Дефрагмент

Майя с Ромой второй час гуляли по селу. Они миновали чайную, где от света были погашены окна, и вышли к заводу. Среди старых изб вокруг бывшего цеха находилась просторная поляна с большим прудом посредине, к которому еще не подвели воду. На противоположном берегу стоял второй цех и часовня с ажурной оградой и парой высоких печных труб. С первого взгляда казалось, что они вообще не поменялись с того времени, когда Майя с Ромой были здесь в последний раз. Они сели на траву возле деревьев и стали смотреть на тихие воды пруда. — Слушай, Майка, — начал Рома. — Давно хотел тебя спросить… Ты читала Данте? Данте Алигьери? — В школе мы его не проходили, конечно же. Не очень-то много знаю. Он ведь писал про жизнь после смерти? — Ты что-нибудь знаешь? Из его «Чистилища»? Тебе не страшно? Майя ничего не сказала. — Мне вот нет. Он глубокие вещи писал. А у нас в Союзе он запрещён. Я по блату тайком его переводил. И читал. Человек у Данте как на ладони. Рома показал ей сложенные лодочкой ладони. Майя ещё раз посмотрела на пруд, где плавали несколько стай мальков, и еле заметно кивнула головой. — Дурак ты, Ромка. Смотри, надаешь мне — донесу на тебя комсоргам! — Майя засмеялась. На самом деле она была далека от того, чтобы волноваться по поводу доносов. Комсоргами она прозвала нескольких комсомольских вожаков. Но рассказывать про это Ромке она, разумеется, не собиралась. Её реакция на эту лекцию Данте была вполне естественной. Конечно, когда человек живёт после смерти, писать про такую жизнь интересно. Но если человек сам уже умер, какая разница — как именно он жил в этой жизни? По-человечески он жил не вполне прилично. Но ведь это и не для людей было. Если хочешь понять, что чувствует душа в потустороннем мире, надо находиться в полном сознании. А загробное блаженство Данте не поддавалось описанию. Это надо было не только прочесть, но и пережить. — Слушай, Ром. У меня сейчас дома только Ренатик, спит наверняка после школы. Отец с матерью в город уехали. Не хочешь ко мне? Майя кокетливо посмотрела на Рому. Во время их встреч она никогда не надевала бюстгальтера и очень этим гордилась. Он явно чувствовал, что хочет ее все сильнее и сильнее. Только переступив порог, они начали целоваться. Когда он открыл рот, она сказала: «Подними голову». Он повиновался. Она нежно куснула его за нижнюю губу и помотала головой. Потом облизала кончиком языка его губы. Наконец он ощутил на своих губах и ее язык. Он чуть присел и придвинулся к ней. Майя обхватила его руками за талию и чуть отклонилась назад, заглядывая в его лицо. Ее глаза заблестели. В первый раз за все время их знакомства она посмотрела ему прямо в глаза. У Ромы даже слегка закружилась голова. Постепенно он все глубже погружался в ее рот и все крепче сжимал ее в своих объятиях. Когда ее язык глубоко проник внутрь его рта, он в первую секунду почувствовал скорее ощущение, чем что-то реально. Через секунду оно переросло в легкое возбуждение, а еще через секунду в умопомрачительное исступление. Она все сильнее оттягивала его вниз, прижимаясь к нему животом. — Майя, это ты? — вдруг раздался голос сверху. — Проклятье, мелкий проснулся! — нахмурилась Майя. — Пошли в сарай? — А если дядя Слава хватится? — спросил Рома. — Не хватится. Пошли. Она встала и потянула его за собой. Он последовал за ней. Она открыла дверь и втолкнула его внутрь. Он закрыл за собой дверь и огляделся. В сарае стоял стол и два стула. Было практически темно. Рома припёр Майю к стене и залез ей руками под рубашку. Она одной рукой расстегнула ему ремень, а другую положила ему на плечо. Его член тоже был уже совершенно тверд. Она почувствовала это и покачала головой. Он впился в ее губы, как в ядовитый плющ. Она оттолкнула его. Тогда он просунул ей руку между ног. Она тихонько замычала и потянула его за руку вниз. Вдруг доска под её спиной надломилась. Майя отпрянула. — Что там? — спросил Рома. — Не знаю, дай фонарик. Он подал ей фонарь. Она подняла его вверх. Луч света упал на что-то темное и круглое, лежавшее под доской. Она осторожно присела на корточки и протянула руку. Приглядевшись, она вскрикнула. Это был небольшой саквояж. Майя открыла его и обомлела: внутри лежали золотые монеты, кольца, брошки, ожерелья, серьги, подвески — в общем, такое количество, что у неё закружилась голова. — Ничего себе, — присвистнул Рома. — Кто их туда спрятал? Майя пожала плечами. — Ну да, — продолжал Рома, — сейчас это просто. Захотел и спрятал. А вообще, ничего удивительного. Ведь все что угодно спрятать можно. Или даже продать. Просто надо знать, как и куда. Если мы всё это сбагрим, сможем наконец-то уплыть в Штаты. — Это точно сделал мой отец, — проговорила Майя. — Но откуда? Смотри, видишь этот медальон с виньеткой? У матери есть такой же браслет. Отец говорил, что он достался его деду от барина какого-то в подарок. Точно я не помню. Это очень ценная вещь. — Надо незаметно перетащить его ко мне, — решил Рома. — Нет. Отец хватится, если всё. Я сейчас переложу тебе маленькую часть в мешок. А у отца спрошу, что да как. Только осторожно надо. Он поймёт, что я знаю. Он такой подозрительный, что можно спятить. Майя и Рома шли по улице с мешком. Сзади вдруг увязался опять блаженный Сашка. Он громко читал им стихи какой-то греческой трагедии — всё про то же. Рома от него отмахивался, и через несколько шагов тот отстал. Но стоял сзади, продолжая повторять ту же самую вещь. Последним аккордом он закричал, как попугай: «Пиастры! Пиастры! Пиастры!» И побежал обратно, к Роме и Майе. На мгновение затих, а потом вдруг громко завопил: «Я всё знаю, я всё знаю! Пролетарии всех стран, объединяйтесь! Все на борьбу с буржуазией!» За Сашкой побежали двое в милицейской форме. Они быстро догнали его и повалили. Ему заломили руки назад, но он успел больно ущипнуть одного из них за руку. «Партизаны», — сказал при этом он.