«У тебя такие глаза, Будто в каждом по два зрачка, Как у самых новых машин. По ночам из шоссе, в шоссе, Пролетают машины шумя, Двумя парами фар. У тебя двойные глаза, Их хватило б на два лица, И сияет весь океан От помноженных на два глаз. Понимаешь, твои глаза Двух земных полушарий карта, Ты когда закрываешь их, Погружается на ночь экватор. А когда их прошу открыть я, В них два полюса голубых В миг открытья.» Майя Кристалинская
Ленно потягиваясь, девушка потёрла глаза, кутаясь в одеяло, как в облако, сладко мыча. Сон гулял где-то рядом, но уже не слипал глаза, поэтому какая-то часть сознания была уже в реальности. Темно. Значит вечереет. Полоска света под дверью. Значит дома не одна. Все как всегда. Последние три дня точно. Батина была одной ногой во сне, когда услышала с кухни тихое напевание и побрякивание посуды. Голос нежный и милый, не в обиду Женьке, но это вряд ли она. Но голос — это ещё куда ни шло, за уши притянуть можно к Григорьевой, а вот посуда — это вообще нонсенс. Чтобы Женька взялась за уборку? Нет. Точно нет. Завернувшись в одеяло, как в кокон, девушка встала, шаркая голыми тощими ногами по коридору. — Татьяна Сергеевна?! Это вы тут что ли пели? — опешила девушка, замирая в дверях. Женщина стояла около раковины, с обеих сторон от неё возвышались кучки хлама, старые замусоленные полотенца, даже свет был жёлтый и противный, потому что на лампе не было абажура — типичная студенческая берлога за пять тысяч в месяц. И именно поэтому Татьяна Сергеевна выглядела неуместно и как-то по-доброму светло что ли, как сказочная няня-волшебница в своей лёгкой блузке, рукава которой были преступно закатаны, сминая мягкую ткань; в чёрной юбке до колен в мелкий фиолетовый цветочек, с красивыми рюшами по краю, босоногая, в одних черных колготах, убрав волосы наверх крабом, драила сковородку, что-то напевая себе под нос. Кажется, это была песня из какого-то советского фильма, который Тая смотрит с родителями всегда, такой знакомый, вспомнить бы… — Я, — подтвердила она, после того как, чуть дёрнувшись, обернулась через плечо. Девушка стояла у неё прямо за спиной, поэтому взглядами они так и не встретились, Татьяна Сергеевна только попыталась извернуться, но не удалось — руки по локоть в воде. — А что? Фигня? — задаёт каверзный вопрос, и Тая, конечно не видела её лица, но была уверена, что женщина щурит глаза, а на щеках две морщинки по бокам рта выдают улыбку. Наверняка её тонкие губки сложились в улыбку, показывая белые острые зубки — всё в этой женщине было изящно, даже пресловутый прикус, пусть даже, Тая почему-то хорошо это помнит, нижние зубки у неё не ровные — лезут друг на друга. — Н-нет… Очень хорошо… Вы тут откуда? — Из универа, куда вы сегодня не соизволили прийти, — началось наступление, стратегически выверенное и жестокое — это Тая поняла с первых секунд, как и то, что никакой предъявы в этом нет. Наступление шутливое, как из оловянных солдатиков. — Ну… У меня больничный, на три дня, а…. — пожала плечами девушка, замолкая. — Ну? Чего ты? — снова пытаясь заглянуть через плечо произносит она. — Мы не в университете, вводить санкции и репрессии я не имею полномочий, не стесняйся, говори, чего хотела. — А Вы теперь каждый раз, как я прогуливаю домой приходите? — улыбнулась она. Кажется родные стены придали ей сил. Или же она ещё не до конца поняла, что это милая и ласковая женщина — её преподавательница, которую она боится, как огня. — Я тогда из кровати вылезать не буду. — растянулась в сонной улыбке девушка. — Нет, акция единоразовая, — мгновенно отметила она, выключая воду. — Я пришла проведать своего самого бедового студента. — Да я… Тая уже приготовила ответ, когда, ахнув, забыла все напрочь, увидев на лице у женщины следы жестоких побоев с дверью. И она так на работу ходила… И ведь даже не замазала… Хотя на такую «красоту» нужно бригаду вызывать. Да и не надо как будто, её пронзительный взгляд сильной русской женщины с сковородой в руках, будто стал ещё крепче — это уже не водка, а чистый самогон! Женщина-авария, личное ЧС с самыми ясными глазами. — Твой шедевр, — усмехнулась она, ни капли не стесняясь своего вида, в отличии от Батиной. Она прямо сейчас была не в восторге от своего существования и его последствий — никто не должен поднимать руку на женщину, даже двери. — Да вы и без него, как у Да Винчи. Женщина была серьезна и строга, но услышав и поняв сказанный, пусть и весьма прозаичный, комплимент, растянулась в улыбке, даже молодея на пару-тройку лет и светлея в лице. — Вертихвостка… — фыркнула она, убирая волосы за ухо. Дверь в прихожей громко хлопнула, раздался истошный крик, пугающий обеих. — Пакет на полке! Девки не убивайте, все ради вас! — проорала Женька как в пустоту, захлопнув за собой дверь с такой силой, что стекла задрожали в окнах, а с трухлявого потолка посыпалась штукатурка. Ничего не понимающие Татьяна Сергеевна и Тая вышли в прихожую по очереди, женщина с нескрываемым интересом и явным вопросом «что это такое было сейчас?» а девушка, крадучись и неуверенно. Глядя на пустое помещение, ставшее свидетелем странного выпада студентки, никто ничего не понимал, стоя в тишине, пока до слуха не донёсся звук ковыряния в скважине, с последующим тихим ударом. — Мыши? — тихо обратилась брюнетка к Батиной, переводя взгляд с двери на неё. Шутка была жидкая, но очень нужная, потому что у девушки внутри все завязалось в узел. Она уже догадывалась что это, но верить не хотела — отрицательно покачав головой. С хмурым видом подошла к двери, берясь за ручку и нажала — не сдвинулась ни на миллиметр. Она попробовала ещё раз и ещё раз, но она так и не поддалась — самые страшные опасения подтвердились, Женька их закрыла тут с той стороны. Дом был старый, и иногда заедал замок; Шестерёнки просто слетали где-то внутри механизма, если случайно шибануть по ключу, и нужно было иногда хорошенько извернуться, чтобы открыть дверь. Пару раз девушки уже прогуляли занятия, став заложницами собственной квартиры, но съезжать не хотели — весело. — Же-ень! — пытаясь сохранять спокойствие при Татьяне Сергеевне, позвала её Тая не без дрожи в голосе. — Давай без глупостей, открой. — В ответ тишина. — Григорьева, не смешно, открой дверь! Женя! — Подожди, подожди, — рядом возникла Брыжинская, касаясь кончиками пальцев её локтя, привлекая внимание. — Она нас тут закрыла? — девушка боязливо угукнула, не зная куда деть руки, которые плясали то вокруг шеи, то в волосах, то за ушами, как паучки, пытаясь найти щель, куда бы спрятаться. — Серьезно? — ещё раз переспросила она, куда более глубоким голосом. У Таи особо не было вариантов — врать этой женщине не вариант, свернёт шею. Брыжинская вспыхнула в один момент, взорвалась, как петарда, рванув к двери, в которую начала стучать кулаком, с гневным видом прислушиваясь к звукам с той стороны. — Григорьева! Это Татьяна Сергеевна, и я даю последний шанс! Выпустишь сейчас — ругаться не буду! Тишина. Двое заключённых прислушались, глядя друг другу в лица. У обеих в голове была одна пульсирующая мысль: «Хоть бы…» — Ага, щас, так я вам и поверила! — раздалось вдруг оттуда. — Григорьева! Я тебя забираю в химическое рабство! — гневно кричала, барабаня в закрытую дверь кулаком, Брыжинская. — Пока небо на землю не упадет, твоя пятая точка не оторвётся от стула, будешь считать индикаторные ошибки, пока я жива! А я уж постараюсь не умирать подольше! Ты ещё меня возить в коляске будешь за заданиями от стола к шкафу и обратно!.. А Тая стояла за спиной у женщины. Молчала. В кармане звякнул телефон — пришло сообщение, в содержание которого она вчитывалась, пытаясь поверить и понять, радоваться ей или встать рядом с Татьяной Сергеевной рядом.«Ты там давай не тормози! Ноги в руки, яйца в карман, хвост трубой! Танька - женщина огонь, — хватай, пока горячо!»
Высветилось на экране послание, но Тая мгновенно накрыла экран рукой, выключая.