Клянусь, что больше не буду вас беспокоить!

      Когда Вайолетт проснулась, уже наступило утро. Вчера она свиделась с Марин, но воспоминания о том моменте были крайне размытыми. Возможно, облегчение при виде нее было чересчур сильным, а может быть, в тот момент граница меж сном и реальностью для нее окончательно поплыла. Сказать по правде, даже после пробуждения Вайолетт пребывала в оцепенении. Пускай спала она плохо и едва ли видела сны, обычно просыпалась она крайне быстро. Но со вчерашнего дня девушка чувствовала себя так, будто парила подобно птице.       - Леди Вайолетт, почему бы вам не отдохнуть?       - Я в порядке, спасибо.       - Пускай вы так говорите, ваша ложка уже давно опустела.       - Э?       На этих словах она опустила взгляд и заметила, что суп перед ней не уменьшился ни на каплю. Если подумать, кажется, с недавних пор рот ни разу не наполнило ничего теплого и вкусного. То есть она все это время клала в рот пустую ложку.       Ее щеки заалели от мысли, как глупо она выглядела все это время. Дабы скрыть свое смущение, Вайолетт зачерпнула золотой ложкой золотистый суп, как и положено. Он слегка шел паром, но не был слишком горячим: все же готовила его Марин. Игнорируя бдительный взгляд горничной, она отправила в рот консоме - как и ожидалось, жара не было. Он немного гуще и насыщенней обычного супа, но, безусловно, был вкусным. Вайолетт больше предпочитала овощной суп Сисуи: он мягкий на вкус и очень сытный.       Она сбежала из того дома и думала, что с появлением Марин ей было больше не на что оглядываться. Немного - а может и много - было жаль, что больше ей было не суждено попробовать его стряпню.       - ... Эй, Марин.       - Да, я вас слушаю?       - Что происходит дома?       - ...       - Марин, ты была единственной, с кем я была так близко контактировала, и я старалась как можно меньше общаться с другими, так что они должны быть в порядке, но...       Ныне в этом доме проживало два типа слуг. Те, кто работал еще при жизни Беллройс - матери Вайолетт, - и те, кто ухаживал за той троицей на вилле. Многие из них, особенно последние, молчаливо одобряли подобное обращение с Вайолетт, хотя немало из них были крайне этим обеспокоены. Их список возглавляли Марин и шеф-повар Сисуи.       При жизни Беллройс, чем больше они пытались защитить Вайолетт, тем больше она страдала, и в итоге многие оказались уволены. А тем, кто остался, пришлось стиснуть зубы и терпеть - лишь бы хотя бы остаться рядом. Со смертью матери бремя казалось бы спало, но с возвращением главы семьи напротив возросло на еще двух человек.       Само собой они были злы. Будь то их работодатель или источник зарплаты, они не могли не кипеть от злости и не питать к нему искреннее презрение. Но понимали, что должны были держать себя в руках. Даже Марин, которой стоило бы возмущаться громче других, чтобы оставаться с Вайолетт не было позволено стать щитом девушки и вгрызаться в глотки ее врагам.       В конце концов, даже если им, слугам, удастся ее защитить, их уволят - а что потом?       Что случится с Вайолетт, пострадавшей пуще других?       Пусть и будет жертвой, и все же окажется порицаема, подвержена доброй доле оскорблений, избита - пока не сломается. И однажды погибнет от их рук.       Каждый раз они представляли себе эту сцену, и каждый раз никто не мог заставить себя пошевелиться. Знала ли Вайолетт об их беспокойстве, или же нет, она держалась поодаль от многих людей, дабы никто не мог лишиться работы по ее вине. В итоге, за исключением Марин, оставшейся ее личной горничной, даже разговоры с прислугой сводились к минимуму, и то там, где их никто не увидит.       Вряд ли это стоит называть благословением божьим, но вряд ли был кто-то - по крайней мере, с точки зрения ее отца, - кого можно было бы принудить к ответу за Вайолетт, вот так сбежавшую из дома. Никого не станут безосновательно винить в близости с Вайолетт или в его ей службе.       - Если бы ты осталась там, Марин, я бы вернулась.       - Если бы я осталась там, собственноручно спалила бы их всех вместе с особняком. Чтобы вы уж точно не смогли туда вернуться, леди Вайолетт.       - Э...       Она подняла глаза на Марин, бросившую столь дерзкое замечание, и еще больше оказалась поражена выражению ее лица.       Глаза цвета заката были сужены, а уголки рта красиво изогнулись. Коротко остриженные волосы легонько всколыхнулись в сторону, будто вода в реке, когда она склонила голову. Лицо, воплощавшее в себе ледяную красоту, было нежным и мягким, с цветущей улыбкой, в которой многие прочитали бы милосердие.       Уж не улыбка ли то Девы Марии, да ее лицо?       - Вам некуда возвращаться. Вам незачем возвращаться. Отныне вы должны выбрать новый дом, куда сможете вернуться. Ваше место.       Опустившись на колени, Марин взяла левую руку Вайолетт. Обхватив ее обеими ладонями, она несколько раз погладила кисть девушки.       Как бы высекая сей факт, как бы позволяя ему осесть. Она говорила решительно, но мягко.       - И я тоже будут там. Я всегда буду с вами. Буду рядом, куда бы вы ни отправились.       Она долго, долго ждала наступления сего дня.       Наконец-то она была в силах сказать эти слова.       - Вам больше нечего бояться.