К. Н. А. Х.

— Мда, — протянула она, снова зевая, и поднялась со стула, вцепляясь в спинку рукой. — Может пойдете приляжете? — тихонько, как мышка, возникла девушка рядом, подбирая обеими руками локоть женщины, у которой уже заметно начали слипаться глаза. Хоть Татьяна этого и не замечала, но взгляд у неё был туманный, хоть она всё ещё понимала. Под руками девушки плечо женщины мягко, как из теста, расслабленно поползло вверх в суставе — она заметно размякла, думая о чем-то своем. Вот и настал тот момент, когда её великий мозг не может обработать всю информацию на свете, и она стоит, явно погруженная в размышления о чем-то личном, а вопросов было полно: как спать? Где? Что будет делать Тая в это время? Как не опоздать на работу завтра? Сложностей и нюансов было миллион, и как бы Батина ни хотела с ними помочь, она ни малейшего представления не имела, что бы ей сказать. Женщина вот-вот отключится, поэтому, не дожидаясь согласия, Тая потянула её в комнату. Под руки — на диван, усаживая. Сидя и оглядываясь по сторонам, будто запоминая, что и где было, Брыжинская начала, не дожидаясь разрешения, опускать голову на подушку, которую девушка подсунула в последний момент, разгребая кровать, потому что Женька, как всегда перевернула её всю — подушка в ногах, одеяло комком, простынь чебуреком. — Извините, что так вышло, — тихо произнесла она. — Ужасный день… — Хороший день, хоть высплюсь, — покачала отрицательно головой она с улыбкой. — А ты молодец. С этим бокалом. Что оставила. Главное правило химии выполнила: реагенты назад в тары не возвращать, если налил. Горжусь! Закусив губу, чтоб не сильно себя выдать, Тая расплылась в улыбке. Внутри все было таким живым сейчас, таким чувствующим, потому что чувствовать хотелось больше всего на свете. Запомнить каждую деталь этого вечера — и парфюм Татьяны Сергеевны, пряный и сладковатый, и её глаза, застеленные пеленой сонливости, и руки, которые спокойно лежали у неё на животе, и каждое её слово и вздох, потому что она сейчас была там, где не ожидалась никогда — в жизни Таи. Не в универе, отдельном мире, а в жизни, в её доме, в её руках, которыми она помогала улечься, а женщина разрешала, будто не видела в этом никакой пошлости, разврата или непозволительности. Лежала, улыбалась. — Принеси мне капли для носа из сумки, пожалуйста, — Брыжинская попросила голосом самого сладкого ребёночка, как показалось девушке, что с лицом серьезной сорокалетней женщины выглядело ещё умилительнее. — Только деньги не бери, воровать плохо, — усмехнулась она, бросая вдогонку, с дополнительным махом кисти. — … Или бери, но это ограбление одинокой престарелой и беспомощной преподавательницы будет на твоей совести… — Держите, — возвращаясь, как ветер, подала она в протянутую руку, заранее снимая колпачок. Девушка торопилась, пытаясь всё как можно скорее устроить и упростить. Женщина пшикнула в каждую ноздрю, шмыгнув носом вдогонку, и поморщилась от вкуса капель, отдавая их девушке назад, как лакею. Ничуть не помедлив, она тут же вернула их назад в сумку. — Вот, — Тая решила не давать вонючее и не стиранное годами одеяло Григорьевой и принесла мягкий плед, который использовала как покрывало для кровати. В этом доме кровати никогда не заправлялись, поэтому плед был как новенький. Накрыв гостью, девушка дотянула его до верха, встречаясь с усталыми и добрыми глазами Брыжинской, молчаливо глядящими на неё с трухлявого диванчика снизу. Она на него комично не помещалась, поэтому как голова, так и пятки лежали на подлокотниках. — Все нормально? — кивает. — Спите. Не волнуйтесь, вашей беспомощностью я пользоваться не буду, — полушутя обещала она, чтобы сгладить неловкость от пристального взгляда женщины. — Ты? Нет... нет, — подтвердила она. — Ты для этого слишком хорошая… Как тебя там та, с шилом в одном месте, зовёт? — Туся, — улыбнулась девушка. — Ну так вот, Тусёна, ты для этого слишком хорошая… Даже странно, что я тебе понравилась, — задумчиво добавляет она. — Почему нет? — улыбнулась девушка. — Я никогда хорошим характером не славилась, а в последние лет пять стала совсем сварливой. Как бабка. Ума не приложу, за что я тебе нравлюсь. — Фигуры, манеры… — процитировала девушка какую-то песню, вызывая удивление на глазах преподавательницы. Как будто и спать не хочет, глаза по пять рублей, брови домиком: не оскорбилась — изумилась, сейчас смеяться будет! — А если серьезно… Да вот за это. — Подвигает стул от стола, ближе к дивану, и садится, улыбается по-дурацки девушка, складывая руки на коленях. Наконец успокоилась. — Приехали, разве плохой человек так сделает? Ворчите мило так. — Вот я какая… Ворчунья! — возмутилась женщина, но не в полную силу, потому что сон начал брать свое. — Может и нафталином отдаю? — Может и отдаете, — хихикнула девушка, получая в ответ закаченные глаза с тихим фырканьем. — Нахалка… — цокнула она языком, — Но если серьезно… Спасибо, Тай. Мне такого давно не говорили, — в глазах читалось познание. Она даже заробела как-то, смутилась, стала в одночасье такой трогательной. — Врали, гады! — уверенно произнесла она. — Или наоборот, — пожала плечами женщина, сладко и куда протяжнее зевая. — Возьми, пожалуйста, — сняв с носа очки, складывает, протягивая девушке. Та берёт, опуская на стол. — Кладу на стол, — обозначает она, чтобы женщине было проще найти вслепую. — На полу-то ничего не валяется? А то споткнусь, ногу сломаю, если не шею. Придется тебе меня на руках до дома тащить. А я женщина прожорливая, может и с ложечки кормить перед выходом... А про туалет я вообще молчу! — Я Вас и на руках нести готова. После сковородок то, — улыбнулась девушка, прикрывая самое честное свое признание шуткой. Но прикрыть не получилось, все всё поняли, улыбнувшись. — Приятно, что вы приехали. Время потратили, силы… Не хотелось, наверно, да и не за чем особо… А Вы тут, проведали. Вы не вредная и не злая. И не грымза, и не стерва. Хорошая… Самая лучшая, знаете?... С диванчика раздается тихое сопение, заметно в нос, привлекая внимание девушки. Ещё чуть-чуть и будет храп. Девушка обещала себе не смеяться, как только он появится, а ожидался с минуты на минуту, судя по обстановке у Брыжинской, сложившей руки на груди, и уперевшейся подбородком в грудь, как бояре на картинках. Так старалась сидеть и не подавать вида, что отключается, что так и уснула полусидя, сползая всем лицом и шеей в воротник. Улыбнувшись и покачав головой, девушка поднялась, отодвинув подушку, чтобы голова скатилась на бок, и у милой-милой Татьяны Сергеевны не болела завтра шея, поправила волосы, едва слышно в гробовой тишине хихикая — её выдавало только неровное рваное дыхание, одновременно с которым она мгновенно закусила губу, сдерживая себя. Тихий всхрап вдруг сорвался с тихим причмоком губами, пугая девушку. Не открывая глаз, женщина что-то мурлыкнула себе под нос, делая вид, будто не спит хотя у неё не было сил чтобы даже разлепить глаза. — …Я не храплю!.. Не храплю… Это нос… — пробубнила она, покачивая головой с самым наивным видом, глубже кутаясь в плед. — Ничего я не слышу, — понятным, как для ребёнка тоном произнесла девушка почти в ухо женщины, наклоняясь к нему поближе, и получив пять-шесть, непонятно, почему так много, но это было мило, кивков из-под одеяла.