— Ты же понимаешь, как безумно, блядь, это звучит, да?
Деку резко развернулся от доски (которую сам же и принес для проработки своих сумбурных теорий о том, как, черт возьми, все это могло произойти) и, словно мечом, угрожающе взмахнул стирающимся красным маркером.
— Не смей, Каччан, даже не начинай. Я фактически на грани кризиса и уже мысленно взвесил все за и против эксгумации трупа Чарльза Дарвина, чтобы вытрясти из него ответы.
Рычание разорвало воздух в тот же миг, как «оружие» навели на Кацуки. Это было нелепо, но Кацуки, не проронив ни слова, схватил сидящего рядом водяного, не давая завернутому в одеяло защитнику свалиться с кровати. С писком Мидория поспешно отбросил маркер и поднял руки, показывая, что угрозы нет. При виде паники на его лице Кацуки загоготал и получил хмурый взгляд от друга детства в ответ.
С удивлением в широко раскрытых глазах Шото повернул голову к смеющемуся Кацуки, но потом его отвлекла Сквади, уткнувшаяся носом в обернутые вокруг него одеяла. Водяной, на миг обнажившись, с радостью пригласил ее тоже пристроиться под ними, и Кацуки чуть не сломал себе шею от того, как быстро отвернулся. Уши горели огнем. Придется как можно скорее придумать, как одеть этого морского зверя.
— Как я уже говорил, — продолжил Деку, когда их местный ублюдок-полурыба отвлекся на воркование над Сквади, мявчавшую ему в ответ. — Я внимательнее посмотрю на это все в лаборатории и дам тебе более развернутые и обоснованные ответы. Но сейчас моя основная теория заключается в том, что трансформация связана либо с солью, либо с водой, либо с их комбинацией. Что-то из этого меняет клеточный состав его тела, как если бы гусеница могла по желанию становиться то бабочкой, то гусеницей, охренеть, у меня болит мозг…
— Так как ты предлагаешь нам это исправить? — фыркнул Кацуки. — Просто вылить на него ведро соленой воды?
Мидория помолчал, потом пожал плечами и в почти побежденной позе поднял руки.
— Иногда наука такая.
Кацуки уставился на него в недоверчивом молчании и, наконец, со стоном провел рукой по лицу.
— Черт, хорошо.
Повернувшись к наспех нарисованным диаграммам, Деку уточнил:
— Когда это случилось, Шото сидел среди своих одеял и подушек, мы практиковались в жестовом языке, и хвост просто начал… за неимением лучшего слова, таять. Как только он высох, чешуя словно отслоилась и превратилась в вязкую слизь. Это наводит на мысль, что причина скорее в воде, чем в соли, ведь соль остается после испарения воды. Следующее, что я помню, — пара идеальных ног…
Деку прервался из-за внезапного острого взгляда, который Кацуки не собирался ему посылать, — это была непроизвольная реакция. Мидория закатил глаза.
— Идеально
сформированных ног. Черт возьми, успокойся, Каччан.
— Не понимаю, о чем ты, — скрестив руки на груди, проворчал он и опешил, когда Шото коротко чирикнул и коснулся лбом его виска. Успокаивающий жест казался естественным, и это ошеломило Кацуки, в то время как сам водяной нисколько не смутился и снова уткнулся носом в мягкое одеяло.
— Да, конечно, хорошо, — недоверчиво усмехнулся морской биолог, возвращаясь к своей работе и игнорируя свирепый взгляд Кацуки. — Я не хочу показаться упреждающим, но думаю, лучший способ продвинуться вперед — положить его обратно в ванну и медленно вылить деминерализованную воду на ноги. Если хвост и вправду вернется, то вытащим его из ванны и подождем, пока он опять высохнет. Посмотрим, что тогда произойдет.
Мидория продолжал бормотать себе под нос о наблюдении за образцами и проверке, меняются ли они во времени с самим водяным или остаются слизью, а Кацуки поднял золотую бровь и скрестил руки на груди.
— Разве попытка сделать то же самое и ожидать других результатов — не безумие?
Еще раз, даже не оборачиваясь, Мидория торжественно поднял палец — вызывая любопытный щебет у Шото, как будто это новый неизвестный ему жест — и заявил:
— И это наука!
«Объясни», — вывел Шото и указал на опустившуюся руку Деку. Тот еще что-то царапал на доске.
Вздохнув, Кацуки продемонстрировал новый знак, который должен выучить водяной. И озвучил:
— Задрот.
Однако вскоре он узнал, что задрот, конечно, прав, и, несмотря на их восстановленные отношения, это его выбесило.
— Хорошо, Половинчатый, возвращайся в ванну.
Как только он встал с кровати, Шото посмотрел на него с недоуменным урчанием, и Кацуки сделал знак «следовать». Он попытался подавить глупую улыбку, когда урчание сменилось возбужденным щебетом и в спешке выполнить просьбу Шото чуть не свалился задницей с кровати. Из-за внезапного движения Сквади испуганно вскочила, издав встревоженное «бр-р-р-р», и Кацуки подвинулся, чтобы водяной прислонился к его боку и схватился за рукав. Отвернувшись с покрасневшими щеками, Кацуки попытался притвориться, что он гораздо больше увлечен названиями книг на полках, чем тем, как мягкое одеяло соскользнуло с плеча Шото со всей торжественностью и драматичностью кинозвезды нуара 1940-х годов, играющей роль «Госпожи Удачи». Если бы у них был викторианский диван для обмороков, Шото с двенадцатидолларовым одеялом выглядел бы так, словно сошел с гребаной обложки журнала «Vogue», и это приводило в бешенство.
Мидория о чем-то трещал, просматривая заметки на доске и осматривая свой небольшой проект по очистке воды, в который превратил комнату Кацуки. Вероятно размышлял, какой элемент в воде вызывает такие изменения. На самом деле морской биолог выглядел так, будто из-за всего этого и неспособности легко найти ответ приближался к психическому срыву, но Кацуки было насрать, пока он помогал Шото пересечь комнату: водяной дрожал на своих совершенно новых ногах и цеплялся за его руку.
— Когда закончишь сливать мозговую жидкость через проклятые уши, как насчет того, чтобы, блядь, подойти сюда и помочь мне с этим? — Кацуки сделал неопределенный жест в сторону системы водоснабжения, намекая Деку взять ведро, и, отвлекшись, не обращал внимания на неуклюжие шаги Шото.
Что привело к третьему произнесенному водяным слову, сорвавшемуся, когда Половинчатый впервые ударился пальцем ноги о книжный шкаф.
— Блядь! — зашипел Шото с глубоким нечеловеческим рычанием, из-за которого слово почти не отличалось от его обычной тарабарщины, но Мидория с возмущенным вздохом бросил на Кацуки сердитый взгляд, словно получил доказательство, что блондин осквернил чистого ангела Господня своим грешным ртом.
Кое-как продолжая вести водяного вперед, Кацуки удалось прохрипеть сквозь собственный смех только сдавленное и слабое:
— Черт…
Шото, конечно, не совсем обрадовался возвращению в ванну после того, как вкусил вновь обретенную свободу. Тем не менее, стоило Кацуки жестами пообещать жареные картофельные шарики, длинноногий водяной без всяких сомнений усадил задницу в керамическую ванну и терпеливо наблюдал, как люди делают свои глупые маленькие дела. Лишь у Кацуки были проблемы со всем этим из-за того, как сердцебиение отдавалось в барабанных перепонках, побуждая его поправить слуховые аппараты, будто именно они послужили причиной. Тем временем водяной — теперь уже без одеяла — элегантно лежал на боку в ванне и удовлетворенно наблюдал за красным лицом Кацуки.
Делая вид, что занят сворачиванием одеяла, Кацуки чувствовал, насколько смущающе горячими были кончики ушей, но, когда со стороны Шото раздалось воркование, перешедшее в счастливое низкое урчание, он снова медленно перевел на него взгляд. У Кацуки перехватило дыхание, когда он обнаружил, что Шото смотрит на него с каким-то удивлением и пляшущим в ясных глазах весельем.
Кацуки не понимал, насколько погрузился в прострацию, уставившись на гибкую шею Шото и то, как он наклонил голову, пока Деку не ворвался с ведром. Кацуки чуть не выпрыгнул из своей чертовой кожи.
— Хорошо! Как думаешь, надо ли все снять на видео и задокументировать или… Ты в порядке, Каччан?
— С чего мне не быть в порядке?! — Мидория открыл рот, собираясь на одном дыхании по пунктам пробарабанить подробный список, но Кацуки не дал ему вставить и слова: — Я сказал тебе, что не разрешаю возвращаться в лабораторию с чем-либо на Половинчатого, и это включает видео твоих маленьких «экспериментов» над ним! Понял? Я не позволю тебе подвергать его риску обнаружения, не говоря уже о съемке видео, когда он голый…
Подняв руку в останавливающем жесте — Кацуки в раздражении чуть не отшвырнул ее в сторону, — Мидория быстро защитился:
— Я понимаю, почему ты беспокоишься из-за лаборатории, но, честно говоря, я оскорблен, что ты думаешь, будто я буду относиться к видео иначе, чем исключительно с профессиональной точки зрения и в рамках поиска новых знаний для целей современных научных исследований, таких как…
Кацуки усмехнулся, одарив друга ехидным взглядом.
— Да, и на Эй во время совместных тренировок ты тоже смотришь чисто по-научному.
— Каччан… — Деку выглядел разбитым этим внезапным мелочным уколом. Кацуки в раздражении хватался за любые соломинки, но морского биолога прервала громкая трель.
— Кацс-с-с-суки, — в свою очередь повторил Шото, с легким шипением перекатывая букву «с» на языке, и выглядел довольным собой за то, что сумел ненадолго остановить повисшую в воздухе враждебность. В то время как Деку, словно аплодируя способностям водяного к языковым ассоциациям, с гордостью кивнул ему, Кацуки изо всех сил подавлял дрожь в теле от этого звука, так как еще не привык, что Половинчатый использовал его имя.
— Никакого видео, — повторил Кацуки, снова поворачиваясь к Деку. Его глаза загорелись, словно ярким пламенем, он легко вернулся к своей привычной тактике «запугивания». — Я уже опасно близок к тому, чтобы сжечь все твои чертовы заметки.
Теперь, когда они стали по-настоящему равными, Кацуки уже привык, что Деку быстро находил остроумный ответ, поэтому в удивлении замолк из-за нервной тишины, которую получил взамен. Плавно приподняв четко очерченную бровь, Кацуки наблюдал, как в голове Мидории вращаются шестеренки. Он словно держал на привязи свои скачущие на сумасшедшей скорости мысли. Как раз, когда Кацуки собирался грубо спросить, о чем, черт возьми, он думал, зеленые глаза посмотрели на него с непоколебимой решимостью получить ответы.
— Ты заботишься о нем так, будто знаешь: уже есть от чего его нужно защитить.
Это ошеломило Кацуки, потому что, опять же, ублюдок был прав.
— Слушай, я объясню свою паранойю позже, хорошо? — Хотя Деку не выглядел особо довольным уверткой, не было оснований настаивать дальше, когда Кацуки указал на ведро с очищенной водой, которое до сих пор держал биолог. — Вылей на него уже это, и я попытаюсь натянуть на ублюдка шорты.
Как будто «ублюдок» было ласковым словом, Шото поднял глаза на Кацуки, затем, коротко уркнув и подтянув бледные ноги к груди, обхватил их руками и положил на колени подбородок. Этот звук заставил Кацуки пораженно взглянуть на водяного, и Деку имел чертову наглость засмеяться, в то время как Кацуки переживал кратковременный кризис по поводу своей повседневной брани. Возможно, Кацуки и справился бы с шоком получше, но в тот момент он просто не мог ни о чем думать и впал в панику, поэтому выхватил из рук Деку ведро и бесцеремонно опрокинул на голову симпатичного ублюдка.
Удивленный нечеловеческий вопль вскоре перешел в клокочущее радостное воркование, и Шото счастливо задрожал под каскадом воды, словно скучал по этому, несмотря на то как сильно ему нравилось исследовать свои новые ноги. Когда ведро опустело, он коротко чирикнул и напомнил Кацуки птицу, наслаждающуюся свеженаполненной купальней.
Это выглядело чертовски очаровательно, и к такому Кацуки не был готов.
— Чешуя!
Это все, что успел сказать Мидория, прежде чем быстро повернулся схватить блокнот, и так сильно ударился локтем о дверной косяк, что чуть не упал с болезненным стоном на колени. Кацуки разразился бы смехом над неудачным номером из «Три балбеса» в исполнении Деку, но красные глаза были прикованы к меняющейся коже, на которую указал Мидория, да и он сам точно так же чуть не поскользнулся на мокром полу.
Даже с ногами Шото не совсем походил на человека: заостренные уши такими и остались, жабры тоже не исчезли, пусть и приплющились и стали гораздо менее заметными. Даже с острыми зубами Шото каким-то образом всегда умудрялся выглядеть божественно, и Кацуки послушал бы, как Деку объяснит это с помощью чертовой науки.
Каким бы красивым ни был водяной, было что-то довольно несуразное в вязкой субстанции, выделяющейся из его ног, как будто вода вызвала реакцию на коже, и на ней начала пузыриться чешуя. Из горла Шото раздался щелкающий, словно дельфиний, звук. Он тоже широко раскрытыми глазами наблюдал за своим изменяющимся телом, и по его напряженным плечам Кацуки понял: до этого дня водяной не знал о такой способности. Шото обратил на него испуганный взгляд, будто искал ответы. Это разорвало Кацуки сердце.
— Ты видел это дерьмо раньше, сколько времени оно займет?! — рявкнул Кацуки, чтобы вытрясти из Деку чертово объяснение. Потребность успокоить Шото делала его гораздо более неуравновешенным. Тем временем морской биолог бормотал себе под нос, как гусеницы при превращении в бабочку разжижаются внутри куколки.
— При переходе на ноги это едва ли заняло больше двух минут, что безумно быстро для чего-то подобного. То есть другим видам в животном мире требуются недели на изменение тел в гораздо меньшем масштабе. В-в этом есть что-то неестественное, — пропищал Мидория, его слова становились все быстрее и быстрее, пока он все глубже впадал в какой-то психический кризис после столкновения с реальностью происходящего и очевидным отсутствием логического объяснения. — Это вязкое вещество начало растворять наволочку под ним, как бы подготавливая область вокруг него к неизбежному разъединению или слиянию ног — твою ж мать, его ноги…
Взгляд Кацуки метнулся обратно к испуганному Шото. Между ног образовалась тонкая мембрана, которая продолжала утолщаться, расти и покрываться чешуей, пока «ноги» сростались вместе. Это было неприятное и странное, но увлекательное зрелище. Кацуки не мог оторвать глаз.
Как только трансформация закончилась, Шото по-совиному моргнул, уставившись на свой вернувшийся хвост, и на пробу взмахнул им, пока его не вывело из задумчивости громкое мяуканье Сквади. Кошка направилась прямиком к хвосту, привыкнув, что это движение означает: пришло время поиграть. Но Половинчатый впервые проигнорировал кошку. Вцепившись руками в бортик ванны и подавшись вперед, Шото посмотрел на Кацуки и начал что-то трещать, как будто от шока забыл о языковом барьере. Кацуки делал какие-то неопределенные утешающие жесты, но у него самого голова шла кругом, хотя ни состояние Шото, ни Кацуки не шло ни в какое сравнение с состоянием Мидории.
— Боже мой, как это могло случиться? Это не должно быть возможно, да, я сказал, что это, вероятно, произойдет, но этого все равно не должно было произойти. Это похоже на волшебство, Каччан, так значит, магия существует?! Обычная вселенная, какой мы ее знаем, не в состоянии объяснить ничего подобного, только представь, что это сделает с научным сообществом! Возможно, мы сейчас обнаружили теоретическое «Недостающее Звено», и он может просто ходить среди нас, как хренова «Тварь из Черной Лагуны»?! Одна лишь медицинская область перевернется с ног на голову, если его биология содержит ключ к таким вещам, как восстановление потерянной конечности! — Руками теребя зеленые кудри, Мидория наворачивал круги по маленькой ванной, но в своем психическом расстройстве он вообще не обращал внимания на окружающую обстановку. По крайней мере, пока его голова не повернулась к Кацуки, и он отчаянно указал на Шото: — Он водяной, Каччан! Сколько еще существует на свете таких, как он?! И так я когда-нибудь выйду за Эйджиро, а потом узнаю, что он зубная фея?..
Кацуки нужно было многое расшифровать в том, что по сути было монологом в маниакальном эпизоде Мидории, но в итоге он скрестил руки на груди и, приподняв бровь, спросил:
— Ты планируешь расписаться с Эй?
— Завались, Каччан, у меня тут нервный срыв! Ты этого не слышал! — взвизгнул Мидория, обвиняюще ткнув пальцем в Кацуки и проклиная друга детства так, как ребенком мог только мечтать.
С раздражением от драматизма Кацуки нахмурился и озвучил эффективную угрозу:
— Деку, у тебя примерно десять секунд, а потом я дам тебе пощечину, как в сексистском фильме, изображающем истеричную женщину 20-х годов. Понял?
Это сработало.
Медленно сделав глубокий вдох и задержав его, Деку затем выдохнул с тихим, но искренним: «Спасибо».
Слева от них раздался легкий рокот, и оба одновременно повернулись к Шото: тот, наклонив голову, с любопытством смотрел на них, будто люди перед ним достигли пика истинного безумия.
Шото спонтанно сделал жест: «Задрот».
───── ☽༓☾ ─────
Хотя ему следовало обновить карточку ротвейлера, который нуждался в чистке зубов, Кацуки не мог сосредоточиться на этой задаче.
Весь прошлый день Изуку беспокоился и до глубокой ночи работал над своими теориями о биологии Шото. В конце концов он начал настолько бессвязно бормотать, словно заговорил на языке водяного. Кацуки удалось вышвырнуть ублюдка из своей комнаты, поэтому парень плюхнулся лицом в их большой диван в гостиной, как будто потерял сознание еще до того, как коснулся подушки. Кацуки, вероятно, следовало ожидать этого, когда на следующее утро обнаружил накинутое на друга мягкое одеяло и Киришиму, регулярно выглядывающего из кухни, чтобы посмотреть, спит ли еще Мидория. Удивительно, что глаза Кацуки не выкатились из глазниц.
Однако теперь, когда шок прошел, мысли Кацуки казались почти такими же безумными, как и сам Мидория. Он действительно обдумывал все сказанное другом. Ну, на самом деле, одну конкретную вещь.
Во время своей напыщенной речи Деку задал вопрос, есть ли еще такие, как Шото… А что, если да?
В этом был смысл, не так ли? Очевидно, помимо Половинчатого, должны быть еще русалки, но если они существовали, то что еще скрывалось от мира? Такого рода вещи… невозможно, чтобы они легко и сами по себе держались в секрете. Должно быть что-то еще в игре, и с каждым днем Кацуки убеждался в этом все больше, поскольку его не покидало дьявольское чувство, что за ним следят. Деку был прав, Кацуки пытался защитить Шото от чего-то, но он сам не знал, черт возьми, от чего.
У него была всего одна зацепка — визитная карточка в кармане, которую он иногда доставал и вертел в руках. Кацуки ни в малейшей степени не доверял этому Ястребу, но отчаянно хотел знать, во что, черт возьми, играл этот ублюдок.
Была еще одна вещь, которая засела в глубине сознания Кацуки. Как только она всплывала, он гнал ее прочь, не зная, что и думать. Половинчатый выздоровел… У него не было причин оставаться, его дом — океан, а все, что мог ему предоставить Кацуки, — это наполненная соленой водой ванна.
Если Шото что-то и угрожало… разве он не был бы в большей безопасности в глубинах моря?
— Бакуго.
Кацуки облокачивался рукой о стол, голова лежала на ладони, но соскользнула, и он чуть не ударился лбом о клавиатуру от того, как его внезапно вырвали из собственных мыслей. Через несколько столов сидел Шинсо за своим компьютером и, приподняв бровь, равнодушно смотрел на него через промежуток между мониторами.
Ощетинившись, Кацуки бросил уничтожающий взгляд на коллегу и рявкнул:
— Какого хрена ты хочешь, мешки под глазами?
— Я трижды пытался привлечь твое внимание. Мне просто стало интересно, спишь ли ты с открытыми глазами. — Хотя Шинсо снова перевел взгляд в свой монитор и печатал, пока говорил усталым протяжным голосом, казалось, за насмешкой скрывается реальное беспокойство из-за невнимательности Кацуки. — Или это, или очень сложно ввести в карточку текущий вес собаки и время следующего приема.
— О, отвали, сплю с открытыми глазами? И это говоришь мне ты? Я видел, как ты хлестал энергетики за углом, как чертов наркоман на семейном собрании! — огрызнулся Кацуки, хотя Шинсо в какой-то степени оказался прав: всего за несколько секунд блондин ввел всю необходимую информацию и закрыл карточку ротвейлера. — Будешь доебываться ко мне, когда перестанешь на перерывах дремать в комнате для бродячих кошек в приюте.
— М-м-м, кто-то не в настроении. — Отсутствие реакции на его выпад и то, как Шинсо даже не оторвал взгляд от экрана компьютера, лишь больше раздраконило Кацуки, так как да, он был не в настроении.
В гневе Кацуки — мелочный до мозга костей — оттолкнулся от стола с, возможно, слишком большой силой и откатился на стуле, чтобы встать и броситься вон из комнаты.
— Ну, если это все, что ты, блядь, хотел сказать, тогда…
— На самом деле я…
Кацуки остановился на полпути к выходу и посмотрел на парня, который неловко потирал затылок, не желая встречаться с ним взглядом. Это было не похоже на Шинсо, обычно такого сдержанного и собранного, как будто общение с другими людьми было игрой в шахматы. Так что румянец, появившийся на лице парня, пока он подыскивал слова, вызвал у Кацуки, мягко говоря, изрядное любопытство.
— Твой сосед по дому, он… эм… — Шинсо запнулся, подбирая слова, мышцы на челюсти дернулись, будто ему было явно неудобно их произносить. В конце концов он остановился на: — Какова его… ситуация?
Кацуки с открытым недоверием уставился на него на целых пять секунд, пока смысл вопроса доходил до него, а затем закатил глаза и простонал:
— Господи, блядь, боже мой…
Шинсо вскинул на Кацуки такой уязвимый взгляд, что тот задался вопросом, как, черт возьми, кто-то может не распознать неприкрытые намерения Денки. Но блондин уже выходил из комнаты, бросая коллегу самостоятельно решать свои проблемы на любовном фронте. Интерес этого зомби-ублюдка к его другу — не его, Кацуки, чертово дело. Вот почему он выудил из кармана телефон, пока шел по коридору к одной из смотровых комнат, которые должен подготовить к полудню.
Скорее всего, Шинсо собирался спросить, интересовался ли его друг мужчинами или встречался ли с кем-то, поэтому Кацуки без капли вины отправил контактную информацию коллеги, ни слова не сказав Каминари почему. Кацуки отказывался быть в центре этого дерьма. Проще натравить самого монстра на смелого ничего не подозревающего ублюдка, который решил проявить к идиоту интерес.
Ответ был почти мгновенным.
Денки [вторник, 11:37]: братан, что
Денки [вторник, 11:37]: ЧУВАК ПОДОЖДИ О БОЖЕ
Денки [вторник, 11:37]: погоди, он сказал тебе отправить мне это? То есть вы говорили обо мне?
Денки [вторник, 11:38]: что он сказал???
Денки [вторник, 11:43]: кэт…
Денки [вторник, 11:45]: давай чувак я собираюсь подкатить к нему дай подсказку на что мне опереться!!!
Денки [вторник, 11:46]: хорошо если думаешь у меня есть шанс со святыми скулами тогда НЕ пиши мне в ответ
Денки [вторник, 11:50]: о черт возьми да
───── ☽༓☾ ─────
— Не пинайся, блядь, Половинчатый, клянусь гребаным богом, я засуну твою задницу в чертов «стальной зажим»… Еб твою, просто надень это!
Шото со своими новыми ногами сидел на корточках и угрожающе скалил острые зубы. Зрачки сузились в опасные щелочки, от дребезжащего шипения расширялись жабры, которые обычно выравнивались на шее, когда он был в этой форме. Он всячески пытался усилить свою тактику запугивания, но затем Кацуки попробовал натянуть ему на голову толстовку и шипение оборвалось булькающим, удивленным и высоким звуком. Во время борьбы ветеринар затащил своего псевдопациента на кровать, что, несомненно, было профессиональной некомпетентностью и злоупотреблением своим положением. Однако у Кацуки не было другого выбора.
Он снова проснулся посреди того проклятого сна, но быстро уснул под рокочущий белый шум, который казался таким успокаивающим, и он просто повернулся на бок, чтобы утонуть в тепле с этими вибрациями под щекой.
Затем, несколько часов спустя, он проснулся и понял, что лежит в объятиях длинноногого и совершенно голого водяного, который удовлетворенно урчал, зарывшись лицом в его мягкие волосы.
Так что, очевидно, пришло время научить ублюдка носить хотя бы гребаные штаны, пока Кацуки не умер от проклятого сердечного приступа, даже не закончив колледж. Черт, из-за вспыльчивого характера его кровяное давление и так ужасно скакало. Однажды в детстве он в истерике орал до посинения и отец чуть не потащил его в больницу. Как бы Кацуки смог себя уважать, если бы в конце концов его убила увиденная первым делом в утро четверга задница водяного?
Так что да, Кацуки выудил свои самые свободные спортивные штаны и попытался убедить Шото, что они намного удобнее и лучше носить их, чем бегать в одеяле, как король-тиран в плаще. Но Половинчатый не разделял его мнения в этом вопросе.
Если судить по привязанности Шото к золотой манжете, русалки питали слабость к драгоценностям. Но одежда по какой-то причине была проклятием и отравляла их гребаную жизнь, потому что Шото неотступно боролся с тканевой тюрьмой. В слуховых аппаратах звенело от нечеловеческих визгов и трескотни, но Кацуки почти — почти! — натянул эту гребаную толстовку на голову суки, поэтому даже не потрудился их перенастроить. Оседлав бедра Шото, Кацуки полностью сосредоточился на попытке понять, что делать теперь, когда просунул голову водяного в горловину. Нужно было решить, как, черт возьми, засунуть чужие руки в рукава, а то сейчас он железной хваткой держал запястья, потом еще штаны — тоже станут абсолютным адом…
— Эй, бро, ты в порядке…
Сердце Кацуки замерло в груди.
Легкая вопросительная трель Шото осталась без внимания. И Кацуки, и водяной посмотрели в дверной проем, где только что проснувшийся Киришима в свободных пижамных штанах и с завязанными сзади волосами в шоке уставился на них широко раскрытыми глазами. Долгий миг все молчали, все были так потрясены, что застыли на месте, хотя, возможно, это длилось лишь секунды, показавшиеся целой жизнью. Мозг Кацуки был капканом панических мыслей из-за обнаружения водяного его соседом, но вихрь в голове утих в катастрофе от их столкновения, когда снизу донеслось тихое рычание.
Вибрации звука всколыхнули глубоко внутри Кацуки что-то, что он боялся анализировать. Но, даже если бы он захотел, на это не было времени, потому что Шото сел, все еще с ним, сидящим на его коленях. У Кацуки перехватило дыхание: Шото прижал его к себе в защитном жесте и волком посмотрел на Эйджиро, как будто угрожал ему. По крайней мере, так думал Кацуки, пока острые зубы не прикусили его плечо мягко, но все же достаточно крепко, чтобы вырвать невольный вздох у не ожидавшего этого Кацуки.
У Киришимы отвисла челюсть, и он хлопнул рукой, закрывая себе глаза, так быстро, словно дал себе пощечину.
— Черт! Извини, бро, я не знал… боже мой, — оправившись от шока, взвизгнул Эйджиро и начал нащупывать дверь свободной рукой. Как только ему удалось вслепую схватиться за ручку, парень убежал и захлопнул за собой дверь, продолжая приглушенно бормотать: — Я-я понятия не имел, что ты с кем-то встречаешься, Кэт, я… э-э, я не знаю, может, в следующий раз оставишь носок на двери? О черт, извини, чувак, я просто… Я сейчас уйду. Да, это хороший план…
С каждым словом и звуком быстро удаляющихся в коридоре шагов в Кацуки рос ужас от понимания, насколько компрометирующе все это выглядело со стороны. До сих пор обнимая Кацуки, Шото положил подбородок ему на плечо и удовлетворенно фыркнул, как будто гордился тем, что «отпугнул» Киришиму.
Кацуки вздрогнул и, как будто обжегся, отдернул лежащую на бледном бедре Шото руку. Его охватила паника.
— Посмотри, что ты наделал! — с горящими глазами зашипел он и вывернулся из рук водяного. С ярко-красными щеками он смотрел куда угодно, только не на Шото с недонадетой толстовкой вокруг шеи. В горле пересохло. Кацуки обхватил раскрасневшееся лицо руками и зашагал по комнате. — Нет, нет, нет, нет, нет! Эй видел тебя и, наверное, уже трындит об этом всем остальным! Как, черт возьми, мне объяснить, что за голожопый парень у меня в постели, чтобы они не подумали… Черт!
