в громком омуте

one heart broke, four hands bloody

– Если это вписка футбольного клуба, там, по логике, будет много парней, да?.. – И все со своими девушками, – фыркает Донхек, откидывая голову на подушку и не отрывая взгляда от телефона. – Ты не заманишь меня таким способом, даже не пытайся. – Ну же, – Ренджун как-то неловко тычет его в бок. Донхек ежится. – Я… боюсь идти сам. А ты уже вторую неделю сидишь дома без дела. – Тогда зачем идешь? Донхек целиком игнорирует последнее продолжение, продолжая бесцельно рубиться в какую-то глупую вирусную игру. Пол в его комнате завален пустыми коробками из-под пиццы и бутылками из-под газировки и пива. Его вполне устраивает так жить: не видеть солнечного света, прожигать последнюю зарплату, игнорировать звонки от Марка. И когда его одиночество никто (кроме Ренджуна) не нарушает – ему тоже удивительно приятно. Впервые за долгое время. Он действительно по этому скучал. – Меня позвал человек, которому не хочется отказывать. Донхек присвистывает. – Вот с ним и иди. – Я не могу, – Ренджун вздыхает почти раздраженно. – Там… все сложно. Неужели я должен тебя упрашивать? Это на несколько часов, выпьешь и поешь бесплатно, может, даже познакомишься с кем-то. Вы же с Марком, ну… расстались. Донхек хмурит лоб, пытаясь пройти особенно трудный уровень. – Мы и не встречались. – Ну, да, – Ренджун вздыхает, ныряя в капюшон толстовки, и несколько минут молчит. – Я бы сделал для тебя что-нибудь. Взамен. – Например?.. – Нашел тебе новую работу?.. В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось. Донхек не отвечает, предпочитая не вдаваться в воспоминания, которые уже достаточно давно отложил на самую дальнюю полочку. Он разберется с ними как-нибудь потом. – Твою мать, – он тихо ругается, все-таки провалив уровень, и откладывает телефон на подушку. Ренджун оборачивается на него с немым вопросом в глазах. – Если ты будешь на меня смотреть жалостливым взглядом, я не то что тебе откажу, а еще и выгоню на улицу. – Да, меня уже разок выгнали, – усмехается Ренджун, и Донхеку приходится закусить губу. Он не знает, почему соглашается в итоге – возможно, просто устает лгать самому себе. Он не может сказать, что все плохо, – все, вообще-то, нормально; он вполне в порядке, если не считать того, что его жизнь последние недели стоит на месте. Он не пытается связаться ни с Доненом, ни – тем более – с Марком, из дома выходит только за продуктами и сигаретами и искренне надеется, что у него получится провести так остаток своей жизни. Бунтарский дух в нем, кажется, отмирает клетка за клеткой, и сделать с этим ничего не получается – и не хочется. Донхек застревает в душе на приличные сорок минут, моет голову и бреется, переодевается в чистое, долго думает, стоит ли красить глаза – в итоге лишь зачем-то рисует на щеке маленькое сердечко черной подводкой. И, нырнув в большой капюшон необъятной черной худи, выходит из дома вместе с Ренджуном. Тот услужливо платит за него в метро и всю дорогу нервно трясет бедром. Донхек кладет руку ему на колено, чтобы он успокоился. – Долго нам еще? – До конца ветки. – Что вообще такого особенного в том парне? – Ничего, – как-то неуверенно отвечает Ренджун. – Я просто подумал, что будет невежливо, если я откажу. Его команда недавно выиграла один из районных матчей, они отмечают. Там, наверное, будет столпотворение, так что ты легко сможешь потеряться. Донхек, вообще-то, так и думал поступить – просто проскользнуть незаметно куда-нибудь на второй этаж (если он там есть), запереться в спальне и проспать до самого утра. – Вы с НинНин уже окончательно?.. – Не знаю, – Ренджун кусает губы, опуская взгляд. – Она приходила на днях, я дал ей свой новый адрес. Мы поговорили. Она меня поцеловала в щеку на прощание и ушла. Я ничего не понял. – Ну, иногда мы и не должны ничего понимать, – пожимает плечами Донхек. И мысленно добавляет, что он и сам Марка никогда не понимал от слова совсем. Устал пытаться понять. Уже и не пробует. Когда они приезжают на место, Донхек предусмотрительно прячет лицо в капюшоне и ладони в карманах, попутно выискивая всяческие лазейки. Он надеется, что Ренджун слишком увлечется общением с кем-то еще и попросту перестанет обращать на него внимание. Но пока что тот держится уверенно рядом, и они медленно пересекают достаточно просторный участок, который, очевидно, принадлежит родителям одного из парней из футбольной комнаты. Ну, или ему самому. Донхек присвистывает, видя бассейн и приличных размеров двухэтажный дом, из которого уже вовсю доносятся музыка и смесь незнакомых ему голосов. Ренджуну издали салютует какой-то парень и подходит ближе. Донхек сначала обводит его недоверчивым взглядом, но оттаивает, когда тот приветливо улыбается и по очереди заключает их в объятия. Ренджун после этого выглядит так, будто его окатили ледяной водой, и Донхек быстро начинает понимать, что тут к чему. Он узнает имя парня – Джемин, – они пожимают друг другу руки и перекидываются парой слов. – Я вообще не фанат подобных событий, – признается тот; на голых предплечьях у него заметные гематомы и шрамы, – но мы выиграли матч впервые за долгое время, грех было не прийти. И я рад, что ты здесь, – Джемин поворачивается уже к Ренджуну. – Джисон не пришел?.. – У него была очень важная катка, – фыркает тот в ответ. – Как обычно. Донхек слушает их вполуха, наспех оборачиваясь по сторонам и облегченно вздыхая, потому что никаких знакомых лиц поблизости он не замечает. В общем-то, было бы странно, если бы он здесь с кем-то столкнулся. С чувством облегчения он приятельски похлопывает Ренджуна по спине и ретируется в дом, – минуя несколько шумных компаний он удачно захватывает со стола бутылку какого-то пойла и наспех взбегает вверх по лестнице. Одна из просторных спален там очень удачно оказывается незанятой, так что он закрывает дверь изнутри (пускай и замка здесь нет) и валится на постель, облегченно вздыхая. Музыка и голоса теперь слышатся отдаленно, как сквозь толщу воды, и Донхек может возобновить свое наслаждение блаженным одиночеством. Открыв бутылку сладкого алкогольного коктейля, он делает несколько глотков прямо оттуда и морщится, но пьет еще. После этого пару минут изучает комнату: узорчатые обои, дорогая мебель, большой мягкий ковер. Немного напоминает спальню Марка, только по сравнению с ней выглядит скорее безвкусно, будто дизайном интерьера занимался какой-то новичок-энтузиаст. Тяжело вздыхая, Донхек выпивает еще немного – от чрезмерной сладости желудок скручивает чем-то граничащим с тошнотой – и ложится на большую мягкую подушку, направляя взгляд в потолок. Пару раз его блаженное одиночество нарушают: кто-то случайно путает спальню с уборной и сбивчиво извиняется, тут же выбегая обратно в коридор; какому-то, очевидно, футболисту крайне неймется заняться сексом со своей девушкой, но и они уходят, неуклюже споткнувшись о край ковра, стоит им заметить Донхека на кровати. Да, действительно – идеальное одиночество. Вокруг Донхека буквально вырастает какой-то невидимый, но непробивной щит, умело ограждающий его от всех остальных людей. Никто не сможет подружиться с ним, влюбиться в него, а, следовательно, – сделать ему больно. Идеальный расклад. Просто десять из десяти. – Твою мать, – шипит Донхек, скручиваясь на кровати и вжимая лицо в подушку, наволочка на которой пахнет чужим женским парфюмом. – И на кой черт я сюда… приперся… Говорит он, конечно, немного не так, и в принципе сыпет в подушку приличным потоком мата, но его никто не слышит, а даже если бы и слышал – какая разница. Существует такой тип тоски, которому невозможно сопротивляться и лгать. Вот именно такая тоска нападает на Донхека, сколько бы глотков тошнотворно сладкого пойла он ни сделал. Он не знает, насколько у него железная сила воли, но именно она до последнего сдерживает его от того, чтобы позвонить Марку. Формально – они не расстались. Еще более формально – они действительно никогда не были вместе. И почему-то Донхек сомневается, что согласился бы, если бы Марк ему предложил. Слишком уж сладкая на вкус свобода – приятно сладкая, не приторная и без терпкости. Только сейчас этой свободой – почему-то – тошнит. Примерно около полуночи он не выдерживает и соскальзывает с кровати на пол, стаскивая через голову худи и оставаясь в одной футболке. После этого руками приглаживает волосы, делает еще несколько глотков коктейля и поднимается на ноги, практически выбрасывая себя из комнаты. Надо отвлечься. Внизу – все тот же шум, что и был; кажется, людей стало в разы больше. Все танцуют под идиотскую попсу, совсем как в плохом низкобюджетном сериале, и Донхек проталкивается сквозь толпу, чтобы достать себе еще алкоголя. На широком диване посреди гостиной целуются и лапают друг друга все, кому не лень, – в основном, парни из команды Джемина (судя по тому, что они все торжественно надели футболки с эмблемой), которые заботливо держат на руках своих миниатюрных девушек. Донхек фыркает и закатывает глаза, залпом выпивая какого-то адски крепкого спиртного со стола. На секунду перед в поле зрения все плывет, и Донхек пошатывается, но чудом остается на ногах, пару минут просто пытаясь совладать с собой. Затем по телу разливается приятное тепло, и ему становится слишком плевать, чтобы загоняться и думать о чем-либо еще. Он все еще слишком трезвый, чтобы рваться в толпу и танцевать, так что он всего лишь подпирает одну из стен в комнате, попутно уничтожая пойло – это оказывается виски – небольшими глотками. В какой-то момент жизненно необходимым становится покурить, так что Донхек выходит на задний двор в обнимку с бутылкой и присаживается в одно из садовых кресел, роясь по карманам в поисках сигарет и зажигалки. Пока он слишком сосредоточен на этом, чтобы поднять взгляд, его находит Ренджун. – Ты в порядке? Донхек поднимает на него взгляд и на миг теряет дар речи. – Это я тебя должен спрашивать. У Ренджуна насквозь промокла одежда и кровоточит – или, по крайней мере, еще несколько минут назад кровоточила – левая бровь. И он, кажется, пьян в стельку – по крайней мере, Донхек слишком давно не видел его в состоянии такой вселенской прострации, почти граничащей с отключкой. – Что случилось? – совсем забывая о сигаретах Донхек растерянно хлопает глазами. Ренджун машет рукой и качает отрицательно головой, а затем тянется вперед, пошатываясь, чтобы забрать из его руки бутылку. Донхек отдает – просто потому что не успевает среагировать, и наблюдает за тем, как его лучший друг пьет виски залпом, как воду, даже не морщась. – Твою мать, – только и может уронить он. – Я неудачно прыгнул в бассейн, – наконец объясняет Ренджун, отнимая горлышко бутылки от губ и слизывая с них остатки алкоголя. – А еще я, кажется, бисексуал. / Час назад. – Я думаю, все поверили, что ты умеешь прыгать бомбочкой, – смеется Джемин, пока за локоть ведет его, спотыкающегося на каждом шагу, по узкому коридору на нижнем этаже. – Кто же мог предсказать, что Сончан тебе пяткой по лицу зарядит… Ренджун, прижимающий ребро ладони к брови, шипит, чувствуя, как кровь тонкой струйкой стекает по его щеке, попутно склеивая ресницы. Отвратительное чувство, которое хочется как можно скорее смыть. Это они и делают: Джемин осторожно заводит его в тесную ванную, закрывая за ними дверь, и усаживает на закрытую корзинку для белья. Затем вздыхает и открывает настенный ящик – вероятно, надеясь отыскать аптечку. Пока он делает это все, Ренджун мимолетно обводит взглядом помещение, в котором они оказались, мысленно отмечая, что в этом доме все какое-то уж слишком непропорциональное. На втором этаже – спальни, в которых можно танцевать вальс (он случайно заглянул в одну из них, и та чудом оказалась пустой), а здесь, на первом этаже – такие узкие коридоры и ванная комната, в которой едва ли может поместиться два человека. – Давай тебя умоем, – предлагает Джемин, выкручивая на максимум напор воды в раковине, и Ренджун охотно обращает взгляд обратно к нему. Пока чужие руки осторожно смывают с его лица кровь куском мокрой ваты, Ренджун старается смотреть куда угодно, но не Джемину в глаза; он смотрит мимо, делая вид, что белоснежная дверь ванной кажется ему невероятно увлекательным пейзажем. Джемин посмеивается, отщипнув чистый комок ваты и смочив его каким-то антисептиком. – Может немного жечь, – предупреждает он, но Ренджун не реагирует – слишком пьян, чтобы воспринимать боль как боль. Тем не менее, он тихо шипит, когда жидкость попадает в рану, и облизывает пересохшие губы, все еще глядя в сторону. В какой-то момент он ловит себя на мысли, что почти не дышит, потому что ему слишком нравится, как Джемин пахнет. Шампунь, гель для душа, парфюм, – что бы это ни было, оно ему очень идет. – Вот так, – вздыхает тот через несколько минут, кое-как остановив кровотечение. – Мазь?.. Ренджун машет рукой, мол, обойдусь, и поднимается на ноги, чтобы взглянуть в зеркало. Рана не такая уж и серьезная – он получал и похуже в детстве. – Жить будешь, – смеется за его спиной Джемин, выбрасывая использованную вату в урну под раковиной. – Хочешь, принесу тебе что-нибудь переодеться? Ренджун пожимает плечами. – Было бы неплохо… если тебе нетрудно. – Думаю, Сончан не обидится, если мы на время позаимствуем что-то сухое из его гардероба, – хмыкает Джемин и уже собирается открыть дверь, но Ренджун его окликает. – А? – Спасибо, – вырывается у Ренджуна, хоть он и не знает, за что конкретно благодарит. Джемин отзывается удивленным взглядом. – Нет проблем, – следом он улыбается. – Я в свое время Джисона и не из таких передряг вытаскивал. Ренджун не может назвать то, что произошло сегодня, передрягой. Так, неудачная шутка, о которой все наверняка уже забыли. Свой период передряг он пережил в подростковом возрасте и сейчас предпочел бы совсем о нем не вспоминать. – Подожди здесь, хорошо? Джемин выходит из ванной, оставляя его одного, и только в этот момент Ренджун позволяет себе сделать глубокий вдох. Медленно выдыхая, он умывается прохладной водой и несколько секунд смотрит на себя в зеркало, стараясь слишком не концентрироваться на разбитой брови. Подумаешь, с кем не бывает. Это не сделало его менее привлекательным в глазах окружающих. Это сделало его… классным. Настоящим поводом для шуток. В конце концов, все смеялись, когда ему зарядили пяткой по лбу, всем было весело, – а это уже чего-то стоит. – Твою мать, – вздыхает Ренджун, наконец понимая, что репутацию он себе наверняка создал не самую лучшую. С другой стороны – а какая вообще разница? Людей, которых он встретил сегодня, он наверняка видит в первый и в последний раз в жизни. Он надеется, что – всех, кроме Джемина. Когда он вылетает из ванной, нарушая обещание и не дожидаясь, то первым делом решает найти Донхека. Спринт по второму этажу, первому, вокруг дома, – в общей сложности поиски занимают минут десять, не больше. Когда свежий воздух ударяет в лицо Ренджун вдруг чувствует себя кошмарно несчастным. И пересказывает все, что с ним произошло. Донхек, хоть и сам пошатывается, но берет его под руку и уводит к чертям, – говорит, надо провериться, хотя на самом деле им двоим сейчас надо только домой. Проспаться. Транспорт уже не ходит, так что они плетутся пешком по малознакомому району – вдоль безлюдной улицы под светом ночных фонарей, – Ренджун допивает алкоголь и забрасывает пустую бутылку в ближайший мусорный бак. – Можно спросить? Донхек фыркает. Как будто для этого нужно его разрешение. Ренджун поджимает губы в секундной пьяной неловкости. – А ты не жалеешь, что, ну… Марк был твоим первым? Его друг косится на него удивленно. – Думаешь, у меня до него ни разу секса не было? – Ну, не с парнем ведь. – Не жалею, что с Марком, – Донхек рассматривает собственные пальцы и усмехается. – Какая разница, с кем, если я сам захотел. Для себя. – И тебе не важны… типа… чувства? Любовь? Мимо по дороге проносится одинокая машина, далеко вверху над их головами слышится порыв ветра, что, кажется, касается только верхушек деревьев. Они медленно сворачивают на одну из узких улочек, Донхек подсматривает в карту в телефоне и пожевывает губу, будто раздумывая, отвечать или нет. – Ладно. Забей. – Я никогда не говорил, что не люблю Марка. Ренджун даже останавливается посреди улицы и затаивает дыхание, прежде чем широко улыбнуться. Донхек становится напротив и хмуро смотрит ему в глаза. – Что? – Тогда ты дурак, Донхек. Во взгляде напротив что-то меняется лишь на долю секунды, но Ренджуну и этого достаточно, чтобы понять, что он, в общем-то, прав. В жилом доме над их головами горят светом редкие окна, в тесном дворике поблизости нет ни души. Наверное, чтобы на этот раз уже точно не отвечать, Донхек вздыхает, пряча телефон в карман и тут же пытаясь – там же – отыскать сигареты. Ренджун безмолвно следит за каждым его действием, каждым взмахом его рук, и не говорит того, что хочет сказать. Просто… ты такой смелый, знаешь? Даже когда мы с тобой были тотальными лузерами, а твои колени были разбиты в такое мясо, что хоть в криминальной хронике показывай, ты все равно поднимался на ноги и раз за разом давал сдачи тем уродам, которые пытались зажать меня в углу. И все твои травмы вырастили тебя таким – перекрученным и неправильным, как, в общем-то, и меня. Но ты, в отличие от меня, вовремя за это схватился, понимаешь, о чем я? Со всеми этими бунтарскими слоганами, разноцветными плакатами, проплаченными акциями… даже если ты все время повторял, что изменения для тебя ничего не значат, что тебе плевать, что ты делаешь это все просто ради денег. Ты все равно просыпался каждое утро и шел туда заново. Даже если твой нос, опухший и похожий на картофелину после очередной потасовки, был набит почти почерневшей от крови ватой. Денег тебе вполне хватало, не голодал, а все равно шел, смекаешь, что я имею в виду? – Донхек? – Да не хочу я об этом разговаривать, отвянь уже. – Скажи Марку, – Ренджуну будет плевать, если он сейчас получит по лицу; они вдвоем прилично пьяные, до сих пор, – так что все возможно. – Скажи, пока он не удалил к чертям твой номер. Пока от отчаяния не женился на какой-то женщине, которую все равно сделает несчастной в итоге. Донхек саркастично смеется. – Да уж, я очень сомневаюсь, что хоть одна женщина в мире его вытерпит. Да и вообще хоть один человек. Сигарета в уголке его рта подрагивает, пока он говорит, и огонек на ее конце такой слабый-слабый, будто вот-вот потухнет. Ренджун переводит взгляд на его щеку и поджимает губы. – Как и тебя, – пожимает плечами он. Догадавшись, куда он смотрит, Донхек хмурится и одним мазком большого пальца растирает маленькое черное сердце на своем лице в бесформенное пятно. – Открой ваш с ним чат, – кивает Ренджун на телефон, торчащий из чужого кармана. – Чего? Нет. – Открой. – Ренджун, я сейчас брошу тебя на улице. – Нет, я серьезно, – Ренджун тянется рукой вперед, но Донхек вовремя реагирует и бьет его ребром ладони – несильно, но ощутимо, чтобы вздрогнуть. – Накричи на него капсом. Или вообще в голосовом сообщении. Когда, если не сейчас? Он снова пробует достать рукой до чужого кармана, но на этот раз Донхек стальной хваткой цепляется за его плечо и отталкивает от себя, со всей дури впечатывая в грязную стену дома. Склоняется совсем близко над его лицом и пристально смотрит в глаза, но ничего не говорит, а Ренджун не выдерживает и начинает хрипло, почти беззвучно смеяться. – Что смешного? – Донхек крепче сжимает пальцы, свободной рукой вынимая изо рта сигарету. – Тебя давно не пиздили? Давно? – Буквально пару часов назад зарядили пяткой по лицу, если ты еще не забыл, – Ренджун указывает пальцем на подсохшую кровь на своей брови. – Видимо, было мало. Не отпуская его, Донхек затягивается, и Ренджун пользуется секундной заминкой, чтобы все-таки выхватить из чужого кармана телефон. Вместе с этим он ловко уворачивается и отбегает на несколько шагов в сторону, останавливаясь у какого-то заброшенного гаража напротив. Ругнувшись, Донхек бросает сигарету и подлетает к нему, пытаясь дотянуться до его рук, но Ренджун достаточно вертлявый, пускай и слабый как для безжалостных уличных потасовок. Происходящее, однако, и потасовкой нельзя назвать, – Донхек просто умело сбивает его с ног и сам, потеряв равновесие, падает тоже. Через несколько секунд они лежат рядом на асфальте, пытаясь отдышаться, и Ренджун снова заходится беззвучным смехом. – Придурок, – он нащупывает пальцами рану на брови, надеясь, что она не разошлась, и свободной рукой протягивает Донхеку телефон, который тот забирает одним рывком. – Я бы все равно ничего не сделал. – Ага, знаю я тебя, – отчаянно пытаясь выровнять дыхание, Донхек тяжело сглатывает и на несколько минут просто закрывает глаза, не говоря больше ни слова. Ренджун слизывает с губ призрачный привкус алкоголя, бездумно пялясь в чистое, но практически беззвездное небо далеко-далеко вверху, и в какой-то момент до него доходит, что в последний раз они дурачились так вдвоем уже очень давно. Донхек, похоже, додумывается до этого одновременно с ним. – Спасибо, – шепчет он и с трудом растягивает губы в обессиленной улыбке. – А я знаю, куда тебе надо направить твою агрессию, – тихо отвечает Ренджун. – Да, ты все-таки прав, – понимают его практически с полуслова. Не поднимаясь с асфальта и вновь нащупывая в кармане мобильник, Донхек держит его обеими руками прямо над своим лицом, когда впервые за невесть сколько времени открывает их с Марком чат. Ему не кажется, что он вернулся домой или что-то в таком роде, он вообще против всей этой ванильной ереси, да и признаваться в любви простыми словами кажется ему чем-то уж слишком заезженным и старомодным. Фраза «Я люблю тебя» слишком давно потеряла всякую ценность, так какой в ней вообще смысл? – Дай сюда, – вздыхает лежащий рядом Ренджун после затянувшейся заминки и выжидающе протягивает ладонь. – Ты мне доверяешь? Донхек фыркает. – Еще чего. Но сдается и отдает телефон. Ренджун несколько секунд стопорится перед светящимся экраном, а потом набирает что-то очень уверенно и быстро, отправляя сообщение без раздумий. Затем он блокирует мобильник, не давая Донхеку ни единого шанса взглянуть. Донхеку кажется, что весь его мир переворачивается с ног на голову, и на секунду даже проскальзывает мысль, что, возможно, они совершили ошибку. И это – не то, чего он на самом деле хотел. Но, с другой стороны, что еще у него есть? Он пытается открыть чат и взглянуть, но его друг нарочно прячет экран под своей бледной дрожащей ладонью и шипит, как дикая кошка. – Посмотришь, когда он ответит. – Ты издеваешься? – Вовсе нет, – Ренджун, хоть и пошатывается, но встает на ноги, отряхивая джинсы. И протягивает Донхеку руку. – Да пошел ты, – отмахивается тот и поднимается сам. До донхекова дома они каким-то чудом доходят минут через сорок: тихо вваливаются через входную дверь, смеются, стараясь не шуметь, пока разуваются в прихожей, шутливо толкаются, пока моют руки, а потом одновременно падают на кровать, пряча лица в подушках. Донхек мысленно считает каждую секунду, у него дрожат ладони, – что-то внутри подсказывает ему, что Марк не спит. Что он, может быть, работал допоздна, или проснулся посреди ночи, чтобы выпить воды, или у него просто хроническая бессонница (как и у Донхека) последние две недели. Когда спустя минут двадцать мобильник в его кармане вибрирует новым уведомлением, Донхеку кажется, что все его тело прошибает разряд тока. Ренджун, не успевший уснуть, выныривает из-под одеяла и вопросительно смотрит на него. Дрожащими руками открывая чат, Донхек перечитывает пришедшее от Марка сообщение несколько раз. – Что он написал? – Ренджун приподнимается, пытаясь заглянуть в экран. Донхек, который, кажется, вот-вот начнет искриться на месте, перечитывает последние сообщения в чате снова и снова, будто пытается убедиться, что они ему не привиделись. И наконец выдыхает одну-единственную фразу: – Ренджун, я тебя убью.