К. Н. А. Х.

— Да потому что она о вас говорила! — вдруг совершенно искренне возмутилась девушка, запуская какой-то странный импульс, который мог ввести женщину в ступор, но она, науськаная многолетним опытом, умело перехватила этот пылающий шар после короткого замешательства и скользнувшей, как тень, по лицу улыбки, отправляя в адресанта. — Что ж она такого сказала! — поднимает брови вопросительно и заносчиво, — потому что мне передали, что говорила в основном ты! С Григорьевой во время пары. Уши Таи начали покрываться краской, а виноватые девичьи глаза искали что-то на полу, наверно смелость, которой не хватало, чтобы смотреть женщине в глаза. Тишину прорвал звонок с пары, заставивший обеих выйти из уединения, в котором они находились, любуясь друг другом, обе по-своему — женщина смаковала сладкий триумф и умиление этой честной и настырной девчонки, а Тая удивлялась её понятливости и непредвзятости, потому что даже в отчеканенных нотациях было что-то знакомое. — Ну все, кончился отдых… — вздохнула женщина, глядя на тонкие наручные часы, снова доставая из кармана телефон, возвращая его на его обычное место — в ладонь. — Не делай так больше, не маленькая уже, да и я не молода, так можно и до инфаркта довести. Ладно тот случай, это я ещё понимаю, но вот драка — это выше моих сил. — А что вы… переживали? — растягиваясь в довольной улыбке, как кот в марте, девушка потянулась, глядя на женщину. — Нет, радовалась! — возмущённо воскликнула женщина, — Ты безбожно преувеличиваешь степень моей бесчеловечности!.. Но не советую о ней забывать, ещё раз так сделаешь, я тебя собственноручно прибью! — Интересно как, — хитро покосилась она, покачивая ногами на стуле, как ребёнок. В открытую вилась вокруг женщины, как кошка. — Прогуляй пару, узнаешь, — ядовито отвесила женщина, щуря по-змеиному глаза. — Пару? Телефон звякнул, магически действуя на женщину. Она тут же опустила в него глаза, быстро прочитав, выключила, снова опуская. — Где там медсестра? — выпрямившись, она оглядывалась по сторонам. В руке снова куда более настойчиво звякнул телефон, на который женщина никак не среагировала даже, только фыркнула, не обращая внимания. Очаровательно было то, что несмотря на вредность, злость и раздражение, она всё равно сидит с девушкой, непоколебимо выполняя приказ медсестры. Волнуется — эта мысль пронзила Таю, заставляя улыбнуться. Если бы кто-то сейчас смотрел на Брыжинскую, как она, игнорируя телефон, смотрит по сторонам, очевидно, оставляя на второй план какие-то свои мысли, первостепенной задачей считает девочку, которая ей всего за два месяца заметно добавила седины в волосы. Милая-милая Татьяна Сергеевна. — Идите, вас уже потеряли. Женщина замялась на несколько секунд, но телефон все решил за неё, и одним тихим раздражающим звуком вынудил её встать. — Ладно… Ничего тут не трогай, — пригрозила она пальцем, принимая суровую позу, то ли в шутку, то ли нет, ещё раз, как гарпия, оглядев хищным взглядом по сторонам все, будто блюла порядок тут именно она, направилась к двери, постукивая каблуками. Дверь с силой распахнулась, и на пороге во всей красе и возбуждении возникла Женька, чуть не сбившая с ног Брыжинскую, которая по собственному маршруту двигалась к двери. Раздался тихий ах, который тут же стих, как задутое пламя свечи, и Григорьева буркнула под нос торопливо и чисто для приличия «извините». — Григорьева, как всегда, хвост трубой! — возмущённо выкрикнула женщина, отпрянув, и, обойдя девушку, безмолвно скрылась, прикрывая за собой дверь кончиками пальцев, растворившихся в воздухе с её уходом, как будто и не было тут никогда Брыжинской. Вошла, как сон, ушла так же. Женьку это похоже не сильно впечатлило, потому что она ракетой приземлилась на кушетку рядом, горя от нетерпения. Вполне возможно, что она восполняет время иммобилизации за партой подобным поведением — долго и тихо сидеть всегда ей давалось с трудом, но было смутное ощущение, что у неё что-то помасштабнее, чем просто желание размять кости. — Ну, что, Гагарин, — напрыгнула она на подругу, — обсудили вы тут всё с заступницей? — Жень… — осуждающе мурлыкнула девушка, заметно смутившись. Чтобы себя не выдать, закатила глаза. — Ну а что? Между прочим, Брыжинская в деканате была, про тебя спрашивала, — испуганный взгляд Таи проскользнул по подруге, пытаясь с поверхности её тела считать информацию, потому что слушать её вслух очень не хотелось. Как-то неловко что ли… — Она там за тебя… — девушка уперлась двумя кулачками в подругу, как в бойца на ринге. — Жень, я сейчас ничего не поняла. — Она рекомендации принесла. Чтобы отправили от имени института в научный центр. Говорила там мол «Батина заявление подавала в НОЦ. Отправьте, я…» — Забыла! — вздохнула взволнованно девушка, когда её взгляд упал на стол. Она не очень-то внимательно слушала подругу, вполуха как говорится, но когда она заметила ежедневник Татьяны Сергеевны, который она положила перед ней минуту назад, когда садилась устало на кушетку, то взволновалась хуже прежнего — её! Её ежедневник! Как же она без него? Фраза «я без него, как без рук — ничего не помню» из уст Брыжинской звучала в голове колокольным звоном, как сирена тревоги, ведь он всегда у неё в руках, на столе, в сумке — туда она делает заметки, там она смотрит даты, всё-всё там… — Да занесём, оставь! — вдогонку крикнула Женька, когда девушка уже ринулась к двери, бросая подруге в руки мешок со льдом, который она к счастью поймала. — Я догоню! — крикнула она, уже обернувшись через плечо, распахивая дверь налёту. С другой стороны раздался глухой удар, ежедневник сотней листочков взлетел вверх фейерверком, падая, как осенние листья, вокруг двух фигур — одной скрывавшейся за дверью, другой испуганно прижавшей по-кроличьи руки к груди и зажмурившей глаза. — Батина! — раздался осуждающий возглас в тишине. — Как тебе это удается, ума не приложу! Татьяна Сергеевна неторопливо зашла, держась двумя пальцами за нос — покраснел, а женщина, будто пытаясь вспомнить его положение после приличного удара, придерживала кончик средним пальцем, запрокинув голову. Девушка, остолбенев, стояла, глядя на всё вокруг, и не двигалась. — Татьяна Сергеевна, у вас кровь, — незаинтересованное лицо возникло в разговоре молнией: Женька поднялась с места, скорее подавая мешок со льдом, который Тая оставила на столе перед роковым марафоном. — За наблюдательность пять, Григорьева, придёшь потом с зачёткой, распишусь. — Женщина говорила заметно в нос, напоследок шмыгнув им, глядя на пальцы. — Спасибо, — принимает, прикладывая к переносице, взглядом осматривая все кругом. — Салфетка есть какая? Обе начали оглядываться по сторонам, в поисках чего-нибудь, когда сзади открылась дверь и на пороге появилась медсестра. — Да вас тут как кильки в банке! Всем что ли плохо? В институте эпидемия? — то ли в шутку, то ли нет воскликнула она, оглядывая очаровательное трио: Брыжинскую с разбитым носом, Женьку, рядом с бешеными глазами, и белую Батину, стоящую как призрак посередине, с перепуганным взглядом. — Что случилось? Опять подрались? — прикрывая за собой дверь на ходу, продолжила женщина, но спокойствие длилось недолго. Тонкая и длинная фигурка, подломившись где-то около колен, начала падать, обрушиваясь, как ветвистое дерево — длинная и неуклюжая, как жираф, Батина, побелев, рухнула в руки подоспевшей медсестры, разваливаясь, как сломанная кукла. Слабая голова скатилась на плечо, длинные руки, как паучьи лапки, раскинулись в стороны, а ноги оказались на полу, подломившиеся сложившиеся, как шарнирная кукла. Вовремя среагировала только медсестра, не успевшая договорить, она бросилась к девушке, пока двое других, оглядываясь по сторонам, пытались понять, что опять произошло. — Не день, а проверка профпригодности! Никто больше падать не собирается или мне готовиться к чему-нибудь новенькому?