***
Маленький Тоша сидит на качелях и, болтая ножками, ждет Арсения. Он, что странно, ещё не пришёл и опаздывает уже на 15 минут. Мальчик бы и дальше продолжил свои думы, если бы не почувствовал, как качели начали раскачиваться, а сзади бы не послышался радостный смех. — У меня для тебя кое-что есть, — Арсений не скрывает свою улыбку и смотрит на Шастуна. Антон сидит молча и ждёт, что его друг продолжит, но любопытство внутри мальчика распирает, и он сдаётся. — Ну что же там, говоли, не томи. — Закрой глаза и дай свою руку, — Тоша без колебаний делает все так, как попросил его друг. Он ему доверяет, поэтому не беспокоится и подарку радуется заранее. Попов светится ещё ярче, кажется, затмевая своим светом солнце, а Антон подхватывает его настроение и давит собственную улыбку. Арсений аккуратно раскрывает небольшую ладошку своего друга и кладет в неё что-то маленькое, прохладное на ощупь и слегка тяжёлое, а затем отходит на один шаг, чтобы смотреть на всего Антона и его реакцию. Убрать улыбку с лица не получается, поэтому выглядит он, как местный дурачок, у которого на все случаи жизни одна эмоция — и неважно уместна она или нет. Шастун делает все очень медленно: и глаза открывает, и взгляд отпускает, и ладошку раскрывает. Все это время Арс за ним следит и ждёт — чего не понятно. На секунду Тоша теряется, но потом приходит в себя, смотрит на друга, пронзительно, глубоко, прямо в глаза, и начинает сиять. Радость накрывает его, но почему-то быстро меркнет, даже Арсений напрягается — неужели подарок не понравился? — Алс, это же твоё любимое кольцо, я не могу его взять, — Тоше подарок понравился, это видно сразу, но он же воспитан правильно и поэтому чувствует себя некомфортно. И Попов его понимает, однако возражений принимать не собирается. — Эй, Антошка, ты же мой друг, а для друзей мне ничего не жалко. Да и кольца мне не идут, а вот на тебе они будут смотреться круто! Антон ловит каждое слово и поверить не может, что у него есть такой хороший друг. В свои пять лет он понимает, что далеко не всем так в жизни везёт и что не у всех, даже взрослых, есть друзья, а у него есть, да ещё какой. И от этого тепло. Шастун даже ответственность чувствует, поэтому все свои действия и слова обдумывает заранее. — Но оно же мне большое, а вдруг я его потеляю? Попов не отвечает, только подходит к мальчишке, берет кольцо из его рук, а из кармана достает красную атласную ленточку и продевает её через колечко — надо же, все продумал. Своеобразную цепочку он вешает Тоше на шею и крепко обнимает. Шастун утыкается ему в плечо и вздыхает. — Алс, мне неудобно тебя обнимать, ты слишком высокий, — мальчик дует пухлые губки и смотрит на Арсения, тот даже бровью не ведёт, лишь плечами пожимает, мол: «ничего не могу с собой поделать». И если бы тогда Антону кто-нибудь сказал, что он вымахает под два метра и будет выше своего друга на целых семь сантиметров, он бы звонко рассмеялся ему в лицо.***
Антон опять погружается в свои воспоминания и, кажется, тонет в них. В ребра отдает глухой болью — сердце стучит через раз, но с каждым ударом все сильнее. Он бы хотел уснуть или просто думать о другом, но не может. По телу ползут противные мурашки и он понимает, что помешался. Он живёт отголосками прошлого и не обращает внимание на происходящее вокруг. Он хочет вернуться туда, где было тепло, где не было забот и проблем, где рядом был он, но знает, что время назад повернуть не может. От этих мыслей хочется немного свернуть себе шею и самую малость умереть. Правильнее было бы снять кольцо и убрать с полки над кроватью их общую фотографию в какой-нибудь богом забытый ящик, но это выше его сил. Он правда пробовал так сделать, но не смог и вернул все на свои места. Ещё стоило бы обратиться к психологу, потому что именно сейчас он понимает, как сильно отъезд Арса его разрушил тогда — рана до сих пор кровоточит. Закапываться в глубокую яму — это кредо Антона по жизни. Он привык доводить самого себя, разрушать изнутри, взять хотя бы ту ситуацию, когда ему было всего пятнадцать. Он стоял у зеркала в своей комнате и тупо пялится на отражение в нем. У него тряслись руки, а из глаз капали горькие слезы. Первые отношения его знатно потрепали, выжали все соки и бросили на растерзание собственных мыслей. Шастун винил во всем себя, он был уверен, что все проблемы от него. Внешностью не достаточно красив, шутки не такие смешные, характер слишком сложный, а об ушах и говорить не стоит. Он смотрел на себя с отвращением и не понимал, как она вообще начала встречаться с таким, как он. Шестилетний мальчик уже был когда-то таким же разбитым, смотрел на мир пустыми глазами и не знал, что делать со всеми чувствами внутри, и вот, спустя столько времени, он погряз во всем этом снова. Восстановление из этого жуткого состояния заняло где-то месяц. Трудный, невыносимый месяц. Возможно, именно в тот период и закончился его переходный возраст. Он многое понял, осознал и даже решился достать шкатулку, к которой не прикасался с шестого класса. Трясущимися руками он открыл коробку, лежащую в шкафу, и достал из неё небольшую белую шкатулку. Внутри неё лежало серебристое кольцо, которое когда-то ему подарил Арс. Антон смотрел на него нежно, с трепетом, что аж дыхание спирало. Он отвязал от него ленточку и попробовал надеть на указательный и безымянный пальцы правой руки, но как не странно оно подошло только на один палец, где был глубокий шрам — безымянный на левой. Кольцо сидело безупречно, украшая длинный, тонкий пальчик и скрывая тот самый шрамик на нем. Ироничнее всего было то, что и кольцо, и шрам оставил один и тот же человек. Антон помнит тот день, как будто это было вчера. Помнит перепуганные глаза Арсения, собаку, свои ушибы и палец, что весь в крови. Антон тогда успокаивал Попова, говорил, что все хорошо и Арс не виноват. Шастун в свои пять считал, что простит Арсу все на свете. Взгляды за двадцать лет, видимо, нисколько не изменились — он простил все, даже то, что его когда-то сломало. Антон винит себя за эти сопли, твердит: «нужно отпустить», но не отпускает, и так по кругу. Он, словно зверь, загнанный в клетку, мечется от края к краю и из крайности в крайность, путается ещё больше и в итоге пускает все на самотек. Спустя два часа душевных терзаний Шастун все-таки засыпает. Он ворочается во сне, мычит и иногда всхлипывает — Серёжа все это видит, хмурится и решает, что завтра, как бы Антон не сливался и не отговаривался, они обсудят его внутреннее состояние, потому что «ей-богу, смотреть уже не возможно».***
Арсений не понимает, что с ним происходит. Он не находит объяснения тревоге, которая так и норовит накрыть его, волнению, трясущимся рукам и не пойми каким мыслям. Весь день он переваривает полученную информацию и все больше утопает в непонимании. Апогеем взвинченного настроения, скорее всего, стала бешеная пассажирка рейса до Швейцарии, что разоралась на весь борт самолёта. Попов был на грани того, чтобы выбросить её через иллюминатор, но вовремя остановился. Его взгляд неожиданно упал на сидящего на соседнем ряду парня — к нему необъяснимо тянуло. Арсений слушал вопли дамочки, а сам смотрел сквозь неё на симпатичного блондина, с ног до головы увешанного различными украшениями. Он любовался изящными пальцами с кольцами и длинной шеей, на которой висело две цепочки. Парень манил, и что-то в голове тревожно кричало: «смотри внимательнее», а Арс слушался, смотрел. Он знал — что-то упускает, но ничего сделать с этим не пытался и просто разглядывал парня. Кое-как оторвавшись от молодого человека и закончив с сумасшедшей тётей, Попов старался, как можно скорее, вернуться на свое рабочее место, чтобы расслабиться и отвлечься. Как только он сел на кресло, тут же выдохнул. Состояние мутное, в горле ком, а реальность напоминает сон. Незнакомый парень из головы не выходит даже во время второго рейса — Арсений вспоминает его образ, воспроизводит все до мелких деталей и плавится. Что он увидел в парне непонятно — но он продолжает думать, думать, думать. В голове Арсения все мысли в клубок собираются, а потом в мгновение рассыпаются обратно. Он хватается за невидимые нити да никак толком ухватиться за них не может. Все плывёт, в висках стучит. Что-то вспоминается, но Арсений даже среагировать не успевает — все без толку — и упускает. Он, словно кот, гоняется за своим хвостом по кругу и в итоге возвращается туда же, откуда все и началось. Попов устал морально — жить с таким количеством мыслей в голове пиздецово, но он старается не думать (и похуй, что плохо получается). Он не помнит, чтобы когда-то с ним происходило нечто похожее, и это пугает. Откуда только взялась эта неразбериха в мыслях? Сейчас хочется простого — покурить, хоть он и не курит, и набухаться, хоть он и не употребляет алкоголь без повода. Этот день он запомнит, как крайне парадоксальный. Кажется, невозможно одновременно хотеть разбить голову о ближайшую стену и найти того милого парня из недавнего рейса, чтобы провести с ним если не всю жизнь, то хотя бы ночь. Арс чувствует себя котёночком, которого бросили хозяева. Если подумать, он такой же одинокий: друзей нет, родители далеко и особо с ним не общаются, у них куча других важных дел, со спутницей (ком) тоже не густо. Он давно не влюблялся, если вообще когда-нибудь влюблялся. Не повезёт в любви, повезёт в работе — так же говорят, да? В прочем Попов не жалуется, он привык так жить и существует уже в течение семи лет, а жизнь «до» он не помнит — и не понимает хорошо это или плохо. С одной стороны плохо, потому что родители ему рассказывали про то, что у него были очень хорошие друзья Дима и Оксана, которых он считал самыми близкими людьми в своей жизни. С неким Позовым они познакомились в Питерском университете и смогли удержать свою дружбу дальше. А с Сурковой они вместе работали, как сказали родители, в каком-то ресторане. Правда, в новой жизни их почему-то не оказалось, но Арсения это уже не беспокоит — ушли, значит так нужно. Ещё, по словам мамы, он грезил найти какого-то друга детства. Женщина говорила, что Арсений с самого переезда твердил о нем и о том, что найдёт его и привезет в гости, а потом они с ним что-нибудь придумают и будут видеться чуть ли не каждый день. Попов об этом раньше думал часто, но раз это было раньше, значит сейчас смысла в этом нет, к тому же он его не помнит, а, следовательно, и искать некого Антона никакой необходимости не имеется. К тому же вдруг Антон сам его не помнит или, например, он сильно изменился, и теперь они друг с другом не поладят? С другой стороны хорошо, ведь он не помнит тот ужас, что с ним происходил. Если верить рассказам родителей, то у Арса был инсульт. Это случилось, когда он был в гостях у мамы и папы в Испании и смотрел телевизор. Неожиданно Попов почувствовал, что у него начала неметь правая рука, а затем его настиг приступ рвоты. До туалета он дойти не успел и грохнулся в коридоре, чем заставил родителей выйти на шум. Они застали сына, лежащим на полу и выплевывающим остатки съеденного ужина. Затем странные просьбы улыбнуться или поднять руки, скорая помощь, врачи и потеря сознания. Мама говорила, что они неделю не выходили из больницы и ждали, что состояние Арсения хоть немного нормализуется. Спустя месяц врачи галдели: «чудо, не иначе!». Попову, странным образом, удалось не получить инвалидность, и спустя пол года реабилитаций, различных массажей и сеансов с психологом ему удалось вернуться к нормальной жизни. Он достаточно быстро пришёл в себя, изучил все темы, что когда-то ему преподавали в университете, и устроился на работу по специальности — пилот воздушного судна. Но тем не менее начинать все с чистого листа было сложно — ещё сложнее было от того, что у остальных все осталось по-старому, и строить жизнь по новой у них не было необходимости. Все родственники спокойно общались между собой, потому что помнили, что это за человек и как он может себя вести, а Арс так не мог. Сначала это давило, потом он забил и сейчас живёт моментом: захочет заняться сексом — займется, захочет улететь отдыхать в другую страну — улетит, захочет уволиться — уволится. Он свободен и это замечательно.***
Странные шебуршания и непонятная речь над головой раздражают. Хочется встать, ебнуть кого-нибудь по башке, чтоб заткнулся, пнуть пару раз стол или любой другой предмет мебели, чтоб выпустить пар, и лечь обратно, но все что делает Антон — это открывает глаза и смотрит на потолок, точнее, на своего друга, что каким-то образом оказался над ним. — Наконец-то, я уж думал, что ты помер. Вставай давай, нам нужно поговорить, а то дрыхнешь уже три часа. — Серёжа выглядит воинственно и серьёзно, видимо, от него просто так не отделаться, взрослый Тоша лишь вздыхает. — А это никак не может подождать? — Антон еще надеется, что от него отъебутся и он ляжет спать, пока собственные мысли снова не начали его медленно съедать изнутри. — Нет. Сказал, как отрезал. Шастун с ним ради приличия поспорил самую малость, но быстро сдался и согласился. Матвиенко улыбался во все тридцать два и смотрел, словно победил фашистов в сорок пятом в одиночку. Тоша сидел с лицом говна. — Ты сам не свой последние сутки, — он начал медленно, издалека, но Шаст чувствовал — дальше будет пиздец, — Это из-за того человека, который подарил тебе кольцо? Антон в мгновение стал чернее тучи — Серёжа попал в самое яблочко, причём метко так, как нужно. Антон, может и не король метафор, но сердце кровоточит определённо. Ощущается это физически. Он бы, может, соврал, сказал, что просто устал от перелёта и накопившихся дел на работе, но молчать больше нет никакого желания. Силы держаться иссякли, и он сдаётся. Говорит долго, ничего не упускает и нигде не врет. От долгой речи — легче, с плеч падает груз тоски и боли, и Антон снова дышит — не полной грудью, нет, но хотя бы с каким-то облегчением. Матвиенко знает как помочь: слушает внимательно, всем видом показывает, что он рядом и не бросит, а Шаст просто за это благодарен. Когда говорить больше нечего, Антон садится на кровать и закрывает лицо руками, чтобы, упаси боже, не заплакать, как слабак, перед другом. Но Серёжа его мнение не разделяет, он его слабым не считает, поэтому садится рядом, убирает его руки от лица и крепко обнимает, позволяя положить голову себе на плечо. Шастуна накрывает — сначала он плачет беззвучно, потом срывается больше и чуть ли не воет от обиды на жизнь, на её несправедливость и сучье поведение. Почему в настоящем мы страдаем от ситуаций, которые были в далеком прошлом? Ответа на этот вопрос, как такового, не существует, есть только догадки. Кто-то считает, что это нужно для укрепления характера, чтоб он готов был к любым потресениям в будущем — а таких будет не мало, уж поверьте. Другие же предполагают, что все это просто так, как говорится, чтоб жизнь мёдом не казалась. Ответ на вопрос, какой из вариантов Антону ближе, значения не имеет, ведь ему просто похуй. У него в голове и так слишком много фигни, зачем туда добавлять ещё и ненужную ерунду? Его голова это не подвал, в который скидывают весь мусор, так что вот так. Через минут десять он полностью успокаивается, трет кулаками глаза и шмыгает носом. Резко захотелось пить, что он, собственно, и делает, а затем, после долгого молчания, говорит то, чего сам не ожидает: — Я его найду по приезде в Питер. Слова вылетают раньше, чем Антон успевает их обдумать. В горле сохнет снова, но на этот раз не от жажды, а от того, какие важные сейчас слова это горло воспроизвело. И Шастун мог бы слиться и сказать, что хуево придумал, однако молчит, переваривает сказанное. Он понимает одно: забирать слова не хочет и не будет — раз ляпнул, значит подсознательно этого хотел и теперь не успокоится пока не доведёт дело до конца. Серёжа смотрит с непониманием, но понимающе. — И как ты собрался это сделать? — Ещё не знаю. На самом деле, он уже все знает — план созрел в его голове так же быстро, как и он необдуманно выплюнул важную фразу. Антон будет его искать в авиакомпании, на самолете которой он добирался сюда. Шастун добьётся или личной встречи с Арсением, или хотя бы его номера телефона, но просто так эту ситуацию он не оставит. Не оставит, потому что так сделал бы маленький Арс, а кто такой Антон, чтобы ему перечить?***
За все то время, что они с Сережей провели в Швейцарии, Антон обдумал свой план до мельчайших подробностей. Гуляя рядом с женевским озером, он обдумывал всевозможные ответы Арсения на его речь. Рядом с фонтаном Же-До он проецирует все вариации развития событий. А во время прогулки по парку Гранж он добавляет последние детали в свой, и без того идеальный, план. Антон несокрушим и решителен — Матвиенко его за это уважает, однако опасается: вдруг у него что-то не выйдет, и тогда его друг точно сломается. Серёжа об этом старается не думать и верит, все обязательно получится, а иначе быть и не должно. Возвращаясь домой, Шастун впервые за неделю спал спокойно. Может быть дело в том, что организм сильно истощился и по-другому уже просто не мог, а может все из-за того, что он летит на самолете. Это вид транспорта стал чем-то родным и в сердце теперь занимает особое место, наверное, рядом с Арсом. Антон, как мы знаем, личность неординарная — сегодня говорит одно, а завтра уже другое. Это для него нормально, поэтому, засыпая уже дома в своей кровати, он точно для себя решает: с Арсом они все-таки встретятся.