Тень Эвридики

Эвридика сидит на сваленных в гору строительных плитах и безучастно глядит на дом из серого камня, расположенный напротив. На ней – одна из мантии-невидимок Грюма, он все-таки дал ее, хотя она до сих пор помнит его тяжёлый взгляд. Он был против этого, пытался отговорить ее, но она уже давно все решила. Отступиться было бы сродни предательству. А она не имеет права предать их. Керкем находился в графстве Ланкашир вблизи городка Уэшам и представлял из себя маленький кусочек цивилизации вдали от шумных мегаполисов. Большую часть своего существования Керкем был торговым местечком, но в конце семнадцатого столетия преобразился в текстильный центр: на местных фабриках начали изготавливать парусину. Конечно, с тех пор минуло много лет, но город словно застыл, не затронутый временем, здесь даже люди Жили по каким-то своим, совершенно особым, законам. Оказавшись здесь впервые, Эвридика ощутила ужасное дежавю. Она словно перенеслась на много лет назад, в Джорджтаун, и на секунду ее захлестнуло воспоминаниями. Керкем и правда напоминал город ее детства, но если она намеревалась всерьёз завершить начатое, необходимо было держать себя в руках. Он работал на местной железнодорожной станции и возвращался домой довольно поздно, когда на город уже успевали опуститься сумерки. Это было… забавно. В прошлом далеко не бездарный волшебник, подающий неплохие надежды, теперь жил в городке, население которого насчитывало едва ли семь тысяч человек и работал на железной дороге простым маггловским рабочим. У него была семья: жена и пятилетняя дочь, белокурая и смешливая. Когда она играла во дворе с собакой, ее задорный смех был слышен на всю округу и в такие моменты Эвридика закрывала глаза и принималась делать глубокие вдохи до тех пор, пока жжение под веками не утихало. Прошёл ровно месяц с тех пор, как она впервые очутилась тут. Все это время она медлила. Каждый раз откладывала, находя причины, чтобы, взглядом проводив мужчину до двери, встать и преодолеть расстояние в несколько десятков метров, дабы аппарировать незамеченной. Но больше медлить было нельзя. Когда в конце улицы появляется человеческая фигура, неторопливо направляющаяся в ее сторону, Эвридика резко встаёт. Она делает медленный вдох, стараясь успокоить бешено рвущееся из груди сердце. Полминуты, и вот он уже совсем близко, идёт, напряжённо о чем-то думая. Она делает шаг вперёд. — Джон? Мужчина вздрагивает и оборачивается, но никого не видит. — Кто здесь? Эвридика мысленно чертыхается. Одним движением сбрасывает мантию-невидимку, на ней — ее завсегдашний чёрный плащ с капюшоном. — Кто вы? — повторяет он, в его голосе слышна нервозность. Дышать становится ещё тяжелее, и Эвридике на какую-то долю секунды хочется просто взять и аппарировать, и никогда, никогда больше не видеть этого человека так катастрофически близко от себя, но это желание быстро проходит. Она подходит к мужчине и, прикусив губу, одним движением сбрасывает с головы капюшон, преодолевая тем самым точку невозврата. Потому что когда она снимает с себя капюшон, пути назад уже нет. Сперва он смотрит, явно не узнавая ее. Но затем глаза Джонатана Картера расширяются и он, явно не отдавая себе отчета в своих действиях, прижимает к груди руку. — Нет… нет… — бормочит он. — Этого просто не может быть… Эвридика молчит. В горле словно застрял твёрдый ком, который едва пропускает в лёгкие воздух. Происходящее кажется слегка сюрреализмом: разве можно вот так просто стоять и смотреть в лицо человека, который когда-то был частью твоей семьи? Семьи, которой по его же вине и не стало. — Узнал? — тихо спрашивает она, хотя по его лицу и без того все очевидно. Он сглатывает. — Я не понимаю. Ты ведь умерла, Селеста. Я знаю… я… тебя же похоронили. Эвридика усмехается. Горько. Во рту появляется железистый привкус крови и она только сейчас понимает, что до крови прикусила губу. — Был на моих похоронах, Джон? А на похоронах своей дочери? Жены? Он закрывает глаза и мотает головой. Его лицо заливает смертельная бледность, почти такая же, как и лицо Эвридики. — Я виноват, — он продолжает стоять с закрытыми глазами. — Я знаю, Селл. И мне… это не даёт мне жить уже много лет. Он вновь мотает головой. Эвридике хочется рассмеяться прямо ему в лицо, она вновь сглатывает и делает глубокий вдох. — Хочешь сказать, — медленно произносит она. — Что жертва здесь ты? — Нет, — он качает головой. — Конечно, я не имел в виду этого. В том, что они… я все понимаю. Но я вижу их каждую ночь. Они мне снятся, понимаешь? — А мне сняться их трупы. Он вздрагивает, словно получив удар наотмашь. Эвридика видит, как в его глазах появляются слёзы и на долю секунды ей тоже хочется потерять контроль. Но она до боли снова прикусывает губу. — Ты видел, что они сделали с Дионой, Джон? Имя сестры даётся ей с трудом. Картер закрывает глаза и она видит слёзы. Он даже не пытается стереть их, просто стоит с закрытыми глазами, пока солёные капли стекают по его щекам. Слабость. Как же она завидует людям, которые могут и умеют быть слабыми. — Знаешь, кого они убили первым? — тихо спрашивает она. — Первой они убили твою дочь. Ты помнишь, как ее зовут? Он кивает. Она нарочно ловит его взгляд, и когда их глаза встречаются, его лицо искажается. — Уходи, — тихо говорит он прерывающимся шепотом. — Зачем ты пришла, Селеста? Рассказать о том, что в их смерти виновен я и только я? Так вот, я знаю. И не прошло и дня с тех пор, чтобы я не вспоминал о них. — Сомневаюсь, что им от этого легче, — вырывается у неё невольно. Он сперва смотрит на неё с удивлением, а затем пожимает плечами. — Пусть так. Их все равно уже не вернёшь. И все же, для чего ты здесь, Селеста? Хочешь убить меня? Она растерянно опускает руки. На немой вопрос во взгляде он отвечает лишь кривой усмешкой. — Так ты знал, что тебя ищут? — Брось, Селл. Я знал, что рано или поздно за мной придут. Думаешь, я по доброй воле перебрался в эту дыру? Только вот… — он снова качает головой. — Я и подумать не мог, что это будешь именно ты. — Я тоже, — честно говорит она. — Я до последнего надеялась, что остальные доберутся до тебя раньше. — Остальные? Она резким движением закатывает левый рукав. Он переводит взгляд на выжженный на бледной коже знак Темного лорда и кивает как будто бы даже без удивления. — Понятно. Что ж, — он опускает руки. — Может, это и к лучшему. Лучше смерть, чем бесконечно жить с этим. Жаль только, что жена с дочкой останутся одни, — он бросает обречённый взгляд в сторону дома. Эвридика смотрит на него и ей хочется сбежать, просто развернуться и аппарировать. Она привыкла, что они сопротивляются, не хотят умирать, проклинают ее. А здесь… ничего. Смирение. Они оба устали жить с этим грузом. — Как ты отважился на семью? — зачем-то спрашивает она. — Если знал, что тебя ищут. И рано или поздно все равно найдут. — Миранда не моя родная дочь, — говорит он. — Когда мы с Сарой познакомились, у неё уже был ребёнок. Я бы никогда не решился на своего собственного после того, как своими же руками убил… Она кивает. Решимость покончить со всем этим куда-то окончательно исчезает, внутри — опустошение и тоска. Она знает, что делать с теми, кто кричит, защищается и ненавидит ее. Но что делать с человеком, который вот так просто стоит напротив, опустив руки и смирившись с неизбежным? — Пообещай, что это будет не больно, — он натужно усмехается. Эвридика кивает. У неё дрожат губы, но она достаёт волшебную палочку. Джон закрывает глаза. — Я любил их, — тихо шепчет он. — Я больше жизни любил их. «И правда», — проносится в голове. «Больше жизни». Один взмах, и тело Джонатана Картера с глухим звуком падает на усыпанную сухими листьями и ветками подъездную дорожку. Эвридика аппарирует, наплевав на конспирацию, по ее щекам безостановочно текут слёзы. Меньше чем через полчаса обеспокоенная Сара найдёт тело мужа, а вызванный врач констатирует сердечный приступ.

***

Большое зеркало, расположенное во всю длину и ширину стены, отразило двух девушек. Первая, с вьющимися каштановыми волосами и золотистой кожей, облачённая в белоснежное свадебное платье, сидела на высоком стуле перед туалетным столиком и мечтательно улыбалась. Вторая же — на вид ей можно было дать лет четырнадцать, расчёсывала волосы шатенки большим гребнем, инкрустированным драгоценными камнями. — Больно? — Селеста замерла, когда лицо сестры в зеркальном отражении сморщилось. Диона кивнула и натянуто улыбнулась. — Похоже, мама хочет, чтобы замуж я выходила абсолютно без волос, — пошутила она. Селеста засмеялась. — Это древняя греческая традиция, — она очень похоже передразнила голос матери. Диона усмехнулась. — Может, сделаем быстро обычной расчёской, а маме скажем, что все происходило по правилам? — А если зайдёт? — усомнилась Селеста. — К тому же ты отказалась красить волосы хной, по-моему, это обидело ее. — Боги, — Диона закатила глаза. — Подумай, Селл, на кого бы я стала похожа после такой процедуры? — На лисёнка, — Селеста вновь засмеялась. Диона тоже заулыбалась, глядя на то, как на щеках сестры появляются задорные ямочки. — Ты такая красивая, Ди, — Селеста принялась украшать голову сестры золотистыми нитями. Диона продолжала мечтательно улыбаться, глядя на их с сестрой отражения в большом зеркале. — Я всегда завидовала тебе белой завистью. Всегда мечтала о таких кудряшках, — она накрутила на палец один из локонов сестры. — Брось, Селл. Ты свои глаза видела? В детстве я часто спрашивала у мамы, не скопировала ли ты этот цвет из ее ожерелья. Того, которое из серого жемчуга, — пояснила она. Селеста засмеялась. — Везёт тебе, ты школу уже закончила, — вздохнула она. — А мне ещё два года учиться. И экзамены в конце. — Поверь, работать – это тоже тяжело, — Диона поднялась со стула. Селеста подошла к шкафу и с осторожностью извлекла оттуда традиционную греческую фату розового цвета. — Ты ведь любишь свою работу, — приблизившись к сестре, она принялась закреплять фату. Диона помогала ей. — Да, люблю, — она повернулась к зеркалу. Селеста восторженно выдохнула. …— Даже не верится, — мать растрогано улыбалась. Сидевшая в одном из кресел гостиной Диона выглядела слегка смущённой. — Райан, ты слышал? У твоей старшей дочери скоро родится ребёнок. Отец кивнул. Селеста подняла глаза на сестру. — Девочка или мальчик? — деловито осведомилась она. Диона усмехнулась. — Девочка. — Чудесно, — мать поправила волосы. — Ты уже выбрала для неё имя, дорогая? Если бы ты назвала дочь Афродитой, это было бы очень… — Мам, — Диона поморщилась. — Мою дочь не будут звать Афродита, это абсурд, в конце концов. — Выходит, своё имя ты тоже считаешь абсурдным? — мать вскинула брови. — Диона – мать Афродиты. — Нет. Мое имя меня вполне устраивает, — она закатила глаза. — Тогда Фэйдра. Прекрасное греческое имя с не менее прекрасным значением. — И какое же у него значение? — Диона скептически подняла брови. Мать невозмутимо взглянула на неё. — Яркая. Тебе не нравится? — Нет, — решительно отвергла Диона предложенный вариант. Мать поднялась со своего места, похоже, намереваясь выйти из комнаты, но вдруг молчавший до этого отец заговорил. — А если Сеарра? Мать вопросительно взглянула на него. — А почему именно Сеарра? — заинтересовалась Диона. — Тоже означает «Яркая», — пояснил он. — Но звучит… Эмм, ну… более современно. Мы ведь все знаем, как мама дорожит традициями. Иногда даже слишком, — подчеркнул он, пряча улыбку. — Как вам альтернатива, дамы? — Мне нравится, — первой поддержала Селеста. Мать поглядела на неё с неодобрением, но говорить ничего не стала. Диона улыбнулась и кивнула.

***

Когда она оказывается в штабе Ордена феникса, ее трясёт, как в лихорадке. Эвридика спускается вниз и оказывается на кухне. За столом сидит Сириус Блэк, перед ним наполовину пустая бутылка бренди. — Что… — начинает он, но, заметив в ее поведении что-то неладное, обрывает себя на полуслове. Эвридика мешком падает на место напротив и роняет голову на руки. Блэк молчит. — Ты в порядке? Она медленно поднимает голову. — Можно? — указывает на бутылку с бренди. Изумлённый, он кивает и при помощи манящих чар на столе оказывается ещё один стакан. — Мне казалось, что ты не пьешь, — он ставит перед ней бренди. Эвридика дрожащей рукой берет стакан и подносит его ко рту, ее зубы то и дело ударяются о край. — Ещё. Глаза Сириуса лезут на лоб, но он послушно подливает ещё и ещё, пока, наконец, Эвридика без сил не откидывается на спинку стула. — Может, ты хотя бы объяснишь, что произошло? В конце концов, это алкоголь из коллекции моего отца, — пытается пошутить он. — А ты так беспардонно выпила почти половину бутылки. — Хочешь, чтобы я тебе заплатила? — она усмехается. Сириус качает головой. — Оставь себе. Я не нуждаюсь в деньгах. Забавно, не так ли? У меня есть деньги, но кроме как на алкоголь, потратить их абсолютно не на что. Жизнь чертового затворника. — Наверное, это больно, — она прижимает к груди руку. — Быть убийцей в глазах большинства людей, на деле им не являясь. Но, знаешь, гораздо хуже быть убийцей по-настоящему, но бесконечно носить это в себе. — Что ты имеешь в виду? — Сириус вскидывает голову. Перед ним опускается ещё одна бутылка. Эвридика морщится и мотает головой. — Все равно не поймёшь. Ты слишком многого обо мне не знаешь, — поясняет она, когда его брови вопросительно приподнимаются. Блэк медленно склоняет голову на бок, о чем-то напряжённо размышляя. — А если… — медленно начинает он. — А если все-таки знаю, Селеста? Ты ведь никакая не Эвридика, верно? Если он и надеялся на какую-то реакцию с ее стороны, то ее не последовало. Возможно, все дело было в выпитом алкоголе, или в том, что звук собственного имени после неоднократного произнесения его Джонатаном уже не вызывало эмоций, но Эвридика лишь опускает глаза. — Селеста умерла. Давно умерла. И появилась Эвридика. — Это все полемика, — говорит он. Эвридика качает головой. — Да нет, мистер Блэк, — она вдруг начинает смеяться. — Это чистая правда. Селеста умерла, и у неё даже есть могила. — Пустая, — негромко замечает он. Эвридика вновь отрицательно мотает головой. — Нет. Не пустая. Сириус хмурится. Неужели все же их предположения оказались ошибочными и Селеста Николь Медина действительно мертва? — Ее похоронили под моим именем, — бросает она совершенно без каких-либо эмоций. — Одну из них. С ними были две женщины, их имена я узнала позже: Мариана Коева и Беллатриса Лестрейндж. Первая, Мариана, умерла там же. Она пыталась убить мою мать, но мама была слишком сильной волшебницей, чтобы вчерашняя студентка Дурмстранга так просто смогла с ней справиться. А когда они ушли, я подожгла дом. Тела обгорели до неузнаваемости, и понять, кто есть кто, было едва ли возможно. — Ты подожгла дом? — он не верит своим ушам. Девушка кивает, ее лицо больше походит на маску. — Но зачем? — Ты действительно считаешь, что я смогла бы продолжать жить там после того, что там происходило? Ты даже не представляешь, — медленно произносит она. — Ты даже не представляешь, что там происходило. Кровь была везде. На стенах, на полу, на мебели. Кровь была даже на потолке. — И тем не менее, после всего, что они сделали с твоей семьей, ты согласилась вступить в ряды Пожирателей. Он не спрашивает. Он констатирует. Эвридика резко вскидывает голову, прожигая его взглядом. — Я пошла туда исключительно ради того, чтобы отомстить, — выплёвывает она. Блэк усмехается. — Для желающих мстить и бороться есть Орден феникса. Вступать для этого в ряды Пожирателей совершенно не обязательно, не находишь? Слышится грохот. Стул Эвридики падает, она резко встаёт, держась за стол. В ее руке зажата волшебная палочка, конец которой смотрит ему прямо в лицо. — Хочешь сказать, — медленно говорит она. — После всего того, что по вине Пожирателей смерти случилось с моей семьей, я искренне поддерживаю их стремления и работаю агентом на Темного лорда, а не на Дамблдора? — Доказательство всего выше сказанного на твоей левой руке, — говорит он. — Я тоже ненавижу Пожирателей смерти всей душой. По их вине не стало очень многих дорогих мне людей, но я не пошёл к Вол-де-Морту на поклон. Я лучше сдохну, чем хотя бы на секунду стану таким, как Снейп. Как ты. На секунду лицо Эвридики становится действительно страшным. Он даже отводит взгляд, настолько жутким и нечеловеческим пламенем вспыхивают ее зрачки. Но это быстро проходит. — Знаешь, я бы могла это устроить, — дрожащим голосом говорит она, опуская палочку. — Но одной смерти за сегодня с меня хватит. И я искренне, — уже подойдя к двери, она оборачивается, глядя прямо ему в лицо. — Я действительно искренне желаю тебе никогда не оказаться на моем месте. Она быстро выходит из кухни и, постепенно ускоряя шаг, идёт к лестнице. Находящийся словно в каком-то оцепенении Сириус вдруг словно приходит в себя и, вскочив, бросается за ней. — Адамс, стой! Я не это хотел сказать… Он нагоняет ее уже на полпути к спальне. Эвридика стоит, оперевшись на перила и тяжело дышит. — Слушай… — он резко останавливается и, бросив взгляд на ее бледное перекошенное лицо, хватает под руки и быстро тащит до ближайшей уборный. Эвридику несколько раз выворачивает, пока Сириус, держа ее волосы, безучастно рассматривает кафель на стене. Затем подаёт ей полотенце. — Помогаешь мне? — она с отвращением смотрит на него. — Тогда добей меня, Блэк. Ты же у нас весь такой правильный. Ни шагу к Пожирателям, ни года в Азкабане, — она невесело смеётся. — Зачем тебе пачкаться о мою грязь? От меня ведь воняет смертью. Знаешь, скольких людей я отправила на тот свет, Блэк? Знаешь? И я уже никогда от этого не отмоюсь. Но я не могу иначе, — из её глаз вновь начинают течь слёзы. Сириус смотрит на неё с жалостью, подходит и берет под руку. — Идём, я помогу тебе дойти до твоей спальни, — говорит он. Девушка сперва молча смотрит на него и, на удивление, послушно кивает. — Ты прав. Ещё не время, — говорит она. И, словно думая о чем-то своём, вновь повторяет, но уже тише. — Еще не время.