***
Июнь подобрался незаметно, приставив всем нож к горлу и сказав не рыпаться. Только они сдали сессию, параллельно репетируя до девяти вечера и стараясь иногда дышать, так нагрянуло время премьеры. Энергетики и кофе стали лучшими друзьями студентов последнего курса, а Саске выкуривал одну пачку сигарет за другой, прекратив себя обманывать, — бросит в лучшей жизни. Весь апрель он провел вместе с Какаши-сенсеем, подтягивая первые акты, и в начале мая режиссер тихо засмеялся, странно смотря на него. — Что не так? — Саске опустил реквизитный кинжал. Он надеялся, что выглядел достаточно угрожающе, ведь смеющийся Хатаке был предвестником беды. — Просто подумал, сколько времени мы потратили на выбор главного героя, — Какаши покачал головой. — Ты лучший Макбет. Слышать похвалу от их немногословного режиссера было странно. Обычно его хвалили на съемках, — когда он не особо старался, но всё равно камера его любила. Но над «Макбетом» он бился весь год, и именно поэтому его уши покраснели, а он отвел взгляд. Какаши опять засмеялся. Но Саске не считал, что они зря долго выбирали Макбета. Тогда они бы с придурком никогда не стали… кем бы они друг другу не были. — Вы всё еще считаете, что у меня с Наруто много общего? — Саске смотрел куда-то в окно, стараясь не выдавать своей заинтересованности. — Я думал, вы сами всё поняли. Саске покачал головой и попрощался, выходя со сцены. Всю весну Наруто изредка появлялся на репетициях, но это было не столь важно, — Макдуфа он отыгрывал, как швейцарские часы. Вот только на репетициях без него было… Саске закурил, прикрыв глаза… одиноко. Хах, вот он и признался себе в этом. Небо было усеяно пушистыми облаками, которые замерли без ветра. Небеса не обрушились, когда он подумал о своих чувствах. А лучше бы наоборот. На сессию Наруто явился, но как заведенный бегал по преподавателям, закрывая многочисленные хвосты. Конечно, всё ему простили, потому что друзья придурка каждому преподавателю растрепали, что их невероятный друг у самого Хаширамы снимается. Они говорили это как само собой разумеющееся, будто Наруто не обхаживал все четыре года двери кинематографа. Саске вспомнил разбитого после очередного отказа Наруто посреди кухни, кислое шампанское, ритмичных Abba, и, конечно же, он вспомнил всё остальное, чувствуя и жар, и горечь. Во время сессии они успевали только переглядываться, и Наруто всегда широко улыбался, стараясь обмануть Саске своим напускным счастьем. На репетициях они были только Макбетом и Макдуфом, а спектакль заканчивался смертью Саске. Сам он думал, что умер еще в начале весны. Генеральная репетиция прошла ужасно. Все кричали, что это пьеса проклята, а не они виноваты. Почти каждый запнулся, перепутал мизансцену, забыл реквизит, не успел переодеться. Какаши не кричал, а вот Цунаде тогда разошлась, полив каждого ведром брани, особенно пройдясь по главным героям. Наруто закинул меч на плечо и наклонился к Саске. Тот вздрогнул, а тело словно ток прошиб. Ну почему он продолжал так реагировать на этого Узумаки, словно он проник в каждую клетку его организма? — Надо попросить старика сделать бабуле предложение, — что-то её совсем маразм мучает, — прошептал Наруто, но Цунаде начала орать на них за «переговорчики». — Ты придурок, — Саске потер лоб двумя пальцами. — Но может сработать. Наруто рассмеялся тогда, не заметив, как сердце Саске выпрыгнуло из груди и убежало от своего глупого хозяина. Возможно, без этого глупого органа было бы легче, — он бы не думал каждую ебанную ночь о том, насколько может быть плохо без другого человека. Часы показали полночь. Третье июня ударило Саске под дых, приветливо улыбаясь. Ровно в шесть вечера этого дня состоится премьера спектакля. И казалось, ничего важнее никогда не было и быть не может. И нужно выспаться, чтобы не пить завтра кофе, которое плохо влияет на актерскую игру, а еще нужно обязательно перечитать пьесу, вдруг он что-то забыл. Но была полночь, уже почти полпервого ночи, и он сидел на кухне в полумраке, тупо смотря на настенные часы. Когда стрелка опустится на шесть, то всё одновременно начнется и закончится. Наступит взрослая жизнь, без учебы: с работой и новыми знакомствами. Закончатся их мимолетные встречи и долгие переглядывания. Наруто упорхнет в мир кино, а Саске зароется в театре. Их больше ничего не будет связывать, кроме пьесы на книжной полке, пары фотографий на телефоне и океана воспоминаний, которые Саске всю весну обещал в себе похоронить, но заново раскапывал эту яму. — Ты должен отдыхать, глупый маленький братец. Итачи сел напротив, а лунный свет показывал его мягкую улыбку и круги под глазами. Он вырвался со съемок нового проекта, чтобы приехать на спектакль. Саске не понимал, когда всё изменилось, и Итачи начал ходить на его спектакли, а не отговаривать младшего брата в них участвовать. — Всё равно не усну, — Саске махнул рукой. — Знаешь, — Итачи поднялся и подошел к холодильнику, — мама в детстве всегда давала нам теплое молоко, когда мы не могли уснуть. Мне с медом, а тебе без, потому что ты был неправильным ребенком. — Это еще почему? — изогнул бровь Саске. — Правильные дети любят сладкое, — Итачи налил молоко в сотейник и поставил его на плиту, вместо микроволновки. Его старший брат тоже был неправильным, но Саске тактично промолчал. — Но отцу это нравилось. Вы оба отдавали нам все шоколадки. Саске хотел бы это помнить. Его воспоминания о родителях были обрывочны и больше походили на нечто теплое, а потом всё было только черным. Не считая одной солнечной улыбки. Итачи поставил перед ним стакан с теплым молоком, и это было похоже на артхаусное кино. Саске грел руки о напиток, пытаясь найти в этой жидкости ответы на все свои вопросы. — Скажи, — начал он, доверившись детскому инстинкту «брат старше, а значит, умнее», — ты когда-нибудь рушил что-то, хотя совсем не хотел, но так получилось, и теперь ты не знаешь, как вернуть всё обратно? Под конец Саске совсем притих, задыхаясь от собственных чувств. Не привыкший делиться с кем-то сокровенным, он чувствовал почти парализующий страх оказаться беззащитным. Он всё же посмотрел на него и понял, что Итачи тоже не дышал. Его взгляд был полон раскаяния и сожаления, и Саске почувствовал, как в собственных глазах начало щипать. — Да, — помедлил брат, нервно поправив низкий хвост. — Но, к сожалению, ничего уже не вернуть. — Почему? — Саске держался за стакан, как за спасательный круг. Итачи поджал губы и отвел взгляд, выглядя совсем неуверенным. — Потому что нельзя вернуться на четырнадцать лет назад и сказать себе, что не вся моя семья умерла, и что учеба — это ничто по сравнению с этим. Образ Итачи размылся, и Саске сморгнул слезы, сделав быстрый глоток молока и вместе с ним проглотив болезненный ком в горле. — Саске, если бы ты дал мне шанс… — Ты идиот, брат! — Саске не хотел, чтобы его голос так дрожал. — Все четырнадцать лет я только и ждал, что ты вспомнишь обо мне! Мне не нужны были ни роли, ни твои связи, только ты. Итачи выглядел так, словно ему дали пощечину, но Саске уже не мог остановиться. — И еще осенью я бы сказал, что никогда не прощу тебя, — Итачи ссутулился, нервно постукивая пальцами по столу. — Но я узнал, что есть люди, у которых совсем нет кровных родственников, которые никогда не знали родителей. И они находят в себе силы улыбаться и… любить. И я так виноват перед ним… Саске не выдержал и расплакался, обняв себя руками за живот, стараясь успокоиться, но он так устал. Поэтому, когда брат приобнял его за плечи, Саске даже не удивился тому, что не мог вспомнить, — а обнимались ли они вообще когда-то? — Что между вами произошло? — Итачи поглаживал его по спине, и из-за этого хотелось плакать еще больше. — Он сказал, что любит меня, а я просил так не говорить, — прошептал Саске. — Я сделал ему больно. Делал это раз за разом, а он всё равно… — Значит, ты тоже его любишь. Саске вырвался из объятий, вскочил со стула и подошел к окну, вглядываясь в черное полотно. Звезд не было совсем. — Я… — Саске судорожно вздохнул. — Я хочу вернуть его. И хоть он и придурок, но я бы никогда не принял себя снова. Поэтому ничего не получится. — Ну ведь он — не ты, — Итачи встал рядом. — Дай свободу своим чувствам, Саске, не повторяй моих ошибок. Иногда то, что кажется рациональным и правильным, на самом деле полнейшая чушь. И еще осенью я бы так никогда не сказал. Итачи грустно усмехнулся, а Саске пытался собрать себя, словно разбитую вазу. Наруто всегда пытался заговорить с ним, даже после разбитого сердца. Он смог полюбить Саске, не обращая внимания на его характер, рамки и их абсолютно разрушительные отношения. Но в них было столько прекрасного, что Саске впервые в жизни решил добровольно следовать совету старшего брата. И начнет он прямо сейчас. — Итачи, я бы хотел еще раз с тобой поработать над фильмом, — старший брат замер, словно с ним говорило приведение. — Когда ты помогал нам для фестиваля, было… неплохо. Казалось, все морщины на лице Итачи разгладились. Он знал, что кино было для брата всем, и тот хотел, чтобы Саске так же его полюбил, не взирая на желания самого младшего брата. Но, возможно, если Саске тоже захочет, то из них выйдет неплохая команда. В детстве он просто мечтал об этом. Итачи выглядел счастливым; и, кажется, выражать свои чувства не так уж и страшно. Этого будет мало для Наруто. Возможно, его отвергнут, но Саске действительно хотел, чтобы Наруто понял, как сильно изменил его жизнь.***
Он аккуратно выглянул из «кармана» сцены и ужаснулся, не понимая, почему здесь людей столько же, сколько и на премьере в «Акацуки». Среди зрителей он увидел Ируку-сенсея, который сидел рядом с Джирайей, а сбоку было свободное место, — Цунаде еще бегала и раздавала указания. Было трудно не заметить Итачи и множество цветных голов труппы «Акацуки». Они все пришли смотреть на их последний спектакль, на их самый важный спектакль, после которого всё закончится. Наруто верил, что всё только начинается. — Все тебя ищут. Наруто нырнул обратно за кулису, больно ударившись плечом о стену. — Блядь, не пугай так. Ублюдок явно удивился такому лексикону, зато Наруто понял, что действительно нервничает. Он поправил манжеты дурацкого камзола, а сапоги на невысоком каблуке вообще мешали стоять ровно, не то что скакать с мечом на сцене через… двадцать минут. Черт! Но Учиха выглядел спокойным как удав, но только на первый взгляд. Наруто усмехнулся, видя, что Саске скрестил руки на груди, постоянно бросая взгляд на полоску света, ведущую в зал. Его вдохи были частыми, а ресницы дрожали. — Там сидит Итачи, — сказал Наруто, выходя в коридор подальше от зала и сцены. — И Орочимару. Саске на секунду остановился позади него, — его каблуки перестали стучать, а потом он пошел за ним и даже обогнал. Они больше не обмолвились ни словом и вошли в аудиторию, которую оборудовали под их гримерную. Вся группа обернулась на них и выдохнула, втащив в образованный круг. — Итак, — Какаши прокашлялся. — Вы были неплохим потоком, не запорите выступление. — Очень воодушевляет, сенсей, — буркнула Сакура, а через пятнадцать минут уже Леди Макбет, приглаживая подол синего платья. Все выглядели нервными и немного подавленными, — они играли без антракта, реквизита было много, а ответственность на их плечах была неподъемным грузом и мешала сделать вдох, если бы актеров не учили с первого курса дышать диафрагмой, не поднимая плеч. Они справятся. — Да они все умрут в своих креслах! — громко сказал Наруто и широко улыбнулся. Он вытянул руку в середину круга. — Мы, вообще-то, лучший поток, Какаши-сенсей. И любые проклятые пьесы должны бояться нас, — ребята начали улыбаться и накрывать его ладонь своими, образуя высокую пирамиду. Последним руку положил Саске, посмотрел прямо в глаза Наруто и искренне улыбнулся. Наруто ответил ему такой уже улыбкой, уже зная, что отыграет, несмотря ни на что. — Ни пуха, ни пера! — крикнул он. — К черту! — крикнул ему хор голосов в ответ. Их пирамида раскачалась и рассыпалась, когда они вскинули руки вверх. Какаши хлопнул в ладоши, приказав всем идти на позиции. Они шли так быстро, как позволяла обувь и огромные пышные подъюбники девушек. Наруто помог Хинате спуститься по ступеням, — через десять минут она будет его Леди Макдуф. Они все вошли за кулисы уже в своих ролях. Шикамару проверил правильность расположения каждого и постоянно сверялся с часами. Саске стоял в кулисах напротив, с другой части сцены, и внимательно смотрел на него непроницаемым взглядом, словно думал о чем-то важном. Наруто знал, что всё это только начало, но не для них. Горечь почти затопила его, но стрелка на часах опустилась на цифру шесть. Заиграли фанфары, а тяжелые бордовые кулисы со скрипом шестеренок разъезжались в стороны, открывая зрителям вид на декорации и трех ведьм, уже занявших свои позиции. Ну, поехали. Наруто вытирал слезы и тяжело дышал, хватая за кулисами меч и бросая взгляд на мизансцену на сцене. Прошел диалог, где ему сообщили, что его жену и ребенка убили. Но Хината стояла рядом, поправляя его камзол. Зрители были такими тихими, словно не было их вовсе. Спектакль шел как нужно, даже лучше. Все были на адреналине, — приближался финал. Наруто крепче сжал меч. Пришла пора выходить на сцену и покончить со всем. — …К чему играть мне римского глупца, Упав на свой же меч? Чужие жизни разить уместней. Макбет говорил с гордостью и выводил из себя своим тщеславием. Он был безумен в своей жажде власти и даже не заметил, как Макдуф вышел к нему. — Обернись, собака! — кричит Макдуф, желая отомстить за ребенка, за жену, за всех жителей Шотландии. — Из всех людей лишь одного тебя я избегал… — Макбет поворачивается к нему, покрепче сжимая меч и окидывая его неприязненным взглядом. Металл их мечей озаряет звоном окровавленное поле, усыпанное телами товарищей. Даже небо сегодня пестрит алыми цветами, будто бьется в агонии земля Шотландии. Макбет безумен и должен принять свое поражение. А он обязательно проиграет, ведь за своей тьмой ему ничего не разглядеть. Макдуф замахивается с последним сокрушительным ударом, не отрывая взгляда от темноты, которая затягивает и его. Вдруг гаснет свет, их больше не видно, а зрители взрываются аплодисментами. Наруто не замечает, как они доигрывают спектакль. Вот он уже кланяется зрителям, слыша свист крестного и одобрительный крик Ируки. И он ошалело улыбается, а его сердце стучит так загнанно, будто и вправду мог убить Саске. Но тот стоит живой, выходит на поклон самый последний, под ручку с Сакурой. Зрители аплодируют стоя. Они действительно лучшая группа, которая победила проклятый спектакль. Саске становится в линию рядом с ним, и когда они все вместе берутся за руки для последнего поклона, то Наруто чувствует легкое поглаживание большим пальцем, и только тогда понимает, что дрожит. Он украдкой смотрит на Учиха и больше не может осознавать происходящее, — Саске светится от счастья, с его этой легкой ухмылкой и горящими глазами. На лице легкая испарина от духоты, и он переминается с ноги на ногу, — жутко неудобная обувь, но Саске настолько красиво смотрится на сцене, что Наруто не понимает, зачем он снимался в кино. Но понимает, почему так рвался в театр. И вот тяжелый занавес медленно закрывается, но ни они, ни зрители не перестают аплодировать. Только части бордовой ткани соединяются, отрезая их от зрителя, то группа, совсем бестактно по правилам театра, взрывает криком, визгом и рыданиями. Все обнимаются, кто-то устало падает на сцену, а Наруто хватает Саске за плечо. — Макбета играл ты, — говорит Наруто. — Значит, ты выиграл спор и можешь дать мне по морде. Саске растерянно моргает глазами, будто забыл о споре, да и Наруто сам только вспомнил о нем. Но потом Учиха мягко улыбается, и что-то в его глазах такое, что Наруто начинает нервничать. — Ладно, только закрой глаза. Наруто хочет видеть лицо Саске в этот момент, но подчиняется. Крики как-то притихли, за закрытыми веками бегают зайчики из-за ярких софитов. Он чувствует, как цепкие пальцы Саске хватают его за ворот рубашки. И мысленно готовясь к удару он получает то, что напрочь вышибает весь дух. Горячие губы накрывают его собственные. Наруто чувствует горький вкус грима, и чувствует Саске. О, черт, он скучал по этому сильней, чем позволял себе думать. Ублюдок, не встречая сопротивления, углубляет поцелуй, положив обе ладони на плечи и сжимая дурацкий камзол. Наруто не слышит ничего, кроме дыхания Саске, и не решается открыть глаза, поэтому позволяет себе запустить пальцы в темные волосы, разрушая прическу, которую так старательно строили девочки. Наруто отвечает на поцелуй, и Саске в этот момент отстраняется, а все звуки возвращаются. — Да какого черта с красивыми мужиками всегда так! — кажется, это кричит Ино. — Так держать, Саске-кун, — поддерживает Карин, а Суйгетсу крутится в громком смехе. — Нет, эта пьеса к хуям проклята, — возмущается Киба. — Да, к хуям, — задумчиво повторяет Сай. — Почему никто мне не верил, что Наруто-кун гей? — Молчи, Сай, — весело пихает его Сакура. Наруто всё еще не отпускает Саске, как и тот его. В темных глазах скачут бесята, а губы расплылись в довольной улыбке. — Ты поцеловал меня, — выдохнул Наруто. — Ты очень внимательный, как для придурка, — смеется Саске. — Заткнись, ублюдок! — кажется, Наруто где-то ударился головой, а все это его галлюцинация. — Ты поцеловал меня при всех. Уши Саске краснеют, и он хочет сказать что-то еще, но внутрь забегает запыхавшийся Шикамару. — Всем быстро выйти в холл! Им приходится оторваться друг от друга, хотя у Наруто вопросов на целых три тома соберется. Но нужно выйти в холл вместе со всеми. Саске сразу исчезает, уводя за собой Итачи. Наруто оказывается погребен под объятиями Джирайи и Ируки, и даже Цунаде прижимает его к своей груди, стараясь не плакать. Потом Наруто похищает труппа «Акацуки», зажав у окна и расспрашивая про всех ребят и кого они хотят забрать себе. Они почти угрожают Наруто, чтобы он пошел к ним в театр, забив на кино. Но когда он с большим трудом сбегает от них, то «Акацуки» берут в оборот свиту Саске, и Наруто думает, что Всадникам там самое место. Он безуспешно пытается найти Саске, но кто-то постоянно хочет с ним поговорить, и вон там — его темная макушка, но тут его подхватывает под руку второй Учиха, уводя в противоположную сторону. Нет, они сговорились. — Надеюсь на дальнейшее сотрудничество, — Итачи по-деловому улыбается, но неожиданно это перерастает в опасный оскал. — Но если ты обидишь моего брата, то я всё еще знаю, где ты живешь. Наруто не понимал, как его угораздило связаться с пришибленными Учиха, но потом он касается своих губ в совсем сопливом жесте и глупо улыбается. С ублюдком они видятся только на квартире Сакуры и Ино в эту же ночь. Было решено променять бары и клубы на привычную квартиру, которая повидала столько, что на три трагикомедии хватит. Они напиваются быстро, уставшие и воодушевленные. В основном говорят, много вспоминают прошедшие четыре года. На одной из историй Наруто видит, что кое-кого не хватает, поэтому он выскальзывает на балкон. Сигаретный дым всё такой же едкий, а Саске всё так же красиво курит, зажав фильтр меж пальцами. — Орочимару сказал, что возьмет меня, — говорит Саске, не поворачиваясь. — Никто не сомневался, — Наруто становится рядом с ним, опираясь на перила. — Смотри, чтобы он тебя не совратил, — выглядит он как растлитель. — Ревновать будешь? — от этого вопроса Наруто становится краснее театрального занавеса. Саске весело хмыкает и тушит сигарету, бросая ее в жестяную банку. Он поворачивается к нему с совершенно нечитаемым взглядом. — Так… — Наруто сразу же запнулся. — Ты… мы… — Мы, — поправляет Саске. — Если ты всё еще хочешь, — в его голосе мелькает опасение. — А чего хочешь ты? — Наруто поджимает губы, боясь, что еще одного такого аттракциона его сердце не выдержит. Саске кладет ладонь на его щеку, поглаживая шрамы, и смотрит так серьезно, что становится жутко. — Я хочу быть с тобой. Хочу понять тебя. Наруто не выдерживает и мягко целует его, надеясь передать через это все свои чувства — радость, надежду; и страх. — Но я же тебя люб… — напоминает он, запинается и удивляется, как это легко вырвалось. Он-то думал, что за три месяца чувства уйдут. Хах. Саске краснеет и ошарашенно моргает, а потом тоже целует его. Нежно и с трепетом. — Я постараюсь научиться не бояться этих слов, — шепчет Саске ему в губы. — Да, хорошо, — Наруто улыбается и берет его за руки, переплетая их пальцы. — А я научусь понимать тебя. Мы справимся, поверь мне. Саске смотрит на него так, будто Наруто преподнёс ему всю вселенную на ладошке. Наруто уверен, что у него самого точно такой же взгляд. Когда-то Саске найдет в себе силы произнеси заветных три слова, а Наруто сможет понять, что внешность не определяет его. Когда-то они поймут друг друга так, как никто другой не сможет. Но до этого еще долгий и тернистый путь, а пока июньская ночь достаточно теплая, чтобы они целовались на балконе, не желая отпускать друг друга.