***
Элиот пристально вгляделся в конец улицы – вдали показались крошечные огоньки фар. Свет приближался. Вскоре серая «Ferrari» затормозила возле дома Перлманов, и из машины вылез Фабьян. Пьяветти-младший порывисто обнял юношу. - Chéri… - он разомкнул объятия. – Ты приехал… - Я не мог проигнорЬировать твою просьбу… по нескольким прЬичинам… - Пойдём в дом, - Элиот направился к калитке. – Не возражаешь, если мы сядем в спальне Элио? - Нет. - Только я не подумал насчёт алкоголя… - Зато ОливЭр подумал – всучЬил мне бутылку коллЬекционного «Bordeaux» из своего винного погрЬеба. Элиот открыл калитку, пропустил гостя вперёд. - Тогда надо зайти на кухню и взять пару бокалов. - Не стоит палиться перед члЬенами твоей новой семьи, - невозмутимо возразил Фабьян. – У Эли́ в бюро были спрЬятаны стаканы на такие вот случаи, если, конЬечно, миссис Перлман не убрала их оттуда. - Она сказала, что ничего не трогала в комнате сына. - ЗначЬит, найдём их на прЬежнем месте. ОливЭр ещё что-то положил в мЬешок. На закуску. ПрЬедлагаю подняться в спальню Эли́, и там решим, что дЬелать дальше с этим добром. - Хорошо. - Твои прародители, навЬерное, в гостиной. Зайду, ещё раз попрЬиветствую их, - добавил Дюбуа. - Я с тобой. Молодые люди миновали холл и вошли в гостиную. - Bon soir! (*) – Фабьян направился к дивану, на котором сидели Перлманы. - Фаби! Ты такой молодец, что приехал! – воскликнул профессор. - Сразу тебе поручение – уговори Элиота поесть, - с улыбкой произнесла Анелла. - ОливЭр снабдЬил меня какими-то делЬикатесами. Надеюсь, Эли́в не устоит. - Отдыхайте, мальчики! - Вас будить к завтраку или сами встанете, когда выспитесь? – спросила женщина. - К девяти тридцати за мной прЬишлют машину. У нас с ОливЭром важные дЬела с утра. Если сам не проснусь, то разбудЬите меня, пожалуйста, в восемь. - Хорошо, Фаби, - Анелла с нежностью посмотрела на ребят. - Спокойной ночи, - Пьяветти-младший слабо улыбнулся. - Спокойной ночи, Элиот, - ласково произнесла женщина. - Bon nuit, (*) - добавил Дюбуа. ________________________________ (*) - Bon soir! (фр.) – Добрый вечер! - Фабьян направился к дивану. - Bon nuit, (фр.) – Спокойной ночи, - добавил Дюбуа. ___________________________________________________ Молодые люди покинули гостиную, поднялись на второй этаж. Элиот открыл дверь в спальню, прошёл в комнату и включил оксфордский ночник. - Ты чего? – он посмотрел на замершего на пороге Фабьяна. – Проходи! - Я не был в этой комнатЬе почти два года… Словно в прошлое сейчас перЬенёсся… - гость подошёл к бюро, поставил матерчатый мешок на сиденье стула, потом повесил на его спинку рюкзак. – ОбманчЬивая иллюзия – та же обстановка… и рЬядом – живой Эли́… - Тебе его не хватает… до сих пор? - И И́ва тоже… - И́ва? - Я звал ОливЭра из этой рЬеальности И́вом. - На французский манер… - Когда Эли́ пропал, мы с И́вом сильно сдружилЬись… - Дюбуа осёкся, помолчал. – Мне нужно выпЬить… - он достал бутылку вина, потом выдвинул ящик бюро и взял оттуда штопор и два стакана. Мастерски открыв бутылку, он плеснул вина в стаканы. – ПомянЬем моего друга Эли́… - он залпом выпил. Элиот опустошил стакан и поставил на бюро. - Ты обещал мне рассказать о нём. - Нам сегодня прЬедстоит много разговоров. Разберу гостинцы ОливЭра, органЬизуем закуску и спокойно побесЬедуем, - Фабьян начал выкладывать на стол баночки и упаковки. – И я даже не собЬираюсь спрашивать, что тЬебе из этого по вкусу, потому что знаю – ты всё это любЬишь. - Странно, что он помнит мои предпочтения в еде… - Он все твои прЬедпочтения помнит. И не только в еде. - Я сбегаю на кухню за тарелками и приборами, - Элиот направился к двери. - И хлЬеба захвати, - сказал вдогонку Дюбуа.***
Элиот принёс стул из бывшей дедушкиной комнаты и поставил возле бюро. - Садись, Фаби, - он вскинул руку в приглашающем жесте. - Я хочу включЬить лампу. - Включай, конечно. Гость включил лампу на бюро и сел. - Так гораздо лучше, - он с теплотой посмотрел на Пьяветти-младшего. – Не буду ходЬить вокруг да около и скажу тебе прЬямо - я рад, что ты позвал меня к телЬефону и извинился. Вся эта история с перЬемещениями во времени уже два года отравлЬяет моё существование. Мне тяжело… тяжело морально… - Фабьян глотнул вина из стакана. – Элиот Пьяветти-старший и ОливЭр подарЬили мне триста миллионов долларов. Эти деньги не лЬежали мёртвым грузом, я инвестЬировал, покупал и продавал акции. Сейчас у мЬеня триста семьдесят миллионов и квартЬира на полях Марса в Париже. Казалось бы – жЬить да радоваться, наслаждаясь богатством, но мнЬе не дают покоя мысли о судьбах моих друзей, которые провалЬились во времени из этой рЬеальности… Я искал их, но, в итогЬе, нашёл только могилу Эли́… Я так и не смог ни с кем подружиться, у меня не получается прЬикипеть к кому-нибудь душой, как к другу. Разумеется, за два года я очень привЬязался к моим старикам – ОливЭру и Элиоту, всем сердцЬем полюбил их обоих, как своих родных дедушЬек, но тут палка о двух концах… Каждый раз, когда я уезжаю от нЬих, то с ужасом думаю: «А увЬижу ли я их живыми вновь? А вдруг это послЬедняя наша встреча?». После каждого телЬефонного разговора с нЬими я задаюсь вопросом: «А услышу ли я их голоса завтра?». Если умрЬёт один из них, то, уверЬен, второй тоже не задЬержится на этом свете… Понимаешь? - Да… - тихо ответил Элиот. - Когда я ехал к тЬебе в Крема, я знал, кого имЬенно увижу… Но всё равно я был не готов снова посмотрЬеть в глаза моего покойного друга, который словно ожил каким-то чудЬесным образом… Это мучитЬельно сладкая иллюзия – как будто я заново прЬиобрёл то, что потЬерял… Мои эмоции и слёзы были искрЬенними… Я всем сердцем тЬебе сочувствую. И сюда ещё примЬешалось сострадание к ОливЭру. Мои перЬеживания сплелись в Гордиев узел, который никакЬим мечом не разрубить. Разумом я понЬимаю, что да, мы с тобой чужие друг другу людЬи, но слышать это из уст Эли́ было больно… - Прости меня, пожалуйста… Во мне говорило чувство горечи… - Я не сЬержусь, Эли́в, правда, - Фабьян печально улыбнулся. – Когда я вышел из отЬеля, на меня навалЬилась страшная тоска… Я понял, что хочу снова увЬидеть тебя, услышать твой голос… - Ты можешь не объяснять. Фаби из другой реальности тоже нуждался во мне… - Думаю, не ошибусь, сказав, что тепЬерь ты ощущаешь то же, что и я, то же, что и другая вЬерсия меня – потрЬебность в потерянном друге. Я помню, с какЬим восторгом ты любовался мной в номЬере. И то, что ты пригласил меня приехать, говорЬит о том, что я тебе нужен. - Ты нужен мне, chéri… - по щекам Элиота покатились слёзы. Дюбуа придвинулся ближе к собеседнику и взял его ладонь в свои. - Ты тоже нужен мне, Эли́в. Если дружба со мной хоть как-то скрасЬит твоё одиночество, то я буду счастлЬив. - Хорошо, что ты приехал… - На подсознатЬельном уровне я ждал, что ты мЬеня позовёшь, - Фабьян вытер мокрые глаза. - Хотя... когда я покЬидал твой номер в отеле, ситуация была плачЬевной. - И она несильно изменилась... Если брать в целом... Просто я не до конца осознал весь ужас моего положения... - Элиот высвободил ладонь, закрыл руками лицо и заплакал. Дюбуа поднялся, встал позади стула, на котором сидел Элиот, наклонился и обнял юношу. - Эли́в… mon cher… Чем я могу помочь тЬебе? - Мне так хреново, Фаби… - ПонЬимаю... - Мало того, что время безжалостно разбросало нас с Оливером, так он ещё и предал нашу любовь… - с трудом, сквозь слёзы, выговорил Элиот. - ОливЭр по-прЬежнему любит тебя… - Он пятьдесят семь лет живёт с моим дедом! – истерично выкрикнул Пьяветти-младший. – О какой любви идёт речь? - А что ему ещё оставалось? Поставь сЬебя на его место, - Дюбуа сильнее сжал Элиота в объятиях. – ВидЬел бы ты глаза ОливЭра, когда он говорЬит о тебе… Мне больно смотрЬеть на его страдания. - А на мои страдания тебе смотреть не больно? - Тоже больно, но ты молод, Эли́в, а ОливЭр - старЬик, у которого позади целая жизнь без тЬебя... - Уточню - счастливая жизнь с любимым человеком, - зло выпалил Элиот. - Я не буду тебя переубЬеждать. - И правильно сделаешь. Повисло тягостное молчание. Фабьян разомкнул объятия, выпрямился. Сев на стул, он достал сигареты, зажигалку и закурил. - ОливЭр до сих пор носит твой браслЬет и перстень с помолвки… - он глубоко затянулся. - Это ни о чём не говорит, - жёстко отрезал Элиот. - ГоворЬит. И о многом. Он оказался в прошлом без докумЬентов и денег. Ему удалось задорого продать свои часы «Rolex», покупатель прЬедлагал хорошую цену за браслЬет и перстень, но ОливЭр прЬедпочёл сохранить их, как память о тЬебе и ваших отношениях. - Ты считаешь, что эта история должна умилить меня? - Он пятьдесят семь лет носЬит украшения, которые напомЬинают о тебе! - Не снимая? – на глаза Элиота вновь навернулись слёзы. – То есть, он пятьдесят семь лет ласкает моего деда рукой, на которую надеты перстень с нашей помолвки и подаренный мной браслет?.. - Не повЬеришь, но я задал ОливЭру тот же вопрос… - Фабьян глотнул вина из стакана. – Он ответЬил, что снимал их… во время… ну… ты сам понЬял… - Во время секса? – Пьяветти-младший горько усмехнулся. – Очень деликатно! Не сомневаюсь, что Оливер крепко спит по ночам, задобрив свою совесть подобным способом! – съёрничал он. - Пожалуй, нам лучше смЬенить тему разговора… Ты вЬесь на взводе… - Отчего же?! Давай продолжим! – Элиот вытер мокрые щёки, сделал пару глотков вина. – И как, интересно, Оливер объяснил моему деду внезапное появление перстня и браслета? Типа, купил их с горя? После очередного посещения кладбища? - Тебе надо хоть нЬемного успокоиться, Эли́в… Я не смогу нормально излагать факты, если ты будЬешь всё воспринимать в штыки… - Фабьян сунул сигарету в уголок рта и плеснул вина в стаканы. - Прости, chéri… У меня нервы ни к чёрту… - Выпей ещё и закусЬи. Элиот пригубил вино, нехотя съел бутерброд. - ОливЭр соврал твоему деду, что перстень и браслЬет ему подарил отец. Он сказал, что надел их, когда летел второй раз в Италию, а потом снЬял, чтобы Элио не подумал, что это прЬезенты невесты… - Невесты? Какой невесты? – Пьяветти-младший округлил глаза. - Ты не знаешь, что у твоего ОливЭра была невеста? Он прЬиезжал с ней к Перлманам летом 1984 года. На серЬедину сентября они планЬировали свадьбу. - Постой… Ты, наверняка, путаешь реальности… - Нет, Эли́в. Именно в первоначальной рЬеальности она гостила недЬелю в доме Перлманов, а потом улЬетела в Америку. - Но… в таком случае… Оливер просто чудовище… Бедный Элио… Теперь мне понятно, почему он провоцировал Оливера на ревность… - ЗначЬит, есть вещи, о которых он тЬебе всё-таки рассказал? - Я ничего не выпытывал у него. И у Фаби, кстати, тоже. Я жил по принципу: «Счастье в неведении». Иногда я не сдерживался и задавал вопросы… Я спросил как-то Оливера, почему мой дед в юности провоцировал его на ревность, но он ответил, что не собирается обсуждать со мной отношения с Элио… - ИзвЬини, но раз так, то я тоже не вправе посвящать тебя в хитросплЬетения романа твоего деда и ОливЭра в молодости. - У меня нет желания знать об их совместном прошлом… - Могу сказать одно - то, что происходЬило между Элио и ОливЭром в прошлой рЬеальности, ещё цветочки… Настоящая жесть творЬилась здесь… И я был невольным свидетЬелем и соучастником… - Ты словно о преступлении говоришь. - Я очЬень любил своего друга Эли́, но порой он меня откровЬенно пугал своей жестокостью… - Звучит зловеще… - И́в натЬерпелся от него. - Если тебе тяжело вспоминать о тех событиях, то не надо. - Я устал хранЬить это в себе. Сейчас мне хочЬется поделиться с тобой. - Ты никому не рассказывал? Даже моему Оливеру? - Никому. РаньшЬе я молчал, потому что надеялся, что мой друг Эли́ жив, что он проявЬится однажды, но тЬеперь у меня нет перед ним моральных обязатЬельств. И, в конце концов, ты должен хоть примерно прЬедставлять, что за человек был Элио Перлман из этой рЬеальности, поскольку ты, условно, занял его место. - Мне уже не по себе… - Ты только не подумай, что я намерЬен очернить его! – Фабьян затушил окурок и глотнул вина. – Он был прЬекрасным сыном и другом, но в любовных отношениях его безжалостность зашкалЬивала… Он не вЬедал пощады… - И в чём это выражалось? - Роман Эли́ и И́ва начался в июле 1983 года, как и в твоей рЬеальности, потом И́в вернулся в Америку и спустя четыре месЬяца сообщил Эли́, что скоро женЬится. Эта новость убила моего друга. Он зачЬерствел душой. В апреле у него завЬязались отношения с нашей одноклассницей - Габриэль, но вскоре прЬекратились. Всё свободное время мы с Эли́ проводЬили вдвоём. Летом 1984 года, к профессору Перлману должен был приехать новый ассистЬент, но он не смог. Профессор позвал И́ва. - И я так понимаю, он прилетел один? Без невесты? - Да. Но в статусе женЬиха. - Пока не вижу никакой жести… - Элиот недоумённо пожал плечами. - И́ва разместЬили в maison d'hôtes… - В прошлой реальности тоже был гостевой домик... - В общЬем, в первую же ночь, Эли́ пробрался ночью в maison d'hôtes и перЬеспал с И́вом… Точнее, не просто перЬеспал – он ублажал его до утра… - Фабьян тяжело вздохнул. – Сразу послЬе завтрака, И́в поднялся в спальню Эли́ и прЬизнался, что не может его забыть, что хочЬет снова быть с ним. И́в заверил, что бросит невЬесту, если Эли́ согласится возобновЬить отношения… - А он? - Эли́ сказал, что накануне вечЬером слишком много выпЬил, что ночь, которую они провЬели вместе, ничего не значЬит, что ему просто захотелось ностальгичЬеского секса. - Даже для оправданной мести это слишком бесчеловечно… - БесчеловЬечно? – Дюбуа горько хмыкнул. – В тот же день Эли́ прЬигласил свою бывшую девушку погостЬить в их загородном доме! - И она приехала? - КонЬечно, приехала! И Эли́ недЬелю тискался с ней на глазах у И́ва! Наигранные влюблённые взглЬяды на Габриэль за завтраками, обедами и ужинами, громкий неестЬественный смех на весь сад, подчёркнутая дЬемонстрация заботы – даже мне было противно на всё это смотрЬеть. - А каково было Оливеру… - Я сочувствовал ему, но не знал, чем его утЬешить. Я видел его тоску, боль и рЬевность… Врагу не пожелаю того, что он перЬежил… Я старался обуздать Эли́, но он меня не слушал… Его раздражало, что я испытывал искрЬеннюю симпатию к И́ву… - Понимаю… - ЧерЬез неделю Эли́ отвёз подружку на вокзал и прямо заявЬил, что у них нет будущего. И́ву он не сообщил правды и ещё две недЬели создавал видимость отношений с Габриэль - всё время говорЬил о ней за столом и сокрушался, что она была вынуждЬена уехать по вине обстоятЬельств. Короче, он довёл И́ва до нервного истощения. В итоге, И́в позвонил невесте и сказал, что между ними всё кончЬено, и свадьбы не будет… - А потом? - Эли́ сам не выдЬержал – опять залез ночью в гостЬевой домик. На тот момент он даже не подозрЬевал, что И́в порвал со своей невестой. - Такие сложные отношения… И сколько они были вместе после примирения? - ВсЬего восемь дней… до исчезновения Эли́… - В этой реальности твой друг тоже пропал девятнадцатого августа, как и мой дед? - Да. И тоже рано утром… И тоже после нескольких ночей кошмаров… Твой дЬедушка не мог сразу раскрыть Перлманам все карты до исчезновЬения И́ва, поэтому написал им письмо от лица Эли́, что завЬербовался в Афганистан. Я видЬел письмо - почЬерк один в один. - И вы все поверили в эту чушь? – Элиот с недоумением взглянул на Фабьяна. - КонЬечно, не поверили. РодитЬели посчитали, что Эли́ влЬяпался в какую-то историю, возможно, тайком прЬинимал наркотики или приторговывал ими, задолжал денЬег дилеру и сбежал. И́в думал, что Эли́ бросЬил его и уехал к Габриэль, притом первое врЬемя он подозревал меня в сговоре… - А какой версии придерживался ты? - Честно скажу, я находЬился в полном ступоре и никак не мог объяснить исчезновЬение Эли́, потому что мы были очень блЬизкими друзьями, почти братьями, и, если бы он завЬербовался на войну, или связался с наркобЬизнесом, то мне бы сообщил, руку на отсечЬение даю. - Вы с Оливером пытались выяснить правду? - Мы провЬели своё расследование - опросЬили всех знакомых, в надежде, что кто-то что-то слышал от Эли́ или видЬел его самого утром в день исчезновения, перЬерыли все бумаги здесь, - Фабьян хлопнул ладонью по поверхности бюро, - и на письменном столе в бывшей дедушкЬиной комнате и никакой зацЬепки не нашли. Элиот взял бутылку и подлил вина в стаканы. - И после, когда ты узнал о скачках во времени, ты решил разыскать своих друзей? - ПрЬежде всего, я сделал умозаключЬение, что, и Эли́, и И́в провалЬились в далёкое прошлое. Этот вывод напросЬился сам, поскольку, и твой дед, и ОливЭр из другой реальности перЬеместились в начало нашего века. - Логичное предположение. Я бы тоже провёл очевидную параллель. - Поиски И́ва свЬернулись уже на начальном этапе – я не знал его фамЬилии, только псевдоним, под которым он выпустЬил книгу – Зильберштраль. Нанятые мной агенты перЬерыли всю доступную информацию о житЬелях близлежащих городов за послЬедние сто лет и не обнаружили ни одного ОливЭра. Розыск зашёл в тупЬик. Скорее всего, И́в вернулся в Америку по поддЬельному паспорту, и, возможно, под другим имЬенем. - Но работа была проделана не напрасно, раз детективы нашли Элио… - Это оказалось несложно… Он не помЬенял, ни имя, ни фамилию… - Фабьян вынул сигарету и закурил. – Эли́ поздно женЬился – в сорок два года. Его единствЬенная дочь умерла в 1977 году в возрасте пятидесяти шести лет, но внучка – Маргарет, жива, сейчас ей тридцать восемь, и у неё нет дЬетей… - Ты виделся с ней? - Она с мужем живЬёт в Ванкувере. Пришлось слЬетать туда. - То есть, твой друг эмигрировал в Канаду? - Да. В тридцать пять. Там познакомЬился со своей будущей женой… - Дюбуа допил вино из стакана. – Я был на его могиле. Теперь, конЬечно, она выглядит иначе – я заказал памЬятник, сам нарисовал эскиз для него… - по щекам юноши покатились слезы. - Вы с Маргарет поддерживаете отношения? – Элиот задумчиво посмотрел на Фабьяна. - Она приятная, интеллигЬентная женщина, но совсЬем не похожа на Эли́… Я ехал в надежде, что она хоть чем-то напомнЬит мне своего деда, но увы… Разумеется, мы обменЬялись адресами и номерами телЬефонов, я пригласил её с мужем в Париж погостить у меня. - И как ты ей представился? Наверняка, Маргарет удивилась, что двадцатилетний парень разыскал её покойного родственника. - Я сказал, что вЬёл поиски по просьбе своего прадЬеда, который дружил с её дедом. Не исклЬючаю, что у них с мужем могли зародЬиться сомнения, но пятьдесят миллионов долларов, которые я перЬекинул на банковский счёт Маргарет, якобы по поручЬению прадедушки, рассеяли недовЬерие. - Ты поступил благородно… Фабьян глотнул вина, затянулся сигаретой. - Это – меньшее, что я мог сдЬелать для внучки моего лучшего друга. - А Перлманы общаются с ней? - Нет. - Но почему? Она же их правнучка. - Слишком много прЬишлось бы объяснять Маргарет, и не факт, что она бы повЬерила. И опять же, твои родичи не горЬели желанием знакомиться с ней и прЬинять в семью. Они тоже перЬевели ей деньги – пятьдесят миллионов, но на контакт не пошли. ИмЬенно по этой причине мы с ОливЭром изначально просили у родитЬелей Эли́ только его паспорт, мы даже не обсуждали возможность какого-лЬибо взаимодействия между тобой и Перлманами. - Значит, профессор поехал в отель, чтобы просто посмотреть на меня? И если бы не моё сходство с Элио, он бы спокойно развернулся и укатил? - Я отдам лавры ОливЭру – он был очень убедитЬелен, когда рассказывал Перлманам про тебя. Мало того, что он прЬевознёс твои личные качества, таланты и безупрЬечное воспитание, он ещё и умело надавЬил на жалость – ты попал в рЬеальность, где у тебя никого нет, кроме него и деда, который в этом мЬире тебе вовсе не дед. Одно дело в далЬёкой Канаде благополучно живёт их правнучка - с мужем, в собствЬенном доме и с сотней миллионов долларов, а другое – обЬездоленный сирота, не имеющий ни кола, ни двора. - Они проявили милосердие к нищему оборванцу… - с горечью подытожил Элиот. - А вот тут ты ошибаешься, - Фабьян слабо улыбнулся. – ОливЭр сразу заявил Перлманам, что обеспЬечит тебя на всю оставшуюся жизнь при любом исходе разговора. - Повторюсь – я ничего от него не возьму, - Пьяветти-младший упрямо сдвинул брови. - Однако, букет из отеля ты прЬихватил… - Дюбуа перевёл взгляд на розы, стоящие в вазе на полу у окна. – Двойные стандарты? - Я не смог оставить их в номере… - Элиот с нежностью взглянул на цветы. Его глаза заволокло слезами. - Прости меня, Эли́в, - Фабьян сел у ног юноши и положил голову ему на колени. – Я за сегодняшний день измучЬился… - Не извиняйся, chéri… - А что касается денЬег… ты можешь не брать их, но… ОливЭр всё равно перЬеведёт завтра на твой счёт полмЬиллиарда долларов. - Компенсация за мою несчастную любовь… - Любовь ОливЭра к тебе тоже несчастлЬивая… - Он никогда меня не любил… - с горечью произнёс Пьяветти-младший. - А я на кострЬе повторю – он любит тебя… - Зачем ты упорствуешь, chéri? – Элиот приподнял голову Фабьяна двумя руками и пронзительно посмотрел в его глаза. – Чего ты добиваешься? - Может быть, тЬебе станет немного легче, если ты повЬеришь в его любовь, прЬимешь правду… - голос юноши дрогнул. - Ты слишком гуманный для мира людей, - Элиот снова уложил голову Дюбуа к себе на колени и зарылся пальцами в его густые кудри. – Самый человечный человек из всех, кого я встречал. Ты как постоянная величина в любой реальности – фундаментальная константа. - Ты прЬеувеличиваешь. - Вся беда в том, что мне уже не станет легче, Фаби… - Пьяветти-младший всхлипнул и разревелся. - Mon Dieu… - Фабьян вскинул голову, его губы задрожали. – Давай я попрошу у миссис Перлман успокоитЬельное. - Не надо… - Элиот размазал слёзы по лицу, потом сделал глоток вина. - Я понЬимаю, что тебе тяжело, но всё могло быть ещЬё хуже, - Дюбуа вытер мокрые щёки. – По крайней мЬере, у тебя есть деньги, и ты в доме своих родственнЬиков… - В этой реальности я им никто – потенциальный правнук. Я даже ещё не решил, как их называть… - Ты звал их mammi и grand-papa. По-моему, и для этой рЬеальности вполне подходящие обращения. - Мой прадед настаивает, чтобы завтра мы съездили в полицию. - Всё правЬильно. Ты должен заявить, что вЬернулся из Афгана, чтобы не числиться без вЬести пропавшим. - Надо восстановить медицинскую страховку, потом пройтись по магазинам, а то у меня нет одежды и обуви на смену. Прабабушка разрешила мне взять новые вещи Элио… Видишь, я в других шортах и футболке. - Я замЬетил, - Фабьян слабо улыбнулся, сел на свой стул. - Мои родичи сказали, что я могу тратить деньги с банковского счёта Элио, но мне неловко… Эти деньги не принадлежат мне… - Значит, трать налЬичные. - Я взял у тебя деньги только для подстраховки, - Пьяветти-младший выдвинул ящик бюро и достал пачку банкнот. – Сейчас у меня хотя бы есть крыша над головой, и голод не грозит, - он подвинул деньги ближе к собеседнику. – Спасибо, но я не вправе пользоваться твоей добротой. - Потому что мы – чужие друг другу людЬи? – Дюбуа прищурил глаза и напрягся. – Ты хочешь снова подчЬеркнуть это? - Нет! Ну, что ты, chéri! – Элиот притронулся к плечу юноши. - В общЬем, так – либо ты забЬираешь деньги, либо я уезжаю. Пьяветти-младший молча убрал пачку купюр обратно в выдвижной ящик. - Какие планы у тебя на завтра? – несмело спросил он. - В первой половЬине дня у нас с ОливЭром дела, но можем пообедать с тобой в Крема. - А мои родичи не обидятся, что я уеду? - Я скажу им за завтраком, что прЬигласил тебя в кафе. Не думаю, что их это смутЬит. - Тогда я согласен, - Элиот взял бутерброд. - И кстати, у меня прЬедложение… - Фабьян подлил вина в стаканы. – Послезавтра заканчЬивается выставка моих работ в Милане, слЬедующая начнётся через четыре дня в Лиссабоне и продлЬится неделю. Если хочЬешь, поедем со мной. В уголках глаз Пьяветти-младшего снова заблестели слёзы. - Боже… Chéri… - У меня уже забронЬирован номер в пятизвёздочной гостинЬице в центре города. Можем жить там вмЬесте, или я сниму тебе отдельный номЬер, - юноша осёкся. - Я согласен, Фаби, на любых условиях, - Элиот шмыгнул носом. – Ты не представляешь, как мне приятно… Дюбуа широко улыбнулся. - Твоих предков я бЬеру на себя. Скажу им, что ты будЬешь моим ассистентом. - Ты очень хорошо придумал… Я немного развеюсь… - ПослЬезавтра мне нужно вернуться в Милан, прослЬедить, чтобы мои рисунки качественно упаковали и отправЬили в аэропорт. Опять же, небольшой фуршет с органЬизаторами выставки. - Понимаю. - У тебя будЬет пара дней на общение с Перлманами, а потом прЬилетишь в Лиссабон. Я завтра же куплю тебе билЬет. - Спасибо… - Это тебе спасЬибо, что составЬишь мне компанию. - Если бы ты не простил меня и не приехал сегодня, я бы, наверное, вскрыл себе вены… - голос Пьяветти-младшего прозвучал глухо. - Я не брошу тЬебя, Эли́в, - заверил Фабьян. – Но и от старЬиков своих я тоже не отрЬекусь. - У меня бы язык не повернулся ставить ультиматум, тем более, ты их любишь. - МЬежду нами не должно быть нЬедомолвок… Я хотЬел бы объяснить тебе кое-что… - Да… - Возможно, тебя удЬивило, что мы с ОливЭром сразу исключЬили перспективу твоей личной встрЬечи с дедом… - Я недоумеваю до сих пор… - Казалось бы, что можЬет быть проще – прЬедставить тебя Элиоту Пьяветти-старшему, как внука, перЬеместившегося из первоначальной рЬеальности, но тут два нюанса… Во-первых, ОливЭр все эти годы не говорЬил Элио, что не родившийся в этом мЬире младший внук был его абсолЬютным подобием. Мало того, что ваше сходство стало бы потрЬясением для Пьяветти-старшего, он бы ещё, навЬерняка, догадался, что у вас с ОливЭром что-то было… Они прожили вмЬесте больше полувека. ЗачЬем портить всё на пороге вЬечности?.. – Фабьян достал сигарету и закурил. – Вторая прЬичина более прозаичная – твоему деду сейчас восемьдесЬят шесть лет, он очень слаб, у него из-за любой мелочи подскакЬивает давление, ему катЬегорически нельзя нервничать. Он как тепличное растЬение. ОливЭр оградЬил Элио от волнений, от дел – от всего. Твоё появлЬение стало бы грандиозным стрЬессом для немощного старика. - Меня посещали обе эти мысли… - Элиот глотнул вина. – Я хочу, чтобы ты знал – я бы не стал претендовать на наследство, мне не нужны миллиарды. Я просто хотел увидеть своего деда, подержать его за руку… - Возможно, к лучшему, что не подЬержишь. Ты уже однажды похоронЬил его. Зачем заново обрЬетать человека, зная, что скоро снова грядёт потЬеря? А если бы он умер у тебя на руках, перЬеволновавшись из-за вашей встречи, ты бы простЬил себе его смерть? - Не простил бы… - Я надеюсь, ты не сомнЬеваешься в моей искрЬенности? - Нисколько, chéri, - Элиот поник головой. - Мне очЬень сложно сейчас. Я разрываюсь на два фронта. Даже на три, учЬитывая, что твой дед ничего не знает о тебе и наших с ОливЭром действиях. Разумеется, Перлманы тоже будут скрывать от Элиота Пьяветти-старшего факт твоего появлЬения. - Я не доставлю вам неприятностей. Обещаю, что не буду, ни звонить, ни писать своему деду… - ТЬебе в любом случае не удалось бы с ним связаться, - Фабьян тяжело вздохнул. – Вся коррЬеспонденция проходит через ОливЭра, так же, как и телЬефонные звонки. Кроме врача, парЬикмахера, массажиста и семейного адвоката, ОливЭр пускает к Пьяветти-старшему только родствЬенников, Перлманов и меня. - Какая трогательная забота, - с горечью произнёс Элиот. - Забота ОливЭра о тебе не менее трогатЬельна. - Больше смахивает на жалость к бывшему любовнику. - Ты всё ещё находЬишься в стадии отрЬицания, - Дюбуа вынул сигарету из пачки и щёлкнул зажигалкой. - Я не могу отрицать то, чего никогда не было, и нет. - Но в глубЬине души ты хочешь, чтобы я возразЬил… - Нет. Я просто высказал своё мнение. - Тогда я тожЬе просто выскажу своё – ОливЭр любит тебя… - Фабьян жадно затянулся. – И это правда. Я говорю лишь то, что вЬижу и чувствую. Я бы не стал безбожно лгать тЬебе в надежде смягчить твою боль. - Даже если в его сердце что-то и осталось ко мне, какая теперь разница?.. Что это меняет? - слёзы градом покатились по щекам Элиота. - В моей жизни Оливера больше нет… Дюбуа взял юношу за руку и слегка сжал. - ОливЭр просил перЬедать тебе кое-что… - тихо произнёс он. - Но я не увЬерен, что момент подходящий… - Я сейчас на самом дне ада… Хуже уже не будет… - сквозь слёзы сказал Пьяветти-младший. – Ты не сделаешь мне больнее… Дюбуа приподнялся со стула, взял с кровати рюкзак и достал из него плоскую коробку. - Он напрасно думает, что я утешусь его подарками, - Элиот отрешённо взглянул на картонную упаковку. - Это не подарок… - голос Фабьяна дрогнул. - А что?.. - ФотографЬии… с вашей помолвки… Лицо Элиота исказилось, как от резкого спазма. Он снял крышку с коробки. - Боже… - из глаз юноши брызнули слёзы. Он оцепенело уставился на изображение двух переплетённых рук с перстнями на безымянных пальцах, потом взял фотографии и начал медленно перебирать их. Просмотрев всю пачку, он положил её обратно в коробку. – Вот и всё, что осталось от моей любви… - он закрыл лицо руками и заплакал. Дюбуа встал, склонился над Элиотом, обнял его сзади. Несколько минут тишину спальни нарушали только звуки рыданий и протяжных всхлипов. - Каким чудом плёнки оказались в этой реальности? – спросил Пьяветти-младший, успокоившись. - Футляр с проявлЬенными плёнками был у ОливЭра в кармане в момент перЬемещения во времени… Он успел забрать их из магазЬинчика фототоваров буквально за пару часов до своего исчЬезновения… - Он отдал мне эти фотографии за ненадобностью? - О чём ты говорЬишь?! – Дюбуа выпрямился, шагнул к своему стулу и сел. – У него их четырнадцать пачЬек! Первый комплект он смог напЬечатать только в 1936 году, в сепии, а потом ревностно отслЬеживал инновации в области фотографии, и каждый раз, когда мЬенялся способ печати, он дЬелал новые экземпляры! Над плёнками он трЬясётся, как над святым Граалем! Они хранЬятся в банковской ячейке в каком-то наворочЬенном контейнере – в нём искусствЬенно поддерживается темпЬература и влажность, чтобы, упаси бог, качЬество плёнок не ухудшилось! - Ты упомянул 1936 год… В какой год провалился Оливер? – Элиот вытер лицо подолом футболки. - В 1929. - И как это случилось? - Он был на кладбЬище в момент скачка во врЬемени… - То есть исчез на глазах у Фаби? - Фабьян отлучался за сигарЬетами… - И где Оливер оказался? - В Сирмионе. - На озере Гарда… - взгляд Элиота стал пронзительным. - ОливЭр считает, что он неслучайно очутЬился именно в Сирмионе… Ведь недалЬеко от этого города располагался коттЬедж, в котором вы объяснЬились друг другу в любви… Пьяветти-младший снова взял в руки фотографии и молча пересмотрел их. - Эти фотографии – настоящее сокровище… - с грустью констатировал он. - Они унЬикальны хотя бы уже тем, что на них застыло врЬемя первоначальной реальности… - Дюбуа сделал глоток вина. – ОливЭр разрЬешил мне взять несколько снЬимков ещё два года назад… - И каково было смотреть на другую версию себя? - НЬемного жутковато. И, к тому же, я разглЬядывал фотографии, как художник - оценЬивал расстановку в кадре, освЬещение, фон, и понимал, что я бы снял точно так же… Я словно чувствовал «свою руку». - Ты – творческий человек, у тебя тонкое восприятие окружающего мира. Тот Фаби был таким же, как ты – он обладал чувством прекрасного. Ты же видел, какие красивые часы он подарил нам с Оливером… - Видел… Фотографию с часами я тоже себе взял… - Погоди-ка… У меня должно кое-что сохраниться, - Элиот встал, подошёл к креслу. Достав из кармана рюкзака портмоне, он вернулся к бюро и сел. - Обе открытки я сунул в одно из отделений… - он развернул бумажник. - Открытки? – переспросил Фабьян. - Маленькие карточки, которые вкладывают в цветы, - он достал два листочка картона, пробежал глазами по тексту каждого и протянул собеседнику. - Если ты об открытках из букЬетов ОливЭра, то я знаю, что там напЬисано. - Серьёзно?.. – Элиот неверяще посмотрел на Дюбуа. - В открытке к пЬервому букету: «Я завидую этим цвЬетам, ведь они коснутся твоих рук раньше, чем я», а в открытке к букету на помолвку: «Моему свЬетлому мальчику в день помолвки. С любовью от ОливЭра», - по щеке юноши скатилась слеза. - Невероятно… Ты знаешь содержание обеих наизусть… - Иногда мне кажЬется, что я знаю вашу с ОливЭром историю лучше, чем вы сами… - Фабьян приподнял руку, взял из пальцев Элиота обе открытки, повертел их в ладонях. – ВещЬественное доказатЬельство любви… Реалии из мЬира, которого нет… Абсурд по сути… - Я ещё не всё тебе показал, chéri, - Пьяветти-младший достал из кармашка портмоне свёрнутый листик бумаги, расправил его и протянул собеседнику. - Mon Dieu! – воскликнул Дюбуа. – Это же лепЬестки роз из твоей спальни! ОливЭр усыпал ими всю комнату вечЬером после помолвки! - Да… - голос Элиота дрогнул. – Видишь, они ещё даже не засохли… потому что помолвка была только вчера… - руки юноши затряслись. Фабьян взял листок, осторожно прикоснулся к лепесткам, потом наклонился и повёл носом. - Даже аромат роз ощущается… совсЬем тонкий… - он аккуратно сложил бумажку. - Моя кожа пропиталась этим ароматом за ночь… Знал бы ты, с какой неохотой я принимал утром душ… - по щекам Элиота вновь покатились слёзы. - Думаю, будЬет лучше, если я раздобуду успокоитЬельное или снотворное и уложу тЬебя в постель… - Дюбуа слегка сжал предплечье собеседника. - Да… - сквозь слёзы произнёс Пьяветти-младший. – Попроси у mammie снотворное… Только надо убрать со стола… - Не волнуйся, я всё убЬеру, когда ты уснёшь. - Похоже, я немного перебрал вина… Прилягу… - Элиот поднялся, сделал пару шагов и опустился на кровать. Фабьян направился к дверям. - Я скоро вЬернусь, - кинул он, на ходу.***
- Эли́в… - тихо позвал Дюбуа, присев на край кровати. - Я не сплю, chéri… - Элиот с трудом открыл глаза. - Вот… - Фабьян протянул юноше таблетку и стакан с водой. Пьяветти-младший приподнялся на локте, положил в рот таблетку, потом выпил воды. - Давай-ка мы тебя раздЬенем, - деловито сказал Фабьян. Элиот послушно вытянул руки, Дюбуа стащил с него футболку. - Я хочу, чтобы ты спал здесь… со мной… - Но… для Эли́ эта кровать была свящЬенна… - Так он же кувыркался тут с Габриэль. - Она ночЬевала в бывшей дедушкЬиной комнате. - То есть… они не занимались сексом? - Нет, - Фабьян слегка надавил на плечи Элиота и тот мягко откинулся на подушку. – Расстегни шорты. Пьяветти-младший повозился с металлическими пуговицами, начал стягивать с себя шорты. - Значит, Элио просто играл на нервах Оливера… - И когда они помЬирились, Эли́ не прЬизнался в этом… - Дюбуа снял шорты с юноши и повесил их вместе с футболкой на спинку кровати. – Я рассказал И́ву правду, но он не повЬерил – решил, что я его утЬешаю… - У меня с этой кроватью ничего не связано… Но если моя просьба прозвучала двусмысленно, то извини… - Элиот лёг на бок и потянул на себя одеяло. - Я ничЬего такого не подумал, - Фабьян укрыл собеседника. - Просто последние шесть ночей я спал с Оливером… Не хочу просыпаться один… Мне так одиноко… - Конечно, я перЬеночую у тебя, mon cher. Только не плачь, пожалуйста… - Дюбуа взял ладонь Элиота в свои. – Закрой глаза и постарайся ни о чЬём не думать… - Посидишь со мной, пока я не засну? - Не вопрос, Эли́в. - Merci, mon ami… - Пьяветти-младший смежил веки. - Я потом уберу со стола, позвоню ОливЭру и лягу. - Ты тоже спишь по диагонали? – зевнув, спросил Элиот. - Да… Как Фаби из твоей рЬеальности… - Хорошо, что ты сейчас рядом, chéri… Элиот замолчал, его дыхание стало ровным и глубоким. Фабьян с нежностью посмотрел на юношу и выпустил его ладонь из рук.