К. Н. А. Х.

— Валя мне сказал, что ты отказалась от него, — послышался знакомый голос старого однокурсника откуда-то сбоку. На вахте, расписываясь за ключ от аудитории, стояла женщина, к которой и подошёл, появившись из ниоткуда, мужчина. — Уже давно, — не переставая что-то писать, женщина поправила колпачком ручки очки, подтягивая их повыше на носу, как по волшебству входя в диалог, начавшийся так внезапно. — А девушка его? — Она не его девушка, — поправила женщина Брагина-старшего, перелистывая страницу с присущим женщинам заботливым скептицизмом, — да, Тая всё ещё у меня, готовимся к защите. Довольно успешно, кстати. — С едва уловимой ноткой гордости и удовлетворения в голосе, не свойственной суровой Брыжинской, произнесла она, чуть поджимая губы. Не понятно было — это ее живая реакция или она это делает на зло мужчине, заставляя его хоть на крупицу пожалеть о своих словах и вступиться за девочку, показать свою такую контрастную на его фоне благосклонность к ней и собственную благородность. — Удивлён. — Не вижу ничего удивительного, — Пожимает плечами. — Она очень способная девочка. — Раньше ты была о ней другого мнения. Женщина поднимает глаза, хмурит брови, не поворачиваясь на собеседника, только смотрит пустым бумажным взглядом перед собой, думая о чём-то, перед глазами плывут, как в тумане, картины вериницы зачёток, списков и ведомостей, заплаканные глаза, хлопок дверью в отместку за двойку, воспоминания холодка по рукам, пробежавшегося по коже после него. Как же женщина не любила эти девичьи истерики, едва терпя периодически эти всплески, радуясь, что всё эти "сопли за дверью". Вспоминает, как половину потока оставила без стипендии. Знатный был скандал, но так давно и не важно — что-то такое припоминается, но как будто из другой жизни. Едва заметно вздрогнув головой, словно отгоняя мысли, она проходит мимо, направляясь к лестнице наверх. — Признаться, о твоём сыне тоже. — Невзначай бросила она, боковым зрением наблюдая реакцию на лице мужчины в виде высоко поднятых бровей и совершенно искреннего и детского изумления, оставляя его где-то позади, быстрым шагом удаляясь. Она молча вытащила ежедневник, доставая из-под обложки какие-то бумаги и небрежно подала мужчине, идя немного впереди и держа их навесу. Среди них было то отвратительное объявление, которое в начале осени красовалось на первом этаже, жалоба в деканат на предвзятость женщины и какие-то чеки, которые не имели никакого значения, просто попались в общей куче. — Это, — легонько трясет ими в воздухе, останавливаясь на лестнице, — только то, что получила от него Я, а я к твоему сыну не имею никакого отношения. И тем не менее имею полное право пойти в учебный отдел и потребовать его отчисления за подобные выходки, — невозмутимым, но не менее суровым тоном произнесла она. Мужчина только взглядом скользнул по бумажкам. — Девочка получила куда больше, и она имеет полное право пойти не в учебный отдел, а в полицию… Давно хотела тебе сказать, что-то я все… Забывала. — Чуть более растерянно произносит, как будто и правда впервые в жизни не понимала, как это так она забыла это сделать. — Защищаешь… — женщина не поворачивается, но чуть хмурится. Как не защищать? Добродушием и сердечностью она не отличалась, синдромом спасателя тоже никогда не страдала, но молчать не могла. — ...Ты думаешь я не помню, как оно тогда было? — После короткого молчания вдруг начал с усмешки он. Настолько легко и непринуждённо, что мгновенно стало понятно, что весь предыдущий разговор был лишь прелюдией. Или это женщине так кажется?.. Она не понимала — сознание еë никогда не подводило, но не может же взрослый человек в самом деле после просьбы и совета давней знакомой в самом деле… — Только тогда это ещё можно было тебе простить — двухтысячные, Тату, молодость, а теперь тебя никто не поймёт. Сколько тебе? Сорок? — Его голос мгновенно опустился до едва слышного шёпота, так что женщине пришлось, оперившись на подлокотник, наклониться ухом прямо к его губам, свободной рукой придерживая волосы, выпадающие из-за уха на лицо, — Что скажут люди, когда увидят престарелую лесбиянку рядом с молодой девчонкой?.. Женщина дышала ровно, не переставая слушать. Да, в самом деле, это… — Тая — приличная симпатичная девушка, — Её голос был едва слышен, однако не терял твёрдости. — Если ты допускаешь то, что я могла бы с ней спать и считаешь меня недостойной парой, то твой сын в таком случае на голову ниже престарелой лесбиянки. Её уверенности можно было позавидовать — тот наклон головы, та невысокая нежная, но полная уверенности, фигурка, с которыми она стояла перед ним, просто кричала сиреной о том, что отступать она совсем не намерена и подпишется под каждым своим словом, хоть и отчаянно пыталась свети всё это в шутку: отвечала ему его же фразами, нехотя улыбалась и согласно прикрывала глаза. — Давно уже хотела тебе это показать, как-то к слову не приходилось… но я тебе сейчас говорю не как вышеупомянутая лесбиянка, а как преподаватель, законопослушный человек и давняя знакомая — поговори с сыном. Вот это, — она небрежно, двумя пальцами сложила бумажки, немного помахав ими в воздухе, снова вернула в ежедневник под внимательным и серьёзным взглядом мужчины, провожающего из глазами, — никуда не годится. — Ты бы ещё год молчала. — Фыркнул мужчина с небрежной усмешкой. — Доброе утро, Татьяна Сергеевна, — прошёл кто-то мимо. Она вежливо кивнула в ответ, одними губами отвечая: «Доброе», и не оторвала взгляда от мужчины, продолжая пронзать его глубиной своих серых, как зимнее низкое небо, глаз. — К вам сегодня можно подойти? Аспидная тяжесть еë взгляда наконец-то сдвинулась с одной точки переходя на какого-то студента, робко ждущего еë внимания. — Да, конечно. После третьей пары я буду на К.Н.А.Х.е, подходите. Это была Батина. Ничего не подозревающая, надеялась она, девочка, которая мило улыбалась обоим, стоя на ступеньку выше преподавательницы и на ступеньку ниже мужчины, внезапно повеселевшего. Женщина улыбнулась ей вежливо, чуть кивнув, и, получив в ответ такой же спокойный ответ, развернулась и покинула обоих.

***

— …И…. что скажешь? - прерывая молчание спрашивает Степанцова. — А что мне сказать? — Качает головой женщина, не отрывая пальцев ото лба. — Откажешься от Таи? Повисло страшное молчание, в котором ясно слышалось тяжёлое дыхание Брыжинской, что подняла глаза, отрывая свинцовую тяжесть их синевы от пола. — А пятки мне его не поцеловать? Кать, ну ты тоже думай, что говоришь… За что?! — Негодовала она, разводя наивно руками, — Это же чистой воды клевета. У них это похоже семейное… Я же с ней не сплю! — Ну ты… попробуй. А то наказание считай было, а преступление нет, — улыбка женщины становилась все шире и шире, и обратно пропорционально ей на лице женщины таяло все хорошее и чистое — к концу фразы на неё смотрела полная желчи и сарказма Брыжинская. — Улыбайся, пока есть зубы! — Ага, и занимайся сексом, пока ноги держат. — Огрызнулась она в ответ. — Ну когда откажут, тоже, я думаю, можно... Правда придётся быть снизу. — Ну это у тебя мы спросим, потом расскажешь, — Женщина напротив только закатила глаза, осуждающе цокая языком. — А если серьёзно, ты будешь что-то делать? Чисто юридически он тебе угрожал. — В голосе женщины не было тревоги или беспокойства, но он звучал ласково и строго, заставляя Брыжинскую почувствовать себя маленькой девочкой, которую пытаются наставить на путь истинный. — Чисто юридически мы химики, поэтому пока сложно сказать, угроза это была или болтовня из яиц и хлеба... Я подозреваю, что у него просто привычка хамить мне, потому что он знает, что я ничего не сделаю. Он всегда был резким, и когда мы учились, мы так же ругались. — Добавляет после не долгого вдумчивого молчания. — А ты ничего не сделаешь? — ещё более вкрадчиво уточняет женщина. — Нет. — поднимается из-за стола, пожимая плечами. — За Таей я присмотрю, чтобы он глупостей ей не наговорил. А остальное по ходу пьесы. Женщина говорила и сама не понимала, врёт она себе или нет. Да даже в этом предложении каждое слово можно сделать вопросительным! Может сказать или нет? Себе или нет? Врёт или нет? Для аналитической точности слишком много неопределённости. Ради кого она будет приглядывать за Батиной? Чтобы не очерниться самой в её глазах, не потерять возможность любить и защищать, или чтобы не дать ей разочароваться самой в себе, потому что очевидно было ясно, что как только она на прямую столкнётся с такими обвинениями, фактом нетрадиционной ориентации в самой себе, или хотя бы возможности этого, а тем более приписывание некрасивой связи с не самым звёздным партнёром, который больше походит на придворного шута или цирковую обезьянку, чем на вторую половинку, в силу комичности и абсурдности ситуации, тем более в такой формулировке, как слышала женщина, то нежный цветочек-Тая, завянет, как капуцин, вынесенный на тридцатиградусный мороз. Захочет ли хоть кто-то встречаться с человеком вдвое старше себя? Представлять себе робкие и неумелые попытки взрослого человека привлечь внимание или выразить симпатию, которая может показаться со стороны жалкими усилиями, заслуживающими в большей степени сочувствия, или странные прятки и игра в кошки-мышки от толпы, которая будет горящими, как у кошек в темноте глазами, не опуская век следить. Любовь, которую надо прятать по углам, стыдясь попадаться в глаза, не любовь, а торопливое и грязное свидание между двумя оборванцами, которых гонит чуть ли не весь свет. И это, эти смыслы вкладывает Брагин старший в эти слова, называя давнюю знакомую «престарелой лесбиянкой», и именно эти слова больше бы всего резанули слух ножом девушке, которая как ни крути представляет себя молодой и красивой, полной сил.