Последствия

Хьюз подавил очередной зевок. Как же он не любил задерживаться на работе после конца рабочего дня! Подполковник обожал свою семью — красавицу жену и лапочку дочку - и не хотел променять их на бумажки и очередные кровавые дела, приходящие в Отдел расследований чуть ли не ежедневно. Но у Маэса также был еще один человек, ради которого он был готов пойти на что угодно. Некий совершенно безрассудный идиот, которого Хьюз называл своим лучшим другом — полковник Рой Мустанг, который, в свойственной ему манере, опять влип в очередное неприятное дело. Подполковник приподнял очки и ущипнул себя за переносицу. Он, как большая птица в гнезде, сидел в куче различных папок, которые, как он думал, могут пролить свет на довольно нечеткий рассказ бедной Лизы Хоукай, которая, как был уверен Маэс, сейчас не находит себе места и сходит с ума от того, что ей приходится бездействовать. Подполковник встряхнул головой, отгоняя усталость и ненужные мысли, и снова погрузился в чтение. Единственная зацепка, которая у них с Лизой была — это генерал-майор Роджер Крипс. Но Хьюз уже изучил его вдоль и поперек. Из довольно знатной аристократической семьи, пятьдесят три года, безупречный послужной список, какие-то медальки за что-то… Никаких подозрительных связей, опрометчивых действий. Да, он был из тех солдафонов, которые не любят «молодняк» на высоких должностях и, поэтому, понятное дело, не любил Роя и только рад бы поставить побольше палок ему в колеса, но эта новость далеко не нова. Половина армии этим промышляет. Только вот, если он не любит Роя, значит ли это, что он также неблагосклонен к Эду? Просто, если рассматривать армию в целом, то она делилась на три лагеря: те, кто любят и восхищаются Эдом, те, кто хотят переманить его под свое командование, и те, кто не любят маленького алхимика и хотят избавиться от него, выкинуть из армии. Генерал Крипс явно не относился к первому лагерю и забирать мальчонку к себе тоже, видимо, желанием не горел, иначе давно предпринял бы что-нибудь, а это значит, что своей святой обязанностью он считает выдворить Эда из рядов военных. Неужели этот Крипс в своем желании дошел до того, что отправил маленького алхимика на фронт, откуда он может и не вернуться? Да еще и Рой с его родительской привязанностью к Эду стал приятным бонусом… Что ж, в таком случае, по крайней мере, прослеживаются мотив и логика. Но почему же тогда он так в открытую сказал все Лизе? Все ведь знают, что она телохранитель и правая рука Роя. Хотел запугать? Показать свою власть над ситуацией? Маэс свел брови к переносице. У них нет никаких фактов и при всем желании ни в чем обвинить его нельзя. Хьюз вздохнул и застонал. Может, они с Лизой просто параноики и на самом деле все хорошо и никто никого на верную смерть не посылал? Это было бы конечно прекрасно, но все же, какая-то чуйка, подсказывала Маэсу, что все не так просто. Подполковник снова взял в руки дело Крипса. Полистал его без особого энтузиазма, посмотрел на фотографию самого генерала на первой странице дела. Посмотрел зачем-то семейное положение — оказалось, что у Крипса есть младшая сестра и брат, тоже младший. Чарли Крипс выбрал путь военного и погиб в какой-то из горячих точек уже много лет назад. Элеонора Крипс же, успешно отучившись в какой-то престижной школе для девушек, выгодно вышла замуж, уехав из родного города. Мда, информация, конечно, очень интересная, но совершенно бесполезная для его расследования. Хьюз провел рукой по волосам и, осмотрев свое «гнездо» принял, наконец, волевое решение, что утро вечера мудренее и надо все же выдвигаться в сторону дома, где ждут любимые жена и дочь. Блаженно вздохнув в ожидании, следователь встал и начал собирать все папки и дела, которые валялись вокруг него. Он решил не утруждать себя расстановкой все на места и лишь громко выкрикнул: — Шеска! Откуда-то из недр архива вынырнула молодая девушка в больших очках, нервно прижимающая руки к груди. — Д-да, подполковник? — спросила она. — Убери все по местам, а мне надо идти, — сказал Хьюз и в его тоне прозвучали нотки говорящие о том, что это была не просьба. — Да, сэр, — обреченно ответила девушка. Бедная Шеска и так из-за Маэса осталась дольше положенного времени, чтобы помочь искать нужные документы, так как, обладая феноменальной памятью, она знала этот архив, как свои пять пальцев. Разумеется, никаких сверхурочных Шеске за страдания никто не заплатит. Хьюз еще раз окинул взглядом гору документов, просмотренную им, кивнул девушке и спокойно удалился. Домой подполковник пришел вымотанным и совершенно без сил. Перед тем, как зайти в свою квартиру, что-то вдруг дернуло его проверить почтовый ящик. Ничего полезного там не было, в основном всякий скопившийся за долгое время хлам. Была, правда, еще газета «Новости Централа», которая никому и даром была не нужна, но ее зачем-то печатали, и пихали бедным людям в почтовые ящики. Но там была страничка для детей, которую любила рассматривать Элисия и небольшой кроссворд, которые иногда разгадывала Грэйсия. Так что Маэс, пожав плечами, свернул газету в трубочку и понес в квартиру. Зайти он пытался, как можно тише и осторожнее все-таки время позднее, а у него маленькая дочь, которая, в отличие от него, спать ложится рано. Его аккуратность была оправдана — свет везде, кроме кухни был уже выключен. Видимо, услышав звук открывающейся двери, из мягкого света вышла Грэйсия и тепло улыбнулась уставшему мужу. — Есть будешь? — тихо спросила она. — Голодный, как волк, — так же тихо ответил Маэс. — Тогда иди, переоденься, помой руки и приходи, — проинструктировала жена и скрылась в проеме кухни. Хьюз кивнул и, расшнуровав берцы, пошел в ванную. Через десять минут уже «домашний» Маэс Хьюз сидел на кухне с любимой женой и с наслаждением поедал тушеное мясо с картошкой. Грэйсия же, уперев локти в стол и положив голову на руки, с любовью смотрела на мужа. — Ты так вкусно готовишь, — отметил Маэс, после того, как отправил последний кусочек мяса в рот. — Просто божественно, — выдохнул он. Грэйсия улыбнулась. — Ты говоришь мне это почти каждый раз. — Потому что это правда. Женщина усмехнулась, а потом на ее лице вдруг появилось беспокойство. — Почему ты сегодня так долго? Что-то случилось? — спросила она глядя своими большими зелеными глазами прямо в душу Хьюзу. Маэс со всей небрежностью, которую мог изобразить, пожал плечами. — Да так, очередное запутанное дело. Ничего такого, — заверил он жену. Но Грэйсия не оторвала взгляда, а лишь сильнее нахмурилась. — Не ври мне, Маэс, — твердо сказала она. Хьюз сглотнул. Он был следователем, главой Отдела расследований, чьи эмоции почти нельзя было увидеть, а поступки просчитать, но эта женщина, казалось, видела его насквозь. — Я не вру тебе, — настаивал он. — Ты же знаешь, что я никогда не врал тебе. Грэйсия лишь снова усмехнулась. — Я-то как раз знаю, что несколько раз ты уж точно кривил передо мной душой. Но, Маэс, если что-то случилось, то я хочу помочь тебе. Вдруг ты столкнешься с чем-нибудь, где может понадобиться моя помощь, — уже мягче продолжала она. — А то ты мне только кроссворды в дурацких газетах и приносишь, — Грэйсия схватила газету, лежавшую на столе и помахала ею перед носом у Хьюза. Маэс даже не заметил, что не оставил ее в прихожей на тумбочке, а притащил на кухню. — Я… — начал оправдываться следователь, но вдруг замолчал. Его взгляд упал на первую страницу газеты. — Стой, — он перехватил руку жены. — Дай-ка сюда, — попросил Хьюз у удивленной Грэйсии. — На, — ответила та, протягивая газету мужу. Маэс взял ее в руки и впился взглядом в заголовок на первой полосе. «Страсти накаляются. На подавление восстания в город Кернибах отправлены Государственные алхимики». Хьюз цокнул языком. Быстро же они про все прознали. Однако внимание следователя привлекло даже не это, а небольшое фото женщины в правом углу страницы. На фотографии была изображена женщина, на вид лет сорока, в довольно дорогом, но элегантном платье и изящной прической на голове. Глаза у женщины были небесно голубыми, а волосы русыми. Она состроила ужасно горестно-жалостливое лицо, а руки были скромно сложены вместе. Маэс нахмурился. Кого-то она ему напоминала… Рядом с фото была подпись: «Наш небольшой городок просил так мало, но правительство Аместриса не хотело прислушаться к нам и послало убивать наших людей, лишь бы заглушить просьбы простого народа. Мы решили дать отпор, защищая своих детей и свои дома, на что армия ответила нам сокрушительным шагом –отправила на подавление наших сил свое главное оружие — Государственных алхимиков. Разве же это справедливо? Мы просили о таких мелочах, как простая свобода, но за свои стремления получили развязанную войну. Мне, как матери, просто страшно за своих детей. Что будет с ними? Убьют их или сделают на всю жизнь инвалидами? Мне страшно даже думать об этом. Поэтому я снова прошу правительство окончить это бессмысленное кровопролитие». Такое послание правительству оставила в интервью нашей газете жена мэра города Кернибах — Элеонора Брант. Хьюз свел брови к переносице. Чувство того, что эта женщина ему знакома или похожа на кого-то из его знакомых, только усилилось. Да еще и это имя… Элеонора. Где-то совсем недавно он его слышал. — …лый, милый! Что случилось? Из раздумий его вырвал голос жены. Она обеспокоенно смотрела на мужа. Видимо, сложный мыслительный процесс слишком явно отразился на его лице, и это напугало бедную Грэйсию. Маэс улыбнулся любимой женщине, как смог. — Да, так, просто женщина показалась знакомой, только и всего, — ответил он, пытаясь успокоить жену. — Наверное, пора идти спать, а то мне завтра рано на работу, — Маэс ооочень неправдоподобно зевнул и потянулся. Грэйсия, конечно же, ни на что не купилась, но кивнула мужу. — Действительно, ты выглядишь уставшим, — сказала женщина.

***

Палатка. Военная палатка. Палатка, в которой он, стараниями каких-то очень злых сил, которые просто, как думал Эд, ненавидели его, был вынужден спать с полковником. Как так получилось вообще? Сначала ехали вместе, а теперь это? И вообще, Эдвард всегда думал, что у каждого солдата своя собственная, персональная палатка, которую не нужно делить с всякими уродами. Ох, как же он ошибался… Правда, Мустанг был, как-никак, полковником, поэтому его часто куда-то вызывали, и Эдвард проводил большую часть времени в гордом одиночестве. С какой недовольной рожей полковник уходил от Эда каждый раз. Маленький алхимик просто не мог не нарадоваться, и каждый раз его распирало от смеха. Хотя, где-то в глубине сознания, Эдвард задавался вопросом: «А почему собственно Мустанг не хочет покидать его?». Неужели хочет всегда держать при себе? Но зачем? Ответ был прост, но маленький алхимик никак не мог принять простую истину. В голове никак не могло уложиться понимание того, что полковник действительно о нем заботится. Эдвард лежал на жутко неудобной подстилке, которую здесь, почему-то, называли постелью. Закинув ногу на ногу и положив руки под голову, Эд размышлял. Неужели кто-то добровольно пойдет на все это? На неудобства, жесткие правила? На то, чтобы тебя послали на войну и сделали убийцей? Сам Эдвард продал себя армии только за открывающуюся за блеском серебряных часов Государственного алхимика информацию. Информацию, которая была так необходима ему для того, чтобы спасти своего любимого младшего брата из плена его железной оболочки. Да и свои конечности из плоти и крови тоже хотелось бы вернуть… Но чтобы хотеть стать солдатом? Нет, это было за гранью понимания Эда. Однако такие люди, как ни странно, находились. Взять того же полковника. По нему видно, что его не силой заставили стать солдатом, а что он, действительно, в детстве на вопрос «Кем хочешь стать, когда вырастешь?» отвечал: «Военным!». Наверное, и глаза тогда горели. Он сам пошел учиться в Военную академию, сдавал положенные нормативы, старался, учился. Из кожи вон лез, чтобы стать Государственным алхимиком. Эдвард знал, что до появления Стального алхимика, сдавшего экзамен в двенадцать лет, самым юным алхимиком страны, считался именно Огненный, получивший свою лицензию в двадцать два года. Кстати, интересно, почувствовал ли что-нибудь полковник, когда Эд побил его возрастной рекорд? А потом что? Его, юного примерного солдата отправили в качестве палача, живого оружия в Ишвар, на жестокий геноцид, который по документам называется ишварской зачисткой.Это был его осознанный выбор, поэтому и сейчас он не ноет, как ему плохо, и что кошмары тех дней все еще стоят перед глазами и вряд ли когда-нибудь уйдут. Он терпит и остается сильным, потому что это его выбор. И где-то на задворках сознания Эд был готов признать, что за это он уважает полковника Мустанга. Конечно же, самому начальнику он об этом никогда не скажет. — О, разлегся тут, ноги к верху, — раздался со стороны входа в палатку знакомый голос. «Легок на помине», — прорычал про себя Эд. — А Вас что-то не устраивает? — сразу ощетинился мальчик. — Меня-то все устраивает, вот только твой отказ выползать из палатки, аукается тебе вечным голодом, — насмешливо ответил Мустанг. Заметив озадаченное лицо Эда, он вздохнул и пояснил: — Есть иди, там обед выдают, — При волшебном слове «обед», живот маленького алхимика активизировался и громко заурчал, заставив своего хозяина покраснеть от смущения. Полковник только ухмыльнулся. — Давай, а то все без тебя съедят, — сказал он и вышел, зашелестев пологом. Эд полежал еще несколько минут для приличия, чтобы полковник не надумал там себе ничего, а затем вскочил, как ошпаренный и, быстро выйдя из палатки, огляделся. Место, где раздавали еду, определить было не трудно — толпа солдат говорила сама за себя. Подойдя ближе, Эдвард увидел в этой толпе тех самых солдат из грузовика, в котором он ехал и поспешил отойти куда-нибудь подальше, но один из военных все же заметил Эда и злобно зыркнул. Эдвард ответил ему тем же. Мальчик понял, что солдаты не стоят кучей малой, а толпятся в очереди, с немалым трудом найдя крайнего, Эд пристроился за ним и стал смиренно ждать своего часа получения еды. Когда до него, наконец, дошла очередь, ему всучили в руки алюминиевую плошку, положили в нее что-то малоразборчивое и на вид не очень аппетитное. Мальчик отошел в сторонку и принялся поедать непонятную субстанцию, которую ему выдали в качестве обеда. Как бы плохо оно не выглядело, на вкус это было вполне съедобно, и Эд довольно быстро съел всю свою порцию. Хотя, может, всему виной был голод? Оглядевшись вокруг, Эдвард увидел Мустанга, сидящего на каком-то ящике и чинно поедая свою порцию, закусывая все кусочком белого хлеба. Постойте, а у Эда хлеба не было. Мальчик нахмурился. Это была какая-то привилегия старших по званию или, в чем Эдвард не хотел признаваться, он просто не заметил, что можно было взять хлеб? Эд решительно направился к начальнику. — Как Вы узнали, когда обед? — спросил мальчик очень волнующий его и весьма насущный вопрос. — И тебе приятного аппетита, Стальной, — ответил полковник и отправил в рот еще одну ложку. Эдвард сложил руки на груди и закатил глаза. — Как Вы узнали? — снова спросил он. На этот раз Мустанг соблаговолил оторваться от своей тарелки и посмотреть на Эда. — Слушай, отстань и не мешай мне есть. — Когда скажете, тогда и отстану, — парировал маленький алхимик. — Ну, вот и поел спокойно, называется, — сказал полковник со вздохом себе под нос, но Эд все равно услышал и, как ни странно, даже почувствовал укол совести — сам он ненавидел, когда его отвлекали от такого священного занятия, как поглощение пищи. — Гонг, Стальной, — вырвал мальчика из раздумий Мустанг. Эд захлопал глазами. — Чего «гонг»? — переспросил он. — Перед едой всегда несколько раз звонят, созывая на обед, — пояснил полковник. — Ааа, понятно, — протянул мальчик. — Ты, просто, по всей видимости, витал где-то в облаках и не слышал его, — добавил Мустанг. — Наверное, — неохотно согласился Эд. — Ну вот, будешь знать, а теперь свали и дай мне нормально поесть. Эдвард показал отвернувшемуся к тарелке начальнику язык и направился в сторону его, то есть их с полковником, палатки.

***

Эдвард проснулся от того, что тяжелая рука схватила его за плечо и сильно тряхнула. От неожиданности мальчик чуть не подпрыгнул. Рука тряхнула еще раз, и Эд был вынужден повернуться и разлепить глаза, чтобы посмотреть на фигуру, столь нагло прервавшую его сон. Что-то синее, много синего, а сверху что-то черное. — Стальной! Хватит валяться, вставай уже! — потребовал недовольный голос сверху. Сопоставив руку, нечто сине-черное и знакомый голос, Эдвард недовольно скривился от осознания того, что его будит полковник. Первой мыслью, появившейся в голове сонного алхимика, была послать, куда подальше надоедливого начальника, но затем пришла вторая мысль или, точнее, воспоминание о том, что он уже не в городе, а в военном палаточном царстве и встать все равно придется. Поэтому Эдвард громко застонал, пробормотал что-то нечленораздельное, но вряд ли цензурное и нехотя сел. — Полковник, Вы знаете, сколько сейчас времени? — раздраженно спросил Эд и потянулся к часам на поясе, но начальник опередил его. — Пять тридцать, я прекрасно это знаю, а тебе надо поскорее встать, дел по горло. Сверкнув на начальника золотыми еще немного сонными глазами, Эдвард медленно встал и огляделся вокруг в поисках одежды. Довольно быстро (но все равно не уложившись в военные нормативы, как отметил полковник) одевшись, Эд заплел золотые волосы в косу и с вызовом посмотрел на начальника, все время наблюдавшего за ним нетерпеливо сложа руки на груди. — Готово, — пробубнил маленький алхимик. — Отлично, — сказал Мустанг и развернулся к выходу. — Пойдем. Эдвард недовольно посверлил широкую спину начальника взглядом, но вышел за ним из палатки. В лагере еще никто не проснулся и Эд задумался, не разбудил ли его полковник раньше всех только чтобы помучить? Однако, пройдя куда-то ближе к центру лагеря, Эдвард увидел еще небольшую кучку таких же несчастных солдат. Их было человек двадцать и, похоже, они тоже недоумевали, зачем их подняли раньше всех. Завидев приближающихся алхимиков, они вытянулись по струнке, приветствуя старших по званию. Эду стало жутко неловко. Он очень не любил когда ему отдавали честь, поэтому решил думать, что все это только для идущего рядом полковника. — Вольно, — властно сказал Мустанг, подойдя к группе солдат. Ни Эд, ни солдаты, особо не понимали, что происходит, поэтому полковник продолжил: — Это, — он обвел рукой солдат, обращаясь к Эду, — Твой отряд. Эдвард несколько секунд хлопал глазами, пытаясь принять смысл сказанного, а потом поднял удивленные и немного испуганные большие глаза на полковника. — Н-но, мне всего пятнадцать! Как я могу командовать целым отрядом?! Здесь есть люди втрое старше меня! — Но, сэр! Я не могу командовать этими людьми! Мне же двадцать четыре, полковник! Они не будут уважать такого юнца! Там есть заслуженные солдаты, я просто не имею права указывать им! Когда полковник посмотрел на него, его лицо было непроницаемо, а глаза холодными. Одна из тех ужасных масок железного командира, которую он носил. — В первую очередь ты майор армии Аместриса и Государственный алхимик. Ты сделал свой выбор. Забудь про свои детские закидоны. — Насколько я вижу, на твоих плечах погоны майора, Мустанг, а на поясе серебряные часы. Не распускай сопли и веди себя достойно. Ты — старший по званию, их неповиновение — это трибунал. Эд сглотнул. Мустанг был прав. Он был Государственным алхимиком, а значит, автоматически становился майором. Со всеми вытекающими последствиями. Эдварду стало страшно. Будут ли эти солдаты относиться к нему хорошо и делать то, что он им говорит? Или поднимут на смех и будут вести себя, как те солдаты в грузовике? Из раздумий его вырвал голос снова заговорившего полковника: — И запомни: ты защищаешь их, а не они тебя, кто бы что ни говорил. Понял? — И вбей себе в голову — ты старший офицер, ты в ответе за этих солдат, они — не живые щиты Государственного алхимика. Понял? — Да, полковник, — ответил Эд, сведя светлые брови к переносице, обрабатывая весь груз новых обязанностей и поступившую информацию. — Да, полковник Гран, — сказал майор Рой Мустанг, сжав руки, обтянутые белой зажигательной тканью, в кулаки. — Отлично, — сказал Мустанг и, отвернувшись от Эда, перевел свой взор на солдат. — Это — майор Эдвард Элрик, Стальной алхимик, ваш непосредственный начальник. — Мустанг обвел военных взглядом и заметил несколько явно недовольных лиц. — Если кого-то смущает возраст майора, то спешу вам напомнить, что это не ваше дело. Его принял в армию сам фюрер, а ставить под сомнение решения Его превосходительства я не рекомендую. Вы все знаете, что одной из обязанностей солдата является защита Государственных алхимиков. Пришло ваше время исполнить эту обязанность. Любое неповиновение — это трибунал. Всем все понятно? — властно спросил полковник. — Да, сэр! — хором ответили солдаты. От этого ответа у Эда по спине пробежали мурашки, а Мустанг отреагировал лишь сдержанным кивком. Бросив странный взгляд на маленького алхимика, он развернулся и зашагал в сторону большой палатки, которая, как догадывался Эдвард, была здешним Штабом. Эд спиной чувствовал, как стоящие за ним военные прожигают его спину взглядом. Медленно неуверенно обернувшись, он встретился взглядом с вверенными ему людьми. Он сглотнул и неуверенно улыбнулся. Напряжение так и витало в воздухе. — Эм, привет, — неуверенно поздоровался он солдатами. Ни один ему не ответил. Все стояли вытянувшись и в упор сверлили маленького алхимика взглядом. Ему захотелось заползти в какой-нибудь темный уголок и свернуться там калачиком. Или вообще испариться. Все, что угодно, лишь бы избежать этого взгляда десятков глаз. Собравшись с силами, Эд глубоко вдохнул и добавил: — Будем знакомы. Надеюсь на сотрудничество. В ответ он получил ненавистное и совершенно натянутое «Да, сэр».