хёнджина, дрожали то ли от холода, то ли от раздирающих душу чувств. Хёнджин уже успокоился, и о его срыве напоминали лишь покрасневшие глаза. Он рассказал всё. Всё то, что так долго хранил в себе и чего так сильно боялся. Ли слушал, не перебивая, и не отпускал его руку. Хёнджин несколько раз хотел освободиться, но тот лишь крепче держал его и хмурился. Это было невероятно мило, и Хван сдался. Что теперь будет? Страх давил на сердце неподъемным грузом. Чтобы отвлечься, Хёнджин посмотрел на небо. Звёзды приветливо мерцали над головой, это немного успокаивало. — Ты мне нравишься, Хёнджи, — вдруг сказал Феликс, — очень сильно нравишься. Чего ты боишься? Он повернулся к Хвану и посмотрел ему в глаза. Его взгляд обволакивал, как будто обнимал, и сердце у Хёнджина болезненно дернулось. — Мне кажется, — он отвел взгляд, — ты не будешь счастлив со мной. Я ещё не готов к новым отношениям, да и… — Не отпустил Сынмина? — закончил за него Ли. Хёнджин закусил губу. Спустя пару секунд медленно кивнул. — Вам надо встретиться и поговорить. Так ты сможешь двигаться дальше, — мягко произнёс Феликс такие тяжелые для Хёнджина слова. — Как ты себе это представляешь? — горько вздохнул Хван. — Мы полгода не общались, а тут вдруг он захочет увидеться? Наверное, он меня уже забыл… — Ты даже не попробовал, а уже делаешь выводы. Феликс отпустил его руку и вдруг присел напротив парня, вынуждая смотреть на себя сверху вниз. Он больше не выглядел сердитым, в глазах читалась нежность, а щеки немного покраснели. — Мы справимся с этим, Хёнджи, я тебе обещаю, — он склонил голову набок, не давая Хвану снова отводить взгляд. — Спасибо, что всё рассказал мне, я очень это ценю. Я вижу, как тебе больно, и хочу помочь. Хёнджин смотрел на него во все глаза, растворяясь в его ласковых словах. Еще чуть-чуть и он снова расплачется. Он поймал ладони Феликса и встал, потянув его на себя. — У тебя ужасно холодные руки, — улыбнулся он и приложил их к своим губам, покрывая легкими поцелуями. Ли на секунду открыл от удивления рот, всё больше краснея, но тут же ярко улыбнулся, ослепляя Хёнджина. Он потянулся пальцами к его щеке и провёл по коже рядом с губами. — Я очень хочу тебя поцеловать, — прошептал Феликс, умирая от волны мурашек из-за теплых прикосновений. Хван нежно улыбнулся и, извиняясь одними глазами, ответил: — Дай мне ещё немного времени, хорошо?