Через тернии

      — Не куришь потому, что доктор? — непонятно какое желанию двигало Ацуму, что тот решил в который раз предложить покурить Кенджиро и пытался вручить ему сигарету, но врач чуть ли не яростно отбивался.       — И тебе не советую, — сказал Ширабу тоном, не допускающим возражений, а потом пробормотал. — И куда смотрит ваш доктор?       Ацуму на его слова лишь хмыкнул и снова затянулся сигаретой. Он ведь совсем не курит, так, только в экстренных случаях, а этот случай не только экстренный, но и выходящий за рамки всякой нормальности, тут бы кто угодно закурил — ну, кроме врача, конечно же.       Когда Кенджиро проверил показания Софи, спросил о ее самочувствии, убедился, что ее здоровью пока ничего не угрожает, он вышел, оставляя ее с Куроо. Последнему пришлось все же вколоть успокоительного, иначе этого, почти двухметрового мужчину, подкосила бы истерика и паника.       Осаму, как только его соулмейт пришел в себя, выскочил из комнаты сразу же, и Кенджиро уже хотел последовать за ним и проверить его самочувствие. Врач волновался, как бы после удара Куроо по лицу у Осаму не сломался нос, но его брат не разрешил последовать за Осаму.       Ацуму вышел следом, и Кенджиро думал, что он отправится за своим братом в комнату, но он не ожидал столкнуться с близнецом в коридоре. Складывалось ощущение, что тот его поджидал.       После того, как этот наглый лис вывалил на голову врача и Куроо про Сакусу и отношения, Ширабу не хотелось видеть и, тем более, слушать его. Он проигнорировал волейболиста, но Ацуму, то ли не понял его намек, то ли специально проигнорировал неприязнь врача, сумел уболтать его и привести в курилку. Как только Кенджиро понял, что попался в хитрую ловушку лиса, попытался сразу же уйти, но рука мужчины крепко держала его, и врач решил, что лучше подчиниться, чем своим поведением привлечь к себе нежелательное внимание. Почему-то он был уверен — Ацуму его так просто не отпустит.       Врач выдохнул и уставился на Ацуму, было бы неплохо так провести свое время, наверное, если бы Кенджиро не знал, какой на самом деле подонок этот волейболист. Врач и так не собирался пока уезжать: нужно следить за состоянием Софи и Осаму хотя бы несколько дней.       Несмотря на такие интересные для его деятельности события, Ширабу не хотел, чтобы ситуация с этими двумя повторялась — ведь впервые он оказался совершенно бесполезным. И нет сомнений в том, что повторись эта ситуация, он снова не сможет им никак помочь, даже имея на руках какие-то скудные данные. Однако не было никаких сомнений, что он приложит максимум усилий и постарается докопаться до истины, постарается помочь, несмотря на отсутствие ресурсов в Комитете на изучение такого феномена и отсутствие разрешения на научную деятельность — ему это точно никто не предоставит. Стоит только заикнуться, как их всех признают нарушителями. Кенджиро думал о возможности уломать как-то этих людей поехать с ним в Европу. Туда, где его руки будут развязаны. Из мыслей его вытащили пальцы близнеца, которые тянулись к его лицу.       — Ты чего? — Кенджиро шлепнул по руке Ацуму.       — Я спросил тебя, что именно ты нашел в Сакусе? — Кенджиро заспешил уходить, но Ацуму его снова задержал. Ему показалось разумной мысль переключиться со своих тяжелых дум на такую интересную тему. Откуда ему было известно, что эта тема является самой неприятной для собеседника. — Да стой же ты!       — Это не твоего ума дело! — огрызнулся Кенджиро, пытаясь избавиться от железной хватки. Врач не любил, когда вот так нагло вторгаются в его личное пространство. Но для волейболиста, кажется, и вовсе не существовало такого понятия. — Отпусти меня, мне больно.       — О, прости. Я серьезно не могу понять, что именно тебя в нем зацепило. Ведь если кого-то любишь, хочешь, чтобы он был близок с тобой не только по духу, но и в физическом плане, да? И как ты пытался добиться этого из Сакусы, если он реальный мизофоб?       Не было понятно, почему Кенджиро стоял рядом с наглецом и выслушивал все это. Кенджиро не мог объяснить. Наверное, он слишком долго все держал в себе, слишком долго пытался оправдать себя, слишком долго не говорил ни с кем по таким вот темам. И все навалилось. Он устал убегать, устал оправдываться, потому что трудней оправдаться, если речь идет о Сакусе. Врачу захотелось высказать все, плюнуть в лицо правдой, все равно ведь всем плевать.       — Это Сакуса начал.       — Что?       — Он начал ко мне подкатывать. Когда мы встретились со знакомыми со школы спустя долгое время, Вакатоши-сан тоже был среди них. Не знаю, как и почему, но с ним увязался Сакуса. Он немного тогда подвыпил. Оказалось, что нам нужно было в одном направлении и этого человека переложили на мои плечи.       Кенджиро выдохнул и отвернулся от Ацуму, тот, казалось, не хотел пропустить ни одного слова — он был похож на собирателя сплетен, у которого вспыхивают глаза, стоит только на горизонте учуять запах интересной новости. Ацуму, прислонившись к стене, медленно докуривал сигарету и смотрел на спину врача — она была напряжена, ровной и прямой — хотелось тыкнуть в него пальцем, чтобы врач как-то отреагировал. Кенджиро же, начав говорить и в ту же секунду пожалев о своем решении, метался мысленно и взвешивал все «за» и «против». Он повернулся к Ацуму, тот посмотрел на него прямо, и врач не увидел в его взгляде отторжения или неприятия. Кенджиро тяжело сглотнул, к горлу подступил противный склизкий комок. Голос у него дрогнул.       — Он тогда сам ко мне потянулся. Сам! — он вложил в свои слова всю затаенную на Сакусу обиду, весь страх, что о его отношениях станет известно и это как-то навредит его карьере и решил выплеснуть на Ацуму. — У меня ведь до него никого не было, и, естественно, что я влюбился в того, кто впервые проявил ко мне хоть какую-то заинтересованность. А что он? Так убедительно играл влюбленного, хотя следовало бы понять, что влюбиться в первый же день знакомства невозможно! Всему виной был алкоголь! А потом, когда дело дошло до того самого, он был настолько груб, что на другой день все болело. После этого он начал избегать меня и…       Врач не договорил, он опустил взор и теперь рассматривал обувь Ацуму, он не решился дальше продолжать в такой же манере. Неизвестно, что именно под такими эмоциями он еще расскажет.       — Почему-то он решил, что я для него легкая мишень, — как-то нелепо усмехнулся Кенджиро, пожимая плечами.       — А почему он так решил? — Ацуму так расслабленно говорил о Сакусе с Кенджиро, что даже забыл упомянуть последнему, что его бывший находится сейчас вместе с ними в этом онсене.       — Что?       — Даже мне, спецу по женщинам, не кажется, что тебя легко можно добиться.       — Ну, спасибо!       — Я серьезно.       — Я не знаю! Может, когда он, будучи в тот злосчастный вечер немного пьяным, попытался меня поцеловать, и я вовсе и не воспротивился?       — Почему ты не сопротивлялся?       — Что за вопросы такие?!       — Ответь!       — Зачем тебе это надо? Боже! С кем я говорю об этом?!       — Ты сказал, что он был твоим первым. Во всем? И ты подумал, что раз он тебя поцелует, то другого шанса не представится? Так ты думал? Что ты больше никого в этом плане не заинтересуешь?       — Хватит! — голос врача дрожал. Как смеет какой-то незнакомец говорить о вещах, о которых он понятия не имеет. — Заткнись. Это не твое дело! Тебе нравятся женщины, и ты понятия не имеешь, каково это мне!       — О, да неужели! Я думал, что в вопросе любви все одинаково.       Кенджиро на это не ответил, он быстро выскользнул из курилки, а Ацуму почему-то больше не стал его задерживать. Он смог удовлетворить свое любопытство и на чувства врача ему не то, что было наплевать, но он просто не задумывался об этом. Хотя Ширабу дал себе обещание, что больше не станет так остро реагировать на все, что касалось Сакусы, претворить такое в жизнь оказалось сущим испытанием.       Он даже не помнил, как оказался в своей комнате, зло стукнул кулаком по стене, но не рассчитал своей силы и зашипел от боли. Опускаясь на пол, он проклинал тот день, когда впервые встретился с Сакусой. На самом деле все было немного иначе, но врач не рассказал бы этого Астуму. Он никому это не расскажет. Сакуса после той ночи вовсе не избегал Ширабу, иначе бы врач в него не влюбился до беспамятства. Он вел себя максимально тактично и не выказывал никакой неприязни, он вел себя галантно и дружелюбно, а Ширабу воспринял это как проявление влюбленности. Но все оказалось куда прозаичнее — Сакусе было просто неловко, и он из-за жалости так себя вел по отношению к врачу. Он мало помнил, что случилось в тот вечер, но он почему-то был уверен, что сделал это против воли врача. Ему было стыдно, и чувство вины поглотило его, поэтому он вел себя максимально доброжелательно с ним, Ширабу же на такое отношение еще сильней влюблялся в него. И однажды, когда окрыленный этим чувством мужчина решил позвать Сакусу на свидание в кинотеатр, тот не сопротивлялся. Только лишь сказал, что не любит ходить в кинотеатр и лучше посмотреть фильм у него дома, Ширабу тогда летел к нему буквально на крыльях любви. А ничего не подозревающий Сакуса решил, что это будет отличной возможностью, чтобы принести ему извинения и сказать, что случившееся тогда было пьяной ошибкой. Он ведь вовсе не гей, просто… ну просто тогда так получилось.       Они заказали доставку, а Кенджиро в это время выбирал фильм, Сакуса же, уже привыкший к компании Кенджиро, без задней мысли встал позади него, чтобы посмотреть, что он выбирает. Сердце врача тогда чуть ли не выпрыгнуло от близости, и он почувствовал, что вот, вот именно сейчас тот самый момент. После той ночи они даже не держались за руки, не говоря уже о чем-то другом. Если бы у Кенджиро были до него хоть какие-нибудь отношения, то он бы точно взял инициативу в свои руки, но опыта у врача не было, а у Сакусы — романтического интереса. Но сейчас, как думал Кенджиро, настал тот самый момент, когда нужно самому проявить инициативу, ведь атмосфера была вполне подходящей. Чего только не привидится влюбленному человеку. Между ними было около десяти сантиметров разницы в росте, но так как Сакуса немного склонился, Кенджиро было легче немного повернутся и оставить смазанный поцелуй на губах Сакусы.       Кенджиро тогда стыдливо улыбнулся и отвел глаза, поэтому он и не увидел какой шок, непонимание и омерзение проскочили во взгляде Сакусы. Волейболист отпрянул, тогда и врач обратил на это внимание, обернулся на него и увидел то, от чего у Кенджиро все похолодело, а планшет, на котором он выбирал фильм, упал. Сакуса остервенело вытирал свои губы.       — Какого хрена? — Кенджиро таким злым Сакусу ни разу не видел, и врач испугался не на шутку.       — Ч-что…       — Что за мерзость? Ты совсем поехал головой? — казалось, что сейчас Сакусу стошнит, может так оно и было.       — Я… я не понимаю…       — Чего ты, блядь, не понимаешь? Ты на кой черт меня поцеловал, мудачье?       — Я… — Кенджиро не знал как на такое реагировать. Его гордость была задета, он безусловно злился, но все это утопало в разбитом любящем сердце, которое начало осознавать, что сделало что-то не то. — Я… я думал, что сейчас… что я могу… что…       — Что ты можешь что? Поцеловать меня? Я не педик, как ты, на кой черт ты полез ко мне?       Состояние Кенджиро оставляло желать лучшего, казалось, что еще одно слово и у него начнется паническая атака. Но где он мог просчитаться? Все указывало на то, что Сакуса им увлечен и что между ними начинает появляться химия, от которой становилось тепло на душе у врача. Если бы Кенджиро не любил Сакусу, он бы не только словами его нагнул, но бы и не поленился полезть с кулаками за то, что волейболист посмел его оскорбить и обозвать. Но сейчас он смотрел на Сакусу и пытался дышать глубоко, но от непонимания и от ощущения нереальности у него сдавило грудь.       — Я думал… думал, что нравлюсь… что я… ты…       — Меня сейчас стошнит. Ты реально думал, что я могу в тебя влюбиться? Ты в своем уме? Ты же мужчина! У меня даже на тебя не стоит, а тот раз я вообще ничего не помню, наверное, принял тебя за женщину.       Кенджиро его уже не слышал; у него заложило уши — он отказывался в это верить, отказывался принимать все, что сейчас случилось. Раздался звонок — это был курьер, который принес их еду, не помня себя, Кенджиро вылетел из этого дома. Но на этом драма не закончилась, Кенджиро не знал, откуда Вакатоши стало известно о том, что произошло между ним и Сакусой, но мог предположить, что это Сакуса все рассказал. Вакатоши тогда предупредил Кенджиро, чтобы он не лез к Сакусе, он даже его не выслушал, просто сказал это и выключил телефон.       После этой драмы Кенджиро самым нелепым случаем пересекся с Сакусой, Ацумой и еще несколькими волейболистами. Это было совершенно случайно. И это был первый раз, когда Кенджиро увидел Сакусу после того, что случилось у последнего дома. Трудно заставить влюбленное сердце так быстро охладеть к тому, с кем рядом оно пело. Вот и тогда Кенджиро уставился на Сакусу, забывая о гордости. Несомненно, Сакуса был в его вкусе, и он был его первым — все это заставляло все еще незалеченное от этой злой любви сердце трепетать при виде мужчины. Тогда-то и Сакуса вымолвил свою фразу, по которой Ацуму и узнал врача. Сакуса тогда решил поставить жирную точку, чтобы не дать никакой недосказанности, и ляпнул первое, что пришло в его голову — что-то неразборчивое про непривлекательную задницу. И под смех его друзей они прошли мимо врача, у которого самооценка и самоуважение были растоптаны.       Кенджиро открыл глаза: он все еще сидел на полу, в комнате был приглушенный свет, пахло деревом — все было так, как и прежде, только мир мужчины опять начал рушиться. То, что он заставлял себя забыть о Сакусе, заставлял себя забыть о своей неразделенной любви, и тот прогресс, который у него вроде бы имелся, разрушился всего лишь словами этого Ацуму. Сейчас Кенджиро не жалел себя, сейчас ему было предельно противно от своей реакции и от того, что рассказал о своих переживаниях и травме этому самому Ацуму. Дурак, какой же он дурак!       Он продолжил сидеть на полу, пока в его комнату не постучались. Кенджиро прикрыл глаза, он был уверен, что это волейболист пошел за ним. Но это оказался Осаму, который позвал его через дверь.       Кенджиро чуть ли не сразу забыл о своем провале и открыл дверь с озадаченным лицом, спросив, все ли в порядке у него.       — Я просто хотел спросить, — голос Осаму был хриплым и слабым, он не смотрел прямо на врача, но было и так понятно, что ему трудно совладать с потоком речей. Лицо его успело немного опухнуть, но кажется, перелома носа он избежал, иначе бы так спокойно не расхаживал. — Можно пройти?       — А? Да, да, конечно, проходи, — Кенджиро пропустил Осаму, закрыв за ним дверь.       — У тебя тут темно, — Осаму волновался настолько, что его волнение начинало передаваться и врачу.       — Ох, прости, — врач нащупал выключатель. — Присаживайся, пожалуйста. Кенджиро засуетился, словно Осаму пришел к нему в гости домой, а не в съемную комнату, ведь почему-то после разговора с его братом, после своих плохих мыслей и того, что случилось с этими людьми, ему казалось, что все это немного нереально.       — О чем ты хотел поговорить? — Кенджиро устроился максимально неудобно, пытаясь облокотиться на стол, но Осаму так внимательно на него смотрел, что тот уже не смог принять удобное положение.       — О метке, — еле слышно выдохнул Осаму.       Казалось, что после этого предложения вся спесь и уверенность испарились у Осаму, его поникшие и до этого плечи теперь пытались сузиться и сжаться еще больше, голова была опущена и всем своим видом он показывал насколько он сейчас разбит. Кенджиро хотел подбодрить его, у него в голове не было и мысли, что он может как-то отыграться на нем из-за его брата-близнеца.       — Тебе не стоит беспокоиться пока, Осаму. Такое может происходит и не впервые, просто мы об этом не знаем. Твоей жизни, как и жизни Софи, — Осаму резко поднял взгляд на врача, когда он назвал имя его соулмейта. — Пока ничего не угрожает.       — Но… я, — мужчина сглотнул, ему было неловко чувствовать себя таким слабым перед другим мужчиной, несмотря на то что Кенджиро был врачом. Метка изменила Осаму, и многие бы сказали, что не в лучшую сторону. Он стал больше беспокоиться, больше нервничать, больше заниматься самобичеванием, начал реагировать на все слишком ярко и эмоционально. Не таким он себя представлял соулмейтом.       — Слушай, — Кенджиро устало выдохнул. Несмотря на то, что Осаму казался более адекватным, чем его брат, Кенджиро с ним также тяжело было общаться. Кенджиро не мог найти слова поддержки, но и не мог просто отделаться дежурными фразами, что все будет в порядке. — Я не говорю, что тебе не стоит беспокоиться, но лучше немного подождать. Неизвестно, как этот феномен себя покажет. Было бы лучше, если бы мы на некоторое время поехали в Европу, у меня там есть знакомые, и мы бы могли найти ответы там.       Кенджиро не упустил возможность вкратце изложить свой план, который заключался в поиске ответов в Европе. Лучше уже сразу рассказать о такой возможности, считал врач. Осаму, у которого изначально в голове была только одна мысль, когда он приходил к врачу — это попытаться уговорить Кенджиро помочь ему свести метку, то, когда он вышел из комнаты, совсем не мог поверить, что даже думал о таком. Осаму, после того как пришел в себя, не мог не думать о такой возможности. Метка прекрасно понимала, что из-за нее Софи чуть не лишилась жизни и не препятствовала Осаму, когда тот решился обратиться к врачу, чтобы свести ее. Но после слов Ширабу он начал задумываться над возможностью, что для них еще не все потеряно и он сможет обрести счастье рядом с Софи.       — Но почему именно Европа? — только лишь спросил Осаму, когда уже выходил из комнаты врача. Тот на него странно уставился, не понимая, спрашивает ли он всерьез или нет?       — Ты не знаешь об истории соулмейтов?       — У нас есть история? — на что врач закатил глаза.       — Ну конечно же. Первые соулмейты появились в Европе, точнее, первые упоминания о них, — Кенджиро заставил себя замолчать, он знал — только дай ему возможность, и он будет говорить и говорить, да столько, что Осаму пожалеет, что вообще спросил его. Хотя и на лице стоящего напротив мужчины можно было прочитать заинтересованность, Кенджиро думал, что мог себе просто это надумать, как это бывало не впервой. Врач легонько помассировал свою переносицу и выдохнул. — Иди, тебе надо отдохнуть. Лучше сейчас, когда ты еле оправился, не забивать голову всякой всячиной.       — Но это не всякая всячина, — попытался было возразить Осаму, но удержал себя от дальнейших расспросов, потому что не только чувствовал себя уставшим и слова врача были полной правдой, но и потому, что эти расспросы показались ему вопросами маленького ребенка. Ведь, как казалось самому Осаму, он знал многое, даже если не все о соулмейтах, а теперь этот врач утверждает, что будто все его знания — это неправда. Но ведь он ничего и вправду не знал о том, что соулмейты «появились».       — Кхм. Мы об этом поговорим, я тебе обещаю.       — Может лучше будет, чтобы это слова выслушал и, — казалось, что Осаму старался взять себя в руки, прежде, чем произнес имя. — Куроо-сан.       Конечно, было бы глупо отказываться от такой возможности, тем более что, если врач подберет подходящие слова, возможность того, что они согласятся поехать в Европу — увеличится. Однако стоило учитывать состояние Куроо, который наверняка был полностью разбит. Кенджиро решил, что наведается к нему через два часа.       — Давай немного подождем, сейчас не лучшее время, — увидев разочарование на лице Осаму, он решил исправиться. — Не, нет, не пойми меня неправильно, я не отказываюсь от своих слов. Просто дай и себе, и Куроо-сану немного прийти в себя, хорошо?       Осаму покачал головой в знак согласия и, немного помешкав возле порога, повернулся и ушел к себе в комнату. Кенджиро стоял так, прислонившись к косяку двери и проводил его взглядом. Прошедший рядом Ацуму остановился и хотел было завязать с ним разговор, но врач, демонстративно подняв подбородок, развернулся и закрыл дверь даже с большем рвением. Ацуму усмехнулся.       Всем нужно было выдохнуть. У всех был сложный день. Осаму теперь был с Ацуму, Кенджиро расхаживал по комнате, репетируя слова, предназначенные Куроо, родители Куроо, которых не хило припугнула Тэруко, ожидали хороших новостей, особенно после того, как Куроо их заверил, что вызвал врача, Бокуто с Сакусой время не теряли, первый наслаждался всеми благами онсена, а второй заперся в комнате и лежал, пытаясь прийти в себя после того, что было в купальнях, Суна меланхолично смотрел в окно своей комнаты, пытаясь понять как дальше вести себя с Осаму. Куроо же, у которого проходило действие успокоительного, лежал в обнимку с Софи, прижимая ее близко к своей груди и старался ни о чем не думать — получалось не очень.