***
Учитывая то, с какой неохотой генерал отдавал Хьюзу карту, следователь надеялся, что она будет понятной, подробной и информативной. Но нет. Размытые цветные пятна, очерчивающие лишь примерные контуры леса и прилегающих территорий — все, что можно было разобрать на карте. Судя по всему, это просто была единственная карта местности, что наводило Маэса, привыкшего к большей точности и организованности на очень печальные мысли. В связи с этим, наличие в выделенной подполковнику команде солдата, знающего местность, было очень даже кстати. Каким бы суеверным этот солдат ни был. Группа довольно шустро продвигалась вглубь леса. Напасть на след беглого алхимика оказалось просто — хоть Эд и его сопровождающий и сошли с тропинки в начале, но дальше шли все время прямо, не сворачивая и не петляя. Боялись заблудиться? Или, наоборот, точно знали куда идут? Если в том, что Эдвард совершенно не знал местности Хьюз был уверен, то вот о идущем вместе с подростком фельдшере следователь не знал ничего. Только имя — Зак Албан. Откуда был этот Зак? Из этих мест? Поэтому вызвался помогать алхимику? Или так же, как и Эд, бросился в неизвестные для него земли? Если это так, то это не имеет никакого смысла! Зачем фельдшеру помогать алхимику сбежать, подставляя под удар и себя? Эдвард ранен, и разве целью медицинского работника не должно быть сохранение его здоровья? Тогда фельдшер должен был остановить Элрика, а не поощрять его побег. В общем дело ясное, что дело темное. Слишком много шатких, неизвестных переменных. Однако были и проблески редкой удачи. Судя по некоторым следам на земле и деревьях, которые подмечал зоркий, натренированный глаз главы Отдела расследований, их цели не один раз устраивали привалы. Хьюз не мог определить, сколько по времени они длились — пять минут или целый час, но факт оставался фактом: привалы отнимали у Эда время, очень удачно добавляя его команде Маеса. Хьюз шел, пытаясь внимательно оглядываться по сторонам, высматривая любые детали. Обычно у него хорошо получалось концентрироваться на деле, но в этот раз его мысли то и дело уносило в другом на правлении. Маэс никак не мог перестать думать о своем лучшем друге. В общем-то, Рой Мустанг, наряду с Грэйсией и Элисией был в списке приоритетов Хьюза. Он оказался там даже раньше, чем его любимые девочки. По понятным причинам, конечно же. Еще во время войны, с того момента как он снова встретил своего однокурсника, Маэс всегда нервничал, когда не знал, где именно сейчас Огненный алхимик. Хьюз ничего не мог с собой поделать. Он всегда был сентиментален и, если уж судьба выбирала для него определенных людей, Маэс привязывался к ним, не готовый отпускать от себя. Такое себе качество для солдата, учитывая, что один из этих самых ключевых людей в твоей жизни так же служит в армии и носит на своей спине огромную мишень. Рой и раньше попадал в огромное количество неприятностей — такой уж был человек — и Хьюз, да и другие, в основном, конечно, верная Хоукай, всегда вытаскивали его из самых тяжелых бед, но… Не всегда получалось. Маэс мысленно порадовался, что со своим положением и статусом может влиять на подобного рода дела, имея возможность подтолкнуть вечно тянущее резину начальство, броситься в самую гущу событий и рыть носом землю, пока не добьется желаемого результата. Лизе вот повезло меньше. К сожалению, Хьюз знал это ужасное чувство, когда дорогой тебе человек в беде, и ты очень хочешь помочь, но не можешь. Тебе приходится просто сидеть и ждать у моря погоды, без возможности на что-то повлиять или что-то изменить, слепо надеясь на других. И то, если эти «другие» найдутся. Маэс поджал губы. В каком состоянии сейчас Рой? Может ли еще ясно мыслить? Придумывает ли какой-нибудь гениально-ужасный план побега или решил сидеть смирно? Если решил не рыпаться, то на это должна быть веская причина — слишком тяжелое состояние или какие-то факторы, из-за которых он просто не может себе позволить побег. А если все-таки настроен во что бы то ни стало покинуть место заключения, то каким образом и получилось ли? А также насколько сильно Рой ранен? Случилось ли что-нибудь непоправимое? Ну, после больше недели пребывания в недружественных руках вряд ли на Мустанге не будет ни царапины, но насколько все плохо? В одном Хьюз, сам того не зная, был полностью солидарен с Эдвардом — следователь не допускал даже мысли о том, что, возможно, они идут уже за трупом Роя Мустанга. Тут на глаза Хьюза, прерывая его спиралевидные мысли, попалось большое, толстое дерево, а точнее, то, что было под ним. — Подполковник… — начал говорить рядом с ним Хавок, но Хьюз жестом прервал его, подходя ближе к дереву. Под деревом, но на достаточно безопасном расстоянии от мощных корней, на наспех расчищенном от травы кусочке земли, чернели угли, перемешанные с седым пеплом. Костер. Маэс присел рядом на корточки. Костер развели достаточное количество времени назад, угли не тлели, не сохранилось и капли теплоты. — Это точно должны быть они, — констатировал Жан, подходя ближе. Хьюз усмехнулся. Обычно он не строил поспешных выводов, но тут все было достаточно очевидно. — Есть сомнения? — Да нет, — хмыкнул Хавок. — Костер не разводят на пять минут, — задумчиво протянул лейтенант, — Как думаете, это могла быть их ночлежка? «Хороших людей ты в свою команду набрал, Рой, — небрежно подумал Маэс, — сообразительных». — Ты прав, они не стали бы разводить костер, если бы не хотели остановиться на какое-то длительное время, а учитывая травму Эда, идти ночью они не могли, так что им пришлось бы переждать ночь. Поэтому да, я уверен, что это их ночлежка. Вот только… — следователь замолчал и начал задумчиво жевать губу. — Что? — спросил у него из-за спины Хавок. — Мы не можем определить, какое конкретно время назад они ушли. В смысле да, явно не пять минут назад, но ничего более точного я пока сказать не могу, — он провел рукой по волосам, нахмурившись. — Подполковник, Вы же сами сказали перед выездом, что прошло меньше двенадцати часов, а это значит, что мы не так уж далеко от цели, — напомнил следователю Хавок. Маэс незаметно выдохнул и начал выпрямляться. Встав в полный рост, он повернулся к Жану и остальным подчиненным. Сколько часов прошло с того времени, как Эд снова отправился в путь? Учитывая, что сама поисковая группа отправилась на поиски ранним утром, а Эдвард, даже с помощью передвигался не особо быстро, у следователя сложилась достаточно оптимистичная картина происходящего. Он кивнул Хавоку и обвел солдат уверенным взглядом. — Мы нагоняем их. Большинство солдат никак на это заявление командира не отреагировало. Конечно, ведь кроме него и Хавока никто не горел желанием слоняться по лесу, но Маэсу было плевать. Даже если он останется один, он не остановится. Не тогда, когда это может стоить его лучшему другу жизни, а Эду свободы. — Прибавим скорости, мы почти у цели.***
Тяжелые, будто налитые свинцом веки опускаются, несколько секунд борьбы со сном, и Рой снова открывает глаза. Теперь это алгоритм простого моргания. Раньше Мустанг различал вокруг себя хоть что-то, но теперь все его силы уходят на то, чтобы оставаться в сознании. Ну, или по крайней мере, некоем его подобии. После того, как неопределенное время назад (Час? Два? День?) они чуть ли не кувырком спустились с какого-то склона, остатки сил улетучивались с удивительной скорость. Теперь Изабелла поддерживала почти весь вес полковника и, если бы Рой мог хоть немного сконцентрироваться и подумать, ему стало бы ужасно стыдно и неловко оттого, что хрупкая девушка буквально тащит его на себе. Но у Мустанга не было сил задумываться о таких вещах. — Устроим привал, — раздался на удивление напряженный голос Изабеллы, — я устала. Даже в своем состоянии полковник уловил напряжение в голосе девушки. Аналитическая частичка мозга, оказалось, тоже была затуманена не до конца из-за чего Рой сам того не понимая заострил внимание на том, что раньше Изабелла никогда не говорила, что устала сама. Каждый привал был аргументирован ухудшающимся состоянием Мустанга. Однако так же быстро как появилась, искорка внимания к деталям угасла, и Рой решил не забивать свою и так еле работающую голову ерундой. Полковник вяло кивнул и тут же почувствовал, как опускается на землю вместе с Изабеллой. Девушка отпустила его, и его спина уперлась во что-то твердое. Дерево? Он даже не заметил, как они к нему подошли… Еще совсем недавно такое давление на его израненную спину причиняло ужасную боль, но сейчас все чувства, в том числе и боль, были приглушены, будто они пытались добраться до тела Роя откуда-то из-под толщи воды. Хорошо это? Однозначно нет. Некоторое время они сидели молча. Вообще после того эмоционального разговора о прошлом Изабеллы они перебрасывались лишь одинокими словами и редко односложными предложениями. Но после тяжелого преодоления спуска их общение вообще сошло на нет. Рой не был особо против. Он не думал, что смог бы сейчас поддержать хоть какую-то беседу. — Полковник, Вы знаете, где мы сейчас находимся? — разрезал тишину голос Изабеллы. В нем не было никаких эмоций, что немного напрягало. Мустанг повернулся к девушке. Она, как обычно, сидела поджав ноги, с прямой спиной, руки были сложены на коленях. Подбородок поднят, глаза смотрели прямо перед собой, но взгляд был отсутствующим. Будто девушка видела перед собой не траву и деревья, а только ей одной известное что-то. — Нет, — так твердо, как только мог ответил полковник. Несколько секунд Изабелла молчала. Рой подумал, что она задумалась и не услышала его ответа, но тут девушка снова начала говорить: — Это место называется «Лощина Виолетты», — произнесла Изабелла все так же смотря перед собой. — Знаете, почему оно так называется? Если бы у Мустанга были на это силы, он бы начал раздражаться. Что за дурацкие вопросы?! Очевидно же, что он понятия не имеет. Однако вслух Рой ответил все то же простое «нет». — Есть легенда, что раньше, много-много лет назад, на краю этого, тогда еще далеко не такого большого леса, была деревня. И жила в этой деревне вдова. Муж ее однажды не вернулся живым с охоты, и с тех пор денег в доме едва хватало на жизнь. Только одна была радость в жизни вдовы — ее дочь Виолетта. Семь лет освещала девочка мрачную жизнь матери, но на восьмой год жизни сильно заболела. На слезные мольбы вдовы деревенский доктор лишь разводил руками — не знает он, что это за болезнь и как ее лечить. — Как это Вы не знаете?! — мозолистые руки вцепились в ткань рубашки. — Вы же врач! Женщина лет тридцати стояла на коленях перед высоким худым мужчиной схватив край его рубашки. Ее глаза почти безумно блестели, взгляд не отрывался от лица мужчины. — Я никогда раньше такого не видел! Я не знаю что с этим делать! Мужчина схватил женщину за запястья и попытался убрать с себя ее руки, но она лишь вцепилась крепче. — Но сделайте хоть что-нибудь! Умоляю Вас! — Я сделал все, что мог! Проверил все, что знал! Отстаньте от меня и дайте девочке спокойно умереть! На многие километры вокруг не было населенных пунктов, некому было еще показать больную, да и денег на серьезное лечение у вдовы не было. Отчаялась вдова, не знает что делать. Не спит, не ест, целые сутки проводит она у постели умирающей Виолетты. Появился однажды в деревне путешественник. Откуда и куда он шел — загадка. Постучал он в первый попавшийся ему дом, чтобы попросить остаться на ночлег. Открыла вдова путнику дверь, впустила в дом, попыталась накормить теми крохами, что у нее были. И рассказала она путнику о своем горе, что дочь ее любимая медленно угасает, а сделать безутешная мать ничего не может. Выслушав рассказ вдовы путешественник вдруг поднялся, подошел к больной девочке и сказал, что знает, что делать. — Тело — это просто сосуд и этот сосуд уже не спасти, — мужчина положил руку на горящей лоб спящей маленькой девочки, — Однако с душой ребенка все хорошо, поэтому все, что нужно сделать — это найти новый, здоровый сосуд и переместить туда душу твоей дочери. Мужчина оторвался от созерцания лица ребенка и посмотрел своими цепкими черными глазами на мать девочки, стоящую в нескольких шагах от кровати. — Как это? — почти шепотом спросила женщина, прижимая руки к груди. Мужчина убрал руку со лба ребенка и полностью повернулся к вдове. — Ты должна найти девочку, ровесницу твоей дочери, забрать у нее сосуд, затем извлечь душу из твоего ребенка и переместить ее в новый сосуд. С перемещением я помогу тебе, но все остальное, ты должна сделать сама. — Но как мне извлечь душу? — растерянно спросила женщина. Мужчина презрительно фыркнул. — Не будь дурой, ты прекрасно понимаешь как. Ужаснулась вдова, одна мысль об убийстве вызывала у нее отвращение и страх. Лишить жизни свою любимую дочь, да еще и ни в чем не повинную неизвестную девочку? Нет, не может она так поступить. — Ты совсем из ума выжил?! — закричала вдова, — Убийство — тяжкий грех! Нет ничего священней и дороже человеческой жизни! Однако никак не тронули путника крики вдовы. — Так разве я не говорю о том же? Посмотри на свою дочь. Ее жизнь дорога тебе больше всего на свете, и ты будешь просто сидеть и смотреть, как она умирает в мученьях? — мужчина поднял бровь и сложил руки на груди. — Если такой путь тебя устраивает, то не мучай девочку и прирежь ее поскорее, чтобы не страдала. Перехватило у вдовы дыхание. Не может она найти, что ответить путешественнику. Опустила она голову, а взгляд устремила на детскую кроватку. Разрывается сердце матери, не может она смотреть на страдание дочери, но и руку на беззащитного ребенка поднять не смеет. — Дай мне подумать, — пораженно выдохнула вдова. Мужчина слегка склонил голову, соглашаясь. — Ночь тебе на раздумья, — сказал он и ушел вглубь домика, туда, где постелила ему вдова. Всю ночь не спала вдова, пытаясь сделать нелегкий выбор. Но утром, когда проснулся путешественник, она твердо взглянула ему в глаза. Во взгляде ее горела решимость. — Я согласна. Мужчина только сдержанно кивнул. — Хорошо. Что-то в лице вдовы дрогнуло и она поджала губы. — Мне нечем заплатить за помощь, — она беспомощно развела руками. — Что ты возьмешь, в качестве оплаты? Путешественник расплылся в широкой улыбке и подошел к вдове почти вплотную. — Тебя, — шепотом произнес он. Вдова закрыла глаза, руки потянулись к шнуровке на старом платье. Пальцы работали ловко и через несколько минут женщина стояла обнаженной. Большие грубые руки тут же легли на голые бедра. Из-под закрытых век выкатилась одинокая слеза. Оплата была горькой, но не это было самым ужасным. Деревня сама была бедной, беспризорников на улицах хватало, поэтому никто не заметил исчезновения маленькой чумазой девочки. Когда новый сосуд был найден, вдове нужно было сделать самое тяжелое. Женщина присела на край небольшой кровати. От движения голубые, подернутые дымкой лихорадки, глаза Виолетты открылись и она посмотрела на сидящую рядом мать. — Мамочка? — тихо спросила девочка. Вдова улыбнулась дочке и подхватив ту под плечики заключила в крепкие объятья. — Я очень люблю тебя, родная. Очень люблю, — прошептала женщина дочери в волосы. Виолетта не увидела блеска ножа, крови на своей ночной рубашке и слез матери. После долгой болезни конец пришел слишком быстро. — Ма… ма… Вдова с ненавистью бросила окровавленный нож, побывавший в сердце ее дочери на пол и аккуратно, словно дочь была сделана из стекла, уложила девочку обратно в кровать. Голубые глаза были распахнуты и матери казалось, что они смотрят ей прямо в душу. Женщина протянула руку и плавным движением опустила дочери веки. — Скоро все снова будет хорошо, — прошептала вдова. — Вот увидишь. Девочку-беспризорницу вдова задушила быстро, без колебаний. Такая безжалостность и черствость ее сердца напугала вдову, но она тут же отбросила эти мысли. Все ради Виолетты. Пока вдова занималась «подготовкой сосудов», путешественник начертил на полу какой-то большой круг с кучей странных символов. Вдова едва ли удостоила всю эту писанину вниманием. Как и сказал ей путник, она положила трупы обеих девочек в круг. — А теперь уходи, — бросил через плечо мужчина. — Что? — оторопела вдова. — Ты будешь лишь мешать процессу, уходи и возвращайся через час. Да подальше отойди, а то душа твоей дочери не в новый сосуд, а к тебе, как к давшей ей жизнь, полетит. Женщина поколебалась несколько секунд, но покорно кивнула и вышла. Отошла вдова от дома, но долго не продержалась. Не могла она стоять в стороне, когда на кону жизнь ее дочери. Тихо подкралась она к дому и заглянула в одно из маленьких окошек. То, что увидела вдова повергло ее в шок. Путешественник и не думал проводить никаких обрядов — лишь шастал по дому, переворачивая все шкафы и ящики — не поверил, что у вдовы нет никаких денег. Женщина не помнила как ворвалась в дом и как схватила с пола у кровати нож, все еще испачканный кровью дочери, очнулась она уже прижимая к полу путника, занеся над ним нож. Мужчина схватил ее за запястья, еле сдерживая яростный натиск. — Ты солгал мне! — кричала вдова. — Солгал! Даже в своем положении мужчина не удержался от презрительного фырканья. — Да тебе и врать не надо было, ты и так была на все готова! Не использовал бы я, это сделал кто-то другой! — Ты убил ее! Убил мою дочь! — не унималась вдова. — Я не заставлял тебя. Ты все сделала сама. И девочек убила, и отдалась мне. Вдова чуть не зарычала от ярости и… бессилия. — Вообще, ты должна поблагодарить меня. Мне действительно стало жалко твою дочь. Я подарил ей быструю смерть. Из горла вдовы вырвалось что-то нечленораздельное. Руки мужчины ослабли и вдова с силой опустила руки, втыкая нож по самую рукоять путнику в сердце. Когда люди пришли на крики проверять дом, то обнаружили лишь два трупа — неизвестного мужчины и девочки-беспризорницы. Ни вдовы, ни Виолетты нигде не было. Жители деревни еще немного поискали женщину для приличия, но быстро бросили это дело — скорее всего обезумевшая мать сбежала куда-то в лес, а там и покончила с собой. Прошел почти год, все уже и забыли об этом происшествии, но однажды группа охотников, нашла таки вдову. Она лежала на поляне, из живота торчал все тот же нож. Сначала мужчины подумали, что она уже давно мертва, но подойдя ближе с удивлением поняли, что женщина еще жива. Немного помявшись, они решили отвести ее в деревню. Пока они ехали до деревни, вдова не приходила в себя, но как только ее положили врачу на стол, ее глаза распахнулись и она что-то проговорила одними губами. — Что? — доктор наклонился ближе, почти касаясь ушной раковиной губ вдовы. — М-мне от него… н-ничего не нужно… — тяжело проговорила женщина и из ее горла вырвался странный сдавленный звук, отдаленно напоминавший смех, — О-он… он убил м-моего ребенка, а я… я у-убью его… — казалось, что она хотела сказать что-то еще, но слова застряли в груди вместе с последним вздохом. Доктор нахмурился, обрабатывая смысл сказанного. Его глаза переместились с бледного лица покойницы на окровавленный живот. В мозгу что-то щелкнуло. — Так вот оно что… — пробормотал доктор. — Что? Что она сказала? — Она сказала, что произошло? Доктор покачал головой. — Пусть и эта смерть останется на ее совести. Не хотела вдова носить в себе дитя обманувшего ее мужчины. Решила она избавиться от еще не родившегося ребенка самым радикальным способом, заодно и себя на тот свет отправить. Так и закончилась эта история. Тело малышки Виолетты так и не нашли, деревня давно исчезла, лес становился больше, рядом вырастали города. Вот только в лесу этом стали пропадать дети. Забегают поиграть средь деревьев и не возвращаются, даже трупов потом не находят. Считается, что душа бедной Виолетты так и витает в этой лощине, в поисках сосуда, которого ее так жестоко лишили. Изабелла замолчала и они снова погрузились в тишину. Рой, конечно, не верил во все эти бабушкины сказки, но не мог не признать, что по телу пробежали мурашки, не связанные с холодом и болью. — Зачем ты мне это рассказала? — спросил Мустанг не отрывая взгляд от девушки. Казалось, даже ужасная сонливость на миг отступила. Изабелла, наконец, опустила глаза и посмотрела на свои руки, перевернув их ладонями вверх. — Эту историю нам всем рассказывали в детстве и тогда я никак не могла понять, как можно было отдаться незнакомому мужчине и пойти на убийство только ради призрачной надежды спасти умирающую дочь, — Изабелла замолчала на несколько секунд, а затем подняла на полковника глаза. В них было столько печали и сожаления, что Рой чуть не задохнулся. — Теперь я понимаю, — прошептала девушка, ее голос заметно дрогнул в конце. Рой Мустанг был умным человеком, хорошо умевшим читать людей и ситуацию, но сейчас и без его умений было понятно, что будет дальше. — Никуда мы дальше не пойдем, полковник, — уже тверже, но все еще немного влажным голосом сказала Изабелла. — Мне жаль, — она опустила глаза и прошептала: — Мне правда очень жаль. Рой отвел от девушки взгляд и посмотрел прямо перед собой. Для человека, которого, по сути, только что предали, он чувствовал себя на удивление спокойно. Хотелось ли ему возвращаться в цепкие лапы Лилит? Нет. Сможет ли он идти дальше сам, без поддержки? Нет. Понимал ли он чувства Изабеллы? Как ни прискорбно, да. Возможно, будь это не так ему было бы легче разозлиться на нее, но у него не получалось. Может, он просто слишком устал? — Почему именно сейчас? — спокойно спросил Мустанг. Изабелла вскинула голову и посмотрела на Роя. По ее щекам текли дорожки слез. — А? — Почему ты остановилась именно сейчас? — уточнил полковник. — Ждала, пока я выдохнусь окончательно? Девушка покачала головой. — Вы путаете причину со следствием, полковник. Поверьте мне, я хотела убежать не меньше Вашего, но… Ваше состояние быстро ухудшалось и последний час я буквально тащила Вас на себе. Так мы далеко не уйдем. Я не знаю, когда нас найдет армия. Если она вообще нас ищет. Зато силы Аэруго точно пустились в погоню. Они найдут нас быстрее и… Вы можете меня за это ненавидеть, но… Вдруг, если я верну Вас обратно, то они все-таки не тронут мою дочь? Я совершила ошибку и готова за нее заплатить, но она не виновата в моей глупости, — Изабелла выдохнула. — Я не прошу Вас понять меня или простить, просто… просто не сопротивляйтесь, пожалуйста. Изабелла замолчала, вся ее поза говорила о необычайном напряжении, будто она боялась, что ее сейчас ударят. Рой издал странный, истеричный смешок. — Черт, а я ведь только понадеялся. Но все же не может быть так хорошо, верно? — если бы он мог, он бы запустил руку в волосы, но вместо этого просто сжал челюсти изо всех сил сдерживая разочарование. — Мне… — снова начала извиняться Изабелла, но Мустанг прервал ее. — И что, какой теперь наш «план»? Ползти в обратном направлении? Или сидеть здесь, покорно ожидая своей участи? — раздражение все же потихоньку приходило, развеивая сонный туман. — Второе, — тихо проговорила девушка, опасливо наблюдая за Роем. Неужели он действительно не сможет двинуться дальше один? У него же, в конце концов, две здоровые ноги. Да он еле держится, чтобы не заснуть, да он потерял достаточное количество крови и нормально не ел уже черт знает сколько из-за чего постоянно чувствует недомогание, да у него вышли из строя обе руки, но эй, в конце концов, он же не на руках идти собрался. Надо хотя бы попытаться. Идея оказалась полностью провальной. У Роя не получилось даже начать подниматься, не говоря уже о том, чтобы встать на ноги и куда-то идти. Изабелла сидевшая рядом, сжала руки в кулаки и поджала губы, явно не наслаждаясь зрелищем. Рой откинул назад тяжелую голову, утыкаясь затылком в дерево. Как бы противно ему ни было, как бы ни кричали его сердце и разум только от одной мысли об этом, Мустанг признал свое поражение. Он шумно выдохнул сквозь стиснутые зубы, игнорируя боль в груди. — Черт.