К. Н. А. Х.

Женщина сидела у себя за столом, иногда прихлёбывая чай, за которым пришлось идти к автомату на первом этаже. Девушке достался растворимый кофе, который ей наскоро приготовили. До пар оставалось ещё около часа, в университете стояла приятная тишина. Приятная, потому что было ощущение, что они одни, и никто им не помешает. И в этом умиротворении и спокойствии они сидели вместе. Солнце только вставало, на удивление хорошая погода, которая, кажется, волновала только Батину. Она смотрела на совершенно равнодушную преподавательницу, сидящую к золотистому свету, льющемуся бурным потоком ей в спину. Солнечный эфир наполнял комнату, подсвечивая всё то, что было незаметно в обычные дни — тонкие пальцы Брыжинской бегали по листу с таблицей, которую она заполняет, а тени от них плясали на столе. Ворчит, чуть склонив голову, и тонкие неприглаженные волоски на макушке едва заметно дрожат, и она, чувствуя, как они непослушными завитками щекочут ей под носом, чешет его, морща, и убирает прядь волос за ухо. — В целом ничего… Задачки можно было бы и получше решить, но за конспект зачёт, — расписавшись в тетрадке лихим жестом, протягивает девушке. Кивнув с самым доверчивым видом, Тая принимает тетрадку. — Тут посидишь? — девушка угукает. — Хорошо… — снова сгибается к работе. Она пыталась, честно пыталась, заняться чем-то своим, но сосредоточиться не получалось, взгляд, как магнитом тянуло к женщине напротив, тем более, что теперь она точно знала, что Брыжинскую любить можно. С этим разрешением очень многое поменялось в голове. Глядя на её маленькую узкоплечую фигурку сейчас, девушка ясно отдавала себе отчёт, что никак по-другому она больше посмотреть на Татьяну Сергеевну никогда и не сможет. Эта женщина за одну ночь, в которую она побыла и слабой, и сонной, и подругой, и беглянкой, превратилась в квинтэссенцию всего, что могла бы любить девушка. В одном человеке заключено столько её чувства, которые она сама в себе в кучу собрать не может, а Таня одним своим присутствием вбирает его в себя, как магнитом. Следит взглядом, как она встаёт, поднимая с пола коробку с бумагами, которая её тут же рывком тащит вниз, надламывая изящную фигурку. — Ох… Что б вас, — бросает, поправляя очки, свалившиеся на кончик носа, — Ну-ка, — протягивает, и взявшись поувереннее, поднимает её на стол рывком. Короб всем своим весом обрушивается на него, и все, что лежало в радиусе полуметра подпрыгивает с тихим побрякиванием, шуршанием и позвякиванием. Тонну эта коробка весит что ли? Она не смогла поднять до конца — две трети свисали вниз, и Брыжинская только успела упереться бедром, подпихивая её, но короб неумолимо полз вниз. — Ну куда Вы, тяжёлая же, — девушка оказывается рядом, пристраиваясь сзади к преподавательнице, и уверенным движением заталкивает её, двумя руками проползая вдоль талии женщины и цеплясь за картон. Документы спасены. — А мы тоже не слабые, — сдувая волосы с лица, улыбается женщина, тяжело дыша. В ответ девушка только легонько ущипнула её за предплечье, чувствуя полное отсутствие мышц — мягкая и нежная кожа под атласной блузкой поддалась пальцам, как зефир, и по телу девушки снова пробежали мурашки. Какая же она мягкая. Женщина вздрогнула, поднимая негодующий взгляд на студентку, поглаживая больное место. Но улыбалась. — Оно и видно, — буркнула себе под нос. — Вам помочь? — Ну если ты умеешь ещё и суп варить, то ты просто идеальная жена, — хихинула Брыжинская, наивно полагая, что девушка шутит. — Да нет… у вас вон какая стопка… — кивнула она на документницу. — Может вам помочь? — Это? Это уже сделанное. Работа там, — попкой ручки указывает через плечо на стол, стоящий за спиной, с четырьмя картонными коробками, под завязку забитыми белыми принтерными листами. Естественно принтер лишил их девственной чистоты — на них значились какие-то данные. — Приходи, конечно, мне работы не жалко, — хмыкает. — у тебя сколько пар? — Пять. — У меня три. Но я думаю я буду тут до… Пятнадцатой, наверно, — Вздыхает ещё раз оглядывая горы бумаг.

***

Женщина лежала на диванчике, в бессильной руке на животе были какие-то бумажки, очки съехали набок, свободная рука козырьком прикрывала глаза запрокинутой головы. Ноги вытянуты, одна в туфле на полу, со второй обувь благополучно свалилась, и она лежала вытянутая на подлокотнике. Сразу видно — она осталась на рабочем месте последняя. Больше походило на место преступления. Одно не подающее признаков жизни тело как раз в наличии. Прямо некуда деться. Тая как будто это видеть не должна, но так вышло, что увидела, теперь это их общая с преподавательницей тайна. Она никогда и никому не расскажет, как женщина развалилась на диванчике, буквально разваливаясь по кусочкам, и ей ни разу об этом не намекнёт, но знает ли это женщина? Девушка как мышка прокралась к ней, мягко ступая по полу. — Татьяна Сергеевна… — робким шёпотом позвала её девушка, наклоняясь сверху неуверенно. Женщина издала странный звук ртом, тихо цокнув на вдохе, будто проснулась, и, не открывая глаз, подняла одну руку. — Я не сплю, — обозначила она сразу же, — Просто устала. Ещё бы, пять пар уже прошло, даже шесть, а она сегодня тут с восьми утра считай. — М, — согласно мыкнула девушка. — …Там на столе две папки, можешь их убрать, пожалуйста. Вставать уже лень. Займусь ими завтра, — вытягивает руку, указывая пальчиком на стол, возвышавшийся рядом. — А что с ними надо сделать? — Фигня всякая. Разложить в нужном порядке: вступление, рецензия, практика… Там где-то у меня план, не помню, не знаю, — отмахнулась она, роняя руку, которой рассекала воздух, болтая. Бедняжка. Весь день на ногах. Чудо, ты сегодня хоть присела? Наверно нет, раз даже не открывает глаза что-то говоря, голова все так же запрокинута, ноги вытянуты. Или же это высшая степень доверия девушке — оставаться беспомощной и бессильной в её присутствии, не следить — знает что Тая ничего не сделает. — Ты чего там притихла? — в первый раз приподнимает лицо, ища глазами Таю, и, поправив очки, концентрирует взгляд. Студентка стояла над столом, уперевшись руками в бока, и смотрела на стопки бумаги, насупив лицо — думала. — Тай, — снова позвала её женщина, приподнимаясь ещё выше. От дивана оторваться не было сил, поэтому она продолжала валяться. — М? Да я… Это же план? — показывает листок. Женщина, поправляя очки и щурясь, пробегает глазами и кивает неуверенно. — Похоже на то… А ты чего это? Решилась спасти утопающего? — поинтересовалась она, передвигаясь таким образом, чтобы голову можно было не держать мышцами, а приложить к спинке. Девушка только угукнула, прикусывая большой палец. Преподавательница усмехнулась. Чудно́. Снова прикрыв глаза, она тяжело выдохнула, будто спустила пар, как делают все перед тем, как заснуть, и с этого момента дышала мерно и спокойно, лёжа неподвижно. Тая перекладывала туда-сюда листы, максимально концентрируясь на работе. Не хотелось её подвести, а тем более создать ещё больше хлопот, поэтому девушка вдумчиво оглядывала каждый лист, фасуя его то туда, то сюда. Когда Тая закончила, за окном было уже совсем темно. Если, когда она приступала, смеркаться только начинало, то сейчас уже зажгли фонари, машины включили фары, а Тая настольную лампу — единственный источник света во всем помещении. Она не знала, спит женщина или не спит, она не двигалась совсем, только дышала ровно и спокойно, устало развалившись на диване. — Что такое? — вздрогнула Брыжинская, распахивая глаза. На краю дивана сидела девушка, взявшаяся уверенными пальцами за её ступню и мяла, сжимая и расслабляя одеревеневшие за день на каблуках мышцы. — Ты закончила? — уточнила преподавательница, не до конца сообразив, что происходит. — Почти. Не хватает только списков литературы за двенадцатый и тринадцатый годы. — ответила совершенно спокойно она, не останавливаясь. Сильные и нежные пальцы не отпускали ногу. Поправив очки торопливо, женщина немного растерянно осмотрелась, в поисках чего-то, а затем, опустив глаза в бумажки, которые держала в руках все это время, повернула их девушке, демонстрируя. — …Вот они. Как раз в библиотеку за ними ходила… Ай, — прерывает сама себя резким возгласом, поджимая пальцы. Большой палец студентки ткнул в какую-то особенно болючую и напряжённую точку, в узелок нервов, от напряжения в котором, кажется, сводило пол ноги время от времени в течение дня, а она уверенным движением развязала его одним нажатием. Если бы Брыжинская стояла бы, то обязательно упала — ноги подкосились, становясь ватными, и она успела только издать слабый стон. — Г-господи, Батина… Думаешь это уместно? — протянула она ослабшим голосом, запинаясь. — Думаю да. Вы же устали. — Тихо ответила она. — Ну в принципе да, преподаватель я только с восьми до шести. А время… — поднимает быстро руку с часикам, хмурясь. — восьмой час. Можно. — отвечает, опуская руку с часами и запрокидывая голову. Кратковременные приступы боли, когда девушка сжимала очередное место, сменялись блаженством, когда в очередную мышцу поступала кровь, и ступня, которую сводило от напряжения весь божий день в туфле, и женщина останавливалась, чтобы, уперевшись каблуком в пол, размять сустав, или во время разговора с коллегой сесть хоть на минуточку, наконец-то скидывала оковы. Сама Брыжинская этого, наверное, не замечала, но Тая видела, как с каждым разом женщина все слаще начинает шевелить пальцами, с которых спадает оцепенение. Тихо постанывая и закатывая глаза, она лежала. Только сейчас девушка вдруг подумала… нет, если бы она хоть раз в жизни позволила себе об этом подумать, она бы непременно догадалась, но её девственно чистые и по-детски невинные намерения, как шторы ограничивали её от осознания одного факта — Брыжинская ведь женщина. Не просто женщина, а взрослая женщина, и когда она зевнула, и девичьи руки почувствовали в напряжённой стопе изящный изгиб, и слух разрезал тихий и слабый вздох её всегда мелодичного голоса, девушку как молнией поразило. Кровь, как у маньяка бурной рекой ворвалась в мозг, в глазах потемнело, а щёки налились краской, алея пожарищем. Пальцы стали обжигающе холодными и заметно ослабли, пошли мелкой слабой дрожью.  — Если тебе не нравится, можешь прекратить, — вдруг уточняет Татьяна Сергеевна, чувствуя ослабление и отстранение девушки. Выпрямляется, снова становясь серьёзной и строгой. Это формалист внутри неё проснулся, пиная хозяйку, но девушка даже не среагировала на эти слова, продолжая, взяв себя в руки. Тая, не спрашивая разрешения, взяла вторую, проделывая с ней те же самые манипуляции, и получая отдельное удовольствие от того, как приятно было женщине. Как будто это было важнее всего — чтобы ей было хорошо. Пусть способ и неординарный, но не это ли самое нужно серьезным дамам, живущим в одиночестве и работающим от заката до рассвета? — Я обязана тебе за это заплатить, — намекая на несоизмеримость доставленного удовольствия и их статуса отношений, попыталась пошутить женщина, потягивая ноги, как только они закончили. — Как неоригинально, — шутливо фыркнула девушка. — Стереотипы, — пожала плечами. Она блаженно улыбалась, не поднимая головы с подлокотника. — Надо же показать, что я воспитанный человек… Как хорошо-то, прям идти никуда не хочется, — поправляет волосы, отбрасывая назад. — Не пойдете домой? — Может позже. — Уже серьёзнее и менее ленно отвечает она, просто устало выдыхая. — Хочу полежать немного, правда устала сегодня сильно... — Давайте я вас подожду?