Когда сомнение придёт, Смущая мой мятежный разум, Мне в споре меж душой и глазом Вспомнить бы: душа не лжёт. Пусть голос нот тех не достигнет, Не ощутить; не слышат уши — Всё то увидеть могут души, Всё то, что ум и не постигнет.
(авторский стих)
В маленькую, но уютную, и, что важно, личную спальню Евы этой ночью не проникал свет; не было полнолуния, более того, луна вовсе была скрыта облаками, но именно сегодня девочка решилась впервые попробовать призвать свет без «полнолунного усиления». Прогоняя странную нерешительность, рассеянно и мягко провела пальцами по письму от сестры, коей Ева первой рассказала о своих догадках насчёт Заклинательницы Луны. «Я верю в то, что ты можешь быть исключительным гришем, — писала Алина. — И раз уж так вышло, что Заклинательницу Солнца ещё не нашли, если она существует, я верю, что те необычные силы, о которых ты рассказывала, могут быть спасением для Равки. Я верю, что ты — Заклинательница Луны, пусть и известно об этом лишь из единственной сказки и твоих собственных наблюдений. И если я права, то однажды тебе придётся рассказать кому-нибудь из наставников правду, ведь это может быть спасением множества жизней, чтобы люди больше не погибали так, как наши родители. Однако я умоляю тебя: береги себя. Если с тобой что-то случится, то я, хоть и пока не знаю как, разнесу по камушку этот ваш неприступный Малый дворец». Глубоко вздохнув, Ева сжала руки в кулаки. Худшее, что может случиться с гришем — это отрицание своей силы или какой-то её части. Вполне может быть, что именно в этом корень проблем в обращении с Малой наукой, в том числе и с водной стихией. Аналитический ум отвергает догадки, подкреплённые неустойчивыми доказательствами, а спрятанная глубоко внутри ранимость покинутой миром сироты не даёт признать, что именно она может оказаться столь важной, долгожданным лучом света в темноте. Но, может быть, пора положиться на веру? Веру сестры в неё, веру самой в себя. — Нет ничего невозможного! Больше нет. Я — Заклинательница Луны. — твёрдо сказала она самой в себе вслух, и свет, до того запертый где-то в глубине её хрупкого тела, заструился по венам, ослепительной серебряной волной вырвался на волю. Показалось, что впервые за много лет она свободно вдохнула полной грудью. …На следующий день гордо демонстрируя Багре идеальное выполнение всех упражнений с водой, Ева не могла сдержать победную улыбку: у неё получилось! Она сломала собственные внутренние преграды, и хотя ей лишь предстоит освоить свои силы, теперь она хотя бы в общих чертах понимала, кем является. Поэтому и обращение с водной стихией вышло на новый уровень. Она осознала, что отныне на ней лежит огромная ответственность за «каньонную проблему», а значит, и будущее Равки; понимала и то, что без наставника ей не справиться с освоением сил лунного света, и на сию «должность» у неё было всего две кандидатуры: Дарклинг и Багра. Первый — по очевидной причине: он — Заклинатель Теней, его силы противоположны свету, посему только с ним она сможет понять, как противостоять тьме или же взаимодействовать с нею. Но тут было несколько жирных минусов: во-первых, генерал постоянно уезжал из дворца, а её тренировки должны быть регулярными, иначе не было никакого смысла; во-вторых, он брал себе учеников лишь в порядке огромнейшего исключения — впоследствии они пополняли его личную гвардию или становились его доверенными людьми. Что же касаемо Багры… никто не знал, какими силами обладает эта женщина, явно очень многое повидавшая на своём веку, однако она одинаково эффективно обучала представителей всех трёх орденов гришей, тем самым заставляя думать, что в вопросах Малой науки для неё нет вообще ничего неизведанного. Ева её немного побаивалась, но искренне уважала, почтительно склоняя голову перед мудростью даже тогда, когда Багра бесцеремонно ранила девочку особенно колкими словами критики. В конце концов Ева решила, что расскажет всё им обоим, однако как назло Дарклинга не было во дворце, тогда как Багра — вот, совсем рядом… Трость, больно ударившая по плечу, резко конкретизировала это «рядом», заставив девочку вынырнуть из пучины раздумий. — Сосредоточься, глупая девчонка! — Но ведь у меня уже и так хорошо получается. — вновь лучезарно улыбнулась она. — Вот это-то и странно. На прошлом занятии ты без полной концентрации не могла даже взбаламутить воду в посуде, а сейчас легко отвлекаешься на посторонние мысли, выполняя куда более сложное упражнение. Будто твой дар внезапно вырос в несколько раз за одну ночь. Изучающий взгляд Багры пронизывал её до костей, проникал в самую душу, но Ева ровно выдержала его. Сочтя, что сейчас — самый подходящий момент, девочка решилась и ответила: — В каком-то смысле так и есть. Только этой ночью я смогла, наконец, понять и принять то, кем являюсь. А теперь должна рассказать… показать это вам. С этими словами Ева направила послушную ей воду так, чтобы потушить ею все свечи в комнате, освещаемую после этого лишь бликами тлеющего очага, а потом вскинула руку и призвала небольшой шар света, разогнавший тени. Впервые в глазах Багры ей почудилась искра удивления. *** В тот вечер довольная своими успехами — несмотря на комментарии Багры об их недостаточности — Ева шагала по коридорам Малого дворца вместе с Зоей, сердцебиткой Ниной и ещё двумя юными гришами постарше. Последние уже были личными учениками Дарклинга, и судя по тому, что по окончанию полугодия он и их с Зоей и Ниной позвал к себе, они тоже имеют все перспективы ими стать. Среди молодых гришей не было статуса более желанного и почётного, и всё бы хорошо, если бы не Багра. По каким-то причинам эта странная женщина строго-настрого запретила Еве рассказывать генералу о том, что она — Заклинательница Луны. Разумеется, Ева потребовала объяснений, причём достаточно веских, чтобы осознанно скрывать потенциально важную информацию. «Я всё объясню тебе через год. За это время я постараюсь полностью раскрыть твой дар, научить им пользоваться, и ты хоть немного повзрослеешь. Поверь мне, девочка: когда ты всё поймёшь, то ни минуты не пожалеешь, что послушалась меня». Как и для всех обучающихся в Малом дворце, Дарклинг был для Евы кумиром, несломимым защитником, единственной по-настоящему крепкой стеной, защищающей малочисленных гришей от озлобленного на их силу невежественного мира. Но и Багру, умеющую быть более чем убедительной, она уважала достаточно, чтобы не отбросить её слова. Посему лунную Заклинательницу раздирали жестокие противоречия. Сначала стража у покоев Дарклинга велела зайти тем двум молодым гришам, и лишь через какое-то время — замершим в ожидании девочкам. Генерал стоял у стола с картой, отдавая ученикам последние указания, а после взмахнул рукой, отпуская их. По-военному щёлкнув каблуками, молодые люди поклонились и ушли. Наконец, Дарклинг обратил свой взор на них. — Удивительно способные в вашем потоке девочки. — отстранённо заметил он, разглядывая юных посетительниц. — В течение достаточного времени вы показывали самые большие успехи среди учеников, поэтому с сегодняшнего дня я тоже стану вашим наставником. Мне нужны верные и умные люди, а Равке — могущественные и смелые гриши, которыми вы можете однажды стать. У вас будет больше возможностей проявить себя, ваши знания и умения будут отточены до возможного максимума, но предупреждаю: будет трудно. — Мы готовы к трудностям, мой суверенный. — отважная Назяленская ответила за всех троих. По равнодушно-отстранённому лицу Дарклинга мелькнула тень улыбки. — Вот и проверим. Следующие полтора часа он заставлял их вести друг с другом учебный бой, иногда делая замечания насчёт их недочётов и параллельно начав объяснять основы военной стратегии, заставляя девочек повторять и осмыслять услышанное, что было очень тяжело в условиях боя. Ева задыхалась: если со шквальной она сражалась привычно, то талантливая и вёрткая сердцебитка казалась карой небесной. Тем не менее, из всех троих именно у Евы лучше всего получалось внимательно слушать Дарклинга и задавать вопросы, не выпадая из ритма боя. — Неплохо, но в дальнейшем подобное должно стать для вас разве что разминкой. На сегодня достаточно, можете идти. — наконец сказал он, когда девочки почти попадали от усталости. По его лицу совершенно невозможно было понять, действительно ли он доволен увиденным. Волнуясь, Ева намеренно отстала от уходящих девочек на шаг, а после закрыла за ними дверь и вновь повернулась к генералу. Он вернулся к карте и, казалось, совершенно не заметил её манёвра, но девочка сильно в этом сомневалась: вряд ли существовала мелочь, которую он бы мог упустить. — Мой суверенный, тот разговор о вашем предке… вы задолжали мне ответы. — быстро пробормотала она, чуть приблизившись, и тут же, спохватившись, прикусила язык, но было поздно: она уже осмелилась сказать, что сам генерал Кириган что-то ей должен. — То есть, пообещали, я хотела сказать. Дарклинг перевёл на неё совершенно не удивлённый взгляд, но на дне чёрных как глубины Каньона глаз заплясали смешинки. — Что ж, долги надо возвращать. *** Следующий год прошёл в сумасшедшем движении. После общих занятий были изматывающие уроки то с Багрой, то с Дарклингом; оба они, мягко скажем, Еву не щадили, а последний и вовсе заставил её учить на факультативах ещё два языка, кроме фьерданского. Тренировки с Зоей и Ниной под руководством генерала были куда жёстче обычных учебных и нередко заканчивались травмами различной степени серьёзности. Так или иначе, но ежедневно Заклинательница Луны выматывалась так, что даже свойственная ей выносливость и бессонница давали сбой, заставляя крепко спать по ночам. Багра постепенно и эффективно раскрывала лунный дар подопечной, но ничего по-настоящему мощного, способного уничтожить Каньон у девочки пока и в помине не получалось. От природы Ева была терпелива и рассудительна, но подростковый возраст требовал от неё немедленных свершений, а тот факт, что Багра до сих пор под разными предлогами так и не поведала ей, зачем заставляет скрывать дар, медленно, но верно выводил её из равновесия. Угрюмая, нелюдимая и щедрая на критику наставница завоевала огромное уважение лунной Заклинательницы, и девочка верила ей даже в том, что касалось усилителей (мол, они вредны и могут подвести своего носителя), но мысль о том, что своим молчанием она предаёт Дарклинга, и, возможно, обрекает каньонных путешественников на смерть, не давала Еве покоя. Генерал по-прежнему постоянно отлучался из дворца, но сколь бы уставшим ни был его вид по возвращению, он уделял достаточно времени своим немногочисленным ученикам. Еве хватило бы для гордости уже и этого — ведь их столь явно выделили среди остальных юных гришей! — но как-то так постепенно сложилось, что Еву он выделял и среди своих личных учеников. После того самого первого урока, когда настырная девочка задержалась, дабы продолжить прерванный разговор о Чёрном еретике, подобное стало повторяться практически после каждого урока. Почему-то Дарклинг не скупился тратить час или полтора своего времени на беседы с любознательной ученицей, которая умела мыслить одновременно просто и нестандартно, легко проникая в суть любого вопроса; наиболее частые темы касались истории, политики или войны, но нередко и каких-либо мелочей «сегодняшнего дня» — генерал учил девочку умению менять масштаб обозрения, одинаково хорошо оперировать крупными категориями целых государств и хитросплетениями судьбы, мышления какого-нибудь отдельного человека. Иногда у Евы голова шла кругом от противоречий, порождённых столь отличными друг от друга установками, ведь у неё и близко не было громадного опыта, как у наставника, посему что-то приходилось просто принимать на веру. Всё чаще она задавалась вопросом, сколько же ему на самом деле лет, но никак не решалась спросить, а кто-либо другой ответа на этот вопрос не знал. Однажды, в повисшей ненадолго паузе нетерпеливо ерзая на стуле, Ева задумчиво закусила губу, искоса глядя на Дарклинга, гадая, как бы подвести к столь занимательной для неё теме. — Спрашивай уже, — хмыкнул он, не отрываясь от бумаг. И Ева решилась: — Ммм, не так давно я узнала, что продолжительность жизни гриша прямо пропорциональна его силе. Наиболее могущественные гриши живут и сохраняют молодость намного дольше отказников. Известны случаи, когда сильнейшие гриши доживали до четырехсот лет. Поэтому мне очень любопытно: а сколько лет вам? Сотня или больше? — Неужели выгляжу таким старым? — Дарклинг поднял на неё изучающий взгляд и ответил: — Сто двадцать, плюс-минус. Ева поражённо выдохнула, но ничего не сказала: она опасалась и худшего в своих предположениях. Однако это не умаляло внезапной и острой неловкости. Рядом с генералом она и раньше всё время чувствовала себя трёхлетним ребёнком, доверчивым и неуклюжим, а сейчас и вовсе показалось, что она лишь слепой новорожденный котёнок, который ещё ни разу не видел мир. — А… вы знаете, сколько лет Багре? — прочистив вмиг пересохшее горло, с замирающим сердцем спросила девочка. — Эта старуха — древняя. Очень надеюсь, что ты не слишком ей доверяешь. — тон наставника однозначно сказал ей о том, что последняя фраза — скорее приказ, нежели совет. Переварив колоритное слово «древняя» из уст стадвадцатилетнего человека с совершенным молодым лицом и сделав соответствующие выводы насчёт своей любимой наставницы, Ева не сдержалась и изумлённо ахнула, но опять же ничего не сказала. Вместо этого в её голове с коварным шипением зазмеились мысли и догадки о том, зачем двум самым важным её наставникам могло понадобиться настраивать девочку против друг друга. Кроме того, неожиданно мелькнула мысль о том, насколько Дарклинг и Багра похожи: взглядами, методами, формулировками, хладнокровием, бесконечной усталостью в глазах, и, как выясняется, продолжительностью жизни. «А может ли быть такое, что они — родственники? Ведь я до сих пор не знаю, какими силами владеет Багра…» — умирающей звездой взорвалась в голове мимолётная догадка, но почему-то не готовая к такому девочка отбросила её как несостоятельную. Ева знала, что втайне Багра также отбирает верных себе гришей, явно планируя видеть таковой и саму Еву, но пока не понимала, для чего. Ведь наставница совершенно добровольно вела почти отшельническую жизнь, искренне презирая большинство людей и точно не стремясь к власти, как Дарклинг. Однако при всём этом легко было понять, зачем Багре Заклинательница Луны, коей единственной из известных гришей подвластен свет, — уничтожить Каньон, чего наставница совсем не скрывала; а вот зачем Дарклинг так выделяет обычную (пусть и упрямую, неглупую) проливную — это вопрос на миллион крюге. Разумеется, Заклинательница Луны понимала: в этом дворце, в эти сложные военные годы ничего не даётся просто так, и расположение к ней Дарклинга — не исключение. Почти сверхъестественно проницательный и хладнокровный генерал был весьма скуп на настоящие эмоции, даже удивить его было практически невозможно, что уж говорить о привязанностях — их у него, вероятно, не было вовсе, а если и были, то он легко жертвовал ими ради благополучия гришей и могущества Равки. Именно поэтому девочка втайне считала, что из него вышел бы несравнимо лучший правитель, чем нынешний царь; именно поэтому она знала, что за все вложенные в неё время и усилия он заставит отплатить сторицей. Но Ева, ко всему прочему терзаемая виной за своё молчание, считала это справедливым. Она даже представить боялась, сколько всего отдал сам Дарклинг за столь долгую жизнь, исполненную нескончаемой борьбой и людской звериной жестокостью, оплетённой эфемерными кружевами цивилизованности. А значит, требовал по крайней мере от приближённых гришей того же, ведь бороться в одиночку не хватит никаких сил. Это отнюдь не всегда оправдывало, но — примиряло и объясняло. Так что, если он хотел взрастить абсолютную верность в своих учениках, то у него это получалось — медленно, но верно. Поэтому на исходе второго года обучения у Багры разозлённая девочка влетела в дом наставницы и с порога заявила: — Пусть мой дар ещё недостаточно раскрыт, но мне это надоело. Если вы сейчас же не объясните мне, зачем столько времени велели молчать, то я пойду к Дарклингу и всё ему расскажу. Давно пора было, вообще-то. — Дверь закрой, тепло не выпускай и тон понизь, — невозмутимо ответила Багра, даже не повернув головы в её сторону. Возмущённо пыхтя, Ева выполнила указание и смиренно замерла возле кресла наставницы. — Садись, — Багра кивнула на кресло напротив. — Я расскажу тебе страшную сказку о Заклинателе Теней, который ради своих целей готов нарушить законы мироздания.