Алхимик-Эмпат

Первое, с чем столкнулась Мелисса, когда проснулась, так это своим лбом с подбородком Эдварда. По мере того, как она вертелась, приглушенные звуки разговора Элриков со временем становились всё громче, пока буроволосая девушка приходила в сознание. Она была сонной, а на улице было ещё темно. Честно говоря, казалось, что она только что проснулась от самого короткого сна в своей жизни, а не заснула на четыре часа. Когда её глаза сфокусировались, она увидела голову Эда, склонившуюся к ней. В панике она быстро поднялась с кровати и случайно ударилась лбом о подбородок блондина. Ал с ужасом повернулся, услышав, как двое взвизгнули от боли, только для того, чтобы вернуться к тому, чем он занимался, когда увидел, как эти двое снова дурачились друг с другом. Ссора этих двоих началась в 2:30, вцепившись в столкнувшиеся части лиц. Этот контакт явно должен им показать, как пройдёт их день. Дети прибыли в заброшенную библиотеку чуть позже трёх часов. Мелисса была готова выйти из двери, полностью вспотевшая, когда Эдвард заставил её переодеться, его аргумент заключался в том, что он не хотел, чтобы его видели гуляющим с девушкой, которая выглядит так, будто она только что вылезла с постели. Мелисса утверждала, что она буквально только что встала с кровати, но Эд настоял на своём. Она неохотно надела свою обычную одежду, внутренне проклиная Эда перед уходом. Все трое вместе вошли в старое здание через задний ход и договорились снова встретиться на этом же месте в течение следующих сорока пяти минут. Если Мелисса почувствует надвигающуюся опасность, она должна будет пойти к лестничному пролёту и окрикнуть их. Все их рефлексы были довольно быстрыми, поэтому никто из них по-настоящему не беспокоился о невозможности выбраться вовремя — не тогда, когда Мелисса была буквально ходячей сигнализацией. В библиотеке было три этажа, поэтому, логично, каждый из них занимался своим. Эд взял первый, Ал — второй, а Мелисса — третий. Таким образом, Элрики смогут выбраться первыми, если она почувствует, что что-то не так. Эдвард был против, недоумевая, зачем она рискует собой, отправляясь подальше от выхода. Но после того, как она объяснила, что ей логичней быть наверху, чтобы крикнуть Элрикам быстрее, чем они успеют сбежать вниз, Эдвард немного расслабился, но не сильно. Мелисса вздохнула, когда она осталась одна на верхнем этаже, глядя на пыльные ряды книг. Симфония слабых скрипов разносилась по всему помещению, пока она шла, пробегаясь пальцами и глазами по корешкам выцветшей кожи. Пока она искала, всё казалось таким знакомым. Каждый раз, когда она вынимала книгу, чтобы посмотреть её содержимое, она не находила ничего нового — ничего, изображающего какие-либо знаки или остатки Философского Камня. Она зевнула и несколько раз моргнула, чтобы сосредоточиться. Её разум всё ещё приспосабливался к бодрствованию в этот час. Будучи приёмной дочерью Роя, а также девочкой, которую каждый военный офицер чувствовал необходимость защищать и готовить к жизни в мире, у неё была немалая доля поздних и ранних тренировок и миссий, но это ничуть не помогало её усталости. Возможно, это произошло потому, что накануне непрекращающиеся удары Армстронга утомили её до самых костей. Парень был так отвратительно весел, что трудно было не согласиться с его словами, поэтому ей пришлось заставить себя выдержать упражнение, от которого у неё заболели руки. Прогудев в качестве заключения, она продолжила поиски и могла только надеяться, что Эдвард и Ал были немного более успешней, чем она. Эдвард. Странно, что её мысли переключились на него, когда она наклонилась и вытащила ещё одну книгу с одной из полок. Казалось, что в последнее время он поглощал её мысли в самые странные моменты, больше, чем обычно. Было время год или два назад, когда Рой взял её на север, чтобы впервые показать ей снег. Она была так взволнована, глаза её радостно блестели, а губы растянулись в огромной улыбке. Это было великолепно: снег нежно падал на белые простыни на земле и щекотал ей ресницы своим горьким прикосновением. Она обожала это, но каким-то образом, когда она была потеряна в волшебстве снега, она думала об Эдварде. Она подумала о том, как сильно бы он хотел наблюдать за снегопадом, как бы ему хотелось почувствовать незнакомую прохладную погоду. Она бы отдала всё, чтобы увидеть, как его лицо светится так же, как её. Тем не менее, это не объясняло, почему она думала о нём сейчас, в то время, как она должна быть сосредоточена на чём-то другом. В голове Мелиссы часто возникали мысли об Элриках, но речь шла не о двух братьях. Речь шла только об одном из них. Она вспомнила, как он отдал ей свою постель прошлой ночью, как успокаивающий аромат его волос уменьшил её беспокойство и позволил ей блаженно спать. Мелиссе всегда нравились волосы Эда и то, как они дополняли его глаза. Их длина, доходившая до его плеч, и мягкость прядей, которую она чувствовала только тогда, когда била его по голове за то, что он делал что-то раздражающее. Этот алхимик был для неё одной из самых сильных болей в шее, но в тоже время он всегда оставался одним из её величайших утешений. Он был упрям, но решителен. Он был груб, но заботлив. То, как он всегда смотрел на неё с какой-то отчётливой страстью, напомнило ей, что даже несмотря на все оскорбления и удары, которые обычно причиняли больше боли, чем ожидалось, он заботился о ней так же сильно, как и она о нём. Вот почему они были лучшими друзьями, потому что им никогда не нужно было выражать свою любовь друг к другу в словах. Они просто знали, и они знали, что никогда не подведут друг друга. Так почему же ощущения были такими другими? Было ли это потому, что он был так близок к ней, когда она проснулась? Он уже объяснил, что наклонился, дабы взять потерянный носок, который он уронил, когда она резко села, поэтому он не делал ничего странного. Фактически, были сотни случаев, когда их лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга — в основном во время горячих споров. Не могло же всё быть так просто. Но всё же, что-то не так было в её сердце, когда она думала о нём в тот момент. Качая головой, словно желая отогнать мысли, Мелисса пролистала книгу в руке и издала стон, когда ничего не нашла. В процессе довольно резкого толкания книги обратно на пустое место, полка закачалась, и в ответ на её движения раздался громкий скрип. Наморщив брови, её голубые глаза обыскали пол в поисках источника звука, как вдруг она заметила часть доски, которая казалась более рыхлой, чем другие. — Ух, — прошептала она, ища руками способ убрать с пути большую полку. Она схватила её за конец, оттолкнула её в сторону и съёжилась, когда она издала скрип, столкнувшись с древесиной на старом полу. Рыхлая доска изогнулась вверх, как если бы она почувствовала облегчение, когда с неё подняли такой большой груз, что позволило ей вдохнуть и обнажить перед собой полоску тьмы. Хлопнув в ладоши при виде многообещающего зрелища, она встала на колени и дёрнула деревянную плитку вверх — гвозди оторвались, а штукатурка потрескалась. Она наклонилась, чтобы заглянуть внутрь, вдохнув при виде знакомых, сбившихся в кучу, последних страниц. Она проворчала, собираясь с силами, дабы оторвать кусок дерева, и зашипела, когда гвоздь врезался в её перчатку и уколол ладонь. Когда она наконец сняла доску, она залезла внутрь и вытащила книгу, которая видала времена и получше. Мелисса откинулась назад и фыркнула, изучая тонкую обложку. Книга была больше похожа на исследовательский журнал. Она пролистывала её, потрёпанные страницы практически рвались от её прикосновений. Она переворачивала и переворачивала, не обращая внимания на кровь, просачивающуюся сквозь ткань перчатки, пока не уловила проблеск интересной фразы на предыдущей странице. С широко раскрытыми глазами она поспешно перевернула страницу и у неё перехватило дыхание. Она не могла долго сидеть и смотреть на агрессивный почерк, чувствуя знакомую дрожь, бегущую по спине и распространяющуюся по всему телу, она выпрямилась от тревожного ощущения. Вот дерьмо. Захлопнув книгу как можно осторожнее в спешке, она сунула её под мышку и кинулась к лестнице. — ЭД! АЛ! УБИРАЙТЕСЬ ОТСЮДА! Знакомый грохот стен и пола под её ботинками заставил её вздрогнуть и выругаться. Она просто надеялась, что её друзья услышали её предупреждение. Мелисса спустилась по лестнице, вскрикивая, когда неустойчивая земля толкнула её в стену. — Чёрт побери, — прорычала она, отталкиваясь и уворачиваясь от крошащихся обломков. — Мелисса! — Ал крикнул откуда-то поблизости, хотя окликнутая девушка не могла ничего разглядеть за падающими камнями и деревом. — Мы здесь! Иди на мой голос! — Хорошо! Она бежала изо всех сил по оставшемуся лестничному пролёту, в панике ища выход и уклоняясь от довольно большого куска камня. — Мелисса! — она повернулась на голос и увидела Эда и Ала снаружи, отчаянно машущих руками. Подросток, не теряя времени, подошла к ним, пискнув, когда почувствовала, как металлические руки Ала схватили её и унесли как можно дальше от здания, а Эд бежал рядом с ними так же быстро. К моменту взрыва здания дети укрылись за забором, отделяющим здание от улицы. Ал притянул брата к себе, используя своё большое тело, дабы защитить маленькие тела алхимиков от взрывной волны. — Ребята, вы в порядке? — тихо спросил Ал, когда всё утихло. К счастью, Ал убежал достаточно далеко, чтобы на него не повлиял ни один аспект взрыва. — Да, — ответил Эд, его голос услышала Мелисса. Она вздрогнула, откинувшись на руку Ала, чтобы посмотреть на Элрика, прижатого к её телу. В его глазах снова появилась озабоченность, брови сузились, когда он быстро осматривал тело буроволосой девушки. Он безмолвно спросил её, не пострадала ли она. Мелисса моргнула, опустив напряжённые руки и взглянув на объект, зажатый между её боком и подмышкой. Эдвард наблюдал, как она схватила книгу, его глаза заметили кровавое пятно на её перчатке для трансмутации. Он попытался схватить её за руку и осмотреть её, но остановился, когда её довольно большие глаза встретились с его. Он увидел эмоцию, о которой он только мечтал. Ал высвободил обоих из своих рук, и он, и Эд смотрели на её руки, сжимавшие полуразрушенную книгу. — Я кое-что нашла. Выражение чистого возбуждения, медленно отразившегося на лице Эда, было достаточно, чтобы Мелиссе захотелось плакать, а его улыбка посрамила бы солнце. — Правда? — Ал радостно ахнул. Мелисса повернулась к нему, радость братьев была более заразной, чем они думали. — У меня не было времени, чтобы полностью осмотреть её, но я нашла её спрятанной под полом. И это единственная книга, где упоминается Философский Камень. — Чёрт возьми, Мелисса! Ты лучшая! — радостно крикнул Эд, хлопнув кулаком и широко ухмыльнувшись. Мелисса даже не смогла сдержать восторженную улыбку на своём лице. Наконец, у них появилась зацепка. — Мы должны найти какое-нибудь уединённое место, дабы почитать! — заметил Элрик-младший, его голос дрожал от нервного предвкушения. — Верно, на открытом воздухе небезопасно. Пойдём, вернёмся в отель. Эдвард схватил Мелиссу за плечи сзади и беспокойно повёл её в сторону их отеля, подросток хихикала над его выходками. Ничто не могло подготовить их к тому, что они собирались узнать. Ничто не могло подготовить их, когда они открыли старый дневник, и все взоры смотрели через плечо Эда, когда все трое сидели по обе стороны от него на диване. Ничто не могло подготовить их к тому, что Мелисса медленно пролистывала страницы, вбирая в себя всю информацию, но следя за определённой. Ничто не могло подготовить их умы к странной лексике, которую они нашли нацарапанную на большинстве бумаг беспорядочными, торопливыми заметками. Старые слова, которые они запомнили много лет назад, новые слова, которых они никогда раньше не видели. Про гомункулов они знали. А про уроборос — наоборот. Глаза Эдварда напряглись, дабы понять текст, глаза метались по экспериментам, отмеченными днём, и проектам, отмеченными количеством. Было задокументировано более семидесяти экспериментов и отмечено пятьдесят проектов. Мысли блондина метались, мысли перемешивались, создавая гипотезу за гипотезой, теорию за теорией. Что-то, что можно было собрать воедино, что-то, что он мог разгадать из всей этой хаотичной неразберихи. Как искусственные люди соединились с Философским Камнем и почему записи были настолько загадочными, что никто из них не мог сделать логический вывод? Когда они, наконец, наткнулись на страницу, на которой упоминался камень, заметки были незаконченными — они уходили к краю страницы в ярких красных пятнах. Философский Камень почти не упоминался, как будто он не имел никакого значения в рамках данного исследования. Эдвард закрыл рот рукой, попутно пытаясь не слушать голоса Мелиссы и Ала, дабы понять сложность книги. Его зрачки сужались, мысли искажались, уводя его от реальности. Ничто в этом исследовании не имело смысла, ничего из того, что он читал по кусочкам. Всё, что казалось жизненно важным для их знаний, было разложено по страничкам, разбросано по случайным клочкам текста, не оставив верного способа что-либо выяснить. Записки были написаны небрежно, а содержащаяся в них информация была слишком рандомной. Может быть, дело было в этом. Быть рандомным, чтобы сбить читателя с толку. Он просмотрел те фрагменты текста, которые казались ему самыми важными. Гомункул — гомункулы. Искусственные люди. Уроборос. Тату-маркировка уроборосов. Метки. Помеченные эксперименты. Помеченные проекты. Философский камень. Эксперименты с Философским Камнем. Философский Камень — проекты с гомункулами. Эксперименты над гомункулами. Эксперименты над искусственными людьми. Человеческие эксперименты. Подопытные. Философский Камень, Философский Камень, Философский Камень. Искусственные люди. Человеческие эксперименты. Подопытные люди. Философский Камень. Странный шум застрял в горле блондина, его сердце колотится. Нет. Прошу, нет. Мелисса сделала паузу, повернувшись к Эду, когда она почувствовала, что что-то не так. Её глаза с любопытством изучали его. Он, должно быть, что-то понял, судя по выражению его лица, он глубоко задумался. Но он не выглядел счастливым из-за того, что обнаружил. Нет, он выглядел напуганным. Цвета — оранжевый, жёлтый. Они не были яркими, нет, но она чувствовала, как они горят, душат, показывая его неверие и отрицание. Казалось, что Эд борется с чем-то внутри своего разума, борется и отрицает то, что он обнаружил. Боязнь, отвращение, ненависть, борьба с этим. Он не хотел этому верить, он отказывался верить в это. И в этот момент вся надежда на любой благоприятный исход улетучилась из сердца Мелиссы. Яркость улыбки Эда, в которой она нежилась час назад, казалась такой далёкой, такой недосягаемой, просто из-за ужасного выражения его лица. Её голос не был даже шёпотом, когда она назвала его имя, переводя взгляд с Эда на страницу перед ним. — Эд, что… — Брат? Эд вскочил на ноги быстрее, чем Мелисса могла моргнуть, звук хлопков страниц по полу и внезапно тяжёлое дыхание звенело в её ушах. Она уставилась на него, её руки не знали, что делать, когда они нависли над рукой Эда. — Что ты видел? — спросил Ал, его голос тоже внезапно стал тише. Эдвард дрожал, гнев просачивался в смесь эмоций, которые он чувствовал, и исходил от него, как солнце, отражающееся от экрана для загара. Его кулаки были сжаты, волосы падали ему на глаза и отбрасывали тень на лицо. Он молчал мгновение, и никто его не заставлял говорить. Двое детей просто наблюдали за ним, терпеливо. Обеспокоенно. — Философский Камень, — неуверенно прошептал он, не в силах пошевелить телом. Он просто дрожал. — Философский Камень? — повторила Мелисса, не зная, куда он ведёт этот разговор. — Брат. — Это… — голос Эдварда выдал его, его гнев дрожал под кожей, просто угрожая вылиться в крик или удар по кофейному столику автобронёй. — То, из чего он сделан, это… Мелиссе пришлось сдерживать его от попыток утешить его. Она знала, что лучше не беспокоить Эда, когда он так погружается в свои мысли, застрял между гневом и разочарованием. Тем не менее, её руки держались за его кулак. — Я даже не думал о том, что произойдёт, если мы не сможем им воспользоваться, — сказал он. — Что? Почему мы не сможем его использовать? Что ты видел, Эд? — спросил Альфонс. — Это то, из чего он сделан, Ал. Он… Философский Камень… сделан из живых людей. У Мелиссы онемели уши, руки замёрзли в воздухе. Люди. Живые люди. Её глаза стали отстранёнными, наполнились слезами, которых она даже не могла почувствовать. Эдвард начал объяснять, бормоча о постоянных упоминаниях проектов, окружающих камень, об образцах искусственного творения. Он упомянул гомункулов и то, как камень использовался для их создания. Он говорил об упомянутых экспериментах, в которых обедневших или заключённых людей по незнанию водили в лаборатории, и что они так и не вышли. Он говорил обо всём, обо всём, что видел, обо всём, что связал и заключил. Его голос продолжал дрожать, пока он говорил, но Мелисса не слышала его. Она только слышала, как её сердце разбилось из-за мальчиков, за которых она так усердно боролась, мальчиков, которым она давала ложную надежду, дав им эту Богом забытую книгу. В течение многих лет все трое гнались за идеей Философского Камня. Годы, когда их надежды были высоки, в поисках объекта, который они считали своей спасительной благодатью. Годы, которые, они провели в блаженном неведении об отвратительных намерениях, стоящих за тем, что они считали таким воодушевляющим. Записи в книге были сделаны учёными, пытающимися создать свой собственный тип гомункула с камнем, с душами невинных людей, которые были вырваны из их тел без согласия. Мелиссе было плохо, от самой мысли об этом её тошнило. Она могла только представить, через что проходят мальчики. О чём думал Альфонс, о чём думал Эдвард. Единственное, чего они с нетерпением ждали, рушилось прямо у них на глазах. Все эти годы потрачены в пустую, чтобы найти то, с чем, как они знали, никогда не будут ассоциировать себя. Альфонс не знал, что сказать, когда Эдвард закончил говорить. Он повернулся к Мелиссе, чтобы посмотреть, как она восприняла информацию, и замер, когда увидел блестящие слёзы на её щеках. Его рука потянулась к ней. — Мелисса… — Прости, я… — её дыхание сбилось, и она моргнула, когда поняла, что плакала. Она провела ладонью по влажным щекам, вытирая слёзы, словно они впились в её кожу. — Прости меня. — Мелисса, всё в порядке. Это не твоя… — Ал пытался утешить её. Эд снова замолчал, всё ещё не двигаясь. — Нет, это не нормально. Вовсе. Я не могу представить… — Послушай меня, Мелисса, — прервал ей Эдвард, заставив её вздрогнуть от внезапного звука его голоса. — Ты никак не могла знать, что будет такой исход. Ни ты, ни я, ни Ал. Ни кто-либо ещё. — Но Эд, я- — Я не хочу слышать из твоих уст ни единого слова, которое даже отдалённо звучит как извинение, — он повернулся через плечо, чтобы посмотреть на неё, пока он говорил. Блеск его суровых глаз дрожал, светлые пряди беспорядочно колыхались над носом. — Ни единого. Нижняя губа Мелиссы приподнялась, глаза расширились, когда она посмотрела на него. Она кивнула, больше не доверяя своим словам. Она посмотрела на Ала, чья голова опустилась, а взгляд упал на колени. Затем она посмотрела на книгу, брошенную в углу комнаты, помяв страницы о ковёр. Её мысли вернулись к первому дню, когда она наблюдала, как Уинри установила автоброню Эдварда. В первый день она наблюдала за спаррингом мальчиков. В первый день она занималась с ними исследованиями. В первый день они узнали о Философском Камне, и в первый день она увидела, как в их глазах вспыхнула надежда. Теперь она посмотрела на них, на затылок Эда и печаль в глазах Ала. Это разбило ей сердце. Эдвард рухнул обратно в кресло между братом и подругой, его внимание привлёк звук шмыганья носом слева. Он снова повернулся к Мелиссе, подавляя желание плакать от разочарования, пока оно не исчезло. Когда он снова увидел её плачущую, он нахмурился. — Какого хрена ты всё ещё плачешь? — Потому что, — вздохнула она. — Я знаю, что мы найдём другой способ вернуть вас в норму. Мы это сделаем, я в этом уверена. Но после всего того времени, что вы потратили… После всей боли, которую вы перенесли, чтобы это стало результатом, я до сих пор не видела, чтобы вы плакали от разочарования. Кто-то же должен сделать это за вас.