***
Когда Леди-Ситх вошла в гостиную, до которой её проводил слуга, первым, что она заметила, было приглушённое освещение, почти полумрак. Окна были зашторены. На диване у противоположной от входа стены расположился её соперник. Она подошла ближе. Человек сидел неподвижно, и никак не реагировал на её присутствие. Его глаза были закрыты, а на худом лице отражалось какое-то болезненное выражение, словно он недомогал. — Да ладно тебе, — Инфида плюхнулась на диван рядом. — Можешь больше не изображать из себя страдальца, я сделаю анбонд, мы же договорились. Давай сюда голокрон, — и только сейчас её взгляд наткнулся на красную пирамидку на небольшом столике, стоявшем поодаль. — Возьми сама, — Ацесэтиш, не открывая глаз, слабо махнул рукой куда-то в сторону. — И понизь громкость, прошу. — В смысле — говорить потише? — уточнила Инфида. — В смысле — думать потише. Но лучше и то, и другое, — его голос был бесцветным, в нём не было ни сарказма, ни привычной издёвки. Инфиду это отчего-то смутило. Она погрузилась в Силу и прислушалась к фону человека. Кажется, это был не спектакль. Судя по его ауре, в данный момент ему и правда было не сильно хорошо. «Почему?» — задалась вопросом Леди-Ситх. — «Наша эмоциональная связь? Но почему тогда ему плохо, когда мне нормально?» Ацесэтиш поморщился, словно от боли. — Хватит, прекрати это, — вновь заговорил он. — Слишком громко. Возьми голокрон и иди делать анбонд. Разделы третий и четвертый. И я был бы тебе очень благодарен, если бы ты ушла проводить ритуал хотя бы в другую комнату. Это невыносимо. — Хорошо-хорошо, — Инфида не вполне понимала, что нашло на соперника, но всё же встала и, подойдя к столику, взяла с него артефакт. Потом огляделась. В боковой стене был проём без дверей, ведущий, видимо, в смежную комнату. Или это было продолжение всё той же гостиной. В любом случае, Леди-Ситх направилась туда. Но у проёма остановилась, вспомнив ещё кое о чём. — А компенсация? — спросила она, постаравшись, впрочем, чтобы это прозвучало не слишком громко. — Переведена. Проверяй свой счёт, — был равнодушный ответ. Когда Инфида наконец удалилась, Ацесэтиш почувствовал, что мигрень поутихла. Но совсем немного. Это было просто ужасно. Как только соперница прибыла на Мьедо, он начал слышать её мысли отчётливее. Они звучали в его голове всё громче, перекрывая его собственные, а когда Леди-Ситх зашла в комнату, стали просто оглушительными. Время от времени перед его глазами возникало то, что видела она. Когда она начинала говорить, её голос двоился: Ацесэтиш воспринимал его и как чужой, и как свой собственный. Ещё хуже становилось, когда она говорила и думала одновременно. Это кошмарное хаотичное нагромождение звуков и образов давило на него и отдавалось режущей болью в голове. Человек всё ещё слышал мысли соперницы из другой комнаты, но теперь хотя бы не так громко. Однако он всё ещё хотел забыться от всего этого. И выход он видел только один. Погрузить себя в промежуточное состояние между сном и медитацией. Если у него сейчас, конечно, хватит на это сил…***
Ритуал оказался не из простых, но Инфида, как ей казалось, сумела разобраться. Она нечасто практиковала ментальные техники, и они не то, чтобы давались ей легко, но в этот раз она была уверена, что сделала всё правильно. Теперь осталось только убедиться в этом. Леди-Ситх спокойно вернулась в гостиную. Её соперник так и не сменил позу за время отсутствия. Фон его успел немного выровняться. — Всё, — произнесла Инфида, приблизившись к замершему без движения человеку. Он не ответил, и она добавила. — Я закончила. Ацесэтиш открыл глаза. Ментальный шум перестал быть таким громким, а образы — отчётливыми. Боль притупилась, только вот… Он всё ещё слышал чужие мысли, пусть сейчас это и не было так мучительно. — Я не чувствую сильных изменений. Ты точно сделала всё правильно? — Лорд ситхов перевёл взгляд на соперницу. — Вроде бы, — с легким сомнением отозвалась та. «Возможно, всё-таки стоило её проконтролировать, » — внезапно пронеслось в голове человека. Не слишком уверенный тон Инфиды начал вызывать у него смутные опасения. — Постой, я… Я слышу что-то, — в её льдистых глазах на несколько мгновений отразилось непонимание. — Ты… можешь подумать о чём-нибудь? «О чём она? Что происходит?» — нехорошее предчувствие усилилось. — О чём она. Что происходит, — растерянно повторила Леди-Ситх то, что не должна была услышать. Это был не ментальный импульс, предназначенный ей. Это были его мысли. — Что. Ты. Сделала? — вопрос прозвучал холодно, но, взглянув в тёмные глаза соперника, Инфида явно уловила мелькнувший в них ужас. — Слушай, похоже, твой ритуал не работает, как надо. Как будто я… «Получила. Доступ. В мой разум». — Да. Инфида была ошарашена. Сила вокруг Ацесэтиша начала панически пульсировать, руки его мелко задрожали, а загнанный взгляд стал блуждать в пространстве. — Да успокойся ты, ничего же страшного не произошло, — с деланным спокойствием произнесла Инфида. — Тебе, вижу, уже получше? Так вот, сейчас сам проведёшь анбонд, потом я ещё раз попробую. И этой связи между нами больше не будет. «Ничего? Страшного?» — колебания его ауры стали намного сильнее. Это был уже не испуг. Это был гнев. — Слушай, ты читаешь мои мысли сегодня с самого утра, но я не устраиваю из этого драмы, — в голосе Леди-Ситх послышалось раздражение. — Так что будь любезен взять себя в руки. Ацесэтиш резко вскочил. Инфиду обдало волной такой обжигающей ярости, на какую, ей казалось, соперник был просто неспособен. Во всяком случае, она в это верила вплоть до этого момента. — Ты? Не устраиваешь? — в воздухе вокруг него опасно собралось электричество. — Да ты только и делаешь, что истеришь! — его голос внезапно стал выше и пронзительнее. — Это ты, — человек вскинул руку в её сторону, и Инфида уже собиралась отражать молнии, но их не последовало, хотя по его кисти пробегали видимые искрящиеся разряды. — Ты во всём виновата! — соперник только остановил на ней свой указательный палец с длинным ногтем. — Ну да, конечно! — со злостью воскликнула Инфида. Внезапное обвинение вывело её из себя мгновенно. — Конечно, это же я решила обкатать на тебе опасную технику контроля разума! — Замолчи! — Лорд ситхов почти перешёл на визг. — Это ты допустила ошибку в анбонде! Из-за тебя, всё из-за тебя! Если бы ты не начала убиваться по своему мёртвому тви’леку, ничего этого не было бы! — Не смей, — она угрожающе сделала шаг вперёд, чувствуя, как от желания метнуть молнию кончики пальцев начинает покалывать даже через плотную кожу перчаток. — Не смей приплетать сюда моего Мастера. Эти слова как-то странно подействовали на него. Ацесэтиш внезапно ощутил опустошённость и бесконечную усталость. На его худом лице заходили желваки, а губы сжались в тонкую линию. Инфида чувствовала, как исходившие от его ауры гневные всполохи возникали всё реже, слабее и быстро гасли. Его рука безвольно опустилась. И она ощутила, как бурлившая внутри неё ярость начинает отступать. Инфида почувствовала спокойствие, но оно принадлежало не ей — это к Ацесэтишу вернулось самообладание. Прошло несколько минут, прежде чем человек заговорил. — Мой Мастер, Инфида, — произнёс он едва заметно дрогнувшим голосом. — Мешал меня с грязью. Твой ценил тебя. Он сделал для тебя так много за те восемь лет. Твои слезы здесь абсолютно неуместны. Твои страдания преувеличены. — Это не так, — глухо возразила Леди-Ситх. «Он сам не знает, о чём говорит». — Я знаю, — отозвался соперник. А, да, точно. Он же слышал все её мысли, хотела она того или нет. — Я прожил с тобой всё это. Разделил все твои чувства. Твою боль и радость. Так отчётливо, — в Силе от Ацесэтиша повеяло чем-то странным, чем-то напоминающим… горечь? — Словно Лла’атас был моим наставником. При упоминании имени Мастера Инфида ощутила, как события этого утра начали всплывать в памяти. От её ауры потянуло тоской и подавленностью, и Ацесэтиш понял, что допустил ошибку. Ошибку, которая была чревата для него новыми эмоциональными качелями. Если он сейчас с этим ничего не сделает, то опять окажется в до ужаса унизительном положении. Только теперь на это ещё будет смотреть его соперница. — Инфида, не надо, — человек старался, чтобы его слова звучали спокойно и убедительно. — Ты была с ним счастлива. У тебя нет причин скорбеть. — Но он ушёл. А мог бы жить, — здесь её голос надломился. Ацесэтиш не сразу нашёлся, что на это ответить. Его предыдущий аргумент казался ему логичным, этого должно было быть достаточно… но не для Инфиды. Возможно, её стоило утешать как-то иначе. Только вот он не умел. — Все Мастера рано или поздно уходят, — ровно произнёс он. — Ты тоже когда-нибудь уйдёшь, и твоя ученица останется. Смерть — это естественное положение ве… — Нет! — резко вскричала Леди-Ситх. Так не будет. Она не оставит Кату, как оставил её саму Лла’атас. Никогда. — А ты заткнись! — в груди разрасталась боль от потери, перемешанная с ненавистью к стоявшему перед ней человеку, и она не знала, что из этого было сильнее. — Только хуже всё делаешь! — Вот как, — Ацесэтиш скрестил руки на груди в недовольном жесте. — Отвергаешь мою помощь и выбираешь продолжить упиваться жалостью к себе? — Я выбираю не принимать так называемую «помощь» от того, у кого вместо сердца внутри каменный булыжник, — ядовито процедила Инфида. — Хотя нет. Скорее даже кусок льда! — Были бы ещё реальные основания у твоих претензий, — покачал головой Лорд ситхов. Соперница выбрала не самое удачное время, чтобы упражняться в остроумии. Светло-голубые глаза Инфиды сузились. — Дай мне повод, — с вызовом произнесла она, и Ацесэтиш взглянул на неё недоумённо. — Поясни. — Ты копался в моих воспоминаниях, — Леди-Ситх растянула подкрашенные чёрным губы в хищной усмешке. — Теперь моя очередь.***
— Нет! Убирайтесь! Оставьте нас в покое! В щель между дверцами шкафа не было видно почти ничего, но прятавшийся в нём десятилетний мальчик знал, что выходить нельзя. Так сказали старшие. И он сидел тихо. Даже несмотря на то, что женщина, которая кричала снаружи, была его матерью. — Прочь! Идите прочь! У моего сына нет никаких способно… — фраза оборвалась. А затем послышался глухой звук, словно что-то рухнуло на пол. Раздались приближающиеся шаги. Кто-то приоткрыл дверцы шкафа, мальчик зажался глубже, но это ему не помогло: крупная рука схватила его за предплечье и выволокла наружу. Так он оказался перед большим плотным клатуинцем со страшной, испещрённой шрамами мордой и горящим красным мечом. А в неподвижной фигуре, лежавшей в неестественной позе на полу поодаль, мальчик с ужасом узнал мать. Её голова валялась отдельно от тела, одетого в пышное платье. Проследивший за его испуганным взглядом клатуинец мерзко ощерился. — Как звать тебя? — рыкнул он. — Люже́н, — тихо произнёс оцепеневший мальчик, не отводя глаз от трупа. — Я — Лорд Од’док. Начиная с сейчас, Люжен, я — твой Мастер и господин. Надумаешь сбежать или перечить мне, — клатуинец вскинул руку, после чего отрубленная голова взлетела в воздух, и вмиг оказалась у него. Он держал её за длинные чёрные волосы, а она покачивалась из стороны в сторону. — Закончишь, как она, — тут Од’док швырнул её под ноги Люжену. — Вопросы? Мальчик медленно наклонился и трясущимися руками поднял голову с пола. Пустые остекленевшие глаза матери были широко распахнуты, её рот открыт из-за отвисшей челюсти. Её лицо было мертвенно бледным. По щекам Люжена потекли слёзы, и он прижал голову к себе. — Можно… — он всхлипнул. — Можно я заберу её? — Так и быть, — милостиво разрешил Од’док. — Но, когда начнёт вонять, выкинешь эту мертвечину. Ты меня понял? — мальчик кивнул и прижал голову к себе сильнее. Его лицо исказилось от беззвучного плача.***
— Чё? Чё ты там про меня вякнул, Люжен? А ну повтори! — прорычал клатуинец, нависая над худым темноглазым юношей. Его лицо в обрамлении крупных чёрных кудрей, немного не доходивших до плеч, оставалось спокойным. — Я сказал, у ранкора морда краше, чем у вас. А ещё у вас изо рта помоями несёт, как от дианоги, Мастер. И у меня, если вас память подводит, уже есть ситхское имя. От дерзких слов ученика Од’дока страшно перекосило. И Ацесэтишу это доставило невероятное удовольствие. И почему он не выбешивал клатуинца раньше? В конце концов, что он ему сделает? Лорд ситхов много и часто бил и пытал своих слуг или подданных, но ученика не тронул ни разу за все эти шесть лет. И Ацесэтиш привык считать, что из-за своего статуса обладает некоторой степенью неприкосновенности. — Поумничай ещё, закончишь, как твоя мамашка, — злобно проговорил Од’док. — Может, если бы вы меня учили, мне не приходилось бы умничать? — ехидно поинтересовался Ацесэтиш. — А то от вас уроков не дождёшься. Это было правдой. Клатуинец вечно где-то пропадал. В основном у Лордов из соседних систем. Иногда пьянствовал. Иногда терроризировал подданных. Поэтому всё свободное время его молодой ученик проводил в библиотеке цитадели, впитывая основы Тёмной Стороны через древние трактаты и голокроны, что было занятием не из легких, но это было всё ещё лучше, чем дожидаться тех же знаний от наставника. — Уроков хочешь? — оскалился Од’док. — Было бы неплохо, — спасибо Тёмной Стороне, клатуинец, похоже, наконец-то его услышал. — Только не по древнеситхскому языку, его я уже знаю. И не по древнейшей истории ситхов. Я на днях читал один трактат, — припомнил Ацесэтиш. — И мне там кое-что непонятно. Вы мне объясните? — Эти бумажки бесполезны. Начиная с сегодня, я буду учить тебя чему-то по-настоящему стоящему. — Хорошо, Мастер, но че… — договорить он не успел. Крупный кулак клатуинца с размаху прилетел ему в челюсть. Ацесэтиш взвыл, зажал рукой пострадавшую часть лица и отшатнулся. Он не ожидал этого. Во рту появился солоноватый привкус. — Уважать Мастера, — Од’док глумливо ухмыльнулся. Всё ещё морщась от боли, юноша оторвал ладонь ото рта и, переведя на неё взгляд, оцепенел. Там лежали два окровавленных осколка зуба. — Теперь извинись за свои слова, — потребовал Лорд ситхов. Ацесэтиш посмотрел на него с ненавистью. А через секунду смачно сплюнул кровь прямо под ноги Мастеру. И сразу же получил удар в живот, от чего, вскрикнув, согнулся напополам. — Извинись, — с садистским блеском в глазах повторил Од’док. — Простите, Мастер. Чтоб вы сдохли, — прошипел человек. Клатуинец замахнулся было для нового удара, но вдруг остановился. — Не-ет, я знаю, что ты задумал, — начал он. — Я знаю. Ты решил, твоя мамашка легко отделалась. А сейчас хочешь выбесить меня и получить такую же лёгкую смерть. И тем самым отомстить мне. Не выйдет. «Как он до этого дошёл?» — пронеслось в голове Ацесэтиша. Извращённая логика Мастера вызывала очень много вопросов. Но физическая боль не дала ему задуматься об этом дольше, чем на секунду. — Теперь ты будешь приходить в тренировочный зал дважды в неделю. С мечом. И я буду учить тебя уважению. Тебе ясно? — Можно мне к меддроиду, Мастер? — спросил ученик сквозь стиснутые зубы. — Тебе ясно? — опять повторил клатуинец. — Да. Од’док довольно ощерился, обнажив клыки, а затем махнул рукой. — Катись.***
Ацесэтиш шёл через коридоры цитадели. Его Мастер приказал ему прийти. А за последние пятнадцать лет человек освоил роль исполнительного ученика в совершенстве. Но это, к большому сожалению, не помогало ему совсем избежать спаррингов с Од’доком, лишь сделать их реже. Лорд ситхов никогда ничего не объяснял. Ему и не нужно было. Всё-таки его цель состояла в том, чтобы унизить своего ученика, а не в том, чтобы научить. Ацесэтишу не удалось превзойти Мастера в фехтовании. У него не выходило использовать в поединке весь свой гнев и всю ненависть к клатуинцу, потому что почти всё своё внимание он уделял тому, чтобы лезвие чужого клинка его не коснулось. У него осталось слишком много тонких шрамов по всему телу от самых первых спаррингов. И даже косметический дроид, к его досаде, не смог удалить их полностью. После фехтовального боя шёл рукопашный. Всегда. Од’док приказывал ему отложить световой меч. Ацесэтиш всегда проигрывал. Не только потому, что был слабее физически. Если он сопротивлялся, пуская в ход телекинез или что-то ещё, клатуинец только больше выходил из себя. Сила была лишь временной защитой. Её лучше было не использовать. Лучше было вообще ничего не делать. Тогда Од’доку быстро надоест, и он оставит его в покое. Однажды Ацесэтиш попытался задушить Мастера Силой. Лорда ситхов это разозлило. И он не ограничился только одной сломанной костью у ученика. Обычно, если до травм доходило, останавливался после первого перелома. Или первого вывиха сустава. Что было неприятно, но привычно. Ацесэтиш уже давно научился фиксировать свои кости Силой и сращивать их. Максимум дней за пять. Зато после таких спаррингов Од’док мог забыть о нём очень надолго. И человек всё это время проводил в хранилище артефактов. Он много практиковался в ментальных техниках. Когда-нибудь он станет достаточно могуществен, чтобы убить Мастера так быстро, что тот даже не успеет моргнуть. Но, конечно, у Ацесэтиша был и запасной вариант. Он уже несколько лет подкладывал Од’доку в еду маленькие дозы яда. Маленькие — потому что любой форсюзер мог распознать большие, а затем нейтрализовать их в своём организме. Человеку было нужно, чтоб Мастер не распознал. До того, как в его теле накопится достаточно отравы. Тогда станет слишком поздно. Увы, этот чудесный момент пока ещё не наступил. То, что Ацесэтиш притворялся безропотным учеником, вовсе не значило, что он отказывал себе в радости пооскорблять клатуинца. Он делал это. Только очень завуалированно. Так, чтоб Од’док не понимал. И он не понимал. Он был тупым. Если бы он был умным, не заставлял бы своих подданных работать по тринадцать часов под беспощадным солнцем. Чтобы уменьшить смертность, нужно было всего-то разделить рабочий день на два, с перерывом на то время, когда красное светило заходит в зенит. Это ведь так просто… Нет, когда он станет Лордом, он уж точно переделает всё так, чтобы было правильно. А начнёт он со сноса двух больших уродских статуй Мастера, которые стояли перед цитаделью точно у входа. Скульпторы передали черты Од’дока слишком хорошо — морды у изваяний были такими же мерзкими, как и у оригинала. Створки автоматических дверей разъехались перед ним, и Ацесэтиш вошёл в комнату. Его Мастер, сидя в кресле, разговаривал с тви’леком с фиолетовой кожей и угловатой татуировкой на лбу. Человек молча встал за наставником. Он уже видел здесь этого ситха. Это был Лорд Лла’атас из системы Амаргура. Он изредка общался с Од’доком. Несколько раз его можно было заметить на приёмах у других правителей. Только вот везде он был тенью. Ацесэтишу казалось, тви’леку не нравился собравшийся здесь ситхский контингент, но негласный этикет вынуждал его присутствовать. — …Напрасно ты отрицаешь волю Силы, — качнул головой Лла’атас, и его лекку от этого движения шевельнулись. — Если для тебя предрешены определённые события, они случаться, хочешь ты этого или нет. — Хватит бредить, — Од’док говорил раздражённо, похоже, их спор продолжался уже некоторое время. — Оставь эти россказни кому-нибудь другому. — Твой контраргумент не имеет веса, — ровно отозвался его собеседник. — Если ты хочешь получить от меня более весомые доказательства, что ж… Я могу предсказать тебе твою смерть, — здесь Ацесэтиш впился в тви’лека взглядом, однако быстро отвёл его. Он очень хотел это услышать, но боялся выдать себя. — Ты? Мою смерть? — клатуинец гоготнул. — Ну давай, удиви меня, пророк. Лла’атас прикрыл глаза. — Она будет быстрой. Но болезненной. Ты сгоришь заживо, — с каждым словом выражение на морде Од’дока становилось всё менее весёлым и всё более озлобленным. — Ты станешь пеплом, — тви’лек открыл глаза, и его спокойный взгляд на миг встретился со взглядом ученика. — Пятый этаж. Постамент двенадцать. — Довольно! — прорычал клатуинец, вскакивая. — Я не знаю, что ты мелешь, но я сыт этим по горло! Выметайся! — Хорошо, — Лла’атас медленно и с достоинством поднялся. — Но учти, я больше не вижу вариантов для тебя. Это значит, неизбежное наступит скоро. — Пошёл вон! — Од’док был взбешен, но, по какой-то неизвестной Ацесэтишу причине, нападать не спешил. — Прощай, Од’док, — произнеся это, тви’лек развернулся и направился к выходу. Человек хотел бы догнать его. Он хотел узнать больше, он хотел… услышать, что станет причиной гибели ненавистного клатуинца. Но он не мог. И он невероятно, просто чудовищно жалел об этом.***
— …Вот так он там и оказался без рук и ног! — закончил одну из своих остроумнейших шуток Од’док, и комната наполнилась громким хохотом. Ацесэтиш скользнул взглядом по присутствующим. Все они были Лордами ситхов. И все были ему отвратительны. Тощая чагрианка Шайлин из системы Дэспрео, чьё лицо большую часть времени кривилось в какую-то злобно-недовольную гримасу, и чей макияж вокруг глаз был просто ужасен. Её муж — Джекте, на вид — добродушный пухляк, на деле — такой же гнилой, как жёнушка. Рунанский коротышка Кьёл из Сордеры, который подлизывал Од’доку больше других. И наконец, чуть более редкая гостья из другого сектора — бимма Халитин, которая почти никогда не смеялась, но правителя Мьедо всецело поддерживала. По большому счёту, именно она в данный момент не нравилась Ацесэтишу сильнее всех. От её ауры веяло чем-то слишком опасным, слишком древним и могущественным. Прошёл год после предсказания Лла’атаса, а Од’док уже растрезвонил всем в секторе, что планирует воевать с тви’леком, который нанёс ему страшное оскорбление. Пока что он наращивал боевую мощь, но уверял всех, что ещё чуть-чуть, и он нападёт на Амаргуру. Заводы Мьедо, действительно, работали на полную мощность. Но Ацесэтиш отчего-то сомневался, что Мастер приведёт свои угрозы в исполнение. Легче и логичнее было бы напасть на Лла’атаса сразу же. Вызвать на поединок. Но он не стал. Не потому ли, что побоялся? — Превосходная шутка! — воскликнул Кьёл. — Вы, Лорд Од’док, сегодня на высоте. — Знаю, — ухмыльнулся клатуинец. Ацесэтиш закатил глаза. Жаль, в этот раз тут не было старшей дочери Джекте и Шайлин — Маче́ты. Она была бы единственным адекватным гуманоидом здесь, не считая его самого. Обычно они общались по ментальной связи. Мачета часто отпускала язвительные комментарии про родителей, и хоть немного скрашивала вот такие приёмы. К сожалению, сегодня ему приходилось наблюдать весь этот паноптикум в одиночестве. — Ацесэтиш, иди сюда! — крикнул Од’док. Ацесэтиша раздражала эта манера Мастера подзывать его к себе, как какую-то анубу. Но делать было нечего. Клатуинец стоял в центре комнаты, Лорды сидели в креслах вокруг него, и человек, приблизившись встал рядом с учителем. Он не уследил, куда свернул их разговор, потому что был слишком погружён в свои мысли. Да и была ли разница? — Джекте, ну и чё ты заладил «Верных учеников не бывает, верных учеников не бывает»? — Од’док передразнил интонацию чагрианина. Похоже, он уже был достаточно пьян, чтобы начать выдавать вот такое. Но недостаточно пьян, чтобы его язык начал заплетаться. — На моего посмотри и заткнись, во. — На что же тут смотреть? — Джекте окинул человека пренебрежительным взглядом и как-то гаденько усмехнулся. Ацесэтиш поборол сильное желание сказать ему что-нибудь едкое. Ему не нравилось стоять вот так, пока его рассматривали несколько Лордов, но он ничего не мог с этим сделать. — Ты слепой? Вот он стоит, — клатуинец не понял издёвки. Он и в обычном состоянии не был слишком сообразителен. А после определённого количества выпитого алкоголя его интеллект значительно понижался. — Чтоб ты знал, он ради меня убил на прошлой неделе. Это было не совсем так. Да, Ацесэтиш был вынужден убить одного слугу. Но лишь потому, что Мастер распознал в своей еде сильнодействующий яд. Не тот, медленный. Просто Ацесэтиш устал ждать и решил рискнуть. А в случае неудачи — найти и наказать «виновного». Он же не мог подставляться сам. — Это не показатель, — хмыкнул Джекте. — О да, — подтвердила Шайлин. — Наша дочь тоже убивает, но она на редкость строптива! Хотя мы уже давно пытаемся воспитать из неё достойную правительницу. — Вот хатт… И чё же делать? — кажется, Од’док засомневался. Спиртное делало его не только тупым, но и восприимчивым к чужим советам. Особенно, если эти советы давали его так называемые «друзья». Ацесэтиш напрягся. — Проверь его, — Шайлин некрасиво скривила губы в улыбке. Клатуинец повернулся к ученику. Человек старался сохранять внешнее спокойствие, хотя внутри всё сжалось. Он не знал, что могло прийти в голову Мастера в таком состоянии. Од’док снял с пояса клинок и активировал его. Все присутствующие смотрели на них в предвкушении, за исключением только Халитин. Она словно бы оставалась равнодушной к происходящему. Клаутинец медленно обошёл Ацесэтиша и встал сзади. Затем приставил к его горлу меч. Человек попытался не выдать своего смятения. Логически он понимал, что Мастеру невыгодно убивать его. Но у него было очень нехорошее предчувствие. Од’док наклонился к его уху. — Говори, — рыкнул он. — Но честно. Ты мне верен? — Да, Мастер, — без колебаний солгал Ацесэтиш. Он давно научился скрывать от учителя свои мысли под мощными ментальными щитами. Так что тот не мог ничего проверить. — Хм, — лезвие исчезло от его шеи. Клатуинец отстранился от ученика и, судя по всему, отошёл назад на несколько шагов. Человек выдохнул. Конечно, он зря нервничал. Од’док сейчас был просто не способен придумать нечто более ум… И тут что-то обжигающее резко полоснуло его по спине. Он коротко вскрикнул от неожиданной боли и застыл. На несколько секунд потеряв связь с реальностью, он не сразу осознал, что это был конец плазменного лезвия Мастера. — Тогда ты поблагодаришь меня за это, — заявил довольный собой Од’док, деактивируя клинок. Ацесэтиш слышал его голос словно через плотную пелену. В ушах стучало. Это сердце слишком громко перекачивало кровь. «Этого не могло случиться, » — его пустой отстранённый взгляд упал на присутствующих, но человек их не видел. Он смотрел куда-то сквозь них. — «Это происходит не со мной». Из оцепенения его выдернул высокий насмешливый голос Шайлин. — Что стоишь? Скажи своему Мастеру «спасибо» за урок. Взгляд Ацесэтиша вдруг сфокусировался. Он видел их. Он видел глумливые лица ситхских Лордов. Его учитель… только что публично унизил его, опозорив перед всеми правителями сектора, чьи мерзкие рожи сейчас кривились от ухмылок. Человек ощутил поднимающуюся внутри волну обжигающего гнева. Он ненавидел всех их. Он хотел, чтоб они подохли. Здесь. Сейчас. Но его рациональная часть останавливала его от того, чтобы броситься на них с мечом или даже использовать против них ментальные техники. Потому что они были Лордами. И конец этого боя был предрешён ещё до его начала. А закончилось бы всё очень быстро и плохо для него. — Спасибо, Мастер, — прошипел Ацесэтиш, совершив над собой немалое усилие. — Ну чё, выкусил, Джекте? — тут Од’док мерзко расхохотался. — Всё, Ацесэтиш, вали, свободен, — бросил он, отсмеявшись. Человек развернулся и быстро зашагал прочь. Так быстро, чтобы Лорды не успели хорошо рассмотреть прожжённый плазмой длинный диагональный шрам на его спине. Двери уже почти сошлись за ним, когда он расслышал слова Халитин, остававшейся почти всё это время безмолвной: — Удивительно, что твой ученик позволил тебе это. Впрочем, позволяет — значит, заслуживает.***
Ацесэтиш решительно вытащил из одной из ячеек в длинном стеллаже обтрёпанный фолиант. Человек уже давно заприметил его среди других артефактов хранилища, однако изучать не спешил. Потому что описанный там ритуал был смертельно опасен не только для того, на кого был направлен, но и для того, кто его применял. Но ситху было уже всё равно. Од’док должен умереть. Плевать, какой ценой. А вся эта компашка Лордов скоро разъедется по своим системам. И ему представится шанс. Ацесэтиш перелистывал страницы мелко трясущимися пальцами. Ритуал был сильным и требовал длительной подготовки. Единственная ошибка могла перечеркнуть всё. Но человек уже принял решение. В случае неудачи… если они оба выживут… Ацесэтиш запомнил технику из одного древнего трактата. Технику, которая позволяла форсюзеру убить себя быстро и безболезненно.***
— Я тебя не звал. Чё пришёл? Глубоко посаженные маленькие глазки Од’дока смотрели на Ацесэтиша с удивлением. Конечно. Мастер не ожидал увидеть ученика в своём личном покое. Человек молчал. — Чё ты тут забыл, я спрашиваю? — клатуинца всё это, похоже, начинало злить. Сжав кулаки, он направился в сторону ученика. Ацесэтиш вскинул обе руки и указательными пальцами прочертил в воздухе перед собой сложную руну. — А ну, отве… — Лорд ситхов не успел договорить. Его плоть объяло чёрным пламенем, языки которого сорвались с рук человека. Морду Од’дока перекосило, и, когда он дико заорал от боли, Ацесэтиш осознал: во всей галактике не нашлось бы для него звука приятнее, чем этот. Мясо на костях Мастера быстро истлело, и Ацесэтиш понимал, что нужно бы прекратить ритуал, пока не стало слишком поздно. Он чувствовал, его силы уже почти иссякли, но он не мог, не хотел останавливаться. Он должен был увидеть, как это уродливое омерзительное чудовище — чудовище, что измывалось над ним на протяжении многих лет, что убило его мать и оставило ему столько ненавистных ему шрамов — превратится в пепел. В конце концов в глазах потемнело, человек почувствовал, как начал терять равновесие. Но момента соприкосновения с полом он ощутить не успел — всё вокруг поглотил вязкий мрак.***
Ацесэтиш очнулся и резко распахнул глаза. Подняться с пола у него вышло не сразу: руки при попытке опереться на них начинали трястись, тело слушалось плохо. Словно он пролежал здесь без сознания с десяток часов, а то и больше. За окном из-за горизонта выплывало красное солнце. А пришёл он в покой клатуинца уже после рассвета. Да, прошло явно больше десяти часов. Его взгляд упал на горсть пепла на светлом ковре. И этот простой факт отозвался невероятным удовлетворением внутри. Од’док перестал существовать. Окончательно и бесповоротно. И Ацесэтиш, наконец-то, впервые за долгие годы почувствовал себя свободным. А раз этой мрази больше нет, то титул Лорда, как и система Мьедо теперь принадлежат ему и только ему. Сбоку что-то мелькнуло, и человек повернулся в ту сторону. Но это был всего лишь солнечный луч, сбликовавший о поверхность небольшого висевшего на стене зеркала. Зеркала, в отражении которого Ацесэтиш не сразу узнал себя. Его лицо было намного бледнее обычного, под глазами кроме тёмных кругов сквозь кожу просвечивала сетка тонких чёрных трещин, на губах и подбородке засохла кровь, которая, судя по всему, некоторое время назад струйкой вытекала изо рта. Человек сам себе напоминал свежий труп. Но хуже всего было другое. Его чёрные волосы, вьющиеся крупными кудрями и обрамлявшие его лицо, выцвели до грязной седины. Радости от смерти клатуинца больше не было. На смену ей пришло неудовольствие от того, что он видел. Вдобавок ко всему, именно сейчас Ацесэтиш почувствовал невероятную пустоту внутри. Ритуал высосал его. Но ситх хотел проверить, насколько всё плохо в действительности. Поэтому, заметив на ближайшем столе полупустую бутылку дешёвого пойла, которое так любил Од’док, человек попытался призвать её в руку Силой. Он направил на неё ладонь с мелко подрагивающими пальцами. Бутылка поднялась в воздух, но, не пролетев и метра, упала и разлетелась вдребезги об пол. Ацесэтиша начала охватывать паника, но он старался не поддаваться ей. Ритуал был тяжёлым, этого следовало ожидать. Да, он потерял контроль, совсем того не желая, но… Это ведь временно? «Конечно, временно. Как может быть иначе?» — судорожно успокаивал себя человек. В конце концов, положительного в его ситуации намного больше, чем отрицательного. Он убил Од’дока. И при этом выжил сам. Его способность использования Силы наверняка скоро восстановится полностью. А волосы можно вновь покрасить. Остальное — незначительные мелочи. Правда же?***
Инфида стремительно вернулась в реальность. Всё это пронеслось перед её внутренним взором за несколько минут, но этого хватило, чтобы ощутить, словно она прожила чужую жизнь. И она была потрясена. Столько боли было в этих воспоминаниях, столько… ненависти. Халитин ошибалась, называя предыдущего правителя Мьедо «достойным Лордом ситхов». И ошибалась, называя действующего «слабым» и «никчёмным». Чтобы пережить такое, требовалось очень много внутренней силы. Леди-Ситх было странно осознавать это, но теперь соперник больше не вызывал у неё неприязни. Только… сострадание? И даже немного… уважения? — Нет, ну это просто какой-то больной ублюдок, — начала она с негодованием в голосе. — Подарить ему такую быструю смерть было даже как-то слишком милосердно с твоей стороны. Это… — Я не хочу говорить с тобой об этом, Инфида, — прервал её Ацесэтиш. Леди-Ситх попыталась поймать взгляд тёмных глаз, но у неё не вышло. Человек намеренно смотрел куда-то в сторону. Только вот это не мешало ей чувствовать его боль в Силе. Это ощущалось, словно вскрытая чем-то острым старая рана. — Ты добилась своего, теперь мы квиты. — Но я уже увидела всё это. Теперь… — Инфида хотела сказать, что теперь она не сможет воспринимать соперника, как раньше. Да и являлся ли вообще Ацесэтиш её соперником с самого начала? Она уже не была в этом так уверена. Но закончить фразу ей вновь не дали. — Я знаю, о чём ты подумала, — его тон вдруг стал жёстким. — Мне не нужна твоя жалость. Похоже, спорить с ним сейчас было бессмысленно. Что ж. Возможно, когда-нибудь они к этому разговору вернутся. А пока… — Тогда попробуем сделать анбонд ещё раз? Вместе, — предложила она. Ацесэтиш поднял на неё усталый взгляд. Инфида чувствовала, энтузиазма у него вся эта затея не вызывала от слова совсем. Но он всё же ответил негромкое: — Да, пожалуй.