Sybarite

"Полотном прошлого облачилась матушка судьба,

скорбит по мне ушедшей.

Прошу найди меня

Я чувствую, что умираю"

Печальное небо скорбяще гремит над великим лесом, с прихотью мороза вселяет в живых чувства тревожные и леденящие. Последняя туча рассеянной бури, вот-вот окунет все красоты деревьев в дождливую слякоть. Лес шумит. Вокруг все неутомимо бушует. И голоса в голове продолжают пугать. Проносятся эхом от каждого дряхлого деревца, не потухая даже тогда, когда их буйно прерывает раскатистым рычанием грома. Эти говоры произносятся тихо. Слетают с уст ведений шипящей змеей. Это шепот таинственный. Шёпот, которому нельзя утихнуть. А она все еще его слышит. Головой вертит в разные стороны, пытается потушить его непрерывный гул в своей голове, но с каждой попыткой, все сильнее становится подвластной его силе. И он пугает. Ужасно запугивает бедную своим дьявольским рокотанием. До боли родным. Но сильно чужим голосом. И перед ней вспыхивают образы прошлого. Она помнит его. - Эта книга... - маленькая девочка громким шуршанием прерывает чтение задумчивого парня, отвлекая его от прочтения - о чем она? Ореховые глаза, с трудом отрываясь от книжных страниц, переводят пристальный взгляд на маленькую. Та стоит напротив, и так же посматривает и на брюнета, перебирая тоненькими ладошками свои золотистые локоны. - Хочешь знать, о чем она? Нет. Вовсе нет. И никогда больше бы не захотела. Нари больше не хочет знать. Ужасно пожалела о своем никчемном и радостным "да". Стерла бы этот момент навсегда из своей памяти. Уничтожила бы каждое мгновение связанное с этим человеком. До серого пепла сожгла бы каждое с ним общее. Сделала бы. И сейчас бы не плакала так сильно. Слезы бы не лились ручьем, боль бы больше не беспокоила. Но она ответила да. И теперь лишь в страданиях принимает свое наказание. Рыжеволосая коротко кивает. Губы подтягивает в линию и в огромном ожидании затаивает дыхание. Ей до жути любопытно, что скрывает за собой эта блекло серая обложка. Совсем неприметная глазу книга, кажется для девочки куда загадочнее и таинственнее, нежели десятки разноцветных обложек остальных книжек вокруг. Ждет ответа. - Она о смерти - медленно выговаривая, возвращает внимание обратно к старым страничкам. А на лице маленькой появляются очерки страха. Одно лишь упоминание о той самой страшной, приводит в ступор совсем маленькую и наивную девочку. Вдруг стало страшно. Пальцы на платье повыше подтягивает, лицо все больше хмурит. Это не то, что она ожидала услышать. Не этого хотела знать. - В ней люди умирают - все в том же спокойном тоне произносит, замечая намеки на краткое разочарование в глазах рыжей. - Тогда почему ты ее читаешь? Зачем продолжаешь, если ... - чуть запинается, жалобно подтягивает губы трубочкой - если люди умирают? И в ответ лишь тишина. Прошла минута, ровно минута, пока брюнет решительно обдумывал дальнейшее своё слово. Он видит непростительное любопытство в глазах Мин. Но сам понимает, это любопытство может разрушить в сердце невинном желание самого лучшего. Его слова могут больно ранить. Но разве не этого хочет? Смотрит в глаза родные, и сам того не понимая, желает их обидеть. - Умирают люди лишь слабые. Слабые духом и телом. В этой же книге, жизнями правят лишь сильные. Те, кто могуч и суров. Сильные... В этом слове отныне для Нари кроется куда больше скрытого смысла, нежели для нее еще девятилетней. Теперь уже будучи взрослой, понимает. Она отлично понимает, что именно имел ввиду Чонгук. Сильные те, кто может выстоять против любых гроз, выдерживают любые разрушительные волны опасного. И лишь в одном он ошибся. В тот день соврал ей в одном. - Но сильные не убивают - озадаченно шепчет, глазами тусклыми посматривая на друга. Чонгук застывает. Теперь уже пытается найти между строк любимой книги нужные слова. Его ужасно ломает та маленькая, в глазах которой замечает капельку надежды. Она все еще чего-то ждет. Не понимает, что мир, в котором сама живет, чрезвычайно жесток. Он алчен и суров, особенно к таким, как она. И разве он в праве лишать ее той искорки, которой так ярко полыхают ее небесные глаза? Облака в нем белоснежные, а небосвод, как всегда чист и прекрасен. И лишь черным, совсем небольшим очерком, его силуэт расплывается в этом невинном сиянии. Делает его грязнее. Более мрачнее. А он все продолжает. Продолжает в них растворяться. - Возможно, сильных ломает жизнь, а они жизни других - низким голосом нарушает напрягающую тишину - поэтому, я люблю эту книгу. Она о нашей жизни. Я и ты Лисёнок. Она никогда не заслуживала такой жизни. Что она семнадцатилетняя, что она девятилетняя. Никогда не заслуживала такой боли и таких ужасных страданий. Помнит до сегодняшнего дня каждое сказанное Чоном. Он называет это жизнью? Сейчас под ногами ее, шумно скрепит опавшая листва. А путь впереди скрывает дорогу темными тенями от высоких толщей древенистых. Но там дальше ничего. За спиной и даже впереди все замерло. Жизни там больше нет. Разве он может называть никчемное существование таким громким и великим словом - жизнь? Она спасается Днем и ночью прячется от его теней Потому что слаба. Ничтожно слаба, да так, что не в силах противостоять влиянию его темному. Потому что ломает ее. Больно и беспощадно. Ходит за ней тенью, черным полотном укрывает каждое малейшее желание выбраться из его оков. Сильных ломает жизнь А они жизни других. Нари не понимает. Не может найти тот момент, когда жизнь успела сломать душу Чонгука. Не понимает за что жизнь сыграла и с ним такую зловещую шутку. Как и то, за что он продолжает ломать и ее. Они оба горят в смертельных прикосновениях этой матушки. И оба в них чахнут. Чонгук пытается быть сильным, избавляя от жизни непокорных ему людей. Нари приходится быть слабой, пытаясь быть дальше от него. Она помнит каждую секунду того момента, когда Чон стоял перед ней. Помнит его холодный взгляд. Помнит каждое его произнесенное слово. Помнит движение его руки Взвод курка и громкий выстрел, Забравший с собой десятки невинных жизней. Больше не в силах видеть перед собой его черные взгляды, обхватывает себя руками и моляще кричит, пытается отпугнуть его тень у своих ног. Еще больше пугается, когда с деревьев громко подрываются птичьи визги. Вороны трепещут над головой беглянки тревожно. Черными опереньями взмахивают к небесам, нескончаемыми кругами паря, меж острых верхушек деревьев.

***

Десятки подчиненных следуют за блондинистым парнем, пытаются преуспеть за его быстрым бегом. Тусклый лес сейчас невольно шумит, принимая в гостях встревоженных людей. Его покой беспокоят и собачьи вои. Спущенные с привязи овчарки, обегают каждое рядом стоящее деревце, обнюхивают его по самый корень, и дальше принимаются к поискам пропавшей. Чимин толком и не реагирует на мешающих ему животных. Также старается не отвлекаться и на остальных. Быстрее каждого пытается пробраться сквозь огромные заросли. Глазами осматривает каждое свободное и несвободное взору место. Бегло пробегается под низами деревьев и также чуть выше. Они обошли почти половину пути, но ее все еще нет. Нари абсолютно бесследно пропала. Словно ее никогда и не было на территории Чоновского особняка. Близстоящие озера и реки были также проверены, но следа побега девушки так и не обнаружилось. - Господин Пак - к блондину подбегает одна из команд силком отрывая его от одиноких поисков - место у дороги так же, как и прежде пустует. - Черт... - натянуто вздыхает, еле прикрывая усталые веки. - Наши люди не справляются с такими широкими поисками, возможно стоит предупредить и самого Главу клана - по умному заявляет мужчина, резко дергается, когда его прерывают неожиданно. - Забудьте об этом! Держите рот на замке - Чимин яро указывает, всем своим взглядом давая понять, что перечить его воле не стоит - если люди Чон Чонгука прознают, то с вас, Первая леди спросит в первую очередь. Ясно? Получая немые кивки, отправляет мужчин дальше. Чимин с трудом прикусывает внутреннюю сторону щеки, опрокидывая и остальных не менее тревожными глазами. Ситуация достигла пика. И если она дойдет до самого Главы, то пощады не будет и вовсе. Не будет и той бедной. Потому что Чимин знает. За пределами особняка она слаба и уязвима. Здесь, на чужой земле, голодные звери не оставят в покое Нари. И даже он. Самый большой и самый черный из всех зверей. Его опасаться им стоит куда больше.

***

Негромкий звук открывающейся защелки раздаётся около большой входной двери, оформленную красивыми вставками из насыщенного драгоценного графита, слегка мерцающем под сиянием приглушенного лунного свечения. Двери легко приоткрываются пропуская внутрь нежданную персону в столь поздний для гостей время. Красивая, и несомненно, стоящая больших денег, сумка от Версаче громко опускается на поверхность столика из красного дерева, чуть позванивая своими золотыми цепочками. Прям над столиком красуется большое подсвеченное зеркало, в отражении которого появляется красивая, стоит отметить, до невозможности привлекательная брюнетка. Смотрит в зеркало чуть расслабленно, слегка вздыхает и тоненькими пальчиками поправляет свисающую прядь с плеч, мягко и осторожно ее проглаживая. Льстится самой себе. Самовлюбленно посматривает на свое отражение в подсвеченном тусклыми огнями зеркале, и вдруг замирает. Неподалеку послышался еле уловимый слуху звук. Коротко склоняет голову в бок, молчаливо прислушиваясь к собственному дыханию. - Здравствуй Хосок - брюнетка подтягивает на лице слегка наигранную улыбку и без всяких стеснений осматривает парня, которого застала в гордом одиночестве на одной из террас шикарного пентхауса - кажется ты не спешишь меня приветствовать... Да она не ошиблась. Глаза парня смотрят на нее весьма отрешенно. В своем взгляде он даже не пытается скрыть некое недовольство, которым загорелись его глаза, как только перед собой завидел брюнетку. Стоит все также, не спешит приветствовать. Девушка пускает едва уловимый смешок, при этом, не забывая выдавить грустное личико. Это забавно. Такая реакция Хосока ее знатно умиляет. После долгого молчания, пожимает затекшими плечами и после вальяжной походкой обходит озадаченного Чона, направляясь к большой барной стойке. Хосок не снимая взгляд с девушки, оборачивается всем корпусом, следя за каждым движением той, видит, как женские руки тянутся к довольно крепкому напитку с столетней выдержкой, подмечая, что брат будет недоволен ее пропажей. Однако больше его беспокоит совсем другой момент. Ее нахождение в доме Чонгука, уже вызывает у красноволосого десятки вопросов. Не понимает, что брюнетка забыла в этом месте. Тем более, в Южной Корее. - Удивлён? - брюнетка откидывает волосы, вопросительно осматривая парня - предполагаю, у тебя уже найдутся для меня вопросы. Тоненькие пальцы, на которых сверкают большие алмазные украшения, зависают у горловины только что открытого вина. Девушка застывает в ожидании, наблюдая за тем, как Чон устало вздыхая опускает руки в карманы. Видимо он не в настроении. - Твое появление весьма неожиданно, Сая - вскидывая бровью выдает парень. - Я вернулась в Корею с господином Чоном – непринужденно выдает и тут же отводит взгляд к нескончаемому виду, открывающий всю красоту ночного Сеула. И он, как всегда великолепен – должно быть он уже прибыл в особняк. - Нам об этом не сообщали. - Это был его приказ. Об этом никто не должен был знать - загадочно пришёптывает, при этом, не забывая хитро стрельнуть своими глазками. Хосок всем видом выдает свое напряжение, когда думает о столь непонятном поступке старика Чона, он сам то знал, что его возвращение из деловой поездки намечается на девятое число сентября, но, чтобы так неожиданно. Это не может не напрячь. - Даже если так… Почему вы оказались в одном самолете? – Чон с легким прищуром следит неотрывно за девушкой, ведь этот факт, как и обычного человека, ставит его в недоумение, вмиг получает ожидаемую реакцию, когда девушка переводит на него осуждающий взгляд. Пэ старается не подавать виду. Скрывает за своим непринуждённо расслабленным состоянием, кое-что более тревожное и нервное. Внутри неё сейчас фонтаном взрываются чувства. Однако она понимает. Держать рот на замке будет для неё наиболее верным решением. Чон Хосок же, как и прежде пытается вывести ее на эмоции. Что сейчас, что раньше, пытается навесить на неё ярлыки всего самого плохого. Но она разве против? Быть паршивкой и стервой куда занимательнее, нежели просто послушной. - Ты такого низкого мнения обо мне - мигом меняясь в лице, становится серьезнее, придавая Хосоку уже настоящую Пэ Саю - думаешь, что я похожа на ту, кто станет спать с отцом своего жениха? – девушка брезгливо обводит Чона с ног до головы, и тут же хмурится, выдавая свое недовольство от услышанного вопроса. - Как бы то ни было, помни, ты должна следить за каждым своим действием, ибо оно может сказаться и на нашем клане. Лучше подумай, как ты попытаешься объяснить это Главе – Хосок начинает свои нравоучения строго, беря во внимание каждый проступок девушки. Сая не выдерживает. С тяжелым вздохом опускает бокал с еще недопитым напитком на стеклянную поверхность стойки, оглушая вечернюю тишину звонким треском. Поднимает голову гордо, перед недолгим молчанием. Переводит проницательный взгляд на Чона. - Будешь мне нотации читать? – более грубо проговаривает, всем своим видом давая понять, что подобное ее выводит из себя, но после отметая все скудные мысли, вновь меняется в голосе – к тому же - более бодро заявляет, отворачиваясь от красноволосого обратно к виду Сеула - его никогда не заботило с кем и когда я сплю. Так что, и меня это не должно сильно волновать. Хосока просто удивляет такое непринужденное отношение к каждому его слову, он не сдерживает себя, и тут же оказываясь позади девушки, перехватывает ее рюмку шампанского из выхваченной ладони, другой рукой, хватая ее за запястье. Той приходиться замереть, потому как, очень серьёзный вид красноволосого ее настораживает, она напрягается всем телом, когда мужские руки начинают очень сильно сжимать ее тонкую кожу на не менее костлявом запястье. - Дам тебе совет Сая, и постарайся слушать внимательно - требовательно шепчет, заставляя своими захватами полностью обездвижить Пэ - если хочешь остаться в этой семье, то тебе стоило бы подумать о своем поведении - в привычной наигранной для себя манере говорит, не забывая выдать на лице подобие сочувствия - Не при мне, не при господине Чоне, и тем более, не при Главе клана, тебе бы стоило себя так вести. Теперь же, будь добра - Хосок все грубее сжимает кожу девушки, все ближе склоняясь над ее ухом - впредь следи за тем, что говоришь. Таких красноречивых, Глава лишает языка. Сая от злости еле смыкает зубы. Кусает внутреннюю сторону своей щеки, пытаясь сдержать чувства гнева где-то внутри. На удивление Хосоку, находит в себе силы вырвать руку из его захвата, и с ещё более приторной улыбкой подойти ближе. Становится к нему вплотную. Близко. - Думаешь, твои слова способны сломить меня? - чуть натянутой ухмылкой проговаривает - не нравится тон моего общения? - пальцами касается рубашки красноволосого и нежно поправляет его заломы, глазами стрекочет яро, и также кокетливо дразнит своими прикосновениями нервного Чона - печально... но у меня тоже найдётся для тебя один советик Хос. Хосок затаивает дыхание в ожидании. Они улыбаются друг другу ответно. От слова сумасшедшие, стреляют в друг друга пламенными стрелами. Пытаются уколоть соперника сильнее прежнего, но пока ход идёт за Пэ. И Чон, послушно ожидает. Самому интересно. - Тебе бы следовало поменять ко мне своё отношение, не думаешь? - капризно взывает, ладонями замерев на его груди - Будь более дружелюбен со мной. Однажды придет время, и я займу место Первой леди. Хочешь ты этого или нет, но нам придется найти общий язык. Если конечно... - задерживает взгляд на паре глаз напротив, чуть ухмыляясь - тебе на самом деле важно место в этом клане. Чертовка сделала свой ход. Уколола ответно. Теперь уже внутри победно ликует.

***

Притемненную синеватым цветом подземную автостоянку, оглушает неожиданно прозвучавшим, рычанием черного авто. Охрана подрывается с мест и выстраивается в линию, прямо перед которой тормозит железный Майбах. Чонгук, подобно прокаженному, вылетает из машины, кинув ключи под ноги одному из подчиненных. Мужчины в некой панике. Начинают мешкаться в раздумьях, когда замечают в глазах Главы нездоровую красноту. Его взгляд выглядит совсем отрешенно, а зрачки, кажутся и совсем белее обычного. Прозрачные и весьма стеклянные глаза, смотрят лишь вперед, чернеют и тогда, когда на пути попадаются посторонние. Чонгук и понятия не имеет. Не понимает, что сейчас с ним происходит, ибо в душе становится щемяще больно. Внутри колит до невыносимого жара. Захлопывает с явным грохотом ванную дверь, быстрым шагом подлетает к стойке, резким движением поднимая крючок крана вверх. Шипит, когда кожу лица касаются капли ледяной воды. Несколькими разами промывает лицо охлаждающей сточной водой, под конец, раздражённо взъерошив и свои волосы. Паршиво. Ему до смерти хреново. Сейчас он, как никогда поистине зол. Потому как, чувствует, частичка него сгорает безвозвратно. Тело скрипит до хруста. Что-то в нем сломалось. Всеми усилиями пытается потушить в себе пылкие чувства. То, что сломалось в нем Горит пламенным огнем. На пальцах все не сходит ощущение сжатого курка. Слышит выстрел. Громкий и оглушающий спуск пули. А перед глазами все еще она. Стоит все так же, как и ранее. И лишь долей секунды, успев коснуться глазами ее взгляда, читает в них больше, чем мог бы услышать. Немым вопросом та смотрит. И в голове лишь одно. Когда ты успел так сломаться? Но Чонгук давно знает ответ на этот вопрос. Ломит себя чувствами догадок и презрения, каждым днем прокручивая его в голове. Прошлое. Оно ломало и ломает. Взамен своей боли, Чонгук наказывает и ее. Рука не дрогнула его и тогда, когда тело рыжеволосой вздрогнуло под звуки гудящие. Оглушили ее страшно и жутко. И Чон видно умом тронулся, ибо сейчас перед собой в отражении этого зеркала, он видит рыжеволосую девушку. Неотрывно смотрит в глаза, и ему кажется, что видит в них сгустки печальной горечи и тревоги. Ловит в них оттенки страха и ужаса. Маленькая страшится его. Боится до дрожи в руках. Трусит лишь перед одним его видом. Доволен своим творением. На улыбке расцветает невольная ухмылка, а глаза, с горящим пламенем в отражении, не отвадят взгляд от потерянной девушки. Копия Мин смотрит неотрывно. Бледная до невозможности изведенная куколка, глядит на него с холодным отрешением. А по коже его пробегаются чертики. Мин почти убита. Почти поддалась его жажде смерти, не смеет противостоять и просто покорно ждет. Волк готов сгрызть себя одного Лишь бы не видеть ее боли. На железных оковах поднимает свой вой, пытаясь вырваться из лап черного. Тот не дает. заставляет молчать и молчать. Потому что он должен. Должен делать ей больно. Но он все равно будет помнить. На всю свою жизнь не забудет ее взгляд, до дрожи пробивающий его тело, прорезающий его гнилую и никчемную плоть, доходящий до самого сердца. И он никогда не простит ее за это. Не простит за ее бездействие. Будет винить ее всю жизнь, за то, что позволяет себе быть такой никчёмно слабой. Она жалкая. Жалкая и слабая, Потому что сломал ее. Громким ревом накрывает всю просторную ванную. И голос его все больше пробивает плиточные стены зверским воплем. Сжимает руки в твердый кулак, и бьет, настолько сильно, насколько он в состоянии, тотчас же пробивая на тысячи трещин большое зеркало. И в отражении уже видит не своего лисенка. Лишь черного себя. Ненавидит. Обезумевшими глазами смотрит на свое отражение, словно желая на кусочки разорвать плоть этого никчемного урода. С каждым ударом осколки все глубже впиваются в кожу на его костяшках, оставляют отпечаток на его теле. Раз за разом наносит сильные удары по разбитому стеклу, пока самый последний осколочек не падает на пол. Чонгук уже рыча в последний раз бьет уже по черному кафелю, головой прислоняясь к прохладной стене. Чувствует, как по рукам стекают капельки алой крови, как ноют его костяшки, но ему абсолютно на это пофиг. Продолжая игнорировать пульсирующую боль обеих рук, закрывает глаза, лишь на миг, чтобы снова представить ее. Будет делать это еще и еще. Дабы того желает его волк.

***

Гудки продолжают идти, да вот только владелец телефона видимо не торопится отвечать на звонок. Громкая мелодия отдается эхом в голове у сонного парня, от чего тот чувствует, как черепная коробка вот-вот собирается лопнуть. Раздражённо и не менее уставши приподнимается на локтях с кровати, беря в руки телефон. Он даже не спешит смотреть на виновника его пробуждения, просто пытается выключить надоедливый смартфон и когда у него это не получается, айфон последней модели резко ударяется в стенку напротив, со звоном разламываясь по кусочкам. Тихо Но в голове продолжает гудеть Паршивенько. Брюнет пытается чуть приоткрыть глаза, как вдруг яркие солнечные лучи резко ослепляют его, заставляя сильно зажмуриться. Чувствует, как все тело ломит, от непонятной боли, особенно в районе верхних конечностей. Переводит свой взгляд на руки. Ладони в бинтах, местами пропитанными видимо кровью из собственных ран. Так хреново он себя уже давно не чувствовал. Желания весь день протачать в кровати у него не возникло, посчитав, что простой утренний душ поможет ему избавиться от чувства похмелья. И он видимо просчитался, ведь стоя под ледяными струями воды, не почувствовал того самого «легкого облегчения». Словно это хреново, засело у него не физически, а морально. Ему совсем фигово. Сразу после душа, выходит из спальни, быстро напялив на себя черные штаны и простую рубашку, которую, даже не посчитав нужным застегнуть, оставил открытой. Устало вертит головой одной единственной рукой, которая осталась невредимой, разминает затекшую шею. Чуть замедляет свой шаг, останавливаясь по самой середине лестницы, подмечая, что в пентхаусе как-то по-особенному тихо. И тихо не как обычно, не так как он любит. Это тихо – слишком громкое, Ибо он не чувствует одиночества. И тут же все понимает, когда замечает длинноволосую брюнетку. Девушка ловит на себе последние августовские лучики солнца, непринужденно облокотившись на бортики перил просторной террасы. В руках держит планшет, пролистывая очередную новостную статью, вышедшую буквально несколько часами назад. «Воплощение поистине нежного и тонкого сопрано канадская певица корейского происхождения Пэ Сая, завершила свой мировой тур, объявив о своем временном перерыве в продвижении по странам Европы. Певица утверждает, что ей нужно накопить побольше опыта и сил, к предстоящему дебюту на корейских сценах». Довольная улыбка растягивается на лице привлекательной девушки, пальчиками подхватывает планшет и кладет на рядом стоящий столик, краем глаз замечая чей-то силуэт в отражении окон. У Саи наконец получается рассмотреть мужчину. Не скрывает. После душа с потрепанным видом, Чон Чонгук в тысячи раз сексуальнее обычного, но это не отнимает того факта, что для нее, брюнет всегда чертовски соблазнителен. - Что ты здесь делаешь? – захлопывая дверцу холодильника спрашивает Чон, стоит спиной к девушке, и даже не старается хоть чуточку сменить тон на более приветливый. А ей нормально. Вместо привычной, казалось бы, обиды, она даже бровью не ведет, только лишь продолжает все пристальнее рассматривать позади брюнета, ожидая, пока тот не соизволит обратить на нее свое драгоценное внимание. - Не так встречают свою невесту. - Мне насрать кто как, кого встречает. У меня слишком охерительное утро выдалось для этого – Чон слишком громко опускает бутылку газированной воды на столешницу, поясницей облокачиваясь об поверхность. Грубый ублюдок. Именно таким она его и помнит. Чонгук переводит взгляд на свои ладони, и не выдерживая, начинает снимать надоедливую повязку с рук. Пэ в это время устало облокачивается о дверной косяк, руки складывая на груди. Просто желания продолжать разговор у нее рассеялось так же быстро, как это сделал Чон. Всегда, когда рядом он, девушка чувствует, что морально падает вниз, словно эго свое ниже плинтуса хоронит. И это его стиль общения, грубый и бестактный Чон Чонгук. Словно отбрасывая все лишние мысли в сторону, брюнетка медленно отталкивается от поверхности, направляясь в сторону брюнета. Обходит его по левую сторону, рукой дотягиваясь до верхней полки, достаёт оттуда аптечку. Молчание Чона ее сводит с ума, словно на себе чувствует всю тяжесть его внутреннего состояния. Не говорит ни слова, поддерживая гробовую тишину, опускает коробку на стол, доставая оттуда новые пачки бинтов с мазью. Чувствует, как ее затылок горит от пристального взгляда парня, но все игнорирует его, когда своими женскими пальчиками дотрагивается до его ладоней. - Убери. - Твои раны не заживут, если их не обработать - вдруг резкий удар. Девушка вздрагивает, когда баночка мази падает из ее рук, разбиваясь об паркет у ее ног. Руки зависают в воздухе, а глаза смотрят ровно вниз, не спешит поднимать их, ведь тяжелое дыхание напротив, не дает ей нормально соображать. - Говори зачем пришла, или же убирайся из моей квартиры – Чонгук грубо проговаривает каждое слово, плечом задевая девушку обходит ее, быстрым шагом направляясь в сторону второго этажа. Брюнетка не перестает удивляться стойкому и настолько тяжелому характеру Главы. Взглядом цепляется за разбитый флакончик у ног и кончиком туфель, чуть задевает его, заставляя вещицу звонко прокатиться по полу. Тяжело вздыхает, кончики губ вытягивая в кривой улыбке. Она была бы дурой, показав, что данный жест ее хоть на капельку опечалил, однако вовсе нет. Это обыденная ситуация. Все так и должно быть. - Ты сегодня такой нервный Гук - выдавливая печальный голос говорит - должно быть тебе уже обо всем сообщили. И он останавливается, буквально на первой ступеньке застывает. Мягко говоря до него туго доходят слова невесты, однако, это еще сильнее напрягает. Пары минут на раздумывания ему хватает, а после он корпусом оборачивается к девушке, на лице которой замечает еле видную ухмылку. - Но ты не волнуйся, разве есть причины для переживаний? - в той же манере продолжает, умело игнорируя негодующий взгляд брюнета - все пройдет тихо. Сая медленным шагом отходит от столешницы. Пальцами проводит по скрипящей поверхности небольшого столика, своими каблуками, издавая гулкие острые удары. Однако, подняв взгляд обратно на парня, еще больше довольствуется. - Похоже ты не знал… - потрясённо тянет Пэ, ничуть не скрывая наигранной фальши в своих глазах, игнорирует злое выражение лица брюнета, расслабленным шагом направляясь в его сторону – тогда... Может мне стоит помочь тебе? - расплываясь в довольной улыбке подходит ближе и пальцами касается оголенной кожи мужчины. - Что именно ты хочешь сказать? - сдерживая эмоции выдавливает из себя, игнорируя нахальные женские руки на своем теле. - Боже, Чон - изгибая брови потягивает - в клане сейчас творится такое... А ты даже не в курсе - поджимает брови - не думала, что от Главы может что-то ускользнуть - разочарованно шепчет. Играет с огнем. - Брось свои игры, и наконец скажи– Чон стискивает зубы да покрепче, следит за каждым движением стройной девушки, заставляя свой порыв злости где-то глубоко притихнуть. Ждет ответа. - Твой отец в Корее, знаешь это? - склоняя голову в бок спрашивает, заглядывает в каштановые глаза напротив хитро - и он ищет кое-кого. Чонгук резко сдерживает дыхание, не проронив и слова, поддерживает напрягающую тишину, которую, так умело растягивает рядом стоящая Пэ. Для нее все это подобие игры. Говорит полуоборотом. Загадками. Изводит брюнета, с присущей для нее игривостью, наблюдает за его поникшим состоянием. - Как там ее зовут? - поднимая голову выше, сгибает губы, делая задумчивое лицо. Просто издевается над ним - Нариэлла, да? В одно мгновение над головой Чонгука повисает гулкое затишье. Не принимает сказанное в действительность, ибо не хочет. Ее имя. Она произнесла имя лисенка. Пэ вздрагивает, когда мужские руки делают ей больно. Под напором поднимает голову прямо к глазам черным, чувствуя, как чужие пальцы до красноты сжимают ее остренький подбородок. Невольно шипит, выдавая в своих глазах нотки пугливого. Зверь сорвался с цепи. - Что ты сказала? - словно в бреду переспрашивает, желая, чтобы все оказалось лишь очередной шуткой - отвечай, Пэ! Сае дышать трудно. Особенно тяжелее становится тогда, когда смотрит прямо на него. Его пальцы давят. Кожу больно сжимают. - То, что не должна была! - в ответ повышая голос кричит - но я скажу. Скажу, что это конец, Чон. Время этой девчонки подошло к финальной. Она нарушила правила игры, за что ей придется ответить. Разве ты сам не этого желал? - вполне себе серьёзно спрашивает - Не хотел избавиться от Мин?

Ты хотел ее убить.

И чуть однажды не покончил с ее жизнью.

***

[Held the Light - Snow Ghosts]

Прохожим людям приходится отпрыгнуть по разные стороны дороги, только для того, чтобы их не придавило гоночным автомобилем. Недовольно проклинают безумца, смотрят ему вслед. А ему до них нет дела. Все продолжает также давить на газ, уже резко выруливая у ворот тихого места. Католическая церковь темной тучей подчеркивает пасмурные оттенки природы. Стоит огромным великаном, накрыв головы смертных темным полотном. Брюнет выходит из машины. С тяжелым взглядом поднимает голову кверху. У острых верхушек церкви, поглощающе черным океаном, кружатся и громкие вороны. Проклятые. Как бесноватые, нарушают покой священного места, и своим гулом оглушают божьих рабов. А он лишь потянув плечами, размыкает шею. Ноги сами ведут к огромным скрипучим дверям. Старательно игнорирует нарастающую тугость где-то внутри. Что-то колит. Словно то самое "что-то", старательно гонит его обратно за двери. Предупреждает о худшем. Дьяволу здесь не место Тут покоится бог. Внутри все ломит. Сдерживает неконтролируемую дрожь в челюстях, подкусывая губы с обратной стороны. Стены эти уже душат. Иконы, божьи создания и их безликие силуэты наблюдают за ним неотрывно. Дети всевышнего не принимают в родном своем приспешника темного. Пугаются. Взгляд его кажется более зловещим. И ему крайне хреново. Стоять среди молящих, считает себе позором. Силой приостанавливает шаг. На пути его стоит нечеловеческое создание. Светлое божество, с раскрытыми объятиями призывает к молитве своих верующих. Наблюдает за всеми глазами безжизненными, украшая огромный оконный вырез своими красотами. Чонгук не понимает, что видит такого отталкивающего во взгляде ангела. Его взор печален. Смотрит будто крылья его сломлены, сломлена также и нетронутая темными пороками душа. Глаза словно его тоскуют. Они скучают. И ему совершенно непонятно, почему в отражении этих рисунков видит и себя. Потому что ненавидит Сердце его больше не верит. - Вера в бога спасает? - голосом низким прерывает тихую гладь. Непонятное чувство тлеет где-то внутри, когда вдруг вблизи слышит отчетливые ритмы сердечных ударов. Рядом кто-то задерживает дыхание. Он чувствует. Без должного ответа, получает лишь молчаливую недосказанность. Краем глаз видит движение руки. Сложенные пальцы продолжают вычерчивать силуэт креста на груди, повторяя плавные узоры и последующие два раза. Но все так же тихо. Брюнет не стесняясь в выражениях своих эмоций, пускает некий смешок по губам. - И все же... - задумчиво начинает, продолжая неотрывно следить за силуэтами в отражении мозаичной плиты - Спасает? - Убивает - запоздалый ответ заставляет приглушить свои мысли в голове, голос родной пробивает глубину утаенной души. В нем нотки самого печального и усталого. Чонгук замирает в дыхании. Убивает? - Стоя у его подола я погибаю. Продолжаю погибать и когда молю о милости божьей - сдержанно выговаривает, не сбивая в своём тоне некий оттенок холодка - однако, вера в бога дает мне надежду. Я верю - карие глаза сменяются цветом в более темный - спасения в нем нет. Лишь наказание. Твое наказание.

Ты - демон. Ты - падшая плоть свергнутого.

Ты - сын, которого я невзлюбила.

Губитель душ и их пожиратель.

Черноволосый вдруг слышит. Поднимает глаза вверх и встречается с парой чужих. Невольно кутается в темно-испорченное полотно, в нежелании читать слишком громкое в некогда родных и тёплых ему каштанах. Это оно. Это холод. Но в нем ему стыдно приятно. В этом холоде горячо. - И когда же... - чернотой улыбается - когда придет моя участь расплаты? Он приготовил мне наказание? - Он - повторяя тон в тон проговаривает, продолжая опалять презренным взглядом брюнета - давно наказал тебя. Вмиг, когда небо расцвело в отражении кровавых вод у твоих ног, Я от тебя отказалась. Теперь ты перед богом в ответе один. - Но тебе было мало. Демон в тебе стал сильнее в тени одиночества. И рядом с тобой все живое пагубно гнило... Как и внутри - с особой печалью в голосе шепчет - я молилась богу, обессиленно пытаясь защитить свое дитя - чувствуя ком у горла нервно сглатывает, дрожаще прерывая голос полутоном - но молитвы тебе больше не помогают. Что-то в тебе сломалось, и в тот момент, Бог от тебя отвернулся - с поиском нужно ответа заглядывает в черные глаза, с надеждой, что возможно в них что-то найдется. Но ониксы эти поглощают. Утаскивают в глубину пропасти и ее. Там живого нет. Лишь его чернота. - Отвернулись все - душа рвётся на части, потому что Чонгук горит, его взгляд становится адским, а оскал все злобнее - все. - Кроме нее.

Верила в тебя до последней зари.

Ее душа была самой чистой и светлой.

А сердце нетронутым лишь для тебя одного.

Искусил. Погубил. Разрушил. Уничтожил.

И он все продолжает читать. Видит в глазах немое обращение. А костяшки на пальцах белеют. Черный свирепо рычит. Яро сквернословит самыми страшными проклятиями. Потому что кожа его начинает тлеть. Ему ужасно больно. Сука, разве мне может быть больно? Холодный ветер забирается прямо под платье женщины. Холод становится промозглее, когда та замирает в черном океане напротив. Ее пробивает сильно. Становится страшно, находя в облике сына нечто мрачное и поистине устрашающее. - Разве она заслуживает той жизни, которую ты ей выбрал? - продолжая подливать масла в оголённый дымок шепчет. Смотрит за ним. Не заслуживает. Но Чонгук вслух ничего не произносит. Губы смыкает в плотную линию. Челюсти сводит впритык. Медленно, ленивыми шагами подступает ближе к матери. Все неотрывно продолжает сжигать ее своими огнями. - А разве другая жизнь есть? - смотрит на мать бездушным взглядом - ответьте матушка - требовательно спрашивает, на мгновение, заглядывая в тёмно-карие глаза напротив - после всего, что было. После той терзающей боли. Невыносимых мучений. И наших страданий. Мы заслуживаем другой жизни? - В этой боли она страдает невольно - обреченно заявляет, а в глазах сына находит отчаяние - в ней погрязла, сгорая от чувств к твоему родному. - И вы должны были потушить эти огни прежде, чем они переросли бы в нечто большее - севшим от гнева голосом произносит - и тогда возможно, она бы не совершила поступок, ставящий под большую угрозу ее никчемную жизнь. Чон наблюдает за тем, как в темных зрачках сгущается бездонная чернота. Его взгляд ядовито кусает. От него ужасно больно. Женщина застывает с серым лицом, в нем он находит, что-то схожее с чувствами страха. Грудь сводит щемяще. То, что пыталась скрыть от опасного, стало раскрытым. Он знает. - Какой бы трудной она не была я позволил - шепчет злостно - оставил ее под вашим крылом и разрешил быть с ней рядом. Я позволил ей жить - сводит хмуро брови к переносице. В его словах ни капли сомнения. Минджу ничего не отвечает. Когда глаза родного сына начинают зверски испепелять уводит взгляд вниз. Голова кажется вот-вот взорвется, ибо серая плитка под ногами начинает расплываться перед ней волнами. Так на нее действует его темное. И она не может свыкнуться с тем, что в этой безумной борьбе сгорает каждый из них. Ее сын Ее ненавидит. - Но вы упустили - горькой правдой опаляет тело матери - упустили ту, чью жизнь я доверил вам в руки. На ваших плечах, отныне будет и эта страшная ноша - Чонгук прерывается, бросает взгляд на встревоженную мать, она боится даже взглянуть ему в глаза - вы можете и дальше продолжать обвинять меня во всех горестях и тяжестях вашей жизни, однако теперь, будьте осторожны, ибо отныне жизнь Мин Нариэллы в моих руках - правда больно колит душу, режет по частям усталое сердце - за мной последний ход. Минджу с прерывистым вздохом задерживает дыхание. Вены на шее становятся в напряжении, а лицо предательски выдает все ее страхи, когда она пытается сдержать эмоции. Чувствует, как Чонгук отстраняется от нее, продолжая просверливать на ее лбу огромную дыру. Смотрит. Желает видеть глаза матери, пропитанные нотками тревоги и безысходности. И сейчас Чон старшей, как никогда плохо. Сквозь силу поднимает голову, смотря перед собой видит сына. Расстояние между ней и уходящим Главой становится все больше. А она, становится все ближе к своим страхам. Чувствует. Уйдет он - потеряет ее. - Твой отец убьет Мин. Чонгук вдруг останавливается в движении. Из головы вылетают все мысли. Не может думать о чем-то, когда мимо него пролетает колкие слова. Замер. Почему-то стало больно... Стало ужасно страшно. - Неисправимое произойдет, если он найдет ее - больно и до потери пульса хреново чувствует себя, ибо слова матери продолжают ранить - потеряешь ее навсегда, если и в этот раз отступишь. И прошлое, от которого ты скрываешься, станет страшным настоящим. Для неё, он все также молчалив. Тело не дрожит. А челюсти не стиснуты. И лишь внутри волк стонет. Вой его неудержимо громок. Чонгук пытается скрыть боль, за маской безразличия. - Ты спасешь ее, не допустишь свою ошибку дважды. Ибо в ней кроется твое прощение. Все же - в голосе пропадает чувство уверенности, лишь полушёпотом продолжает - что-то заставляет меня в это верить. Прощение? Он вообще заслуживает прощения? Чонгук все еще пытается ухватится губами за воздух. Вдыхает его жадно, напрягая крылышки носа до самого максимума. За спиной чувствует взгляд женщины. И его это бесит. Вдруг кажется, словно огранка между его чувствами и окружающим миром стирается. Это видно по его глазам, становятся чернее обычного. И даже маленькие ангелы на священных рисунках, пытаются всеми силами скрыться от этого адского ядовитого взгляда. Все вокруг ужасно ломает. Чонгук различает перед собой лишь неясную картинку. У границы своего терпения понимает, он на взводе. В сердце, как казалось бы, ощущает колкие удары. Чувство удушья его не оставляет. Он так еще не ломался. Нет. Это страх. Нечто для него чужое и необыденное. Но он не готов. Не покажет своего "истинного" спрятав его за привычным "темным". Прятал его всегда. И сейчас сможет. Минджу наконец встречается с его глазами. Невольно застывает на них своим взглядом. - Во мне больше не осталось того, во что бы вы могли верить - вдруг тихо произносит Чонгук, пугающим голосом, от которого становится в десятки раз страшнее - и у вас больше не осталось на это право. Чонгук продолжает леденить своим оскалом. Смотрит на мать вызывающе. А та вдруг что-то чувствует. Он своими же руками разрывает между ними ту самую тоненькую нить, которую она пыталась так бережно сохранить. В нем нет желания быть рядом. В ней матери уже не видит. Да. Она его не узнает. Брюнет хриплым дыханием втягивает горячий воздух и вдруг медленно подходит к Чон. - Вы посмели скрывать от меня случившееся - его злобный оскал заставляет склониться - и теперь смотрите, к чему это привело - смотрит холодно, растягивает между ними молчание, уж слишком мучительно долго - молитесь - сквозь зубы шипит - молитесь, ибо я должен найти ее живой.

***

Коридоры темного цвета кажутся бесконечными. В них нет конца, кажется, по ним красноволосый ступать будет долго. Место, где проводят свой покой самые главные мафиози страны кажется нагнетающим. Он здесь не впервые. Однако обстоятельства, при которых он тут оказался, весьма напрягают. Не зря его полоумный братец Чонгук недолюбливает это место. Светился тут лишь пару раз, и то, только когда того требовалось советом. Глава правительственного клана, тут, весьма редкий гость. Его толком и не интересуют все неполадки и вечно выясняющие между собой отношения остальные лидеры домов. Хосок думает также. Это логово загнивших бесит и его. Тормозит перед большими дверьми, у которых его встречают пара глаз громил-церберов. Своего человека за милю чуют. Приветствуют поклоном и, раскрывая двери, пропускают внутрь. В голову тут же ударяет запах табачного. Испанские сигары ограниченного выпуска. Такие по карману лишь единицам. И один из этого небольшого десятка, стоит перед ним. В комнате темно, как раз то, что так нужно для людей из пылкого криминального общества. Интерьер тоже не уступает общей ауре. Все в стиле выдержанном. В строгом, но не без дорогостоящих дополнений. Хосок, через весьма выдержанное "не хочу", склоняет голову. - Председатель Чон. На словах его стало тише. И громким казался лишь вздох, рядом сидящего мужчины. Чон Еннам - шестой Глава клана Чон. Не так давно, сложивший с себя обязанности вожака, передав всю черную империю в руки своего единственного сына. Тот, кто сделал для мира корейского весьма многое, и довольно внушительное. В их кругах, Еннам, человек многоуважающий. Слово его закон для тысячи и больше человек. Люди, знающие толк, безмерно ценят его нахождение в этой общине, покорны ему и даже сейчас, когда у власти хозяин другой. Собаки всегда остаются верны своим хозяевам. Но у нынешнего Главы тоже найдутся свои псы, их, более, чем предостаточно. Мужчина бросает на племянника непринужденный взгляд, откидывая выпаленную сигару, на край небольшой пепельницы. Кажется, смотря на Чона, думает о своем. Слишком долго. Взгляд у седоволосого строгий, очень серьезный. - Здраствуй Хосок - парой слов обращается к парню - присаживайся. Хосок садится напротив. Плюхается на мягкое кресло небрежно, расставив руки по краям бортиков. Смотрит на старика Чона. Все происходящее, ну очень не по душе ему. Совсем не понимает, зачем тому понадобилось так неожиданно срывать рабочую поездку. Особенно для чего приказал привести Хосока к себе. Чувствует, что-то происходит неладное. И это "что-то" быстро ускользает из под его носа. Хосок ждёт момента, когда можно будет начать разговор. Конечно старший господин, как видно, не торопится начинать первым, но все же. внимание Чона вдруг привлекает вошедший мужчина. Тот подходит к старику приветствуя и красноволосого. - Председатель Чон - подходит ближе - члены совета в полном сборе, все ждут вашего присутствия. Изучающим взглядом Чон окидывает пришедшего. - Заседание совета? - подозрительно спрашивает, не забывая презрительно стрельнуть на скрывающего чего-то мужчину - Глав не оповещали. - Только свои люди - на одном дыхании выдыхает старший, быстро ставит подпись на какой-то бумажке и отдаёт обратно в руки мужчине, отправляя его дальше. Хосок молчит. Ему все это не нравится. Если старик собирает совет, да ещё и созывает конкретно своих людей... то значит, что в клане происходит нечто опасное. Еннам отводит взгляд от окна, и встречается с поникшим красноволосым. - Чтож - задумчиво начинает, направив все внимание прямо на племянника - я возможно в силах понять твоё негодование. Но, мне было необходимо видеть тебя - чуть склоняя голову проговаривает - именно сейчас. - И это настораживает больше всего - задумчиво тянет Хосок, изучающим взглядом следя за мужчиной - Председатель - загадочно тянет свой голос, с каждой секундой становясь все серьезнее - что происходит? - Ну разумеется - ухмыляется, выпрямляя спину - ты Хосок, всегда умело оценивал любую окружающую тебя обстановку. Ничего не изменилось, верно? - кивает, в подтверждении своих же слов - тогда возможно, ты поймешь и то, что над нашим кланом нависла большая угроза. А когда она есть, приходится делать все необходимое для ее устранения - О какой угрозе идет речь? - вскидывая бровью спрашивает. Тот, лишь прочищая голос умолкает. Отрывает взгляд от лица непонимающего и переводит его на одного из подчиненных. Телохранитель, некогда стоявший бездвижно, вдруг ожил. Хосок, хмуря брови, смотрит на появившегося рядом шатена, ему не нравятся непонятно откуда взявшиеся чувства недосказанности. Вокруг все кричит загадками. И это неимоверно выводит из себя. И даже, когда тот рукой тянется в карман, Хосок продолжает смотреть на него с недоверием. Но там лишь небольшой конверт. Позже, он попадает на стол, прямо перед ним. Без всякого приглашения, берет вещицу в руки. Парой движений успешно раскрывает запечатанный конверт, понимая, что внутри лежат фотоснимки. Минуту, может больше, сидел прожигая своим взглядом небольшое фото. В голове каша, да такая, что не разбавить ее абсолютно ничем. Ибо вопросов, становится у него, как кажется, куда больше, чем самих ответов. Поднимает короткий взгляд на Еннама, и по взгляду видно, ему есть, что сказать. Однако в ответ получает лишь очередную порцию тишину. Оно слишком многословное. И вдруг противная горечь, словно тяжелым комом застревает у него по самое горло. И он понимает, на свой страх понимает абсолютно все, что хотелось сказать мужчине. В этом взгляде разбирает каждое слово. Поверить не может, но кажется его начинает трясти. Это злость. Она внутри просыпается. Края снимка под напором искривляются, некогда идеально ровные линии становятся уродливо помятыми. А на лице красноволосого оскал сменяется кривой улыбкой. Сквозь смешок вдыхает воздух. - Никогда - грубо шипит на мужчину. Дергает рукой и фото легкими волнами скользит по воздуху. Также плавно соприкасается и с красным деревом на столике. Приглушенный свет гуляет по стенам закрытого от чужих глаз кабинета. И лишь часть вещицы отдает слегка ядовитыми вспышками от люстры, свисающей на нее прямо с потолка. На фото разобрать лишь яркий свет и еле заметный глазу профиль рыжеволосой девушки.