Луна сегодня так прекрасна

****** — Дай угадаю, ты решил меня накормить? — закатывает глаза Ендже, когда Чоноп приходит с полным подносом еды в комнату. — А я разве не говорил, что мне нравятся пухлые парни с щечками как у хомяка? Ты должен соответствовать. — открывая банку колы и протягивая ее Шрамированному, говорит Мун. — Кушать ночью не совсем полезно для здоровья. — делая пару глотков, говорит Шрамированный. — Вообще ничего не есть тоже не полезно, но ты же как-то умудряешься. — Мун двигает поднос ближе к себе, перемешивает острый кимчи с рисом, набирает полную ложку и подносит к губам Ендже. — Ты сейчас серьезно? С рук кормить собрался? — не усмешка, просто мягкая улыбка. Приятная, греет душу. Чоноп уже успокоился, но все равно как-то душно. Не из-за температуры в комнате, нет, в этом скорее виноват парень напротив, который с такой охотой сейчас открывает рот и принимает пищу, которую предлагает Чоноп. — Ммм… очень вкусно! — громко заявляет Ендже, с не прикрытым восторгом сообщая какое удовольствие получает, чувствуя чужую заботу. Мун готов заботится так о нем и дальше, всю жизнь, но мысли не покидают его. Все время крутятся и говорят, что он совершает тяжкий грех, что должен одуматься, признаться и вымаливать прощение, пока это еще возможно. «Не убивай меня» Разве Чоноп может? Он боится даже прикоснуться как-то не правильно не то чтобы убивать. — Аааа… — открывает рот Ендже, — Хэй, раз собрался кормить меня, так хотя бы досыта накорми. — возмущается. Мило. — Оу, прости, задумался. — он снова набирает полную ложку риса и отправляет в рот Ендже, тот снова принимает и сыплет комплиментами и его кулинарных способностях. Чоноп не делал ничего необычного, смешал ингредиенты и все, а Шрамированный восхваляет так, будто он повар самого крутого ресторана города. Он не повар, он не тот, кто умеет делать что-то правильно и тем более не тот, кто способен разобраться в душах таких людей как Ендже. Ендже другой. Он понял это еще с первого диалога, с первого взгляда, не тогда, когда его макали в унитаз, и не тогда, когда унижали в столовой. В тот день на кладбище, когда он впервые застал его за раскапыванием могил. — И все-таки… — не отвлекая его от еды, спрашивает Мун. — Зачем ты это сделал? Чоноп должен знать. Он должен узнать причину такого поступка. Это не дает покоя с тех пор, как он догадался о шраме. Ендже сам себя ранил, причинил боль самому себе, изуродовал себя настолько, что все люди возненавидели его и отвернулись, предпочитая унижать и втаптывать в грязь, вместо того, чтобы понять причину и помочь. Чонопу самому смешно от таких мыслей, ведь он сам ни капельки от них не отличается, он даже хуже. Тот, кто втирается в доверие, располагает к себе, получает доступ в душу, а затем, убивает. Шрамированный хмурится, облокачивается на диван, подбирает ноги, обнимает колени и смотря как потрескивает огонь в камине, молчит. Шрамированный выглядит слишком ранимым и уязвимым, чтобы Мун остался равнодушным. Он подползает ближе, отодвигает поднос и заставляет парня смотреть на себя. — Тяжело нести все в себе. Поделись, вот увидишь, тебе станет легче. — голос тише, взгляд глубже и расстояние самое минимальное. — Скоро рассвет. — только и говорит Ендже, прежде чем Чоноп отвлекается на телефонный звонок, который так не вовремя нарушил их связь. Он отходит к окну и принимает вызов. — Да! — раздраженно, отвечает Чоноп, ведь на экране высвечивается никто иной как Дэхен. А его слышать сейчас совсем не хочется. — Я в клубе. Приезжай. — Ты пьян. — это слышно по его голосу и по тому, как он икает через каждое слово. — Забери меня. — Я позвоню твоему водителю, скажи мне где ты? — просит Чоноп. — И долго ты будешь так себя вести? — перебивает его Дэхен. — Мы все еще друзья? Знаешь, мне иногда кажется, что ты променял меня на этого шрамированного урода, которому ты уделяешь больше времени, чем мне. Чоноп взбешен, но понимает, то есть пытается понять, что это говорит в нем алкоголь. — Это был просто спор Чоноп, помнишь, чего мы хотели? Чего ты хотел? — смех на том конце провода, заставляет стиснуть зубы и сжать кулаки. Чертов Дэхен должен радоваться, что сейчас он так далеко и не получит заслуженных ударов в челюсть. — Поговорим, когда протрезвеешь! — обрывает Мун и отключается. Он находит в контактах номер водителя Дэхена и пишет, чтобы тот забрал его. Да, скоро действительно рассвет, но до него есть еще час. Он оборачивается и видит, как Ендже мирно спит на его кровати, обнимая его подушку. Мун откладывает мобильный и ложится рядом. Мун смотрит на спящего парня, обводит взглядом скулы, веки, шрам, аккуратный носик, который так и хочется чмокнуть. Уделяет отдельное внимание губам, рассматривает их с точностью микроскопа, видит каждую трещинку, каждый миллиметровый изгиб и понимает, как хочет прижаться к ним своими губами. Это желание появляется внезапно и затапливает его. Он тянет руку к его лицу и обводит большим пальцем сначала верхнюю губу, затем нижнюю. Дает пальцам прочувствовать, запомнить, скопировать и сохранить в каждом уголке своего тела. Губы Ендже как магнит, самый сильный, притягательный, самый чистый и безудержный. Сопротивляться не хочется, бесполезно. Дать заднюю уже кажется невозможным, иначе смерть. Сгорит, обуглится и все равно вновь потянется. Захочет вернуться, попробовать все равно. Оно не умещается в груди. Его так много, что кажется даже воздуху нет места. Это невероятно, до какой степени его одержимость губами Ендже велика. Одержимость им самим безгранична. Это не пугает, осознание этого убивает. Насколько много в нем Шрамированного и насколько мало. Его всегда будет мало. — Мне тебя мало. — шепчет Чоноп, пододвигая парня ближе к себе и выдыхая слова прямо в губы. Он ощущает движение ресниц и поднимает глаза наверх, встречаясь с глазами Ендже. — Катастрофически. Муну уже физически больно от того, как сильно он хочет поцеловать этого парня, который так невинно хлопает глазами. И смотрит так, словно ему тоже тяжело. Дышит через раз, но биение сердца полностью выдает его. Ендже не сопротивляется. Не отталкивает. Он просто ждет и смотрит в ответ с таким же желанием, что крышу напрочь сносит. — Скоро рассвет. — повторяется Шрамированный. — До него еще целых сорок девять минут. — не глядя на часы отвечает Мун. — Думаешь, нам хватит сорока девяти минут? — Мне и вечности будет мало. Они инстинктивно подаются вперед. Прикосновение обжигает, мягкость чужих-родных губ топит и возносит к небесам. Мун нависает сверху, придавливая податливое тело к кровати. Он не отстраняется ни на секунду, ни на миллиметр. Нежность с которой отвечает Ендже пробирается под кожу и плавит все его сосуды, все цепи, удерживающие зверя внутри. Чонопу душно. Его душит страсть. Его ломает любовь. Ее так много, что хочется разорвать грудную клетку и показать, что она в нем уже не умещается. Ее так много, что на секунду дышать становится невозможным. Он отстраняется. Смотрит в наполненные нежностью и нетерпением глаза, обнажая свою боль. Мун берет ладонь Ендже в свои руки и подносит их к груди, где под ребрами отчаянно бьется сердце. Шрамированный чувствует. Отчетливо. — Чувствуешь? — голос низкий до хрипоты, отчаянный до бессилия. — Я не понимаю, как, но моя одержимость тобой кажется убьет меня. Тебя во мне слишком много, но также до невозможности мало. Черт бы тебя побрал! Ендже дает ему пьянящую, сводящую с ума дозу того, о чем он даже не смел мечтать. Ошеломляющая любовь в купе со смертельной порцией самого качественного порошка. Эта любовь — одержимость. Взаимная одержимость друг другом. — Покажи мне ее. — просит. — Она сожжет тебя дотла. — Пусть. Хочу гореть вместе с тобой. И они горят. Торопливо, безжалостно. Обнажая все свои желания и пряча далеко в чулан — не понимания и предрассудки. Ендже горит. Чоноп выжигает его своими губами, целуя везде где может, везде где хочет. Ему позволено все. Он боится вновь припадать к губам, только и делает что блуждает по лицу и переходит к шее. Целует, засасывает, оставляет свои отметины и получает взамен, громкие стоны. Шея — это самая чувствительная зона Шрамированного. Чоноп уделяет ей много внимания. Вылизывает, безрассудно целует, не скрывает своего огромного желания. Это ни к чему. Ендже жаден до прикосновений настолько же, насколько это не контролируется у самого Чонопа. Руки блуждают под свитером, оглаживая худую талию и заставляя выгибаться от нетерпения и всепоглощающего желания. Ендже хочет. Это его «хочу» выжигается на сетчатке глаза и придает уверенности Чонопу, для которого это зеленый свет. Шрамированный разводит ноги, чтобы Муну было удобнее расположиться между ними. Тяжесть тела даже приятна. Ендже прикрывает глаза, откидывает голову на подушку и тяжело дышит. Он теряет рассудок от того, как Чоноп одними губами возносит его к небесам. Он ловит ртом воздух и на выдохе натыкается на губы Муна. Чоноп целует больно, не физически, больно от прикосновения кожа к коже. Он терзает губы так, будто оголодавший зверь наконец добрался до свежего куска мяса. Чоноп разводит его губы и проникает в горячий рот. Изучает ему принадлежащую территорию, проходится по деснам, проверяет зубы, сплетается с языком Ендже, проверяя его на вкус и сходит с ума от того, насколько ему нравится. Он целует без жалости, без пощады, словно наказывая его за долгое отсутствие в своей жизни. Пока его руки нагло блуждают по телу Шрамированного, его самого обжигает, когда пальчики Ендже смелеют и тоже в ответ изучают его самого. Это не просто снос башки, это другой уровень сумасшествия. Это паранойя. Это грань между небом и агонией, которая стирается и позволяет ему гореть. Чонопу душно. Теперь в действительности душно. Он на секунду отстраняется, чтобы снять верхнюю одежду и снова припадает к таким манящим губам. Ендже обхватывает его шею руками и прижимает к себе. Казалось бы, куда ближе? Но если спросить Ендже, он ответит: «в себя» Шрамированному видимо тоже жарко, но на его попытки снять с себя одежду, Чоноп рычит. — Я сам раздену тебя. Мун опускается к его плоскому животу, приподнимает толстовку вместе с футболкой и медленно поднимает вверх, сопровождая действие поцелуями. Одежда оказывается на полу, а желание поскорее заполучить это тело себе сковывает узлом где-то внизу. — Ты прекрасен. Сквозь пелену возбуждения говорит Чоноп. Мун припадает к соскам и вылизывает их по одному, выбивая из Шрамированного стоны все громче и громче. Ему до умопомрачения нравятся эти звуки, но их недостаточно. Он хочет еще и еще, пока тот не сорвет голос и не будет хрипеть. Он хочет довести его до безумия. Мун сам уже не грани. Пока пальчики Ендже путаются у Чонопа в волосах, он медленно расстегивает пряжку ремня и вместе с бельем осторожно снимает одежду. Шрамированному неловко, он пытается прикрыться, но Чоноп не позволяет. Картина перед глазами выглядит соблазнительно и аппетитно и Чоноп не уверен, что не сожрет его сегодня. Чоноп разводит ноги парня и вновь ложится между ними, целует, кусает, заставляет обвить свою талию ногами и делает толчок бедрами, имитируя секс. Ендже громко стонет. Ему это нравится. Мун не останавливается и делает еще несколько толчков. Трение между их телами вызывает дикое, необузданное желание скорее подчиниться и отдаться. Муна разрывает от того, как же льнет к нему Ендже, как трется, как страстно желает. Он тянется ручками, обнимает его так сильно, что никаких сомнений не остается: Ендже его тоже до беспамятства, до изнеможения. — Хочу тебя. — произносит Ендже и натыкается на губы, опухшие, искусанные им же самим губы. Чонопу дважды повторять не надо, ведь он сам уже на грани. Мун раздевается, отбрасывает одежду туда же, где лежит одежда Ендже и оба остаются абсолютно голыми. Теперь ничто не мешает. Душа Ендже уже принадлежит Чонопу, осталось только присвоить тело. Ендже прекрасен и Чоноп не перестанет это повторять. Он прекрасен настолько, что слов не хватит описать каждый его изгиб, каждую родинку, каждый дюйм его тела. Это красота сносит его словно цунами и разбивает о скалы словно прибой. Его красота смертельна. А он безоружен. — Я буду нежным. Потерпи, котенок. — шепчет на ухо. Ендже не замечает в какой момент он берет тюбик с кремом из прикроватной тумбочки и наносит туда, где никто еще не касался Шрамированного. От избытка чувств он приходит в себя тогда, когда в него входит один палец. Неприятно, но терпеть можно. Чоноп как и обещал максимально аккуратен, он отвлекает его поцелуями в шею, ведь это его эрогенная зона. Спустя пару минут, он добавляет еще один палец, потом еще один. Чоноп массирует, разводит стенки в форме ножниц, добавляет больше крема для лучшего скольжения и понимает, что Ендже готов, когда слышит громкий стон. Вот оно. Чоноп ведь не железный, его терпению тоже приходит конец. Он пришел, когда Ендже пошло стонет еще пару раз, стоит Муну задеть комок нервов. — Чоноп… ахх… — Блять, детка, я затрахаю тебя до смерти, если продолжишь так стонать мое имя. — рычит Мун и вытаскивает пальцы. С этим парнишкой никакой выдержки не хватит. Он выдавливает побольше крема на руку, обмазывает член по всей длине и пристраивается. Входит медленно. Весь кислород выбивается, когда он ощущает его. Ендже откидывает голову назад в немом крике. Чоноп большой и Шрамированный не уверен, что сможет принять его полностью. А у Чонопа внутри взрываются ядерные бомбы от узости Ендже, это приносит ему такое космическое возбуждение, что хочется прямо сейчас войти полностью и вбиваться в податливое тело, слушая крики и стоны. Но он сдерживает себя. — Детка, ты до одури узкий. Момент, когда он входит полностью сопровождается громким стоном. Его малыш сегодня точно сорвет голос. Мун делает пробный толчок, потом еще один, видя, как Ендже кусает губы в нетерпении и сжимает руками простыни, он двигается быстрее. Каждый толчок — это с трудом сохраняемый баланс между тем, чтобы не прибить себя к этой кровати, к этому парнишке, во имя любви, во имя всего святого, во что он отказывается верить. Он любит его. Кажется, любил еще до его рождения, любил до появления мира. Всегда. Чоноп кажется, до этого и понятия не имел что такое голод, что такое желание. Он только теперь осознает, как сильно этот паренек на него влияет. Это желание — его так просто не утолить. Это пытка. Он двигается быстрее, срывает громкие стоны, под собой распятого Шрамированного видит, и эта картина выжигается на сетчатке глаза, он понимает, что никогда не забудет. Он понимает. Ему всегда будет мало. — Чонопа… быстрее… Ендже одурманен похотью, Чоноп любуется его похотью, вылизывает его шею и сделав пару грубых толчков, кончает. Мун смотрит на распятого Шрамированного, видит, как капли пота стекают по животу, слизывает их, спускается ниже, слизывает белесую жидкость, пробует своего мальчика на вкус и плотоядно улыбнувшись, возвращает свое внимание к губам. Чоноп опускает руки по обе стороны от его головы, придавливая весом своего тела, смотрит. Не может насмотреться в горящие огнем глаза. — И вечности не хватит, чтобы насытится тобой. Они засыпают под утро в разворошенной постели, в обнимку, переплетя ноги, переплетя души и тела. ****** Они проспали до самого обеда. Когда Чоноп открывает глаза, то не застает рядом Шрамированного. Он надевает на себя спортивные штаны и с голым торсом, не стесняясь наготы, хотя, кого стесняться, спускается вниз. Ендже обнаруживается на кухне, с чашкой кофе в руках, одетый в свою растянутую футболку до бедер. — Лучшие панкейки в мире. — замечая Чонопа в дверном проеме, говорит Ендже. — Пальчики оближешь! — хвалится Шрамированный. — Оближу, не волнуйся. — подкрадывается как хищник и обнимает со спины. — Хей, мне нужно следить за панкейками. — вырывается Ендже. — Немножечко. — просит Чоноп и развернув парня к себе лицом целует. Мун всегда так хотел, целовать нежно, мягко обнимать, чувствовать жар, но не поддаваться ей. — Мы проспали занятия. — с улыбкой сообщает Ендже. — Ну, у меня была уважительная причина. — Да, и какая же? — у них у обоих игривое настроение и Чонопу не хочется, чтобы это заканчивалось. — Я всю ночь изучал анатомию, твою анатомию. — добавляет и смеется, когда видит, как краснеет Ендже и бьет кулаком по груди. — Извращенец. — ставит диагноз Ендже и отворачивается к подгорающим панкейкам. — Это конечно мило, — слышится голос за спиной, — но вы могли бы быть тихими по ночам. — говорит младший Мун, входя на кухню. Чоноп закрывает собой Ендже. — Доброе утро учитель Ю. — специально выделяет младший и ухмыляется. Чоноп кожей ощущает, как парень позади него, так и мечтает провалиться под землю. — Ну и какого черта ты еще не на учебе? — пытаясь выглядеть строго, говорит Мун. — Беру пример с тебя, хен. — беря в рот один из панкейков, отвечает младший. — Поставь на место! — рычит Мун, он еще не попробовал, какого хрена Джун трогает то, что приготовил Ендже. Это злит. — Воу, воу, полегче хен. — смеется Джун, — Ухожу я, ухожу. До свидания, учитель Ю. — пытаясь посмотреть за спину брата, прощается Джун. — Я убью тебя и закопаю в разных частях света! — говорит Ендже, когда от младшего и след простыл, но зато старший ржал с него как ненормальный. — И как мне теперь в глаза ему смотреть?! Все из-за тебя, мерзкий тип! — ругался на Муна, который в это время уплетал панкейки и не мог перестать улыбаться. — Из-за меня? — медленно, будто хищник загнавший жертву в ловушку, подходит. Мун видит, как Ендже не может оторвать глаз от его обнаженного торса и это не может не льстить его самолюбию. Чоноп подходит вплотную, Шрамированный все также пялиться на его грудь, чем заставляет плотоядно улыбнуться Муна. — Ты залип. — в ухо шепчет Мун, вжимая парня в столешницу. Ендже приходит в себя, часто моргает и качает головой, словно пытается отогнать пелену. Чонопу смешно. Ендже отталкивает Муна и отворачивается. — Оденься. — Ты возбужден. — снова подкрадывается сзади и обнимает. Кажется, это становится его любимым жестом. Мун не против. — И я лучше помогу тебе раздеться, ты не против? — поцелуй в плечо. Шрамированный чувствует, как наглые руки уже под футболкой и ныряют под нижнее белье, обхватывая твердый член. Чоноп двигает рукой медленно, заставляя Ендже откинуть голову ему на плечо и часто дышать. — Так хорошо? — интересуется Чоноп, хотя по встречным движениям бедер и так понятно, что ему приятно. — Ненасытный маленький котенок. — шепчет в ухо и засасывает мочку, затем переходит на шею, вылизывает, оставляет засосы, хотя после вчерашнего там и места свободного не осталось. Ловит стоны, которые отскакивают от стен и забираются прямо в сердце, запираясь там на всегда. Чонопа кроет от вида возбужденного, похотливого и такого уязвимого Ендже, что появляется большое желание защитить его ото всех, укрыть, спрятать, чтобы никто несмел смотреть на него. Шрамированный просит ускориться и когда Чоноп выполняет просьбу он бурно кончает Муну на руку. Чоноп не дает ему отойти от оргазма, разворачивает и глубоко целует, вжимает в себя и утробно рычит, когда Ендже отвечает ему с таким же напором и желанием. Идеальный. Чем больше целуешь, тем больше хочется. Мун чувствует, как в нем разрастается черная дыра, которой все мало и мало. Боже, как же его сейчас душит одержимость этим парнем. Руки Ендже путаются в волосах, ноги уже обвили талию Муна, между ними миллиметры. Не важно. Хочется ближе, глубже, в себя. Эта тяга грозится убить Чонопа, если он не присвоит Шрамированного себе и навсегда. — Кхм…кхм… — громкий кашель прерывает их. Ендже отскакивает от Чонопа, когда видит мужчину в возрасте, судя по всему — это отец Чонопа. Чоноп как и в ситуации с Джуном, пытается закрыть Ендже собой. — Отец? — наконец подает голос Чоноп. — Я просил шлюх домой не приводить, — строго говорит господин Мун. — И не пытайся его закрыть, я уже рассмотрел этого урода.