Луна сегодня так прекрасна

****** — Так, откуда у тебя этот шрам? — спрашивает Чоноп, копая очередную могилу в полночь на кладбище. Ендже делает пару глотков воды и бросает бутылку Муну, который тоже жадно высасывает жидкость. — Стремный? — спрашивает Шрамированный. — Для меня нет. — твердо, со злостью в голосе произносит Мун. — А для меня, да. — с улыбкой, говорит Ендже. — Стремный и страшный, как сама ночь. Уродливый шрам. Я ненавижу его. Каждый раз когда я смотрюсь в зеркало, он напоминает мне о том, чего я не должен делать, о том, что так отчаянно я хочу сделать. Странно, да? — усмехается и смотрит на парня, который отложив лопату, внимательно слушал его. — Это не шрам. — Ты уже говорил это. — вспоминает Чоноп. — Тогда, что это если не шрам? — Это — напоминание. — Напоминание? — Да. На его лице отображается такая странная и по теплому холодная улыбка, что Чоноп неосознанно делает шаг ближе, тогда как чувствует, что не должен этого делать. Не должен приближаться и быть рядом. — Ты не можешь или не хочешь рассказать мне? — Могу, но ты не внушаешь доверия. — смеется Ендже, вновь принимаясь за работу. — Я думал, мы уже прошли этот этап, разве нет? — Ты так просто можешь доверится малознакомому человеку? — удивленно, с иронией спрашивает Шрамированный. — Нельзя быть настолько наивным. — цокает Ендже, качая головой, когда Мун не находит что ответить. — Я просто верю. — с какой-то ранее не знакомой Шрамированному грустью, произносит Мун. — Я хочу просто верить. Тебе. Только тебе, Ендже. — и смотрит так, что вечерний холод уже не кажется таким холодным. Чоноп оставляет лопату и подходит ближе, сокращает то расстояние, которое все это время мешало ему сгрести Шрамированного в объятья и согреть. Чоноп знает, что Ендже очень любит крепкие объятья, тянется к ласке, умеет ее принимать и также отдает с лихвой. Мун знает это и оправдывается этим знанием перед самим собой, не желая принимать как факт то, что сам настолько погряз в желании быть ближе к нему, что иногда путает, где игра, а где искренность. — Ты подумаешь что я сумасшедший, но я тоже хочу чтобы меня любили. Я тоже хочу чтобы меня обнимали когда грустно и целовали просто так, без повода. — Мун ближе так, что его горячее дыхание уже касается холодных щек Шрамированного. — В мире столько людей, десятки, сотни других с красивыми лицами, правильными носами, с покладистым характером, с хорошей репутацией и много тех, с идеальным мышлением, которые в сто раз лучше тебя, меня и многих тех, кого я знаю… но, только с тобой, сейчас, я чувствую себя мальчишкой. Тем самым, который еще умел мечтать, умел радоваться мелочам, бегал босоногим под дождем, играл в снежки зимой и обливал соседских мальчишек летом. С тобой я — настоящий, понимаешь? Чоноп говорит искренне, говорит то, что чувствует на самом деле. Не притворство. Не фальшь. Лишь правда, которая отражается в глазах напротив. Он верит. Шрамированный верит ему. Глаза не могут врать и они говорят, что да, понимают, принимают и хотят большего.  — Мне страшно. — тихо произносит Ендже опустив голову, не позволяя считать эмоции. — Ты говоришь то, что заставляет меня бояться. — он замолкает на пару секунд, затем продолжает: — Ты первый, кто заговорил со мной, ты первый, кто произнес мое имя. Ты первый, кто смотрит на меня не с отвращением и брезгливостью. Ты во всем первый. Это пугает до дрожи и притягивает одновременно. Мне хочется убежать от тебя и в тоже время, быть с тобой. Странно, да? — горько усмехается. — Маленький мой. — нежно произносит Чоноп и берет лицо парня в ладони, смотрит глубоко в глаза и улыбается такой чистой и искренней, от всего сердца, улыбкой, что кажется, может озарить даже самую кромешную темноту, спрятанную в глубинах души Шрамированного. — Ни капельки не странно. Совсем нет. Боже, малыш, я думал… я думал, только я один потерял покой и сошел с ума. Господи, как же я рад. Сердце Чонопа не скачет галопом, не бьется со скоростью в тысячи ударов в минуту, нет. Оно остановилось. Сейчас, в это мгновение, оно не бьется, словно умерло, как будто хочет остановить этот момент и запомнить, и пронести его до самой последней из перерождений. Птицы вдруг замолчали и все что находится за пределами кладбища, перестало существовать. Чоноп думает — это кощунство. Быть настолько счастливым в самом несчастном месте этого города. Хотеть жить в месте, где жизни нет. Чоноп ощущает как та пустота, которая разъедала его, заставляла чувствовать себя самым одиноким человеком на планете, рассасывается, растворяется словно утренний дым, оставляя после себя тепло утреннего солнца. Он улыбается. Впервые в жизни улыбается так, будто слова Шрамированного заставили зажить его шрамы, заставили его заново родиться и умереть. — Луна сегодня так прекрасна. — шепчет Ендже и обнимает, зарываясь своими шрамами в шею Чонопа, что в ответ, еще крепче прижимает парня. — Ты моя Луна. — также шепотом, чтобы даже ветер не слышал, говорит Мун. ****** — Зачем ты сюда сел? — подавившись колой, спрашивает Шрамированный, когда Чоноп у всех на глазах подсел к нему за столик, игнорируя даже своих друзей, чем удивил Ендже. — Я мог бы обидится, но не буду. — улыбаясь во весь рот, говорит Мун. — Отмени все свои дела не сегодня, поедем ко мне домой, познакомишься наконец со своим учеником. — У меня заказ, я не могу. — Чоноп умиляется с того, как не профессионально Ендже пытается скрыть свое смущение. — Я покажу тебе свою комнату. — торгуется Мун. Без понятия на что он рассчитывает, предлагая подобное, но кажется это работает. — Что там может быть интересного? — Все как обычно: кровать, подушки, ноутбук… Я… — с хитрой ухмылочкой, которая сильнее вгоняет парня в краску, приближается к вжавшемуся Шрамированному через стол и произносит, почти шепотом: — Там будешь ты, я, камин, у которого мы будем сидеть и смотреть на потрескивание угольков, но греть тебя будет не огонь, а я. Я буду сидеть у тебя за спиной и мои прикосновения выжгут тебя дотла. Я выжгу тебя дотла. Чоноп снова не заметил как они остались только вдвоем, в своем собственном мире, где глаза напротив смотрят только на него и ничего больше не существует. Не должно существовать. — Ты не моргаешь. — тихо напоминает Мун. — Хочу увидеть тебя. — также тихо шепчет Ендже. — Для этого тебе не нужны глаза, малыш, просто чувствуй. Ощущай меня. — подсказывает, тогда как чертовски сильно хочется опрокинуть этот гребанный стол и сгрести его в тиски. Чоноп вдруг осознает, что отвыкать от Шрамированного будет в разы больнее. А отвыкать придется. Мун наблюдает за тем, как Шрамированный прикрывает глаза, прижимает руку Чонопа к щеке и доверчиво трется об нее. Кожа Ендже мягкая, теплая, немного грубая в области шрама, но столько нежности в этом движении, в этом касании, что Мун чувствует, как сам выжигается. Каждый атом его тела синхронизируется с Ендже и принимает его внутривенно, в кровь. — Просто снимите себе уже комнату. — брезгливо произносит Дэхен, смотря на эту картину. Ему уже все давно понятно, но он ждет когда же сам Чоноп разберется с этим. — Я учуял запах секса как только вошел. Момент трескается. Ендже резко отстраняется и одевает маску безразличия, которую так ненавидит Чоноп. Это не ускользает от внимательного взгляда Дэхена, когда он по очереди обводит обоих взглядом. Все поменялось. Это даже смешно. Мун так громко говорил о том, что сделает из Шрамированного урода собачонку, что не заметил, как сам превратился в дворового щенка, выпрашивающего сиюминутную ласку. — Так, вы оба теперь вместе? — спрашивает Дэхен. — Нет. — отвечает Чоноп и не смотрит в глаза Ендже, но боковым зрением замечает, как тот хмурится. — Тогда какого хрена вы тут чуть ли не трахаетесь? «Уродская ухмылка» — впервые Мун думает, что ухмылка которой Дэхен мог, как сразить наповал, так и убить, выглядит сейчас как настоящее уродство. Уродство, от которого хочется избавиться и никогда больше не смотреть, потому что противно и мерзко. Ендже встает с места и не сказав ни слова, просто уходит, провожаемый двумя парами глаз. — И какого хрена тебе нужно было вмешаться?! — не понятно зол Чоноп или в бешенстве. — У меня было все под контролем, теперь он будет избегать меня. — да Чоноп зол и он в бешенстве от перспективы не увидеть лица Шрамированного в ближайшее время. — Невелика потеря. — опять эта ухмылка. Все внутреннее уродство Дэхена отражается в этой ухмылке и как Чоноп этого раньше не замечал? Мун только сейчас задумывается над тем, как же выглядит его уродство, как оно влияет на других и как черт возьми, люди на нее реагируют? — Невелика потеря. — повторяет за ним Чоноп. Он прикрывает глаза, откидывает голову на спинку стула и представляет какой может быть потеря Ендже и понимает, что незначительной, не приметной, не великой она быть точно не может. В тот миг когда дверь за Шрамированным захлопнется, захлопнется и Чоноп. Потому что он знает, какими преданными выглядели глаза Ендже, когда смотрели в ответ взаимностью и теплыми чувствами. — И все-таки… — Мун обрывается на полуслове, смотрит на друга, понимает, что озвучить продолжение должен не здесь и не Дэхену. Слушатель только что убежал нацепив свою излюбленную маску равнодушия, тогда как Чоноп уже видел все его стороны и полюбил каждую. Мун срывается следом. Дэхену остается лишь смотреть вслед убегающему и сбивающему на ходу студентов, Чонопу и ухмыляться своей фирменной улыбкой, которая ничего хорошего не предвещает. ****** — Подожди! — Чоноп нагоняет Ендже у выхода из универа и преграждает ему путь. — Давай поговорим? — О чем? — маска безразличия не спадает, а кажется наоборот держится крепче. — Нет ничего страшного в том, что ты стыдишься меня. Все в порядке, не думай об этом. — пожимает плечами Шрамированный и собирается уйти, но Мун удерживает его за локоть и возвращает на место. — Стыжусь? Думаешь, мне стыдно? — закипает Чоноп. Он просто хотел чтобы Шрамированного не трогали, не говорили о нем, не произносили его имя. Хотя, в его ситуации это звучит слишком иронично. — Ты блять, мне нравишься Ю Ендже! Стыжусь? Если бы я тебя стыдился, думаешь, я бы разговаривал с тобой, проводил с тобой время, помогал и был рядом? Думаешь, я бы смотрел на тебя, если бы стыдился? Если бы я тебя стыдился, ты бы для меня даже не существовал Ендже! Ты это понимаешь? — в глазах горит огонь, ему не приятно одно то, что Ендже не верит ему. — Знаешь как легко можно обидеть человека? — вдруг спрашивает Ендже, также смотря в ответ. — Всего лишь слово, действие, жест или мимолетный взгляд, ты не поймешь этого пока сам не почувствуешь. А я чувствовал и слова, и жесты, и взгляды наполненные отвращением, но тебя я тоже понимаю. — Шрамированный отводит глаза и смотрит куда-то в пол, — Но знаешь что, есть одно правило этого гребаного мира, которое нельзя нарушать и оно звучит примерно так: «Урода любить нельзя». — Ты не урод! — Я говорил не о себе.