Doamnă D.

      Доброе утро, мир — я проснулась. Спина болела так, будто я пролежала в кровати часов двенадцать, если не больше. Особенно ныла поясница. Я сладко потянулась, обнимая подушку и переворачиваясь с живота на спину. Рукой тянусь к прикроватной тумбочке, чтобы найти телефон и посмотреть, который час... Тумбочки не оказалось. Открываю глаза — так, стоп, где я? Я резко встала на локти, осматривая окружение. Я была в огромной комнате, напоминающей зал дворца, нижняя половина стен была в деревянных планшетах, украшенных ручной резьбой, вторая — в роскошных текстильных обоях красного цвета с тонким золотистым паттерном. Мебель — в том числе моя огромная кровать — была полностью из дерева: тяжелая, роскошная, покрытая лаком, который на некоторых местах уже износился и потерял свой первозданный блеск. По ногам скользила шелковая наволочка, украшенная гербом ручной вышивки. В комнате было много окон, и несмотря на то, что они были плотно закрыты, старые деревянные рамы всё же пропускали лёгкие дуновения прохладного воздуха, мягко подбрасывая и играя с легкими и плотными шторами.       Память медленно начала возвращаться, напоминая о последних событиях: о сереньком опеле, спрятанном в лесу, мрачной деревушке, мужчине в очках и его повозке, тёмном зале, большой женщине и... крови. Я схватилась за щёку и ощутила легкое покалывание и запекшуюся кровь — вспышкой перед глазами появилась сцена, как девушка в капюшоне подходит ко мне и делает надрез, как затем несёт большой женщине, которая с нескрываемым наслаждением кровь мою смакует... Всё-таки это оказался не сон!       Как-то давно, когда я еще училась в университете, мой одногруппник подготовил реферат про современных вампиров — людей, пьющих человеческую кровь. Ему даже посчастливилось поговорить с ними на их форуме — это был русскоязычный сайт с пошлым и бьющим в лоб названием «Vampire Community». Он рассказывал, что эти вампиры люди относятся всерьез к своему увлечению и крайне обижаются, когда их называют ролевиками или сатанистами. Суть была такой, что у некоторых личностей пробуждается так называемый «вампиризм» (как, правда, это происходит, никто толком и не объяснил), и появляется потребность в «кормлении» — так они называли момент поглощения крови и/или энергии. Главное правило заключалось в том, что свою кровь пить нельзя — ведь получается так, что ты забираешь энергию сам у себя, а следовательно — насыщение не происходит. Тогда я с интересом и толикой иронии прослушала весь реферат и подумала, что это какое-то узкое движение фриков, но по всей видимости оно гораздо масштабнее, чем я предполагала. И находясь здесь, в огромном замке с такими «вампирами», мой энтузиазм и ирония немного приутихли. Надо вести себя аккуратно. Хотела я только встать с кровати, как дверь распахнулась и ко мне вошли две девушки: — Ну наконец-то! — наигранно простонала одна из них, буквально влетая в комнату. — Мы-то уж подумали, что ты никогда не проснешься, и тело твое покроется пролежнями! — захихикала она. — Где я? Кто вы? — я напряженно впечаталась в изголовье кровати. — По порядку: тебе повезло посетить великолепный дом Димитреску! — девушка демонстративно встала в позу, опираясь бёдрами на комод. — И перед тобой его не менее великолепные жительницы. С мамой ты уже познакомилась. — Это та женщина... — Для тебя она Госпожа! — грозно вскрикнула девушка в другом конце комнаты и тут же, словно тучей из мух, приблизилась ко мне. — Мама и так к тебе невероятно добра, ведь ты всё ещё дышишь! — она холодной рукой обхватила мою шею.       Вблизи я увидела, что лицо её было обезображено кровью — это точно: она тонкой корочкой покрывала всю область у рта, маленькие крошки спеклись у уголков губ и осыпались с каждым её движением. Ткань платья у шеи ещё была сырая и плотно прилегала к бледным ключицам, изредка отодвигаясь и представляя взгляду мутные красно-жёлтые разводы. Вокруг единым организмом мельтешила мошкара. В нос ударил запах сырости и металла. Низ живота скрутило спазмом. — Будь моя воля, ты бы уже висела за руки в цепях! — её глаза блестели золотом, крик сменился шепотом сквозь зубы. — Мясистые ножки болтались бы в конвульсиях, а из ран бы медленно стекала горячая кровь, ах! — Ну ду-у-ушка! — позади раздался хохот блондинки. — Не пугай ты так нашу гостью, маме не понравится, — она отвела девушку за плечи. В дверях появилась третья, в точно таком же одеянии. — Она проснулась? — спокойно и незаинтересованно спросила она. — Мы уже болтаем! — Спускайтесь обедать, — девушка опрокинула меня небрежным взглядом. — Приведите её в порядок и спускайтесь.       Девушки подхватили меня под руки и потащили в соседнюю комнату — там располагалась помпезная ванная комната из белого камня с золотой отделкой. Руки, только что державшие меня, испарились, и я грохнулась на пол. По комнате эхом зазвенел хохот, и передо мной из ниоткуда появилась сначала туча мух, а в ней — две девушки. Я ошарашенно отползла и хотела завопить, но дыхание перехватило, а горло окутало очередным спазмом, и на выходе вышло какое-то непонятное сжатое мычание прямо из живота. Блондинка согнулась от смеха, обхватив себя руками. Я вопросительно озиралась по сторонам и старалась отползти подальше, но тут вторая девушка твердо приказала: — Вставай и умывайся, чего ты как маленькая, — я покорно повиновалась, хотя и ноги дрожали так, что устоять на них было точно как на двух натянутых трясущихся от ветра канатах. Взялась за ручку, проворачивая её — полилась холодная вода. Я лихорадочно начала умывать своё лицо, стараясь привести себя в чувства, надеясь, что образы такие мне кажутся только по причине недомогания. — О-о-ой! — кое-как успокоившись, блондинка выпрямилась и поправила свой капюшон. — Давай пробежимся по правилам этикета — ты же в замке! Во-первых, мама для тебя — только Госпожа, ты тут гостья и должна быть скромной и послушной, мы же не хотим так скоро распрощаться. Принимай любые подарки и будь благодарна, будь ухоженной и кроткой, не задавай вопросов... и, возможно, предстоящую ночь ты проведешь в любимой кроватке, а не в подвале с остальными дубинами.       С остальными. В этот момент от напряжения к горлу подошёл ком, в висках застучали молоточки — сердце забилось так сильно, что я чувствовала, нагнись я чуть сильнее, и оно тотчас вылетит у меня прямо из горла! Холодная вода помогала справиться с нахлынувшей лавиной чувств и не разреветься прямо на месте — у них на глазах. Какой чёрт дёрнул меня прийти сюда, прямо в руки кровожадных маньячек!.. Ладно, Элизабет, спокойно... С тобой ничего не случится, все знают о твоих координатах и забью тревогу, придут на поиски и спасут. Главное — продержаться, слушаться, не провоцировать. Я упокоилась и выпрямилась, бросая немой вопрос. В ответ — пушистое полотенце. Затем — белое платье в пол, больше напоминавшее ночной пеньюар. Я переоделась, и мы вышли из комнаты, вниз по лестнице.

***

      Пока мы шли, я не могла не смотреть по сторонам — всё вокруг было невероятных размеров, каждая крохотная деталь, каждый узорчик на обоях, каждая ваза, всё кричало, как это дорого и роскошно — совсем из другого мира. Из мира семейных реликвий и тайн, огромных поместий и церемоний, из мира фильмов про графов и средневековье. Девушки шли прямо передо мной — и мухи! Мухи вокруг, они не подлетали ко мне, они держались дам, будто те были их хозяйками, повелительницами. Я своими глазами видела, как они приземлялись на их темные одеяния, и в ту же секунду сливались с ним, будто становясь им... Я не могла понять: то ли их так привлекал запах, так настойчиво исходивший от них, то ли это была не иллюзия, и они правда были ими. Всё рациональное во мне бунтовало с этой мыслью — девушки из мух, какой абсурд! Но я смотрела, всматривалась внимательно, прищуриваясь и приближаясь, и всё было так, как кажется. От этой мысли ноги поочередно предавали меня, подкашиваясь на ходу и шурша подошвой о дорогие ковры. Мы прошли пару коридоров, комнат, ещё коридор, и оказались тут.       Тёмная просторная комната, освещенная парой настольных светильников со свечами. Прямо перед нами — высокий стол, упирающийся мне в шею, если бы я сделала ещё пару шагов. В начале его, на той стороне сидела она — хозяйка дома. Её бюст мягко лежал на руке, на которую она опиралась. В другой же руке слабо тлела сигарета, помещенная в длинный изящный мундштук, украшенный резными стебельками. Шляпа неизменно лежала наискось, прикрывая половину лица. — Присаживайтесь, — мягким контральто прозвучало из-за стола. Я взобралась на стул, ноги болтались над полом. Две девушки сели напротив меня. Блондинка подбежала к женщине и на носочках шёпотом что-то рассказала, косясь на меня и улыбаясь. — Спасибо, солнце, — женщина провела тыльной стороной ладони по её щеке, после чего та запрыгнула на стул рядом с другими.       Огромная тяжёлая дверь тихо приоткрылась, и в комнату на цыпочках проплыли три девушки — они были не как они. На их щеках в свете свеч играл живой румянец, глаза были опущены, а губы поджаты. Они внесли блюда, поставили их на стол. Когда ко мне подходила одна из девушек, дабы оставить блюдо, она быстро подняла на меня испуганные глаза — я долго еще буду видеть их во снах: свет бликовал в испуганных глазенках, уставившихся не меня. Она увидела во мне чужака, но в то же время — надежду. Будь мы с ней одни — я уверена — она бы схватила меня за плечи и разрыдалась бы, моля о спасении. Но вместо этого она тотчас отпустила лицо, и вместе с остальными точно так же безмолвно удалилась. — Как тебя зовут, дитя? — женщина подняла голову, выдыхая сигаретный дым, бежавший по столу в мою сторону. Я громко сглотнула. — Элизабет. — Элизабет, Элизабет, скажу тебе я тет-а-тет, мне жаль твоих цветущих лет, и в этом суть, Э-ли-за-бет! — пропела блондинка напротив меня, покачивая головой из стороны в сторону. — Как ты тут оказалась, Элизабет? — мягкий тон сменился на подозревающий, женщина приподняла бровь и облизнула уголок губ. — Я путешествую... из Молдавии, — голос предательски терялся на середине фразы. — Моя бабушка, родом из Трансильвании недавно умерла, и я решила попутешествовать по её местам, и как-то оказалась тут... — Прелестно! — Димитреску улыбнулась белоснежными зубами и откинулась на спинку скрипучего стула, наклонив голову на бок. — Ты что-нибудь знаешь про... нас? — она плавно повела рукой с сигаретой в сторону дочерей. — Боюсь, что нет... — Чудно! Эти прелестные девушки мои дочери: Бэла, Даниэла и Кассандра. И я — владелица этого великолепия — Альсина Димитреску, — она кивнула в мою сторону. Я кивнула в ответ.       Её лицо было по-наглому спокойным, улыбающимся. От линии челюсти и до глубокого декольте расползались тонкие тёмные венки, создавая неповторимый природный паттерн. Жемчужное ожерелье ползало по ключицам, стоило ей только слегка сменить позу. Образ её — такой фундаментальный, пугающий своими размерами и мощью — мягко манил и заинтересовывал, словно перед тобой, вот тут, прямо сейчас, воочию предстал персонаж из мрачных сказок. Она докурила сигарету и убрала мундштук на близлежащее крохотное блюдце. — Приятного аппетита! — все принялись обедать, приподнимая и убирая в сторону клош — штуку, которой накрывают еду в дорогих ресторанах.       Передо мной оказался сочный, багрово-красный кусок мяса с овощами — пахло вкусно. Желудок заныл, хоть, казалось, чувства голода не было совсем. Вспоминая слова девушки про то, что надо быть благодарной, я взяла в руки нож и вилку и сделала первый надрез. Я не успела опомниться, как блюдо растаяло в моей тарелке. На столе помимо основных тарелок, стояли закуски и, видимо, десерты — маленькие жёлтые кирпичики, напоминавшие мармеладные конфетки — они особенно нравились блондинке. Леди Димитреску подняла бокал красного вина над столом и выпила — дочери повторили за ней. Я не отставала. Подведя сосуд к губам, я сделала первый глоток и тут же подавилась — «вино» оказалось чересчур густым, оно обволокло мой язык, осело плотным слоем на нёбе, кончик языка распознал солёный и металлический вкус. Я закашляла, по подбородку потекла густая жидкость. Девушки испуганно взглянули на меня, а потом — на мать. Она убрала бокал в сторону, нахмурив брови — нос съёжился в небольших морщинках, рот изогнулся уголками вниз. Димитреску повела бровью и провела языком по внутренней стороне губ, прицокивая в конце: — Тебе не понравилось? — сдержанно, но напряженно спросила она. Я растерялась и взглянула на блондинку, та не подавала виду. — Я прошу прощения... — я судорожно стала вытирать сырой подбородок. — Я-я не привыкла к таким напиткам. — Ты отбила у меня аппетит, — недовольно фыркнула она, со звоном откидывая в сторону приборы. — Милые, вы можете сходить до деревни, — на секунду она смягчила тон, обращаясь к своим дочерям. Те поклонились и в ту же секунду — все трое! — растворились жужжащей тучей в воздухе и исчезли в дверном проёме. Женщина остро посмотрела на меня. — Ты знаешь, что это? — Вкус мне напомнил кровь, Госпожа, — кажется, последнее слово чуть сдобрило её. — И тебе не понравилось? — она наивно повысила тон голоса, будто бы была удивлена такой реакции. — Мне никогда не доводилось пить кровь... — Очень напрасно! — она встала из-за стола и, обойдя свой стул и проведя по спинке рукой, направилась ко мне. — Теперь ты живёшь в моём доме, и лучше бы тебе привыкнуть к здешним правилам, — я чувствовала, как она нависла надо мной сзади, упираясь руками в мои плечи. — Ты поняла меня, Элизабет? — сил у меня хватило только на зажатый кивок. — За мной.       Я сползла со стула и направилась за Госпожой. Высокое тело — на глаз почти в три метра — медленно плыло по коридорам замка, ткань на мягко качающихся бёдрах собиралась оборками и тут же вытягивалась. Звон от её твердой поступи отражался от высоких дверей, потолков, прыгал по мраморной лестнице и по перилам вниз — в подвал замка, ещё более темный и сырой. Оттуда, из глубины, раздавались стоны и хрипения, оттуда веяло холодом и разложением, но, к счастью, мы не углублялись — в какой-то момент она остановилась, достала связку ключей и отперла дверь, проходя в которую, ей пришлось согнуться. В комнате стоял огромный металлический аппарат с кучей трубок, пакетиков, рядом стоял большой шкаф (или холодильник?). — Мне, хрупкой женщине, сложно поддерживать огромное поместье в одиночку, — и я даже не поняла, иронизирует она или нет. — Слуги всегда нужны. Ты пока будешь работать здесь. Догадываешься, что это? — Я без понятия. — Этот аппарат соорудил мой братец, вы уже знакомы. Он помогает мне работать с кровью. Мы не можем просто поставить под человека ведро и выпить его — мы же не какие-нибудь варвары. К тому же, это не гигиенично, а кровь имеет особенность сворачиваться, — она отвращено повела носом в сторону. — Твоя задача собирать сосуды с кровью и проводить их по аппарату, сначала сюда, — она положила руку на большую воронку с трубочкой, — потом два пакетика, большой и маленький. Маленький — на выброс, там грязь. Большой — вот сюда, — она указала на что-то похожее на медицинскую центрифугу. — На выходе должен получиться пакет с кровью — её в на обеззараживание под лампу и в холодильник сразу, смотри, чтобы не было сгустков. Ещё с одного пакета крови у тебя останется вот это — плазма, — она достала нечто, похожее на жёлтый кирпич. Как тогда, на столе, только пока что не разрезанный на множество маленьких кусочков. Меня снова замутило. — Её подвешиваешь в холодильник на крючки. Это твоя работа, — она посмотрела на меня через плечо. Любимое дело, видимо, успокаивало её.       Она отошла от аппарата, проверила холодильник и отряхнули руки, попутно доставая сигарету и закуривая её. — И помни, дитя, — Димитреску сделала несколько шагов ко мне, от этого у меня участилось сердцебиение, — у тебя всегда есть шанс не работать и встретиться с аппаратом с другой стороны, — голос её перешел на скрипящий горловой шепот. Я уперлась лопатками в стену, она надвисла надо мной, выпуская дым на макушку. Я знала, я чувствовала по её дыханию, как важно и нужно ей показывать силу, как нравится ей упиваться своим преимуществом, будто кошка, поймавшая мышь, и играющая ей перед тем, как с хрустом перегрызть острыми клыками шею. — За работу, — сухо кинула она и вышла из комнаты.