***
Но Эвридика опоздала. Когда она, не отдышавшись толком после аппарации, быстрым шагом входит в дом на площади Гриммо, тот встречает ее тишиной. Оглядываясь, она спускается вниз, стараясь вести себя как можно тише. Со дня рождения Сириуса успело минуть полтора месяца, на протяжении которых их встречи ограничивались лишь несколькими собраниями Ордена. Она знала, что он злится. Она знала, что такое положение вещей более чем не устраивает его, но поделать что-то с этим было явно не в ее силах. Признание Сириуса в тот раз просто ошеломило ее. Обезоружило, выбило почву из под ног. «Я люблю тебя». Три слова, которыми убивать можно гораздо искуснее, чем воскрешать. Так просто и одновременно так невыполнимо. — Заходи, — как всегда насмешливый голос Сириуса из кухни. Эвридика дёргает плечом, обхватывая себя руками, словно ей вдруг стало холодно. — Мне поручили сопровождать Гарри и детей Артура Уизли, — она все-таки проходит в помещение, решив, что глупо стоять на пороге. Взгляд Сириуса делается ещё более равнодушным, он ухмыляется. — Ах вот оно что. Конечно, чего ради ты бы стала приходить сюда. Уж точно не для того, чтобы повидаться со мной, верно? Эвридика оставляет без ответа его реплику. Остановившись у стола, она взмахом палочки вызывает патронуса. — Мистер Дамблдор, меня задержали и, похоже, Уизли и Гарри покинули дом без меня. Прошу прощения. Если вы скажете, я могу прямо сейчас аппарировать к больнице и отыскать их там. Патронус исчезает. Сириус провожает его заинтересованным взглядом. — Рысь? — Каракал, — отвечает она. Блэк кивает. — Занятно. Эвридика не знает, что именно кажется ему занятным, но спрашивать об этом у неё нет желания. Она садится за стол, подперев руками голову и уткнувшись взглядом в столешницу. Ощущение загнанности в ловушку не отпускает ее, Сириус молчит, но в этом молчании столько невысказанных упреков и вопросов, что от этого легче все равно не становится. — Можно, я задам тебе один вопрос? Она поднимает голову и внимательно смотрит на него, щурясь. Кивает, но в этот момент на стол перед ней пикирует свёрнутый кусок пергамента вместе со сверкающим пером. Жестом попросив Сириуса подождать, она разворачивает послание и читает выведенные косым почерком Дамблдора слова: «Оставайся на месте». Пожав плечами, она вновь поднимает глаза на сидящего напротив и пристально наблюдающего за ней Сириуса. — О чем ты хотел спросить? — неосознанно она принимается разрывать на мелкие кусочки пергамент. Сириус опускает взгляд на ее пальцы, о чем-то напряжённо думая. — Кто мы друг другу? — вдруг вырывается у него. Эвридика продолжает разрывать пергамент, делая это с таким усердным вниманием, как будто от этого зависит вся ее жизнь. Сириус протягивает руку и отбирает у неё уже наполовину истреблённое письмо, она растерянно глядит на свои продолжающие двигаться пальцы. — Мы… — она фокусирует на нем взгляд. — Коллеги по Ордену, ведь так? — Тебе виднее, — его губы искривляются в усмешке. С ее лица мгновенно исчезает рассеянное выражение, взгляд становится ледяным и колючим. Сириус запоздало осознаёт свою ошибку, но его вновь, как и всегда в подобные моменты, охватывает чувство какого-то дьявольского веселья. — Ты прав, — она холодно пожимает плечами и вновь опускает взгляд. Она явно даёт понять, что продолжать диалог не намерена, но Сириуса уже накрыло. — Ведь все коллеги по Ордену спят друг с другом, — он запрокидывает голову. Его стул балансирует на задних ножках, мужчина смотрит на неё сверху вниз. Эвридика упорно молчит, ее скулы обозначаются ещё резче на бледном худом лице. — Давай, Селеста, скажи мне. Для чего ты каждый раз приходишь сюда? — Это моя работа, если ты не в курсе, — она говорит совсем тихо, почти не размыкая губ. — Я двойной агент, поэтому обязана бывать и у Малфоев, и в штабе Ордена тоже. — Мне плевать на Малфоев, — его стул вновь раскачивается, передние ножки отрываются от пола. — Я спрашиваю тебя не об этом. Сперва в помещении повисает пауза. Занятая рассматриванием своих ногтей Эвридика, наконец, поднимает голову и смотрит на него. В ее глазах — грусть и какая-то безнадёжность. — В этом и вся проблема, Сириус, — негромко произносит она. — Тебе плевать. Ты не хочешь понять одну простую вещь: я на службе. — Я не такой придурок, каким ты меня считаешь, — с отвращением произносит он. — Я прекрасно понимаю это. Но какого черта ты тогда все это делаешь? Занималась бы своими прямыми обязанностями, — его кулаки сжимаются. Он ощущает, что нужно остановиться, что, говоря это, он переходит какую-то невидимую грань, за которой уже ничего нет. Но ему так осточертело это бесконечное заточение в четырёх стенах, это вынужденное бездействие, эта неизвестность и недосказанность в их странных отношениях, что сдержаться не получается. — Замолчи, Сириус, — бесцветным голосом произносит она. — Ты ведь потом будешь жалеть о том, что сейчас говоришь. — Черта с два, — он ухмыляется, стул опасно кренится назад. Сириус знает, что она права, но от этого ему ещё сильнее хочется наговорить лишнего. — Зачем все это? Зачем было вытаскивать меня из дома, зачем нужна была вся эта символичная чушь с картинами, если это всего лишь служба? — Символичная чушь, — медленно повторяет она и встаёт из-за стола. Но Сириус с самого начала знал, что так будет, он за несколько мгновений преодолевает разделяющее их расстояние и хватает ее за руку. — Нет, Селеста. Хватит убегать, — он удерживает ее, не давая дотянуться до волшебной палочки. — Я хочу услышать ответ. Она бросает попытки вырваться и замирает, прислонившись спиной к стене. Прикрывает глаза, затем вновь открывает их, глядя на мужчину с каким-то странным выражением. — Ответ на что? Он молчит. Эвридика выдыхает, затем осторожно высвобождает левую руку и касается его щеки. — Можешь не отвечать, — произносит она устало. — Я ведь и так знаю, ответа на что ты от меня ждёшь. Ответа на ту фразу, произнесенную тобой на вершине Триумфальной арки, — она прикрывает глаза. — Но мне нечего ответить тебе, Сириус. И дать тебе мне тоже нечего. У меня ничего нет. И от меня ничего не осталось, — она делает глубокий вдох и снова выдыхает. — Я живу только ради того, чтобы убивать, и это страшно. Так страшно, что иногда мне кажется, что я схожу с ума. — Но ты же можешь остановить это, — горячо произносит он, сжимая ее предплечье. — Просто откажись от этого. Ты ещё можешь изменить свою жизнь, Селеста. — Отказаться от этого? Отказаться от мести? — она качает головой. — Нет, Сириус. Я не смогу. Ведь это все, что у меня осталось. Он смотрит на неё с болью. Она вновь касается его щеки, мучительно вглядываясь в лицо напротив. — Прости меня, — тихо говорит она. — Прости. В неосознанном порыве она прижимается к нему, ее трясёт, как в лихорадке. Сириус не отстраняется, но в его глазах зреет обречённость. Наконец он одним движением отстраняет ее и, крепко удерживая, заглядывает в глаза. — Ты просто не хочешь, — с ожесточением бросает он. — Ты вбила себе в голову, что если убьёшь всех тех, кто причинил тебе боль, станешь счастливее. Но ты не станешь счастливее, ты только ещё больше себя возненавидишь. Неужели ты и в самом деле такая бесчувственная, Селеста? Неужели в тебе и правда не осталось вообще ничего человеческого? — Селеста умела чувствовать, — отвечает она, усмехнувшись. — Но Селеста умерла. Поэтому да, ничего не осталось. Шестнадцать лет назад я поклялась себе отомстить, и я просто не имею права быть слабой. — Какая чушь, — он закрывает глаза, качая головой. — Ты сама себе это внушила, вот и все. Селеста мертва? Черта с два. Если бы это было так, я ни за что не сказал бы тебе того, о чем ты так боишься даже думать, — в его взгляде отчаянье. — Ты считаешь, что слабость убьёт тебя, сделает уязвимой, но ведь именно из неё проистекает жестокость и бессердечие. Все то, чем ты так гордишься. И не так уж и важно, какие песочные замки ты построила в своём надуманном мире, Селеста, но просто знай - я полюбил тебя не за твою маску ледяного равнодушия и не за то, какой ты кажешься, если взглянуть снаружи. Я полюбил не Эвридику. Потому что Эвридика - это всего лишь тень. Тень Селесты, а именно Селеста и есть настоящая ты. И я люблю тебя. Он опускает руки и делает шаг назад, больше не препятствуя ее уходу. Покачнувшись, она подходит к двери и, дрожа, хватается за ручку. — Ты сам себя не слышишь, — срывающимся голосом произносит она. — Это Селеста - тень Эвридики. Всего лишь жалкая тень, потому что Селеста давно мертва. Сказав это, она быстро выходит из кухни. Сириус не следует за ней, он вновь опускается на стул. Через полминуты шаги стихают, и входная дверь хлопает. Он вновь остался один.***
— Будь готова ко всему. И не забывай про окклюменцию. Это были последние напутствия Северуса перед тем, как они ступили за большие кованые ворота. Где-то совсем близко слышалось журчание фонтана, но от страха Селеста могла лишь идти вперёд, глядя себе под ноги. Идущий рядом с ней Северус буравил ее тяжёлым взглядом и, несмотря на кажущееся спокойствие, переживал ничуть не меньше. Ведь теперь она была его протеже. И от успеха их операции зависела и его судьба тоже. Массивные двери поместья распахнулись перед ними, и оба оказались в полутёмном холле, освещенном лишь пламенем нескольких факелов. Селеста застыла, но Северус невозмутимо прошествовал дальше, и она последовала за ним, стараясь игнорировать дрожь во всем теле. — Какие люди, — навстречу им вышла высокая темноволосая девушка. У неё было красивое, но надменное лицо с тяжелыми веками, и из легких Селесты словно одним ударом вышибли весь воздух. Она знала этот голос и знала это лицо. — Какими судьбами, Снейп? Решил пройти посвящение заново? Учти, у нас не любят неуверенных. — Я осведомлён, Беллатриса, — голос Северуса прозвучал холодно. Взгляд чёрных глаз не выражал ничего, кроме ледяного презрения. — Тёмный лорд знает о моем визите. Я привёл ещё одного Пожирателя смерти. Беллатриса впервые перевела взгляд своих насмешливых темных глаз на Селесту. Девушка стояла, глубоко дыша и стараясь всеми силами сохранять сознание непроницаемым. От Снейпа она знала, что Тёмный лорд далеко не единственный, кто владеет окклюменцией. Некоторые из его приспешников тоже были весьма неплохи в этом, поэтому нужно было сохранять осторожность. Впрочем, говорить об этом было гораздо легче, чем действовать. Особенно, когда тебе в глаза смотрит человек, при участии которого твоя семья отправилась на тот свет. Вдруг Беллатриса расхохоталась. Селеста вздрогнула, Снейп глянул на неё с едва скрываемой досадой. — Позволь узнать, что тебя так насмешило? — поинтересовался он скучающим тоном. Она вновь усмехнулась. — Где ты ее нашёл, Снейп? Ее щелчком пальцев убить можно, какой из неё Пожиратель смерти? Северус глянул на неё с презрением и усмехнулся. — Попробуй. Впрочем, не советую, если, конечно, ты не хочешь покинуть этот дом в горизонтальном положении. Она не так беззащитна, как кажется. А иначе я бы не привёл ее сюда. Беллатриса усмехнулась. В следующую секунду в ее руках возникла волшебная палочка, она воскликнула: — Krucio! Возможно, будь на месте Беллатрисы другой человек, уловка бы сработала. Но это была именно она, и Селеста, во всех деталях ни один месяц продумывающая именно ее смерть, была готова. Она не разомкнула губ, но с кончика ее волшебной палочки сорвался зелёный луч. Она уже видела, как бездыханное тело убийцы ее родителей падает на пол, но этого не случилось. В последний момент Северус дёрнул ее на себя, отчего ее рука дрогнула. Луч убивающего заклятия пролетел в миллиметре от волос Беллатрисы, опалив тёмные тяжёлые локоны. — А малышка-то не промах, — она провела рукой по волосам, явно пытаясь прийти в себя. — Эй, Рабастан! — неожиданно обернувшись, позвала она. — Ты только посмотри, кто будет вместе с тобой проходить посвящение. В холле появился ещё один человек. Это был статный темноволосый юноша с насмешливыми тёмными глазами, который, окинув ее ничего не выражающим взглядом, равнодушно поинтересовался: — Тёмный лорд в курсе? Снейп кивнул. Развернувшись, Рабастан Лестрейндж вновь скрылся в помещении, двери которого то и дело открывались и закрывались, оттуда то и дело выходили и входили обратно люди в длинных чёрных мантиях. Они здесь все были одеты одинаково. Все, кроме Рабастана и Селесты. … Они вошли в зал последними, вслед за миниатюрной блондинкой и ее спутником, который очень учтиво поздоровался с Северусом. Кажется, его звали Люциус, Селеста запомнила, что у него очень холодные серые глаза и красивое, но надменное лицо. Как у Беллатрисы. Здесь от всех буквально исходила аура богатства, роскоши и холодности, и они со Снейпом казались ей самой чем-то инородном в этом большом зале с гобеленами и портретами каких-то явно влиятельных в прошлом волшебников. — Рад приветствовать всех собравшихся, — холодный высокий голос разрезал тишину. Она смотрела на узкое змеиное лицо человека, который с минуты на минуту должен был стать ее хозяином и не верила. Не верила, что он человек, таким дьявольским огнём пылали его вертикальные зрачки. Он говорил что-то о важности сохранения чистоты крови. «Истребить всех магглов», — доносились до неё обрывки его фраз. «Чистота крови волшебников - единственный шанс на будущее»… Она сжала руку Северуса. Его ледяные пальцы чуть шевельнулись в ответ, но он быстро убрал ладонь, опасаясь чужих взглядов. Она смутно помнила, что было дальше. Кажется, ее и юношу по имени Рабастан Тёмный лорд подозвал к себе и она шла, стараясь, чтобы не было видно, как отчаянно у неё дрожат колени. Он задавал какие-то вопросы о том, почему их идеология ей близка и как она познакомилась со Снейпом. Она отвечала уверенно и спокойно, ведь все легенды были заготовлены заранее и продуманы до мелочей. Затем на середину комнаты вышла та самая светловолосая спутница Люциуса и протянула каждому из новоявленных Пожирателей смерти по чёрной мантии с капюшоном. У Селесты затряслись руки, когда она подумала о том, что на ближайшие годы эта мантия должна будет стать ее постоянной одеждой, но взгляд Северуса прожигал насквозь, и она послушно накинула ее на плечи, ощущая, как от смертельной тяжести становится сложно дышать. — На колени, — приказал высокий холодный голос. В голове что-то взорвалось с ужасающим грохотом, ее захлестнули фантомные ощущения. Вот она падает на колени в гостиной своего дома, прижимая к груди тело мертвой племянницы. Она снова стоит на коленях, а заклятье «Круциатус» корежит и выворачивает наизнанку ее истерзанное тело. «Поиграй со мной, Лесси. Поиграй со мной»… Если бы не призрачный образ Сеарры, возникший перед мысленным взором, она бы точно провалила всю операцию. Но мысли о племяннице словно отрезвили ее и она опустилась на колени. — Вам необходимо оголить левое предплечье, — спокойно произнёс он. — Чёрная метка - отличительный знак на коже каждого, кто обязался служить мне. Она уже не видела того, как длинные белые пальцы коснулись ее предплечья перед тем, как все ее существо пронзила жгучая боль. Но эта боль едва ли была вызвана касанием палочки Темного лорда, хоть кожа в этом месте и обуглилась, словно до неё дотронулись куском раскалённого металла. В этот момент Селеста Николь Медина перестала существовать, а ей на смену пришла Эвридика Адамс. Она глядела прямо перед собой затуманенными рт слез глазами и видела не подлокотник кресла Темного лорда, а свадебную фотографию родителей в красивой рамке. Фотография была самой обыкновенной, но она знала, что если взглянуть на оборотную сторону снимка, там можно увидеть строчки, написанные от руки. Стихотворение чилийского поэта Пабло Неруда, которое отец вывел собственной рукой, навсегда запечатлев его на этой фотографии. «Я говорю с тобой – и дрожь… Я знаю: только ты поймешь. Луна, сиянье, ночь и дождь и ветка высохшая – все живет тобой во мне, как прежде. Я говорю с тобой – и прах, и запах, блик на зеркалах, и блеск металла на щитах - забралах наших - меня несет к земле твоей, затерянной среди морей. Без штурмана, без якорей меня несет к земле твоей сейчас, как раньше. И если вдруг, за мигом миг, за вздохом вздох, за всхлипом – всхлип меня разлюбишь – тут же ☐ крик! – не обернись! Не приходи! На взмах быстрей твоей руки, стучащей в дверь – забыт. Простись! И если ты, мой враг, мой друг, устанешь от моих разлук, знамен пылающих и мук в моей войне, то из тебя – земли родной – себя я с корнем вырву ☐ боль! – и посажу себя в другой - чужой - земле. Но если каждый день и час среди всех лиц, волос и глаз ты ищешь, ждешь и: веришь в нас, ты ждешь, как я – ты – родность. Ты - любовь. Ты – мой! И все, что было – здесь, со мной. А я - твой мир и твой огонь – я здесь, с тобою. Моя любовь живет твоей. А наши души – колыбель. Сон, бесконечней лет и дней - любовь. Ей здесь покойно».