***
— Ну что, где моя Жанна д’Арк? — за стеной приоткрылась дверь и в милом знакомом и уставшем голосе прозвенела улыбка. После недолгого разговора дверь в приёмную открылась, и на пороге во всей красе предстала Брыжинская. — Это… как тебя, Григорьева? — обращается она к девушке, сидящей в деканате и дающей «показания» по делу, получая в ответ кивок. — Где? — В медпункте, — отчеканила Женька, встречаясь взглядом с преподавательницей. — Божье ты наказание… и сильно побили? — девушка в ответ поднимает руку ладонью вниз, начиная покачивать, мол «средне», добила пожиманием плеч — не знает… или всё равно, хрен редьки не слаще. — Подруга называется! У нас она ещё? Не увезли на скорой? — Здесь-здесь. Не уедет. Ни на скорой, ни на бобике. Без докладной никуда не уедет точно, — отозвался из-за стола секретарь, копаясь в бумажках. — Это само собой. Но я вообще… поговорим в общем, — кивает Татьяна, и, получив согласный кивок в ответ, выходит, уверенным и убивающим шагом двигаясь в сторону медпункта.***
— Ну и что ты мне скажешь, солнышко? — Больно, — отозвалась Батина, чувствуя, как к пылающему лицу прикладывают обжигающий холодом лед. — Ещё бы… а драться не больно было? — продолжала читать нотации мед. сестра, но для честности надо упомянуть, что суетилась и ворковала она вокруг неё, как вокруг сахарной. Да и поругать было за что. — Двадцать лет, лошадка настоящая, а ты с кулаками… ещё и на парня! — не унималась она. — Вот уж действительно! — послышалось из тихонько приоткрытой двери. Кто-то мягко, как сон, вошёл к ним. — А! Татьяна Сергеевна, вы? Тая, конечно, знала, точнее догадывалась, что преподавательница придёт с ней поговорить, но она почему-то ждала ураган и бурю, а не мягкую Брыжинскую на пороге, всем своим видом демонстрируя усталость, негодование и раздражение смешанные с пониманием в коктейль-оксюморон. — Я, — подтвердил спокойный голос, пока девушка за ширмой уже начала сползать на стуле, прикрывая лицо мешком со льдом. Но всё тщетно. — Где моя бестолочь? — Здравствуйте… — Тихо, опустив виноватый взгляд в пол, отвечает девушка, садясь на стуле нормально, пока Брыжинская присаживается на кушетку напротив, снова поворачиваюсь к окликнувшей её медсестре. — Вы тут будете? — она утвердительно кивнула, вгоняя девушку в тоску, отчаяние и краску. — Посидите с ней, а то, чего доброго, ещё в обморок хлопнется — по лбу-то хорошо попало. Мне отойти надо. — Конечно, — как только за медсестрой закрылась дверь, всё внимание Брыжинской притянула девушка. — Хватит стулом прикидываться, вижу я тебя… Батина, объясни ты мне, дуре старой, ты зачем с кулаками на Брагина кинулась? — А вы видели? — обиженно отвечаю я, делая особый упор на слове «видели». Обиженно, не потому что меня ругали, а из-за того, о чём сейчас пойдёт речь. — Видела, — абсолютно спокойно отвечает она, поправляя край юбки с складывая руки в замок на коленях. — Но эта филькина грамота гроша ломаного не стоит, а ты из-за неё вся чуть не убилась… Ты гроша-то подороже будешь. Девушка была расстроена. В процессе разнимания все улики — официальная жалоба декану на Брыжинскую — были направлены в администрацию, в том числе и белый офисный лист, обвиняющий Татьяну Сергеевну в самых мерзких вещах, среди которых помимо некомпетентности и непрофессионализма были ещё тупость и «связь» со студентками, особенно девушку заставила вздрогнуть подпись «предпочтителен третий курс». Тая тогда просто не смогла сдержаться. Как ребёнок, кинулась на парня, тяня цепкие пальцы. А дальше, что попалось под руку — сумка, пакет, термос, кулаки. Всё что было, тем она и лупила его, получая сдачи не меньше. Удивительно, как их только растащить в разные стороны охранники смогли. Наверно, если б она не разбила нос Брагину, то ничего бы и не вышло, потому что только после этого он хоть немного начал переживать за свою жизнь, до этого только уворачивался. — Вот что бы я делала? — вдруг давит она на самое живое, что есть в девушке, заставляя вздрогнуть. В груди от этих слов что-то ёкнуло, так больно и сильно, что у девушки дыхание спёрло. Душит стыд. — Мало мне, что это всё по факту из-за меня, так если бы ещё и твоя госпитализация была на моей совести, прости, но она у меня не такая большая… — Это из-за меня он так. Если бы вы за меня не вступились тогда… — Святая простота… — изумилась она с ноткой умиления. — Любите вы, молодёжь, всё преувеличивать. Я думаю, до тебя ему дела нет, а вот до того, что ему среди года надо нового научника искать, есть… — Вы…? — Ага. Отказалась от него. Не нужны мне такие, — призналась она будто с сожалением, что не может пересилить себя, поработать со способным, но бессовестным человеком. Наверно, ей кажется, что она много теряет в профессиональном плане, ведь ни для кого не секрет, как много подобного происходит под святой пометкой «наука», но это всё совсем не про Брыжинскую, и она это про себя знает. Таю же это восхищает и заставляет трепетать, как всегда, и всё, что связано с Татьяной Сергеевной. — Но это совсем не значит, что нужно на амбразуру бросаться!.. покажи. — после недолгого молчания говорит она, протягивая руку за мешком со льдом, в котором уже похоже все растаяло. Девушка нехотя убрала его, демонстрируя очередной трофей женщине. — Это что? — то ли испугано, то ли злобно выкрикнула она, приподнимаясь над сидением. — Это как? — Я не знаю… — Мешок со льдом у неё уже теперь видимо забирать никто не собирался поэтому она вернула её на место с обиженным видом на синеватый фингал. — А мне когда Вера Павловна сказала, что там драка из-за меня — не поверила… подумала льстят стареющей преподавательнице, — тяжело вздыхая произнесла она, складывая руки на груди и подбирая к себе локти. — Никакая вы не стареющая, — надув губы, пробубнила Тая, отводя взгляд в сторону. — Точно льстят, — улыбнулась она, вдруг посмеиваясь своим по-настоящему женским нежным и звонким голосом. — Господи, Батина, с тобой не соскучишься. Какие ещё ты мне подарочки приготовила? Прямо даже любопытно!.. Давай, покажи, — встаёт, наклоняясь к лицу девушки. На всю скулу, по-юношески гладкую и некогда розоватую, протирался фиолетово-синий, в алеющей капиллярной сеткой фингал. Тонкие и аккуратные пальчики Брыжинской пробежались по его поверхности, обжигаясь прохладой, а потом лаская бархатной поверхностью кожи. — Мда, — выдохнула она. — Зелёный будет… это недельки на две-три… ну-ка давай, обкрадем их что ли, — наклоняется к аптечке, быстрым и внимательным взглядом бегая по этикеткам, а потом, подняв одну, подносит к глазам, приспуская очки на кончик носа. — Пират… Подставляю кожу, давая ей полную волю, и её пальцы мягко начинают поглаживать моё лицо, размазывая какой-то крем. Смотреть на неё в такой непозволительной близости было неловко, но единственная встреча глазами решила всё за Таю — сосредоточенное и милое лицо женщины, внимательно наблюдавшей за процессом было таким очаровательным, что не улыбнуться было невозможно. — Приятно, Гаврик? — по-лисьи щурясь, произнесла Брыжинская. — А вы… Умело, — повинуясь её манипуляциям, чуть склоняю голову набок, отводя улыбку в сторону. — Ну так… К своим сорока и не такому научилась. — Врёте же… Вам больше тридцати пяти не дашь. — Ну и тридцать пять мне когда-то было, — поправила она нравоучительным тоном, — но было это в бородатом году. — Вы ещё скажите, что никуда вас не зовут. — Отчего же… зовут изредка. — Пожала она плечами. — М-м, не удивительно… — Женщина подавила ухмылку в ответ на печальное завывание девушки. — Ещё поди и недавно. — Да нет, давненько уже, – сухо произнесла она, поджимая губы и опуская взгляд строго. И она знала, что врет. — По-честному, так вообще сто лет назад. — Сто? Да бросьте вы! Не верю! Пригласить вас надо обязательно! — Ой а криков-то! Сходим, коли жива буду, да ты не помрешь… — возмутилась она. — …Чего смеёшься? Головой похоже хорошо тебя приложили, — Тая отрицательно качает головой, хихикая. — Вы милая. — Очень добрый день. По-моему, всё-таки да, — фыркает она, закатывая глаза. Хмурит брови, вглядываясь близорукими глазами в глаза девочки и недовольно цокнув кончиком языка, продолжает мазать. — Самой злобной преподавательнице говорить такое… Можно только не в своём уме. — Не сойдёшь тут с ума с вами! — Во-от! Это уже больше похоже на правду, — соглашается она победоносно. — Начинает действовать видимо… Хотя такого эффекта у троксетурина я не помню… — Чем вы меня там мажете?! — всполошилась Батина, начиная заметно нервничать. Брыжинская только, вставая с колен, поправляя юбку, подняла тюбик этикеткой вперёд, как в рекламе, улыбаясь самым невинным видом. Хотя лицо у неё было настолько довольное, удивительно просто! — Троксевазин… — возвращает тюбик на место, снова садясь напротив. — Скажешь чего? — Простите… — Ой, — нахмурив брови, отмахнулась она. Это было явно не то. — Бог с этим. Мило даже. — А что вы хотели услышать? — Почему ты Федотовой нахамила, например.