«История умалчивает о многих историях».
Юзеф Булатович
Возможно ль отделить от плевел зёрна, Коль в маскараде избранных ролей У каждого — свой взгляд, свой путь из тёрна?.. Ведь истин — ровно столько, сколь людей.*
Путешествие до Ос Альты запомнилось как-то смазанно; пару раз они сворачивали с пути, заезжая еще куда-то, и в карете появились еще двое маленьких гришей. Девочку, одногодку Евы, обладающую силой корпориалов, звали Екатериной, а мальчика, будущего инферна, который был старше девочек на год — Алексеем. Сначала Ева пыталась поболтать с девочкой, но та предпочитала отмалчиваться, а вот мальчик охотно разговорился с будущей «коллегой» по ордену. Рыжеволосый, веснушчатый и веселый инферн пришелся ей по душе. Он поведал, что вырос в деревне, жители которой все еще были весьма суеверны, поэтому его родители не отвезли маленького гриша на обучение в Малый дворец, а скрыли его необычные способности. Несмотря на то, что Равка была самой прогрессивной страной в отношении гришей, такое у них все еще случалось, поэтому тестировщикам приходилось проделывать огромную работу, искать иголки в стогах сена. Более того, в иногда в подобных случаях маленьким гришам, под давлением общественного невежества подавляющим свою суть, требовалась еще и психологическая реабилитация. Несмотря на отношение родителей, Леша был лишь слегка растерян, но не терял присутствия духа, что Еве очень понравилось. Также по дороге целительница рассказала детям об орденах гришей, о том, что их относительно мало и о том, какую важную роль они играют в жизни страны. — В Равке быть гришем — весьма почетно. Вместе с Первой армией мы составляем военную мощь государства. Эфиреалы — могучие воины, субстантиалы — ученые, способные создать и усовершенствовать что угодно, а корпориалы — целители и разведчики. Ева задумалась о своей способности скрываться в тенях и осторожно уточнила: — Хм… а это разделение — строгое? Я имею ввиду, может ли корпориал быть ученым, а проливной — разведчиком? — Наверное, я неправильно выразилась. Учеными в определенной степени являются все гриши, потому что Малая наука — это и есть наши силы; к тому же, каждый из орденов постоянно ведет исследования своей области знаний, порой и совместно с другими орденами. Что же касается разведчиков… да, конечно, могут, просто сердцебиты обычно лучше других подходят на эту роль в силу самой специфики своих возможностей. Ева кивнула своим мыслям. Если гриши — военное сословие, то однажды ей придется занять свое место во Второй армии, пусть она пока и с большим трудом представляла себе, какова война. В любом случае, ей сначала следовало бы хотя бы начать обучение, однако девочка делала мысленные заметки, внимательно слушая сопровождающих. — У тебя такой вид, будто ты прямо сейчас собираешься стать звездой шпионских историй, — поддел ее Алексей, смеясь над воинственным выражением ее лица. — Какое вымышленное имя себе возьмешь? Королева драмы? — Еще посмотрим, кто из нас потом будет смеяться, — весело фыркнула Ева и с наигранным пафосом пояснила: -…когда я добуду сведения, которые изменят ход войны в нашу пользу и стану очень важной шишкой, приближенной… ой, а кто возглавляет Вторую армию? Царь? — Царь возглавляет всю страну, — по доброму лицу Анны мелькнула горькая усмешка, будто она сама не очень верила в сказанное. — А вторую армию — генерал Кириган. Дарклинг, единственный известный Заклинатель Теней. — Как Черный Еретик?! — не подумав, ахнула начитанная для своих лет Ева, хотя тут же прикусила язык. Одобрительно взглянув на нее, Анна кивнула. — Да, он — его прямой потомок. Но не подумайте дурного: если Черный Еретик из-за своей жадности едва не уничтожил нашу страну, то генерал Кириган делает все, чтобы ее сохранить, вот уже много лет. Гриши едва не боготворят его, остальные равкианцы очень уважают, а враги боятся и рассказывают о нем страшные сказки своим детям. Ева вновь глубоко задумалась. Когда-то прочитанная история Черного Еретика показалась ей искуственно разрисованной в резкие черно-белые цвета: злой-презлой гриш-предатель и царь в белых одеждах, будто в сказке. Своим детским умом Ева ещё не могла отличить, чему в учебнике истории стоит верить, а что стоит подвергнуть сомнению, но к тому времени уже успела уяснить: во всем, что касалось гришей, обычные люди чаще всего (хотя и не всегда) были весьма предвзяты. Однако то, что потомок самого известного злодея в равкианской истории является вторым человеком в государстве, очень ее повеселило. Ей стало очень любопытно посмотреть на него хотя бы издалека; живое воображение тут же нарисовало ей могучего статного мужчину средних лет, с тяжелым угрюмым взглядом и серебром первой седины на висках. Остаток пути прошел в подобных же беседах и предвкушении, а на въезде в столицу Ева молча прилипла к окну кареты, восторженно разглядывая знаменитые двойные стены и сам город — удивительно интересный и контрастный. А Малый дворец и вовсе сразил ее наповал, заставляя жалеть, что она, в отличие от сестры, рисовать не любила и не умела. Ева до безумия скучала по сестре, но, знакомясь с другими гришами, применяя все свое обаяние, то и дело улыбалась со всей чистейшей детской радостью, впервые в жизни чувствовала себя не лишней, забытой всеми святыми сиротой, а пока крошечной, но важной частью большого целого. *** Первые месяцы новой жизни пронеслись совершенно незаметно. Учеба в Малом дворце не была четко структурирована в силу того, что гришей находили в разном возрасте, с разным уровнем знаний, и уж конечно уровень личных способностей каждого требовал индивидуального подхода. Но в целом это никому не мешало ни в теоретической подготовке, ни на тренировках. Наставники были весьма опытными и всегда находили время ответить на вопросы, помочь с возникающими затруднениями. Изучение Малой науки, как неотъемлемой части общей картины мира, не могло обойтись без изучения «обычных» естественных и гуманитарных наук, как то математика, история, биология, письмо, чтение и прочие, изучаемые дворянами-отказниками. Были и факультативы на выбор: иностранные языки, танцы, музыка, рисование. Все это занимало очень много времени, требовало даже от маленьких гришей неутомимости, но многие понимали, что это — справедливая плата за перспективы. Восхищенная Ева набросилась на учебу с жадностью долго голодавшего человека, который наконец добрался до вкусненького. Гуманитарные науки давались ей блестяще, естественные — чуть хуже; у Боткина она выкладывалась по полной, но стала лучшей среди сверстников благодаря природной почти кошачьей ловкости, гибкости и быстрой реакции; а вот с тем, что касалось Малой науки, дела обстояли неожиданно плохо. Теория — куда ни шло, ведь хотя и была она весьма запутанной для понимания маленькой сироты из захолустья, упорства Еве не занимать, и рано или поздно все становилось понятным. А вот практика… Девочка сразу заметила, что многие сверстники могут больше, чем она (если, конечно, не считать дни полнолуния), и «потолок» концентрации у них выше. Зачастую ее это не останавливало в учебных схватках и при выполнении заданий, поэтому перенапряжение заканчивалось дикой головной болью, носовым кровотечением или даже обмороком, за что ее вечно дразнила задира Зоя Назяленская. Но при всей обычной наблюдательности Евы потребовался целый год смутных догадок и наблюдений за лунным календарем, прежде чем девочка убедилась в зависимости силы своего дара от фаз луны: с возрастающей луной возрастали и силы, полнолуние было высшей точкой, а затем шел спад. И это абсолютно сбивало ее с толку, поскольку ни с каким другим проливным такого не случалось — их силы были абсолютно стабильны, и ни в одном учебнике, ни на одном занятии о подобном не говорилось. По хорошему, ей бы подойти с этим вопросом к наставникам, но взращенная в приюте осторожность и вера в собственные аналитические способности не давала ей этого сделать хотя бы до тех пор, пока она не сможет сформулировать свои вопросы более конкретно. Ведь на этом странности отнюдь не заканчивались. Силы эфиреала всегда ограничивалась одной стихией, но в полнолуние ей удавалось… управлять лунным светом, как бы странно это ни звучало. Она могла собрать серебряные лучи в ладонях или даже придать свету форму, или заставить воду в своих руках сиять. Ни то, ни другое не удавалось сделать в другие дни, возможно потому, что Ева пока не решалась всерьез попытаться до тех пор, пока не выяснит, что же это такое. И с тех пор первоочередной ее целью стало найти в огромной дворцовой библиотеке хоть что-то о похожем случае. Пока что — безуспешно. Судя по множеству легенд, свет был подвластен лишь полумифической Заклинательнице Солнца, коей она точно быть не могла, иначе не было бы связи с луной и возможности прятаться в тенях. Ева боялась, что если ее случай исключителен, то быть ей запертой в лабораториях навеки, или оказаться под грузом неподъёмной ответственности, как это было бы, окажись она все-таки Заклинательницей Солнца, хоть в последнее абсолютно не верилось. А так хочется насладиться сполна сытой и красивой жизнью! Проще говоря, девочка понимала, что рано или поздно кому-нибудь рассказать придется, но всячески оттягивала этот момент, пытаясь разобраться самостоятельно. Помимо основных уроков она записалась сразу на три факультатива: танцы, чтобы когда-нибудь потом на балу не ударить в грязь лицом; фьерданский язык, ибо будущего врага надо знать в лицо; и музыка — просто для души. Ева тонко чувствовала каждую ноту, пропуская их через самое сердце. Чудовищные нагрузки выматывали до предела, не раз и не два девочка горько плакала, укрывшись в тенях. Но потом брала себя в руки, напоминая о том, чего уже удалось достигнуть, и шла дальше. За полтора года учебы она нашла всего двух близких приятелей: все того же милого инферна Лешу, и, как ни странно, Зою Назяленскую, хотя дружба с нею больше была похожа на следование принципу «держи друга близко, а врага еще ближе», поскольку девочки постоянно соперничали в учебе. Она бы непрочь подружиться с кем-нибудь из других орденов, но увы — ордена тихо и не агрессивно, но открыто друг с другом «воевали». Ева чуть ли не каждый день писала длинные письма своей близняшке и получала от нее столь же подробные, а добрая Анна раз в полгода исправно возила ее в приют. Самых отличившихся в учебе гришей наставники чем-нибудь поощряли: то новым кафтаном, идентичным предыдущему или более богатым праздничным, то сладостями, коих обычно не было в их строгом рационе, то небольшой суммой на карманные расходы и походом в город. Поэтому, навещая Алину, Ева постоянно привозила ей что-то красивое и полезное, например, принадлежности для рисования, одежду, учебники и прочее. Каждый раз близняшки с радостным визгом выбегали друг другу навстречу, а потом их приходилось буквально отрывать друг от друга. Загадочный Дарклинг, о котором постоянно говорили гриши постарше, довольно часто бывал в Малом дворце, однако ученикам доводилось видеть своего кумира редко и мельком. Впервые его увидев, пусть и издалека, девочка в полной мере почувствовала, что такое разрыв шаблона, ведь этому молодому мужчине при всем желании нельзя было дать больше двадцати пяти лет! Если, конечно, не обращать внимание на невыносимо тяжелый взгляд, такую же давящую ауру и хищную грацию безжалостного зверя в каждом движении. «Ну не с пеленок же он армией управляет?» — подумала она тогда, решив отложить эту загадку до лучших времен. Спустя два года обучения и поисков ей удалось, наконец, найти в библиотеке кое-что, отдаленно напоминающее зацепку в понимании собственной силы, причем там, где меньше всего ожидалось — в книге «Сказки народов мира», которую она стащила из библиотеки, чтобы почитать перед сном. Внимание девочки привлекла всего одна сказка, придуманная исчезнувшим народом, проживавшим когда-то на территории нынешней Равки: «Давным-давно, до начала времен, мрачный бог Тьмы и прекрасная богиня Света вместе творили мир. Они любили друг друга, и была бы у них прекрасная вечность, если бы гордый бог Тьмы не пожелал однажды единолично владеть животворящей силой, а возлюбленную сделать во всем ему покорной. Хитростью и лаской уговорил он влюбленную богиню создать вместе неразумную третью силу — Скверну, а потом воспользовался этой силой, чтобы добиться желаемого. Лишь в самый последний миг богиня разгадала замысел любимого и в ужасе вырвала любовь из своего сердца, разделив тем самым себя на две половины, чтобы не дать свершиться задуманному им. Ту часть, что содержала в себе чувство любви, она безжалостно выбросила в океан, коим тогда был весь мир, надеясь, что в холоде и мраке глубин эта часть навсегда погаснет, а сама стала солнцем, продолжив дарить их общему с Тьмой творению — миру — тепло и свет. Но сделалась при этом неспособной постичь равное могущество и очарование второй грани мироздания — Тьмы, ночи, выжигая ее повсюду, куда могла дотянуться. Однако та часть богини, что была выброшена в океан, не погасла, а вынырнула из вод, ставших ей подвластными, и стала сиять, когда другая половина засыпала, обессилев в вечной непримиримой схватке. Луна хранит надежду на то, что бог Тьмы поймет свою ошибку и раскается в предательстве, поэтому, как и человеческая надежда, то ослепительно сверкает, то бледнеет и прячется за облаками. И пусть свет Луны, хранящей вечную любовь ко Тьме, не столь ярок, как свет яростного Солнца, но именно Луна освещает путь, когда кажется, что свет уже погас. С тех пор солнце и луна каждые сутки сменяют друг друга, и ходят в народе легенды: мол, если появится на земле Заклинательница Солнца — смертное воплощение половины одного из двух первородных начал — то вместе с ней придет в этот мир и другая ее половина, ее отражение, Заклинательница Луны». Едва не выронив книгу от охватившей ее дрожи, Ева еще раз быстро перечитала сказку, мысленно оформляя свои догадки и обдумывая их состоятельность. Подумала о сестре — кто же мог лучше подходить на роль «второй половины целого» — и горько усмехнулась: если бы Алина действительно была Заклинательницей Солнца, а сама Ева — Луны, то две маленьких сироты из Керамзина уже были бы главным живым достоянием страны. К сожалению, тестирование гришей в приюте лишило ее всякой надежды на то, что Алина — гриш. Тем не менее, просто так отбрасывать эту догадку о своей силе нельзя, потому что она единственная хоть как-то объясняла все странности. До этого Ева искала информацию лишь в трудах по Малой науке, житиях святых (многие из которых были гришами), религиозных трактатах других народов и учебниках истории. Мифы, легенды и сказки были, мягко скажем, не самым достоверным источником, но теперь Ева поняла, что другого у нее нет. Более того, если Заклинательница Солнца фигурировала во множестве легенд, сказок и даже в тех же религиозных книгах, то о Заклинательнице Луны ей пока удалось найти лишь одну-единственную сказку. Негусто. «Может, я просто все это надумала, желая почувствовать свою исключительность? Какая, к волькрам, Заклинательница Луны? Только одна дурацкая сказка, это даже не смешно! Скорее всего, я обычный эфиреал-проливная с каким-то странным «лунным» сбоем». Почему-то эта мысль показалась неубедительной, несмотря на кажущееся правдоподобие. Вскоре Ева должна была начать заниматься у Багры, чей жуткий домик пугал всех маленьких гришей, и если она впрямь так мудра, как о ней говорят, то именно с ней и стоит попытаться об этом поговорить… наверное. Помимо этого на краю сознания мелькала другая отчаянная мысль: если ее силы как-то связаны с тенями, то, может быть, стоит обратиться к единственному Заклинателю Теней?.. Но от такого шага девочку останавливала, во-первых, невозможность просто так взять и подойти ко второму человеку в государстве, к тому же постоянно уезжающему на фронт, и, во-вторых, страх — вечный тормоз человечества. *** В тот день должен был состояться её первый урок у Багры, и Ева, пользуясь свободным временем, пыталась унять волнение и упорядочить мысли. В основном к Багре отправляли либо самых сильных гришей — чтобы те достигли потолка своих возможностей — либо же, напротив, самых слабых в Малой науке, ибо, по слухам, эта женщина вкупе со своей «волшебной» тростью не может сделать сильного гриша только из отказника. Увы, в проявлении способностей проливных Ева была среди слабых, что, впрочем, только подстёгивало её упорство. Она надеялась, что Багра поможет ей исправить положение — так или иначе. Ничто так не помогало ей обрести спокойствие и сосредоточенность, как уединение с книгой. Поэтому девочка пришла в недавно обнаруженное ею местечко в саду, надёжно скрытое от людских глаз порослью высоких кустарников, деревьями и их тенями. Без всяких сил Заклинателей тени в этом уголке словно нарочно располагались так, чтобы никакой прохожий не обратил внимания на старинный фонтан, украшенный барельефом, рассказывающим историю знаменитого предательства, размышления о котором стали ещё одним камнем преткновения на пути. Девочка листала очередной учебник истории, не находя ничего нового по интересующей её теме. Они только начали изучать мировую историю, но этот предмет был для неё одним из самых любимых, поэтому Ева значительно опережала сверстников, читая учебники истории так, будто они были приключенческими романами. Важно было воспитать гришей патриотами, поэтому история Равки была, пожалуй, самым важным предметом, не относящимся к Малой науке, однако непоседливые дети считали её скучной и воспринимали однобоко — ровно так, как подавала всё учебная программа. А Еве удавалось видеть не только сухие сухие даты, цифры, описания и выводы, но самое важное, что было в этом предмете — движение самой жизни, хитросплетения пороков и добродетелей, целей и идеалов, которые способны изменить мир до неузнаваемости. Впрочем, это не умаляло того, что пока она была лишь двенадцатилетним ребёнком, ещё многое просто воспринимающим на веру, ещё не вполне способным понять все тонкости. Её всегда интересовала история создания Каньона, просто потому, что до сих пор он остаётся одной из актуальных проблем современности. Но теперь эта загадка грозила (пусть и пока отдалённо) оказать самое что ни на есть прямое влияние на её жизнь. К сему со всех сторон «чудесному» выводу девочка пришла, построив простую логическую цепочку: Каньон был создан Заклинателем Теней — проповедники во всех церквях вещают, что Каньон будет уничтожен Заклинательницей Солнца, то есть, если упростить, противоположностью Тьмы, Светом — и тут она, однозначно не Солнечная Святая, но почему-то тоже способная управлять светом и, если всё-таки верить той сказке, неразрывно связанная со своей «второй половиной целого». Как ни крути, а вероятность того, что однажды она так или иначе окажется втянутой в решение вселенской «каньонной проблемы» — весьма высока. Прошло несколько веков, но даже гриши не понимают, что представляет собой давлеющее могущество Неморя. То есть, грубо говоря, они сами не знают, что это такое, однако вместе с отказниками уверенно называют его создание всего лишь чудовищной ошибкой, результатом неудавшегося эксперимента, жажды власти и крови тёмного монстра в человеческом обличье. Открыв страничку со старой картой Равки прошлых времён, где уже появилось чернильное пятно Каньона, девочка начала тихо проговаривать вслух свои размышления, прислонившись к фонтану и лениво почёсывая карандашом волосы где-то над ухом. — То, что Чёрный еретик и сам умер, создавая Каньон, говорит в пользу официальной версии. Но ведь в те времена на гришей были страшные гонения в Равке, и то, что Заклинатель Теней не только прожил много лет, но и был весьма влиятелен, говорит о внушительном могуществе и незаурядном уме. И чтобы такой человек ошибся, применяя свою силу? Не спорю, ошибиться могут даже великие учёные, а сила Теней исключительна и, по факту, не изучена; вместе с тем жажда власти и долгая борьба с теми, кто ненавидит тебя просто за твоё существование, кому угодно мозги набекрень сдвинут. Но всё же что-то тут не так… не похоже это на обыкновенный просчёт, унесший столько жизней… вот только не могу понять, что конкретно меня смущает, помимо общей катастрофичности, разумеется. Рассеяно проведя пальцем по линии Каньона и сдув со лба выбившуюся прядку, Ева продолжила: — Вот даже географическое расположение. Чёткое, будто с геометрической точностью провели линию от одной точки к другой. Ровно от границы до границы, от гряды высоченных гор до непроходимой тайги. Словно еретик зачем-то намеренно хотел отрезать одну часть Равки от другой. Вряд ли это — цель, ради которой он стал бы намеренно жертвовать жизнью, а всё-таки именно на территории нынешней Западной Равки, судя по всему, были самые ожесточённые гонения на гришей. С другой стороны, в Западной Равке остался выход к морю, узлы торговых путей, а значит деньги и ресурсы… О Святые, за подсказку готова отдать руку на отсечение. Почему, ну почему все историки так сильно упрощают эту часть? Где искать дополнительные сведения, другую точку зрения? Немного раздражённо захлопнув книгу и бросив её в сумку, девочка повернулась к барельефу и почти обвинительно ткнула карандашом в маленькую фигурку еретика: — У тебя должна была быть причина. Не ошибка, не случайность и ни в коем случае не оправдание — ведь столько невинных людей погибло! — но причина, какая-то своя правда. Причём хотя бы отдалённо адекватная и мотивированная, раз за тобой шло множество гришей. Почему-то мне кажется, что только если получится побольше разузнать об этом, я смогу хоть немного приблизиться к пониманию того, что такое этот Каньон… Заложив карандаш за ухо, Ева вяло развалилась на траве, и тяжело вздохнула, желая немного отдохнуть перед предстоящим уроком, но этим планам не суждено было сбыться, поскольку совсем рядом раздался мужской голос: — Занятно. Резко подскочив от неожиданности, девочка так и застыла, потому что с другой стороны фонтана будто соткалась из окружающих фонтан теней фигура в чёрном. Генерал разглядывал Еву с лёгким скучающим любопытством, будто диковинного зверька. Густо покраснев одновременно от удивления и смущения, девочка пришла в себя достаточно быстро, чтобы собой гордиться, и, чуть замешкавшись, склонилась в лёгком поклоне, незаметно поправляя кафтан: — Мой суверенный. — У тебя весьма необычный взгляд на славу моего предка, особенно для столь юного возраста. — продолжил Дарклинг, обойдя фонтан и расслабленно оперевшись на его бортик. — Кто ты? Спешно отодвигая навязчивое недоумение насчёт того, зачем генерал заговорил с нею, ровно ответила: — Ева Старкова, проливная. — Ага, одна из преуспевающих эфиреалов, — кивнул, отчего удивление девочки стало практически необъятным. Тут она вспомнила, что периодически все наставники пишут отчёты об успехах обучающихся гришей, и Ева не сомневалась, что их внимательно читал кто-то из вышестоящего начальства, но сам Дарклинг?! Возможно, самый занятой человек в государстве? «Конечно, мы в будущем можем стать ценными ресурсами, или даже важными фигурами. Когда-нибудь. Но такая чудовищная предусмотрительность при его занятости выше моего понимания. Он вообще спит по ночам?» — подумала она, очень стараясь стереть со своего лица глупое недоверчивое выражение. Он же, тем временем, невозмутимо поинтересовался, будто вовсе не заметив замешательства, крупными буквами написанного где-то у неё на лбу: — Многие гриши веками бились над проблемой Каньона. В том числе я сам, каком-то смысле, потратил на это всю жизнь. Почему же ты думаешь, что этот, возможно, неразрешимый вопрос стоит твоего времени? — Я считаю, что не существует неразрешаемых вопросов, безвыходных ситуаций и невыполнимых желаний, кроме того, что касается смерти. Остальное — либо недостаток желания найти решение, либо недостаток сведений, времени или накопленных личных ресурсов. — ответила она. — В случае с Каньоном, как мне кажется, многим мешает страх, суеверия, ощущение слабости перед неизведанным. Я думаю, что если гриши объединят силы в изучении Каньона, то однажды наша наука поможет нам добиться результатов. Хотя это может стоить многих жертв, бездействие обойдётся ещё дороже. Знаете, наверное, именно так, как мы сейчас боимся Каньона, отказники боятся наших сил — просто потому, что не понимают их, не могут структурировать, разобрать по частям и дать определение каждой части, как это можем мы. Вот. Девочка выпалила всё это как на духу, сама удивляясь своей храбрости, но, столкнувшись с нечитаемым чёрным взором Дарклинга, тут же стушевалась: — Простите. Наверное, всё это звучит более чем наивно. Генерал непонятно усмехнулся, подошёл к ней и внезапно опустился на корточки, чтобы оказаться лицом к лицу с девочкой. — Запомни одну вещь, маленькая проливная. Ты можешь менять свою точку зрения, можешь отмалчиваться и лгать о своих взглядах в угоду обстоятельствам или собственным интересам, но никогда ни перед кем не извиняйся за то, что у тебя есть собственное мнение. Ева замерла, как кролик перед удавом, чувствуя, как эти слова словно выжигаются непогрешимым постулатом на подкорке мозга. — Если бы не опаздывала на занятие к Багре, я бы решилась вас спросить: а что вы думаете об истории Чёрного еретика? Что вам, единственному Заклинателю Теней, известно о… свойствах Неморя. — Судя по твоему на диво упрямому взгляду, маленькая проливная, однажды ты всё равно задашь мне эти вопросы. Что ж, давай договоримся так: если в отчёте за следующее полугодие я увижу, что практический аспект Малой науки стал даваться тебе столь же хорошо, как с остальными предметами, то я придумаю, что тебе ответить. А теперь беги, Багра не прощает опозданий.