"Она вознесла меня до небес, дьявольская тень пришедшая за мной из черного ада, пленила и ослепила. Я на вершине грехов, где ты меня уже не спасешь"
- У меня нет времени, и... ты ведь знаешь - теплая змейка слетает с алых губ и медленно расплывается в окружающем холоде, спокойный только на вид голос, моментами становится тише и басисто вновь пришёптывает - они скоро придут. Голос, ищущий спасение, желающий обрести покой и умиротворение. Это желание также несбыточно, как и возможность быть просто услышанной. Голубые глаза ловят в ониксах свое отражение, но в них кажется холоднее, чем здесь. Всепоглощающая темнота длинными лапами обводит каждый контур замерших фигур и туманом поглощает их в своей ядовитой окраске. На промозглой земле видными остаются лишь небольшие следы и еле заметный глазу, блеск мелких снежинок. С каждым новым хрустом свет от машинных фар все отдаляется, ветер продолжая выть под ушами, громоздко поднимается вверх и словно разгневанно падет вниз, поднимая у ног леденеющую душу, снежную бурю. Алые губы покрылись белоснежными метками, в уголках собираются капельки, а глаза все также глядят лишь вперед. - Меня не должно быть здесь сейчас... - с каждым словом быть неуязвимой чужому взгляду, кажется труднее, волнение пожирает, однако леди пытается оставаться непоколебимой - но я вынуждена просить тебя об этом. Впереди стоящая фигура все также неподвижна, но та замечает, уголки бровей припускаются и черный взор становится острее. Легкий снежный пух оседает на редких ресницах, но она смотрит все также твёрдо. - Просишь меня помочь вам спрятаться? - холодно и чёрство. Алые губы чуть подрагивают, и женщина теряется, получая подобную сухость в ответе. В груди больно вскалывает, но нечто более важное заставляет перешагнуть через свою гордость и вдребезги ее растоптать, даже перед тем, кто когда-то был для нее самым родным. - Только ее - выдавая пару слов сквозь боль, еле сглатывает. - Куда ты увела детей? - не меняясь в лице черноволосая подает голос и вновь взбудораживает разволнованную девушку. - Нгаиль велел увезти их в особняк, но не знаю, насколько это поможет... - растерянно ведет головой и дрожаще смыкает тяжелые веки - боюсь, этого недостаточно. Я... я должна их защитить, понимаешь? - Здесь - ровным тоном начинает брюнетка, прожигая взглядом подругу - ты им не поможешь. Они не должны оставаться в Корее. Твёрдый голос становится властнее, но ледяная глыба равнодушия не тает. Она не верит. Ты ведь не можешь оставить меня? - Ты ведь знаешь, не получится - лёгкая улыбка касается губ, но лишь проговоренные слова сквозь неимоверную боль дают понять, что на самом деле таится в сердце шатенки - и даже если так, я не смогу уговорить сына, он не останется в дали от нас, будет биться, но … - тяжело поджимая губы, кажется, что женщина почти на грани, глаза, они выдают ее и ту боль, что беспощадно кромсает материнскую душу - Нари... Я не могу оставить ее с нами. Горящие ониксы ядовито касаются голубого небосклона в ее отражении, облака в них потухают, возгораются ярко и пеплом оседают на сырой бесцветной земле. Мольба в глазах и неустанное «прошу» Но оно колит больно. Быть чёрствой и держаться подальше от ее боли - хуже смерти. - Ты должна была думать об этом раньше - поджимая дрожащую челюсть, брюнетка подаёт голос твёрдо, и прозрачно смотрит на девушку - тебя предупреждали Сонен, предупреждали и давали время - маленькая пауза и лишь для того, чтобы сделать спасительный глоток воздуха, горло сводит, все в ней кричит с просьбой закончить все это, грозно кривя взгляд, проговаривает - ты могла спастись сама и спасти своих детей! - И от этого мое сердце разрывается еще сильнее! - терзающая все это время боль, вырывается с губ и проносится рядом остужающим вихрем - я так виню себя за это, мне так жаль... - поддаваясь эмоциям, она обнажает свою боль и жалобно стонет - но разве я могу бежать... Могу оставить все, что у меня есть и просто сдаться? Что-то секундой прерывает неугомонный стон. Голубые глаза пропадают в пелене слез, но с надеждой глядят лишь на нее. Тихо с уст срывается и ее шепот, пропитанный отчаянием. - Ты бы сдалась, Минджу? Стоя в паре шагов от подруги, девушка обжигается жгучей волной потрясения. Своего потрясения вперемешку с таким же чувством вины. Оно съедает. Убивает не меньше собственного. - Я бы сделала все, чтобы остаться в живых - гордо вскинув голову заявляет брюнетка, а свое внутреннее волнение прячет в плотно сжатом кулаке. - Ты бы сделала все, чтобы спасти своих детей - подавив подступающие слёзы, еле хнычет, чуть припустив голову - ты ведь тоже мать - лёгкая улыбка за которой ступает и горечь сожаления - и я знаю, тебе сейчас также больно. Больно неимоверно. Страдая и вместе с тобой. Но я не могу. Шаг назад, и она разрывает между ними тонкую нить. Минджу своими усилиями заставляет себя отступить и выдать во взгляде жестокое равнодушие, в желании отдалиться от девушки. - Ты... - в полуслове чуть давит голос - ты сделала ошибку, приехав сюда - уводит взгляд и дрожаще кивает охране за спиной у шатенки. - Прошу - надежда в голосе угасает с каждой секундой все сильнее - она же совсем ребенок... Страх колко вцепился по самое горло. Госпожа чувствует на себе чужие руки, но не поддается уговорам, продолжая вертеть головой. - Госпожа Мин, нам пора возвращаться - голос телохранителя оказывается неуслышанным. Минджу видит сопротивление той и то, как она упорно продолжает шептать единственное "умоляю". Первую леди хватают за локоть и осторожно просят вернуться в машину, но чужие голоса ей не слышны, она на них не реагирует, видя перед собой лишь подругу. - Уходи - шёпот, похожий на крик, приводит Со в сознание, близко подойдя к девушке, Чон грозно смыкает челюсти - возьми себя в руки и вернись к своим детям, ты нужна им, только ты в силах защитить их - переполненная эмоциями, растерянная Сонен не могла вымолвить и слова, продолжая сжимать губы и жалко смотреть в глаза подруги - мне жаль, я не смогу помочь тебе, Со. Не имею права. Просто не могу. Прости. В эту секунду девушка почти оказывается в руках охраны, а силуэт второй леди скрывается в толще тени, быстро стремясь в сторону припаркованного черного автомобиля. Но Минджу не успевает пройти и полметра, она резко чувствует на себе тоненькие руки и под давлением чужого тела оказывается развёрнутой. - Минджу прошу - теплые пальцы шатенки накрывают ее ладони и неожиданно тянут к себе. Брюнетка не успевает сообразить, как чувствует тыльной стороной ладони что-то холодное. - Я спрячу ее там - быстро выдавливая из себя еле слышный шепот, шатенка сильнее смыкает своими руками ее - и если вдруг - на вдохе сдерживая приступ слез снова шепчет - если у нас не получится прошу тебя, вернись и забери ее. Что значит «не получится»? Сердце вдребезги. Находя в голубых глазах немое прощение, душа Минджу вдруг сжалась. - Ты моя последняя надежда. Внезапный жар накрыл все тело, а сердце холодной леди резко заколотило десятком ударов в секунду. Глыбок льда начал таять и посреди темной мглы в ее сжатом взгляде возникло тепло. Оно зарождалось в ней яро и желало поскорее настигнуть и ту, чьи глаза последней секундой казались ярче ослепляющего солнца. В нем она когда-то находила покой. Но в этот раз не смогла, оно оказалось недолгим. Кучка телохранителей окружают девушек и Минджу теряет фигуру подруги за спиной у одного из мужчин. Она окончательно упускает ту из вида, когда сама оказывается в чужих руках и словно в тумане, делая один шаг за другим, невольно отдалялась от места их встречи. Пропасть между ними становится больше и в конце концов земля под ногами навечно уходит. Они по обе стороны дороги, и каждая знает - для них этот путь последний. Падая на пассажирское кресло, Минджу словно в попытке набрать в лёгкие воздуха, сильнее кривится и грубо впивается пальцами в ткань своего пальто. С очередным вдохом биение сердца учащается и резкая боль все сильнее ударяет по груди. Пальцами сжимая край ткани, Минджу упирается в острие ледяного металла и в страхе разомкнуть глаза отдирает ладонь от себя, жалобно прикусывая уголки губ. В руке поблескивает маленький ключик, красивыми узорами переливаясь под сиянием лунного света. И зажмурив глаза посильнее, Чон срывает с губ тихий стон. - Да, ты права, я мать - шепот тихий подобный мягкому трепету, а глаза снова поневоле начинают слезиться - и я делаю это ради будущего своего сына... Ради него. Рвано вздыхая она вновь сжимает ладонь и опускает голову вниз. - Прости меня...Ты была мне лучшей опорой,
но я так и не позволила себе быть опорой и для тебя.
И с тех пор прошло много лет. Достаточно много для того, чтобы дать себе отпустить тот самый тяжелый вечер с памяти и навсегда его позабыть. Многие твердят - время способно вылечить душевные раны, но Чон уверенна, что эти раны никак не сошлись, лишь стали глубже и больше. Они вечно ноют и напоминают ей о том, кто она на самом деле и не дают возможности оправдать себя. Шрамы оставили след, который будет вечно кричать о ее жалком предательстве. Трещенки от них просачиваются к самому сердцу, а сгустки не засохшей крови с каждым разом все больше наполняют разрывы кровавыми узорами. Они похожи на розы, ровно такие же, как и те, которые она держит в руках. - Кто эта женщина? - мягкий мужской голос отдергивает леди от раздумий и та, выпрямив спину наконец отстраняется от окна, оборачиваясь в сторону только вошедшего юноши. Блондин стоит недалеко от нее, и завороженным взглядом смотрит на небольшой потертый фотоснимок в руках у Первой леди. На нем изображены две молодые девушки, радостно позирующие, на фоне морского пейзажа. Минджу также не смущает вопрос Пака, и она все спокойно продолжает глядеть на бумажку и медленно поглаживать ее большим пальцем. - Она похожа на... - Чимин задумчиво запнулся и медленно перевел взгляд на женщину, не решаясь продолжить. - Да - медленно пришёптывая. А Пак, получая неожиданный ответ, впадает в смятение. Он бы в жизни не подумал, что дети могут быть настолько копией своих родителей. Женщина на фото была отражением Нари и глаза ее блистали также, как и у той, и в этом он находил потрясающее сходство. - Ее мать была мне больше, чем просто подругой, и ее присутствие в моей жизни казалось благословением - ровным тоном говорит женщина, а Чимин в ее голосе находит нотки обреченного - но... - рвано выдыхая - к сожалению поняла я это слишком поздно. По реакции леди Пак понимает, что сказанное той вышло чрезмерно тяжелым. По горькой улыбке и еле видному блеску в уголках ее глаз стало ясно - что-то съедает ее и это чувство ее угнетает. - Я не смогла протянуть ей руку помощи, когда она так во мне нуждалась. Выдерживая на себе его взгляд, Госпожа неосознанно сжимает край снимка. В ее голове звучат слова куда громче сказанных и каждое из них подобно стреле врезается в грудь. Она не может раскрыть перед ним свою истину и от этого лишь жалко улыбается. А Чимин лишь прожигает женщину колким взглядом, своим обыденным и нисколечко не обвиняющим, на удивление той. - Уверен, на то у вас были свои причины, Госпожа. Хмурый взгляд отрывается от рук и неожиданно переходит на парня. Минджу неосознанно обводит блондина сверкающими глазами. - Я не знаю, почему вы вините себя, ведь благодаря вам Нари выросла хорошим человеком - на его лице расцветает улыбка - вы вырастили ее дочь, как своего ребенка, и я думаю она была бы благодарна за это. - Не уверена - женщина горько улыбается - Нариэлла в дали от меня. Я упустила девочку и теперь не имею возможности даже увидеть ее. И даже так, я готова на это - в глазах Госпожи проскальзывает блеск уверенности, в ней ни капли сомнения - только бы знать, что с ней все в порядке. Чимин опускает голову, чтобы леди не увидела секундную злость на лице блондина. Тот за спиной сжимает кулак и устало тянет. - Думаете, Глава ей не навредит? - Он опасен, но одно я знаю точно - поднимает голову, направляя взгляд на своё отражение в окне - будь она с нами, мы бы не смогли ее защитить, так, как делает это он.***
Долгое и протяжное время одинокий дом на высоком холме был оглушен волной безмолвия и мертвевшей тишины. Казалось бы, даже животные обители в лесной глуши не издавали ни звука, украдкой проносясь мимо затихшей постройки. Единственное, что было слышно, так это дождь, который малейшими капельками громоздко ударялся об кровельную крышу дома и также громко стекал по выводным трубам прямо на листья деревьев. Словно отбивая секунды на часах, капля за каплей, продолжала бить и по запотевшему окошку. И с каждым новым его звучанием, редкие ресницы подергивались все больше, а светлые брови сводились к друг другу. Мелкое пробуждение по чуть-чуть захватывало сонную девушку и также аккуратно выводило ее из царства Морфея, хоть это и выдавалось с трудом. Ночной зверь, живущий в ее кошмарах не торопился выпускать пленницу из своих рук, желал растянуть момент страха подольше, но Нари удается проснуться, чуть дергая головой. Тут за этим движением следует и ноющая боль, что неприятно ударяет в области виска. Медленно приходя в себя девушка пытается разомкнуть затекшие веки, моментами вновь закрывая глаза. Возможно, Мин и не знает, какого это, приходить в себя после пьяной ночи, но именно так она себя и чувствует: голова трещит по швам, тело ужасно завывает от малейшего и движения, а на глазах тяжело нависает неразборчивая пелена дыма. Вдруг мелкая дрожь расползается по телу и Нари ловит слухом скользкую мелодию сквозного ветерка. Ледяной порыв касается алых щек, от чего та чуть щуриться. В попытке поскорее отстраниться от неожиданно возникшего холода, Мин резко замирает. Она все еще спит, раз чувствует этот холод. Ведь то, что морозило душу в страшных ужасах, оказалось не выдумкой подсознания. Мин намертво притихает, точно регулируя ритм своего сбившегося дыхания, чуть опускает голову вниз и замирает растерянными глазами на своих ладонях. Взбушевавшаяся буря внутри девушки пронеслась мимо, унося собой и ее спокойствие. Она сносила все. Все живое и каждый облик ее страхов. Но только не его тень. Длинные израненные мужские пальцы крепко накрывают ее, позволяя Мин всей кожей ощутить градус чужого тела и то, насколько оно горячо. Холод вперемешку с раскаленным теплом обвивают стены комнаты неприятными волнами, Нари не хочется чувствовать эту определённо давящую обстановку на себе, но даже так не может ей сопротивляться, ибо замирая испуганным взглядом на силуэте брюнета, становится полностью опустошённой и вымотанной. Лучше бы она продолжала умирать там, в своем сне, ибо сейчас ей больнее в разы. Рядом с ним и дышать тяжело. Невозможно. Чонгук рядом. Тот сжимает ее худощавые пальцы все крепче, даже сквозь сон норовит не упустить ее, продолжая сдавливать тоненькие кости в своем сильном захвате. Нари в попытке незаметно выдернуть руку, чуть вздыхает, ибо делает только хуже. Чонгук сам неосознанно, подтягивает ее ладонь ближе, словно боясь выпустить родное тепло из своих холодных касаний. Он будто нуждается, в ее тепле и присутствии лишь выживает. Он никогда не держал ее так. С тех времен никогда... Все это до ужасного непозволительно, и Нари словно чувствует, что-то не то. Хватает секунды и лишь одного взгляда, чтобы понять, что это горячее жжение исходит не от ослепляющего солнца, а от его тела. У Чонгука жар, притом слишком сильный. Она неуверенно прикладывает тоненькую ладонь к его потному лбу и страшно пугается - он действительно горит. Чонгук не спит, ему плохо Нари резко выдергивает руку и опускаясь на один уровень с ним, снова прикладывает ладонь к его горящему лбу. Будучи совсем безмолвным, Чонгук никак не реагирует на действия девушки. Его крутит из стороны в сторону, и не в силах открыть глаза лишь слышит девичье и тихое - Чонгук? Но ни голоса, ни сил, ничего не осталось. Продолжая податливо гореть в объятиях боли, все больше теряет сознание, а Нари лишь сильнее пугается - она должна что-то сделать. - Чонгук... - видя, как парень устало размыкает тяжелые веки, Мин дергается ближе - Чон ты... - тело брюнета все сильнее обмякает и медленно опускается на руки растерянной девушки. Но Нари застывает в секунду. Тихо вздыхая, чуть судорожно смыкает губы, а глаза неуверенно опускает вниз, в надежде на то, что ей всего лишь показалось. Но жалкая правда оказалась жестокой. Делая несколько рванных вдохов и выдохов, пытается себя успокоить. Все.будет.нормально. Смыкая губы от пожирающего волнения, девушка пальцами касается мужской рубашки, и чуть задирает низ кверху, открывая вид на небольшую окровавленную рану. Чонгук был ранен. На крыше, когда Чон пришел за ней, Хосок его ранил. Вонзенный в его кожу нож оставил след. Но Чонгук терпел всю эту боль? Нари волнительно вздыхает и с ужасом на лице поднимает глаза на брюнета. В эту же секунду ее пробивает дикая дрожь, а сердце завывает от боли.***
- Это закрытая территория, вам сюда нельзя, Господин. Один из низ выходит вперед, закрывает дорогу появившемуся гостю, но не успевая выставить руку в знак протеста, оказывается откинутым в сторону. - По приказу Главы, мы не можем впускать посторонних - второй пытается вновь переубедить на вид взъярённого мужчину, но тоже остается неуслышанным. Охрана гостя встает впритык с негодующими мужчинами, заставляя тех разом расступиться на пути у важной персоны. Выхода нет, как и шансов противостоять такому человеку, как Чон Еннаму. Они лишь псы, ему совсем неровня. Большая железная дверь оказывается чуть-ли не снесенной, оглушая темное помещение неопрятным скрипом. Мужчина разом сводит брови книзу и жутким прищуром обводит все перед своими глазами, наконец не натыкаясь на нужное. Внутри него все разом вскипает. А чувства передает лишь оскал, ярко выражающий на лице у старика что-то подобное гневу. Он делает пару шагов, но уже ловит на себе взгляд черных глаз. - Ты не смог прикончить девку - холодный голос отдается эхом по сырой камере, его обладатель вместе с последним словом ядовито скалится и хмыкает, снова убеждаясь в правоте своего высказывания. Сидящий в углу силуэт даже не дергается, продолжая неподвижно смотреть прямо в глаза седому мужчине. Сквозь темноту сверкают его черные, словно окутанные смолой, глубокие зрачки, улавливая каждое колебание полу изведённой лампочки на потолке, поглощает и превращает в маленькие искорки, которым пуляется со смеху. Старик оскорбляется подобной улыбке, но оставляет ее без внимания, твердо уставившись на красноволосого. - А кто вообще сможет? - внезапно вздыхает и устало облокачивается спиной об холодный бетон - вы? - улыбается Хосок, с удовольствием наблюдая, как каждая морщинка на старческом лице приобретает все резкие черты, но он даже на секунду не мешкается, когда в одном лишь взгляде Председателя видит предупреждение - нет. Тот поджимает губы и почти уверенно мотает головой, словно доказывая, что сказанное им не является простым предположением. В этом "нет" им спрятано нечто твердое и ничем непереубедимое. Нет - это никто и никогда. Еннам же, разбивая тишину своим тяжелым дыханием, склоняет голову вбок, усерднее пытаясь рассмотреть лицо племянника в темноте. Оно покрыто тяжелыми побоями, украшено кровавыми ранами, которыми саднит и все остальное тело. От этого вида становится противно, если сейчас Хосок в таком состоянии, то что от него оставит Чонгук? - Он не позволит - змейски шипит, ровно глядя на мужчину - всех, кто посмеет, ждет жалкая участь, и вы не станете исключением. - Думаешь у меня не получится? - оскорбленно протягивает тот в ответ - не сравнивай мои силы со своими, Хосок, не ставь льва на один уровень с гиеной - низким грубым голосом произносит Чон, все ближе наклоняясь вниз - гиена жрет то, что не было доедено львом, ты попытался, но с остальным я справлюсь сам. - Говорите, вы лев... - голос Хосока звучит хрипло, совсем по больному, но боль в груди не мешает ему лукаво растягивать уголки побитых губ и чуть усмехаясь пришёптывать - но кто тогда он? Красноволосый облизывает пересохшие губы и с опасной загадочностью прищуривает свой взгляд. В один момент их глаза столкнулись яро и выраженные оскалы на лицах вмиг помутнели. Тот не протягивает ни слова, наблюдая за игрой черноты в ониксах парня. - Демон - вдруг на его лице расцветает ухмылка, напоминающая оскал дикого зверя, а в глазах загораются синие огоньки - я видел сатану в его глазах - пугающе тянет, словно наслаждаясь запахом его страха - а знаете, что самое гадкое? Чон медлит, словно дразня растягивает и без того направительную паузу, резко повисшую над их головами. - Этот демон был предан ей, а его глаза были готовы рвать и убивать, лишь ради нее - приторно протягивая слово за словом, Чон наблюдает за тем, как глаза старшего наполняются икорками гнева и все продолжает разжигать внутри него чувство волнения - пока она живет в его сердце, никто не в силах с ним справится. Никто.***
Дверь ведущая в белоснежную спальню нежно приоткрывается, выпуская из ванной комнаты миловидную девушку, что медленно проходя к туалетному столику, аккуратно накидывала на плечи халат из тонкого атласа. Бирюзовый цвет идеально гармонирует с нежной кожей блондинки, а ее золотистые локоны завершающе дополняют утренний образ, красиво спадая с оголенных плеч на дорогую ткань. У Сунан внешность полностью противоречивая стандартной корейской, у нее выраженное двойное веко, большие глаза, но не без того острые и пронзительно яркие. В детстве ее часто дразнили из-за необычного цвета глаз, который передался ей по наследству от собственной бабушки. Сверстники не желали с ней играть, превращая ее особенности в недостатки, твердили, что девочка попросту не кореянка и иметь с ней что-то общее, просто не хотят. Однако вопреки их словам, Сунан выросла, сумев побороть в себе чрезмерную замкнутость и страшную неуверенность, сохраняя в себе ту самую особенную частичку, которая и отличала ее от всех остальных. В сердце Хан всегда жила доброта, невинная и по-настоящему детская. Но сейчас, смотря в глаза своей второй копии, она ее почему-то не может найти. Сунан потеряла себя, все то, чем дорожила невольно упустила под сильным потоком уничтожающего вихря. Он в сердце ее поселил тоску с размером в пустыню. Опуская тоскливые глаза вниз, взору поддается небольшая золотистая фото рамочка, на которой изображены супруги Кимы в день их свадьбы. Их улыбки - лицемерие. Сунан уже тогда понимала, что руки, держащие ее за талию, и вовсе не родные, ведь Сокджин никогда не был близок с ней, а все, что он ей показывал было лишь подобием некой игры. Она смотрела в его глаза и не находила в них обмана, и все, потому что хотела верить. Ему. Миру. Самой себе. В силу своей выдержки Сунан и не посмеет дать своим чувствам выйти наружу, она бы очень хотела выкинуть это дурацкое фото прямо в окно, но нет, не сделает этого. Смысла от подобного будет никакого, Сокджин все равно не изменится. Достаточно того, что его сейчас рядом нет. В кровати Сунан засыпала одной не единичным случаем. Ким возвращался домой лишь когда ему заблагорассудится, за что жена была ему безмерно благодарна, ибо чувствовать в постели с ним запахи и других женщин, казалось не очень приятной затеей. Все, что касалось его, было ненавидимо ею, но она продолжала любить. Разве это не абсолютное сумасшествие? Устало вздыхая, Хан напоследок оглядывает свое отражение в зеркале и неожиданно отвлекается на силуэт прислуги, вовремя появившейся в дверном проеме. - Я не нашла Усок в ее комнате, где она? - обеспокоенно проговаривает девушка, переводя взгляд на вторую. - Хозяин дома пожелал, чтобы сегодня маленькая Госпожа отправилась на конную прогулку с прислугой - быстро ответила та - извините Госпожа, мы не поставили вас в известность. - А должны были - вдруг уставший вид блондинки переходит на более раздражительный, женщина теряется, когда чувствует на себе ее гнев, но Хан в туже секунду успевает прийти в себя и снова вздохнув, опирается руками в висок - неважно... Оставь меня. Сунан устала. Каждый день она вынуждена терпеть подобное равнодушие по отношению к себе не в силах сказать и слова. Сокджин умело пользуется ее безвыходностью, все больше отдаляет дочь от матери, с каждым разом придумывая для нее новые затеи. Хан больно. Она словно чувствует, как жестоко от нее отрывают родную частичку и лишают возможности побыть с ней подольше. Но ведь с другой стороны тактика ее супруга абсолютно понятна - чем больше он отдаляет Усок от нее сейчас, тем меньше потребуется усилий, чтобы сделать это потом. Усок не будет так больно, когда мамы и вовсе не будет рядом. Однажды это время настанет и Хан, как ее дочь, должны быть к этому готовы. Снова поддаваясь своим мыслям, Сунан и не замечает, как уходит из мира в разговорах сама с собой. От этого голова болит больше, поэтому не желая терпеть ее, быстро направляется в небольшую комнатку, где обычно слуги держат аптечки с медикаментами. Свои она давно закончила, поэтому и вынуждена покинуть свою спальню. Кладовая небольших размеров набита различными коробками, среди которых Хан трудно разглядеть аптечку, но находя что-то на нее похожее, берет вещицу на руки и опускает на свои колени, открывая крышку. В ней много таблеток, Сунан не сильно разбирается в них, но замечает, что в большинстве преобладают успокоительные и обезболивающие средства. Она была уверенна, что здесь хранят абсолютно новые упаковки, но больше половины оказались использованными. Также не понимает зачем хранить такие таблетки для общего пользования, ведь насколько ей известно, подобные назначаются лишь докторами и только при необходимости. Руками медленно разбирая кучки звонких бутыльков и пачек, Хан на миг замирает. На самом дне коробки лежит темный стеклянный флакон. Названия его не видно, но даже так, Су узнает его. Чем дольше она сверлит его взглядом, тем тело больше поддается неконтролируемой дрожи. Медленно вдыхая воздух, Хан кончиками пальцев хватает флакончик и также медленно разворачивает к себе. - Не может быть...***
По быстрому зову Госпожи, старая экономка со всех ног мчалась в хозяевские покои, где ее уже ждали. Силуэт стройной и высокой девушки казался расплывчатым у яркого окна, однако растерянность на ее лице читалось точно. - Госпожа, вы звали? - осторожно подает свой голос. Хан долгое время молчит, руками обнимая себя за плечи и словно успокаивая. - Те вещи... - собираясь с мыслями, тяжело вздыхает - которые в кладовой. Женщина все еще не понимает к чему клонит леди, немного хмурится и внимательно щурит глаз. - Кому они принадлежат? Старая экономка притихает, обдумывая ответ, она немного теряется, ведь вид девушки ее определенно настораживает. Хан волнуется. Но чем это волнение вызвано? - Если вы говорите о той, что находится на втором этаже, то... Насколько мне припоминается, наш Господин велел перевести все вещи его сестры обратно в поместье - причудливо протягивая каждое слово - они еще не распакованы. - Ты уверенна? - Хан наконец оборачивается всем корпусом к старушке и требовательно устремляет на нее взгляд - так это вещи Тэхви? - Я лично занималась всем, Госпожа... Сунан на месте и замирает. Стоит привычной льдинкой, все ещё не спеша подавать хоть каких-то признаков движений. На лице ярко выраженное смятение, но что дальше уже неизвестно. Экономка уже собирается что-то спросить, но голос девушки ее останавливает. - Возвращайся к работе - женщина кивает и спешит покинуть спальню, но Сунан неожиданно для нее проговаривает последнее и очень строго - и еще, Тэхви не должна узнать о нашем разговоре.***
Продолжая стоять напротив несчастного зеркала, Ким все больше всматривался в свое отражение и часто шипел, пальцами касаясь небольшого синяка. Ярко багровая отметина украшала его лицо совсем нескромно, да еще и на видном месте. След от его кулака никак не позволял Киму успокоится, его от злости буквально трясло каждый раз, когда перед ним возникало лицо черноволосого ублюдка. Тэхен всегда знал, что Чон Чонгук тот еще псих. Но даже у безумства есть своя грань. Сжимая покрепче побитую челюсть, шатен скрипит зубами и неожиданно ловит слухом звук открывающейся двери. В проеме появляется высокий силуэт, что без позволения проходит дальше вглубь Тэхеновского кабинета. - Не думал, что смогу застать тебя в такое время, весьма... - чуть задумчиво тянет, склоняя голову вбок, а затем, словно подбирая подходящее слово, продолжает - странно. Сгибая брови ниже, шатен устало вздыхает. Джин. - Однако тебя что-то привело ко мне. Однозначно в голосе брата можно было заметить нотки раздражения, младший не спешил приветствовать Сокджина добрыми объятиями и уж тем более мягким взглядом. Единственное, что Ким получает, лишь молчаливое недовольство, что, как видно, было вызвано его резким появлением. Тэхен сам оказывается в неловком удивлении, ибо заставать Джина в своем кабинете ему куда непривычнее. Они видятся редко, однако даже такие единичные встречи кажутся более, чем подозрительными. Отрываясь от своего отражения, Ким младший поворачивается лицом к брату и выпрямляясь опускает руки в карманы своих брюк. Тут Джин не без преувеличения удивляется, выгибая брови. Тэхен и так понял, чем было вызвана подобная реакция. - Сорванный договор с испанцами и три часа проведенные в пробках, давали мне надежду, что ничего более плохого со мной за сегодня уже не произойдет - нагло рассматривая следы от побоев на лице брата - но ты переплюнул все. - Хочешь поговорить о жизни? Ким недовольно вздыхает, хмуря брови и серо смотрит на старшего, а тот, кажется, на секунду удивленно кривится, вспоминая, когда он в последний раз заставал Тэхена таким "без настроения". - Я о том, что многие начали вести себя странно... - задумчиво щурится - и ты тоже. Но Тэ не отвечает. Лишь выдавливает из себя раздражительный рык и снова отворачивается от родственника, устремляясь к своему рабочему месту. - Если это все - отодвигает стул и громко плюхается на него, спиной облокачиваясь об спинку - у меня много работы. - Я пришел поговорить о Тэхви - тот перебивает и становится куда серьезнее, нежели несколькими секундами назад - не говори, что ты оставил ее на меня, будет печально слышать это. Тэхен замирает, пытаясь всем лицом не выдать своего удивления. Его застали врасплох, но тот не подаст виду. - И вовсе нет. - Тогда почему ты прекратил с ней общение? - поспешно спрашивает старший, складывая пальцы в замок - прошло не мало времени, но ты так и не навестил ее - вскидывая бровью и строго проговорив - в прошлом, ты бы всю Корею на уши поднял, лишь бы увидеть сестру. - Если я молчу, значит на то есть свои причины - выражение лица Кима сменилось с хмурого на более недовольное - с каких пор ты лезешь в наши отношения, Сокджин? - Я просто пытаюсь понять, как долго продлится это твое бездействие. Ты действительно не собираешься вставлять ей мозги? - А ты хочешь наказать ее? - выдерживая серый взгляд. Пауза затягивается, старший недолго молчит, но все же дает ответ, медленно кивая головой. - Я не собираюсь возвращать ее место в сборной - на лице Тэхена от услышанного ни капельки удивления - но прежде, все же хочу обговорить этот вопрос и с тобой... - Хорошо. - Что? Джин, который все это время просидевший с одной эмоцией вдруг вытянулся в лице, думая, что ему послышалось. Оба брата зависли в напряжении и каждый из них не спешил продолжать разговор. Ведь он был уверен, что, придя сюда и объявив свое решение Тэхену, тот обязательно поднимет бунт снова кидаясь на старшего привычными ненавистными взглядами. Джин был решителен и к этой битве готовился долго. Однако... Тэхен просто перепрыгнул все его ожидания. - Я даю свое согласие на ее отчисление - совсем расслабленно поджимая плечами и ловя на себе недоуменный взгляд второго, что кажется уже как пол минуты продолжал сидеть с раскинутым ртом - притом условии, если опека Тэхви перейдёт в мои руки. Ты не будешь иметь права распоряжаться ее будущим, будь то наследство или же дел касающихся ее замужества - на лице старшего появляется ухмылка вызванная осознанием своего проигрыша - ты ведь, ведешь все к этому, верно? Слишком рано Сокджин присвоил себе звание маленького победителя. Тэхен давно просек его, это было слишком предсказуемо. - Я могу добиться исключения Тэхви и без твоего соглашения - поджимая челюсть и напряженно хмурясь. - Но ты не получишь место Главы, если я захочу опередить тебя - вдруг улыбается, наслаждаясь паникой в черных глазах. Костяшки на пальцах Сокджина одна за другой начинают похрустывать, собираясь в плотно сжатый кулак на кожаном подлокотнике кресла. Уж долго шатен строил из себя неженку перед тем, кто знает его, как пять своих пальцем. Джин вздумал разыгрывать перед ним спектакль, но Тэхен оказался куда хитрее. Он ударил больнее, по самое его уязвимое место. - Ты сказал, что отступишь - венки на шеи набухают, наполняются синевой и ярко начинают пульсировать сквозь небольшой слой смуглой кожи. - А ты так боишься меня? - ехидная улыбка касается губ Тэхена и тот замечает, как резко начинают вздыматься крылышки его носа от слишком интенсивного дыхания. Сокджина явно зацепило сказанное младшим, но отвечать грубостью на провокацию он не намерен. Он еще не настолько потерял рассудок, чтобы позволять кому-то играть с ним. - Решай сам - глупое выражение лица брата, Тэхену наскучивает и тот резко вставая со стула, подает свой голос более живо - клан или сестра. Но в случае, если опека над Ви останется за мной - с опаской в голосе проговаривая каждое слово - тебе придется забыть о своих грязных намерениях. Подхватывая под руки бежевый пиджак, Ким звонко бросает ручку на стол и собираясь уходить, останавливается возле брата, некоторым временем продолжая стоять к нему спиной. - Это была последняя воля нашей матери - тихо проговаривая сквозь тишину. Сокджин нервно дергает головой и смыкает веки, ненадолго отгоняя от себя волну неприятных чувств. Когда между ними остается достаточно расстояния, вдруг подает голос, вновь останавливая брата. - Ей все равно придется - громко проговаривая вдогонку брату - как бы ты не пытался оттянуть этот момент, он все равно настанет. Когда-то, она должна будет выполнить свой долг, как наследницы и вступить в брак с одним из наших союзников - Тэхен напрягается всем телом, пока на лице шатена вырисовывается загадочная улыбка - конечно будет печально, если именно твоими руками она попадет под венец, но думаю, так даже лучше, это докажет, что ты повзрослел Тэхен. Замерший Тэ не спешит отвечать. Джин сам подходит к брату, опуская ладонь ему на плечо и горестно вздыхая. - Наша жизнь, она подобна войне. Каждый шаг, это маленькая жертва, которую мы вынужденно делаем, ради благополучия нашего клана - и под конец фирменная улыбка шатена. Как же гадко. Тэхен хмурится, заметно поджимая челюсти. - Поэтому ты позвал его? - обращая свой пристальный взгляд на брата - думаешь, японский мафиози идеальная партия для Тэхви? - Вы близкие друзья, не веди себя так, будто бы не рад этому - с издевкой протягивая, старший кривится в лице и почти расслабленно потягивает плечами - наша сестра заслуживает лучшего, и да, я считаю, что идеальная. - Ты воспользуешься ею ради связей с японцами - губы почти сомкнуты, Тэхен стискивает челюсти. Джин чуть обжигается от глаз шатена, но лишь вытягивает брови и почти серьезно проговаривает: - Ты же знаешь, выборы не за горами - сменяясь в лице - а эта новая смена власти и возможность, выйти на следующий уровень. Стремление занять первое место, а не быть вечно вторыми, вот, что действительно важно.***
Мелкий порыв ветра мгновением исчезает, когда мышцы на лице брюнета резко напрягаются, а его брови разом сгибаются к переносице. Тонкая капля пота от резкого движения спадает на дрожащие ресницы и тут же пропадает между складками на веках, когда новой попыткой он пытается рассеять в глазах сплошной мрак и неразборчивый дым. Что-то приводит его к резкому пробуждению, И это что-то - она. Ее отсутствие. Чонгук не может долгим временем прийти в себя. Ноющая боль в голове добивает с лихвой, лишь обостряется все сильнее, когда, чуть крутя головой, он пытается привстать. Но брюнет, стиснув зубы в плотную линию, невольно оказывается на том же месте, с которого пытался встать. Рана. Она черт возьми настолько режет, что с каждым новым движением его словно парализует. Раздраженно сжимая руки на мягкой сидушке, Чон опускает глаза ниже и видит белый бинт, обмотанный вокруг его талии. И следом в голове словно ураганом проносится одна единственная мысль - где Нариэлла? В одно мгновение забывая о всем предыдущем, Чонгук встревоженными глазами обводит пустынную комнату. Здесь лишь тишина и трепещущий кожу знойный холод. Ее нет. Дом молчит и кажется даже его мысли в разы громче и живучее, чем стены этого несчастного здания. Чонгуку кажется, что еще один шаг и он задохнется. Не найди он ее в эту же секунду, и конец гребенного мира практически неизбежен. Он сам станет этим концом. Сам снесет все к чертям, если сейчас же не увидит ее. Страх, что он снова ее потерял. Это горит в его глазах черным пламенем. Страх, что ее забрали. И это чувство действительно сродни тому, что можно прозвать ужасом. Его ужасом. Самым страшным и мучительным. Одна за другой двери сносятся в сторону под его тяжелым ударом. Чонгук переступая с ноги на ногу, летит по небольшим просторам тихой виллы и, как очевидно, пустой. Его кроет от одной лишь мысли, что Мин может быть и не здесь. Он вообще не понимает, что происходит, только продолжает сносить своими движениями все, что попадается под руку и глазами желающими найти женский облик, стреляет с одного угла в противоположный. Чонгук принял бы себя за ненормального, понимая, что сам того не хотя, останавливается в полу шаге от одной единственной двери, которая кажется ему непозволительно далекой. Единственная дверь, за которой он словно ощущает тепло. Жгучее и его убивающее. Ее. Дрожащая рука нависает над дверной ручкой, и резко смыкая острые челюсти, Чон затаивает дыхание. Все в нем мгновением замирает, словно жизнь на секунду его оставляет, а жгучая кровь в жилках разом превращается в лед. Вдох за вдохом, пытается расслышать в этой тишине и ее. Слышно лишь частое биение его сердца. Но тишина, утаившаяся за дверью, не скроет ее немых всхлипов. А Нари больше не трясёт с каждым новым треском по стенам, не слыша дьявольские удары, больше не прячет руками лицо. Она знает, тот за дверью. Но Чонгук не посмеет зайти. Они все еще не готовы к разговору вдвоем. - Нари... - осколком по битому сердцу. Так больно. До невыносимого тяжело. Разрывая и комкая душу. Голос, зовущий за дверью, взбудораживает до страшного потрясения. Собирая в себе все оставшиеся капельки силы, Мин вновь закрывается руками от грязного мира, словно пытаясь навсегда уберечь этот жалкий и никчемный комок жизни в ее дрожащих ладонях. Тепло от ее дыхания постепенно растворяется в холоде, витающем рядом. Холод, пожирающую бедную, исходит от его глаз. Там за дверью, ей кажется, что он видит и тихо наблюдает за ней. - Я знаю, ты там - ломано... Слишком устало. Нет. Ее нет. Нари не здесь. Она не в силах пока что принять эту реальность. То, что с ней произошло ее словно сломало, а осколки разбитой души она и не может собрать. Сейчас тяжелее принять то, что она все еще дышит. Ей нужно время. Много времени. Ведь лучше бы он дал умереть ей в те разы, когда было время, ибо ей хуже сейчас. Именно когда рядом чувствуется его присутствие, кажется вот она смерть. В его облике самом темном и черном. Она боится его больше, чем кого-либо. Она устала, ведь сил практически не осталось. - Открой - Чонгук тяжело вздыхает, прикрывая уставшие веки минутой молчит, но его тяжелое дыхание слышно даже за дверью, зверь внутри бешено рвется и он этого никак от мира не скроет, чем больше слуха касается эта долбанная тишина, тем сильнее его колотит ярость - открой дверь - сквозь зубы тихо и сдержанно, и совсем отчаянно - или я сам... Волк, притаившись тихо ждет. Но в ответ лишь молчание. А он так в ней нуждается. Срочно. Ведь ему нужно. И прямо сейчас. "Скажи, что ты просто в порядке" - голос в голосе продолжает уверенно заводить его в заблуждение, ибо в реальности ему даже сложно сомкнуть свои непослушные губы. Тишина убивает. Но ему всего-то нужно лишь знать, что все хорошо. Пусть прогонит, кинется на него и окинет привычным "ненавижу", но молчать так он ей никогда не позволит. Если больно, человек имеет право кричать. У Нари есть все причины его ненавидеть. Но своим молчанием она и не представляет, как опасно играется с ним. Чонгук не стерпит и выпустит с оков голодного зверя. Тогда он сметет все. И ее он тоже уничтожит. Ручка вновь дергается, а за ней и грохот. - Сейчас - одним словом Чонгук вышибает из легких весь воздух, еще немного и перед глазами возникнут огоньки пламени - открой эту... Тяжело вздыхая жгучий воздух, по слогам. - Грёбанную дверь. Девушка, разбирая тон опасности в его голосе кукожится на полу и сильнее впечатывается телом в прохладную стену. В желании поскорее избавится от его голоса склоняет голову и крепко зажимает уши. Она не может. Не может позволить себе принять его присутствие и посмотреть в его глаза, ведь все это ошибка. Ошибка все. Он. Она. Это все такое непозволительное. Чонгук буйно вздыхает, пытаясь внутренне успокоится, она слышит его. Слышит и чувствует, как его сердце бешено колотит с каждой новой секундой, в его громких ритмах не разбирает и своего сердцебиения. От волнения она и не замечает, как когтями впивается в свои запястья и больно царапает их, выпуская из ранок капельки крови. На них спадают и маленькие слезы, Нари плачет, пытаясь покрепче сжать тяжелые веки и не дать пустоте завладеть ею. - Я ведь снесу ее, Нари - злится все больше, а тон делает ниже, пытаясь скрыть себя настоящего - пока не услышу, как ты дышишь... "Потому что я, блядь, только что вытащил тебя из задницы и не хочу делать этого снова. Не хочу***
Чонгук сердито хрипит и пальцами касается подбородка, задумчиво направляя взгляд вдаль пасмурной картины, водитель от одного его раздражённого вздоха отводит глаза обратно к дороге и продолжает молча вести машину. Рана Чона несомненно беспокоит, но ему приходилось терпеть и не такое. Жизнь в криминальном мире научила его стальной выдержке, крепкому терпению и стойкости, простой порез не может вывезти его из привычного строя жизни. Просто нельзя. Однако есть то, к чему его жизнь абсолютно не готовила. Как противостоять... девчонке? Простой малолетке, черт возьми, и самой обычной. Чонгук по пути перекурил уже пол пачки, но так и не избавился от странного напряжения, которое охватило его целиком с самой первой секунды, стоило ему покинуть виллу, в которой он спрятал ее. Чон неспокоен, и даже отправив туда часть своей охраны все равно не может усесться ровно на этом долбанном кресле, вечно теребя пальцами край спинки. С ним происходит очередная хрень, которую он вовсе не хочет осознавать. Он просто зол. Зол на эту мелкую из-за ее настырного нрава. Если бы она показалась ему и он бы увидел собственными глазами, что та в порядке. Но нет. Мин решила сыграть спектакль и построить из себя жертву, но тут Чонгук понимает, она и есть жертва. И такой ублюдок, как он, разве он имеет право, рассчитывать на что-либо, когда сам загнал ее в угол? Она растоптана его ногами. Правда, жалкая, но самая настоящая. Чонгук прикусывает одну сторону щеки и усмехается, бросая беглый взгляд в окно. Вспоминая себя ему становится жутко смешно. Еще двадцать минут назад он был похож на сопливого выродка, готовым упасть на колени перед какой-то девицей. Он стоял под дверью и так жалко молил... Вот только что это было? Чонгук которого он знает просто выломал дверь и не стал бы так унижаться. И благо сейчас его отпустило, и Чон наконец чувствует вновь накапливающуюся злость в жилках его застывшей крови. Он принимает себя такого чудовищного и ублюдского, был таким и будет до конца своих дней. Чудовище, не имеющий права на ее милость. Такой расклад их истории более верен, выхода нет, этой девчонки не должно быть слишком много в его жизни, ибо для неё места даже практически нет. Клан - вот, что важно. Сейчас Чону необходимо разобраться со всем мусором, что так много накопилось за недолгое время и поставить все на свои места. Эти проблемы должны оставить его, и тогда Чон сделает последний шаг - оправит Мин в Европу и так, чтобы эта заноза больше никогда не беспокоила его душу. И почему-то от этой мысли бросает в жар. Это "никогда" идет наотрез с тем, что бьется в груди. Черт.Черт.Черт. - Ден - Чонгук быстро отдергивает голову и резко переводит ее на одного из двух парней, сидящих на передних сидениях - докладывай. - Председатель уже в курсе событий, босс - тихо подаёт мужчина - и он был у Чон Хосока. Чонгук же молчит, но хмыкает, криво вытягивая уголки потрескаемся губ. Он и не сомневался. - Он требует передать его совету в ближайшее время. Смешно. Настолько, что у Чонгука, кажется, поднимается настроение от сложившейся ситуации. Отец наворотил дел, и когда его планы так никчемно сорвались, теперь пытается убрать за собой мусор, надеясь, что это у него получится. Но у Чона другие планы. Хосок не будет судим властью совета - это Чонгук решил твёрдо. Правосудие будет возложено руками Главы, со своими псами он разберётся лично. Никому другому не позволит. - Что насчет совета? - Они ничего не знают, босс - почти уверенно отвечая. А Чонгук снова усмехается. - Ты говоришь о всех членах совета? - парень слухом ловит грубый голос главного и впадает в некое замешательство, все ответы мигом пропадают из головы и теперь ему нечего сказать - у каждого из нас есть свои псы, и я уверен, что некоторые из них спрятались в совете - Чонгук вскидывает бровью и чуть ухмыляется - и служат они отцу. - Что тогда делать, босс? - вновь спрашивает шатен, поглядывая на брюнета через зеркало заднего вида. - Хосока прикажи охранять - произносит до сих пор молчавший Чонгук, удобнее располагаясь на заднем сидении - я лично приду за ним. А что насчет совета, мне нужно знать все о каждом из них - четко приказывает - каждый их шаг, каждый их вдох. Ясно? - Будет выполнено. Машина после недолгого разговора мужчин останавливается, и Чон, поправляя свой пиджак спешит покинуть салон но после останавливается, крепко вцепившись в край дверца. - Вы выполнили то, о чем я говорил? - чуть мотнув голову и прочистив горло. Парень снова оборачивается, удивляясь неловкому тону в голосе Главы. - Все готово, Босс - кивая головой - наши доктора прибыли к дому, но... Вам бы тоже не помешало показаться врачу. Чонгук отводит взгляд в сторону и прикусывая щеку грозно проговаривает: - Она возможно будет упираться - игнорируя просьбу парня - проследи, чтобы осмотр прошёл в любом случае, даже если ей придётся переломать все руки и ноги. И следом слышен хлопок от дверца машины. Чонгук покинул ее быстро, оставляя своих товарищей в неопределённой растерянности.***
Тяжелый сгусток тумана навис над нескончаемым горизонтом, серым покрывалом продолжая поглощать все, что кажется ему нереально красивым. Лесные пейзажи на глазах увядают в тягучей сырости, сменяя зеленые окрасы на более скудные. Чонгук сквозь спущенную челку хмурит брови. Волосы прилипли ко лбу, ведь страстный дождь лишь усиливается, будто бы желая потопить их вдвоём именно в этом же месте. Словно желая сплести их тени навеки и доказать, что они одно целое. Но брюнет отмахивается от подобных мыслей простой усмешкой на губах. Чушь. Продолжая пожирать глазами знакомый затылок, Чонгук облизывает пересохшие губы и тяжело вздыхает, думая, что так даст знак о своем присутствии. - Я знал, что найду тебя именно здесь - низким грубым тоном произносит Чонгук и опускает руки в карманы своих брюк - но разве это лучшее место для покаяния... - бросает бесцветным голосом после чего, слышно усмехаясь - перед ним. Чужой силуэт лишь неслышно вздыхает, от него отходят темные пары табачного дыма, даже сквозь мелкие капельки дождя, Чон может уловить в воздухе тот самый запах сладких сигар. Такие же, как в детстве. Отвратные. До приступа тошноты омерзительные. - В этом месте - медленно начинает мужчина, скользя своим взглядом по пустынным надгробиям - покоится великая история - выпуская с губ полупрозрачную нить дыма, старший делает новую затяжку и расслабленно вздыхает, когда организм разом поглощает в себе очередной сгусток яда - здесь я похоронил своего друга и брата. В другой ситуации, Чонгука бы точно понесло на неудержимый смех, но сейчас, ему остается лишь неслышно оскалится, окутывая облик отца взглядом ненавистным и отчуждённым. - Тогда - прыская злорадно - невелика цена братской любви, по мне так. Мужчина в очередной раз пропускает издевку сына мимо своих ушей и даже не обращает внимание, на замеченный им, колющий тон в голосе у брюнета. Лишь крепче сжимает сигару сквозь пальцев, и хрипло сглатывает комок накопившегося сгустка. - Наша была сильнее, чем ваша с Хосоком - спешит переубедить сына - даже несмотря на то, что нас не связывали кровные узы. Странно, но Чонгук не подал никакой реакции на сказанное отцом. Что-то в нем кольнуло, заныло и это показалось удивительным и возможно, совсем непривычным. На лице брюнета сгущаются все краски его чувств, сам того не понимая, сильнее хмурит брови, концентрируя свой взгляд на силуэте неподалеку от себя. - Когда я стал Главой, Нгаиль уже был им не первый год жизни - с печальной задумчивостью начинает свою на вид длинную речь - мы были почти ровесниками, но я многому у него научился. Я уверен, Нгаиль был поистине великим лидером, которого Корея видела лишь единожды - воодушевленно тянет, вкладывая в каждое слово особые нотки тяжелого - тебе, сын, повезло, что ты успел застать его время правления, ибо оно было справедливым. Мужчина не спешит смотреть сыну в лицо, продолжает все также, как и обычно, делать вид, что беседует с привычной ему пустотой. Еннам чуть откашливается и пальцем постукивает по окурку, следя за тем, как несколько кусочков обгоревших частиц падает прямо под ноги у графитовых плит. Властным голосом тот продолжает, прерывая, только что созданную им тишину. - Нгаиль всегда был за справедливость, он ни за что не отступал от своих принципов и вечно шел напролом своей жизни - охрипло тянет - ни совет, ни его семья, ни я... Никто и никогда не мог его переубедить, что в конечном итоге и послужило причиной его такой жалкой кончины - слово с сожалением подгибая губы, и взгляд делая тяжелее - в тот день, первенец Мина был готов занять место отца, но какую цену ему пришлось заплатить за совершенную отцом ошибку. Дождь усиливается, но никто из них не спешит скрыться от его холода. Чонгук стоит неподвижно, прикованным взглядом к затылку отца. - Они пали жалко, великой династии не стало. В этот момент бразды правления взяли мы. Какой бы ноша не была непостижимой, мы ее пронесли на собственных плечах, однако, имело ли это значение? - Значение? - взгляд Чонгука безжалостно придавливает мужчину к земле, в его глазах злость сгущается чернотой - как у тебя вообще язык поднимается говорить о подобном! - Ни Нгаиль, ни его семья, и предположить не могли, что завтрашний день окажется для них последним! - в ответ повышая голос, старик наконец оборачивается, встречаясь своими глазами с чужими - но ты когда-то задавался себе вопросом, когда наступит наш? Чонгук чувствуя отвратность всей ситуации, усмехается, гадко и совсем отрешенно. - Тебе просто повезло, что у тебя нет такого друга, какой был у Нгаиля, отец - выплёвывая сквозь плотно стиснутые зубы - но что самое ужасное - Чон делает шаг вперед, пытаясь ближе всмотреться в лицо старика - он живет внутри тебя, ты своими руками все разрушаешь, разрушил тогда и сейчас повторяешь туже самую историю. - В нас - тихий голос с ноткой хрипотцы ударяется в голову брюнета - он живет в нас. Жгучее непринятие услышанного отразилось в оскале. Что блядь?? - В нас течет одна кровь, и то, что тянет меня к разрушению, когда-то овладеет и тобой - Чонгуку до отвратного становится, чувствуется, будто бы одной фразой его с ног до головы перебили, сломали, уничтожили - не думай, что ты другой. "Ты не другой" - снова проносясь мимо ушей. Такой же, как и я. Гнилой. - Ошибаешься - тихим дрожащим голосом тянет - ты чертовски ошибаешься. - Нет - улыбаясь - ты ведь сам все осознаешь, и где-то внутри себя принимаешь мои слова - ему нравится подкалывать в звере Чонгука это страшное безумство, нравится наблюдать, как оно возрастает в нем несокрушимой скалой - ведь ради такого тебя я и пролил кровь. Вдох - Чонгука кроет. Конкретно ломит. Каждое слово подобно яду впивается в подсознание и отравляет. Чон ломанно выдыхает, со скрежетом сжимая острые зубы. - Твоя империя построена на чьем-то разрушенном мире, помни это - эхом отдаляясь по опушке леса - как и то, что ты больше не имеешь права на прощение - хриплый голос отрезвляет, но Чон больше не обращает внимания на окружающий мир, что-то внутри него сильно заныло - тебе не уберечь Мин от неизбежного. Лучше отказаться от нее раньше, чем после, когда она узнает о твоей настоящей сущности.***
Громкая убаюкивающая мелодия играющей виолончели резко сменяется кривым визгом, что разом режет по слуху и приводит бледное девичье личико в гримасу недовольства. Острый взгляд застает мужчину врасплох, но ее губы все также неподвижны, плотно сжаты и стянуты в линию. - Госпожа Пэ, машина прибыла - стройный мужчина склоняет голову перед дамой. Брошенная на произвол старинная вещица остается в руках забитого слуги, что тихо опустив голову ступает вслед за спиной поникшей хозяйкой. От нее, как и всегда не добьешься и слова, привередливая особа не спешит одаривать слуг парой дежурных фраз, она не видит в этом нужды, поэтому проводит весь оставшийся в особом молчании. Волосы леди собраны в низкий пучок, на плечах накинута тонкая кофточка цветом коралла, образ подходящий для ее репетиций, простой, но не без того броский. Однако несмотря на прекрасные одеяния, лицо все также строго, как и прежде. Девушка не сводит брови, продолжая напряженно комкать одну губу за другой. Это несомненно плохая привычка - отец велел избавится от нее. У дверей высокого элитного здания творчества уже стоит авто, на капоте которого ярко поблескивает посеребрённый трезубец. Пэ останавливается на половине пути, все также серо смотря на прибывший за ней автомобиль. К слову, не ее. Поэтому девушка чуть вздыхает, и делает шаг, в этот момента консьерж оказывается рядом и быстро открывает леди двери. Аккуратно усаживаясь в салон, Пэ поправляет кофточку и все также не отрывая взгляд от окна, проговаривает. - Отец. Чуть дальше сидит мужчина средних лет, он к слову, уделяет внимание девушке не больше. - Ты получила приглашение из Сан-Франциско? - Я его отклонила - Пэ тянет слово за словом, непринужденно вздергивая подбородком - как ты и хотел, я собираюсь недолгое время оставаться в Корее. - Но я хотел не именно этого - стоит машине дёрнуться, лицо мужчины оказывается освещенным, но там лишь безразличие - я вижу твое особое стремление в покорении корейской публики и укреплении себя, как "национальной артистки", но разве ради этого я выдернул тебя из Европы, Сая? Брюнетка склоняет голову к низу, растягивая свой ответ. Пальчиками теребя свои кольца, Пэ успевает едва-ли заметно усмехнуться. - Я догадывалась, что тебе нужна моя помощь в делах касаемо клана, но... Разве сейчас время? - А когда по-твоему оно настанет, если не сейчас? - голос мужчины становится тверже - ты практически не появляешься в светских кругах, вечно растрачивая время на свои нескончаемые репетиции и выступления - придирчиво проговаривает - народ должно быть и не помнит лица будущей первой леди страны. В красивых карих глазах блеснула тень обиды. Некогда острый взгляд чуть притупился, и в эту же секунду брюнетка вскидывает головой, сгоняя с лица неприятную ей досаду. - Я не могу заявлять о себе без должного сопровождения - поджимая губы - Глава Чон никогда не появляется в подобных местах. Ты знаешь. - Не ищи в этом своего оправдания - прыская смехом, и заметно для дочери раздражаясь - сколько сил было упущено на соглашение о вашей женитьбе, но дело не продвинулось и даже до сватовства - переведя взгляд ниже, девушка заметила, как сильно отец сжимает кулак - то, что ты из рода Пэ, не гарантирует тебе место будущей Леди! Эта фамилия ничто, если ты не сможешь преподнести себя так, как следует настоящей Госпоже. Повышенный тон приводит ту в ступор. Не отвечая на ругань отца, Сая лишь отводит взгляд в сторону, цепляя глазами вышки подсвеченных зданий. - Сейчас в клане совсем неспокойно - почему-то устало протягивает, подперев руками край подбородка - боюсь станет еще хуже, если не предпринять меры. - Я знаю - чуть вздыхает - я могу предположить... Но сквозь пары секунд мужчина вновь возвращает взгляд к дочери и Пэ по новой обжигается холодом от его глаз. Горящее в нем недовольство заставило ту вздрогнуть и снова выпрямить спину. - Тогда предприми меры, Пэ Сая! - почти грозно - ты невеста Главы и будущая первая леди Чон - на этих словах невозмутимая леди замирает, чувствуя, как внутри нее просыпается волна злости - прояви себя и возьми ситуацию в свои руки! Но она не посмеет. Не покажет себя настоящую. Сгорая от горечи обиды Пэ лишь вздергивает подбородком и чуть прикусывает внутреннюю сторону щеки. На лице лишь отражение безразличия, в глазах горит тоже самое. Сая не подает виду, что ей обидно, что унижения от слов отца ее не задели и даже не тронули.***
Серая и до боли скудная жизнь - это то, что Чонгук назвал бы своей участью. Она в край жалкая, но вот сил забирает до невозможного много. Казалось бы, так даже лучше, пусть тихая ночь заберёт с приходом лунного света и его чувства. Каждые. Все до единого. Ничего не оставляя. Чонгук думает, что на этот раз все, уж точно бесчувственно все позабудет. Надеется. Но снова ошибается. Нет ему покоя. Нет жизни волку. Нет ему жизни в том мире, где есть она. Эта дрянная малышка-лисенок. А Чонгук до страшного воя готов молить о желанной свободе. Готов пасть на колени перед ее ярким обликом и сложив руки на дрожащей груди снова и снова кричать нескончаемыми мольбами. Потому что еще немного и этот горький вкус ядовитого напитка-убийцы, навсегда сольется с его жгучей кровью и станет неотъемлемой частью этого жалкого и никчёмного существования. Возможно уже, но Чон этого и не узнает. Единственное что его будет волновать, это лишь новая порция боли. Новый бокал виски. Новая доза травы. И все еще доброе старое - ненавижу. Лишь с ее уст. Ее губами, дразнящими и манящими. Сладкими и недосягаемыми. Это так низко Чон Чонгук - сохнуть по какой-то малолетке. Стыть. Грезить. Мечтать. Бредить. Чонгук вымотано закидывает голову кверху и устало сминает ладонью затекшую шею. Впервые пересекая порог своей старой квартиры, большой пентхаус оказался страшно пустынным, Чонгук в нем смотрелся одиноким волком, что вернувшись в свою родную берлогу, наконец смог утонуть в желанном покое. Но видно и тут ему покоя совсем не найти, ибо даже практически не стараясь, он сразу учуивает нотки чужого в воздухе, витающем рядом. Проходя вглубь гостиной, Чон сразу тянется к барной стойке и почти не теряя времени на выбор напитков, берет первый попавшийся и залпом отпивает половину всего содержимого. Тяжелую тишину раздавливает тихое и почти неуловимое парнем, чужое дыхание. И он уж знает кто. Облик, нарисованный им, приближается кошкой, грациозно и до страшного соблазнительно. Он ловит слухом, как тоненькие бледные пальчики касаются холодного метала и медленно скользят по нему. И взгляд. Он чувствует. Последняя капля терпения летит к чертям, когда женские руки касаются шеи, чуть обхватив ее и несильно сжимая. Громко опуская бутылку на прежнее место, Чон туманно обводит глазами вид из панорамных окон и одним движением скидывает с плеч чёрный пиджак, за которым также летят и галстук с дорогими часами. Избавиться от одежды помогает и она, попутно притягивая брюнета к себе и сливаясь с ним в одном страстном поцелуе. Чонгук не требует лишних слов, он знает, Сая хотела что-то сказать, перед тем, как он жестко сжал ее челюсти и заткнул ее своим языком. Но плевать. Она сама начала, и теперь зверь готов рвать предоставленную ему для терзаний, юную плоть. На Пэ тонкое платье, которое практически не прикрывает ее красивое тело от животного взгляда брюнета. Но и оно летит к собачьим чертям, оставляя ее в одном кружевном белье. Сая руками впивается в широкие и накаченные плечи мужчины, секундой теряясь от зверского напора, чуть дергается, еще сильнее стягивая ноготками смуглую кожу. Чонгук ее не щадит. Берет жестко и беспощадно, не давая и шанса на возможность выбраться из его твердых захватов и хоть разом глотнуть свежего воздуха в легкие. Ее тело горит, оно тает от жгучих касаний опьянённого Чона и все больше потопает в желании наконец отдаться ему. Они оба не соображают куда тянут друг друга, но почти сразу оказываются на мягком диване, где Чонгук мигом нависает над девушкой и грубо тянет ее под себя, неприятно сжав бедра. - Чонгук - Сая кривится в лице и ладонью накрывает его пальцы, пытаясь чуть расслабить на ощупь слишком твердую хватку - мне больно - едва успев проговорить пару слов, брюнетка вновь опрокидывает голову, кусая губы и чуть простонав. Но тот не отзывается. Потерял и даже не пытается найти самого себя в этой темноте. Ему надо забыться. Надолго и так, чтобы сильно. - Постой, ты... - чуть шипя выдыхает - боже.. - снова теряет слова из головы и слышит, как звонко расходится ширинка от его штанов. - Закройся - и он уже на грани, ему нужно выплеснуть эмоции на это несчастное тело - просто молчи - своими губами припадая к чужим.***
Вечер. Солнце на горизонте все пропадает, а ее место торопливо пытается занять спутница ночных сновидений, погружая лес под собой в дремоту темноты. Когда вой зверей угасал, Нари только начинала просыпаться. С приходом в себя Нари не подавала никаких признаков жизни. Лишь пустыми глазами мерила каждый миллиметрик, на который опускалось яркое солнце, а после и вовсе не заметила, как быстро наступила ночь. В голове лишь одно, а перед глазами вчерашняя картинка. Она сама не до конца осознает, что за такой небольшой промежуток времени успела побывать в лапах смерти и вновь оказаться здесь. Слишком много произошло того, чего она пока не может принять. Тот парень, она узнала его. Это был Хосок. Повзрослевший Хосок. Он всегда ее недолюбливал, даже когда она была еще ребенком, но почему? В чем был смысл его появления? "Чтобы доказать, что ты для него нечто больше, чем обычное "прошлое"" - а его чертов голос снова проносится где-то рядом. Нари бы зарыться куда-нибудь да так, чтобы эти воспоминания никогда не нашли ее больше. Перестали напоминать о себе и заставлять ее вновь переживать этот тяжелый момент словно по новой. Для него... Он хотел доказать это Чонгуку? Бред. Чертов бред, который не может быть правдой. "Ты совсем не знаешь Чонгука и никогда не знала его настоящего." Еле слышимый всхлип пробивает тоской маленькую комнатку, сквозь черноту и не увидеть, как она жалобно впивается зубами в свои губы, в попытке остановить подступающий приступ слез. Не знала... И ведь это самая настоящая правда. Реальность, в которой она выросла и продолжает жалко морить себя терзаниями. Это безумно больно осознавать, что человек, которого ты считала когда-то самым родным, на самом деле является выдумкой твоего воображения. Что силуэт нарисованный ее же мечтаниями, просто одним мгновением растворился в воздухе пустотой. Что его нет. Не существует. Есть только он, самый реальный и настоящий, у которого позади есть своя собственная тень, всепоглощающая и самая черная. Нари давно приняла его, будто-бы так надо было. Она приняла Чонгука, совсем не любящего ее, как раньше, и желающего сломать ее. Но ведь к боли то не привыкнуть... То, что стонет в душе по нему не унять. Что-то маленькое и все еще нуждающееся в нем утаилось в глубинке ее живого. Она туда не дотягивается, хочет вырвать и разорвать это чувство своими маленькими ручками, навсегда оставляя в груди дыру с размером в бездонную пропасть. Чтобы она поглотила ее быстрее, нежели эта сделает безумство, которое украдкой сторожит ее в этих удушающих стенах. Это так жалко, быть близко к своему освобождению и не иметь возможности им насладиться. Жалко снова оказаться в его руках и быть запертой в новой клетке, как какая-то зверушка. Смерть бы, несомненно, ее освободила. Подарила бы желанный покой и умиротворение. То, чего у нее больше нет. Нари больше не видит прелести всей жизни, она не чувствует вкуса свежести лесной природы, не разбирает ее красивых красок будучи больше не в силах им радоваться. Она помнит, как раньше пропадала часами в своей комнатке и забываясь в сладких мелодиях отдавалась танцам. Она любила кружится у зеркала и представлять себе совсем иную жизнь. Жизнь, которая не губила и не ломала. Но теперь спасает лишь одно. Очередная доза успокоительного, и маленькая игла, торчащая в одной из ее синих венок на запястье. Нари вырывает ее, откидывая вместе с капельницей куда-то в сторону. Хватит сколько в нее влили этой чертовщины, она даже с трудом может пошевелить пальцами. Мин лишь продолжает немо лежать на постели, пропитанной ее же слезами и пусто глядеть в отражение окон. Там она, пустая и безжизненная. Но отрывая тяжелый взгляд от своих глаз, Мин спускается ниже, останавливаясь на своей шее. Там красуется новая отметина, съедающей ее жизни. Кровавая линия протягивается вдоль шеи несколькими сантиметрами, Нари понимает, что совсем скоро после себя она оставит тоненький шрам, который навечно украсит собой ее до боли никчёмное существование.***
Нари просыпалась каждые пол часа. И каждые пол часа ее передергивало, ведь ловя слухом всякий мелкий шум думала, что Чонгук вернулся. Но он так и не произошло. К ее большой радости. Мин не хотела видеться с ним, ведь каждая их встреча всегда заканчивалась ее истерикой и его страшным гневом. Поэтому и надеялась, что на этот раз Чонгуку хватит смелости оставить ее в этом доме одной и так, чтобы на целую вечность. Однако в этот раз она просыпается от приглушенного шума, который улавливает сквозь мертвую тишину внутри дома. За окном уже ночь, Нари понимает, что время достаточно позднее, ни слуги, ни охрана не станут создавать подобного рода проблемы. Но что хуже, Чонгук так и не вернулся с того момента, как уехал отсюда. Или же? Нари действительно напрягается, улавливая внутри себя мелкую дрожь от удушающей неизвестности. Что-то внутри подсказывает сидеть тихо и не высовываться, и возможно даже это будет лучше всего, но она дура, встает и непонятно зачем идет к двери совсем неуверенно дергая ручку. В доме тихо, ни слуг, ни сторожевых псов, вроде бы пусто, но ощущение чьего-то присутствия все равно не оставляет. Лишь больше нагоняет на бедную страха, но не такого тревожного, чтобы это заставило ее остановиться. Нари украдкой покидает комнату, также оказывается и на лестнице, медленно раз за разом переступая оду ступень за другой. Еще бы чуть-чуть и она оказалась на первом этаже, но на самой последней она застывает, медленно прислушиваясь к чужим шагам неподалеку от самой себя. Темнота сбивает, она вообще теряет ориентиры, когда понимает, что вокруг лишь непроглядная мгла, но делая еще один шаг натыкается на что-то твердое и не совсем понимает, что это чья-то тяжелая грудь. Эта же сила утягивает ее вниз, сбивает с ног и тянет прямиком на твёрдый паркет. - Блядь - слышится у нее под ухом и она окончательно выпадает из мира. А темнота разбавляется лунным сиянием, которое пробирается к ним, сквозь вздернутую ветром, тонкую шторку. Сердце, что секундой назад бешено билось, и вовсе остановилось. Чонгук так и замирает, крепко вцепившись своими глазами в чужие. И Нари понимает, что покидать комнату было ошибкой. Он не дышит, лишь завороженно глядит вперед себя и словно с каждой секундой цепенеет все больше. Это не может быть правдой. Черт его побрал, ибо он точно уверен, что всему виной является долбанный алкоголь, который он выхлебал чуть ли не девятью бутылками. И к черту то, что он сейчас вдребезги пьян... Эти глаза, чтоб их! - Черт - губы брюнета криво подкашиваются, вслед за нервно протянутым словом летит и смешок, от которого у Мин все внутри неприятно скулит, она еще будучи не отошедшей от шока, лишь отрешенно смотрит вперед себя, моментами ловя взглядом его затуманенные глаза, тот лишь снова посмеивается и откидывает голову вверх - блядь. Это было от безысходности. От страшной усталости. Чонгук даже сейчас думает, что ему все это кажется, что приступы одержимости этой девчонкой, вновь накрыли его с головой и снова дразнят ее обликом перед ним, таким слабым и уязвимым. Это ведь до безумия смешно. Но не ей. Нари от слова совсем не может дышать, комкая губы от нервного потрясения. Она тоже вдребезги. Не меньше его умирает. Достаточно также посмотреть на него и все. Конец. И когда становится до невыносимого душно, Мин наконец обрывает минуту молчания и словно прошибленная электрическим током отстраняется, наконец понимая, что она не просто коснулась его, она всеми руками вцепилась в его твердые плечи и до самого последнего не отпускала их. Так жалко и стыдно. А Чонгук и без всего почувствовал, как быстро загорелись щеки Нари, как молниеносно ее охватило чувство волнения и отразилось в ее испуганных круглых глазах. - Чонгук... - она еле выговаривает его имя отдельными слогами, медленно протягивая каждый из них, а затем словно набираясь сил вновь подаёт свой тоненький голос - ты? Парень под ней не меняется в лице, продолжая по нахальному усмехаться своим же чертикам в голове. - А ты, лисёнок - заплетающимся языком бормочет брюнет и почти отчаянно вздыхает, не спеша вставать с прохладного пола - видимо... снова продолжаешь мерещиться мне.Мерещиться? - Да, именно. Каждую минуту, каждую долбанную секунду. Только ты.
И я так, сука, устал от тебя. Словно зависимый.
***
Приятный голос в сопровождении предупреждающей мелодии вновь приветствует прибывших на территорию корейской земли. Высокие вышки оповещают о следующих рейсах, вынуждая заждавшихся, наконец оживиться и радостно встать со своих скамей ожидания. Один самолет сменяется другим, на небе пролетают десятки железных птиц, оглушая никогда не умолкающим свистом, территорию большого аэропорта. Вот еще один самолет совершил свой полет на посадочной линии. Медленно проезжается после длительно пребывания на высоте, наконец останавливаясь неподалеку от длинной линии черных автомобилей. У каждого из мерседесов выстроилась непрерывная баррикада телохранителей, они и не дышат, прожигая серьезными лицами надвигающийся к ним частный самолет. Работники аэропорта быстро готовятся к прибытию важных гостей и с почетом встречают первого человека. Стоит большой черной фигуре показаться перед всем миром, мужчины мигом клонят головы в знак приветствия, и не поднимают до самого последнего. Серые глаза внимательно сканируют местность. Не обращая внимание на поднявшуюся шумиху, чуть тянет широкими плечами и делает шаг вперед. - Господин Ким, добро пожаловать - немолодой мужчина, оказываясь рядом приветствует важную личность и не без всякой лести протягивает - надеемся вы, и ваша спутница были довольны полетом. Высокий брюнет бросает на него лишь взгляд молчаливый, спокойно опуская руки в карманы своего, несомненно, до безумия дорогого костюма. Позади широкой спины начинает доноситься нежный и бархатный голос, который с каждым разом становится все отчетливее. Японский язык не перепутать с корейским, старик чуть опускает голову и тянет уголками губ, ловя слухом приятную речь молодой девушки. Рядом с брюнетом становится и девушка, озаряя присутствующих улыбкой притягательной лисицы. Ее глаза остры, как клинок самурая, смотрят также. - Леди всем довольна, вы хорошо выполнили свою работу - наконец отвечает мужчина, бросая на девушку загадочный взгляд. Та лишь сильнее тянет губами, выделяя сдержанной улыбкой, свои, и без того, выразительные скулы. Мужчина на секунду сам теряется, как и все присутствующие. Ее улыбка пленяет и никто не станет отрицать, красивая японка манит своей неотразимой и загадочной внешностью. Грациозность и нежность играют в движениях ее рук, но в глазах во всю сверкают огни страсти и чрезмерной уверенности в себе. Эта игра завораживает. Как и она сама. - Мой брат, как и обычно, особо не многословен - неожиданно для всех начинает, красиво вытягивая слова бархатным голосом - вы хорошо выполнили свою работу, можете не тревожиться. Обескураженный аурой молодой девушки, старик на мгновение показался растерянным, но только на время. Опуская голову в знак уважения тот улыбается и медленно тянет - Председатель лично велел встретить вас с почетом - как можно выдержаннее - он очень ждет встречи с японской принцессой и Господином Кимом.