Как убить Арсения?

      Мужчина медленно направлялся в кантору «Вороньего ока» — заброшенный завод на окраине Москвы, где после несколько бесполезных наездов полицейских успешно развелись „вороны“. Нескончаемые лесные полосы, сменяющиеся полями с обильным сухоцветов и молочными кучами, протоптанные тропы в голые рощи и вечно серый горизонт, наводящий понурую тусклость. Снайпер пропустил мимо себя десятки легковых автомобилей, которые, не смолкая, гудели ему в спину, местный автобус, идущий в самый конец намеченного маршрута, и далёкий гул звонка товарного поезда. Он докурил оставшуюся белоствольную сигарету из пачки, вышвырнул курок и, встряхнувшись, свернул с главной дороги, покрытой креаторами, и тяжело побрёл к бетонному зданию неаккуратной формы, огороженному пружинным матрасом, где в некоторых местах осели огромные щели, проделанные подростками–художниками, которые вечно проникали на запрещённую территорию и раскрашивали стены яркими граффити. Завод держал на своих внешних участках людный мусор разного содержания: стёкла от выбитых окон, тряпьё и пищащую немоту, продуваемую затяжным ветром.       Антон слабо пихнул в сторону горизонтально двигающуюся часть ограды, осмотрелся, подминая губы и хмуря пшеничные брови, и скрылся под козырьком здания, постучавшись в металлическую дверь, а затем кратко выпалив: «воронья пуля» встретился с отворившим плиту другом, который раскинулся ладонями и задушил Шастуна в объятиях. —Ну, Антоха, рассказывай, как оно? — любезничал товарищ по убийственной работе, приобняв мужчину за плечи и ведя к столовой комнате. —Ну, нормально, вроде всё, Илья, — нелепо держа улыбку, твердил Шастун. — Ты бороду решил отрастить, рыжий-бесстыжий? —Очень оригинально, — отзывался убийца в кожаных перчатках без перст. — О, Журавль.       Мужчины перекинулись крепкими рукопожатиями и обменялись парой слов, решив, что следовало бы набить желудки пищей, а то с утра во рту и крошки не водилось. Вороны проникли в глубь узких коридоров, отреставрированных и качественно оформленных, минуя отделы с запылившейся техникой и станками, ровным счётом, приветствуя других пернатых кротким ненавистным взглядом, ведь каждый наёмный киллер точил другому нож, чтобы позже распластать его брюхо и вывалить кишечник. Огромная конкуренция строилась между членами организации. Они часто устраивали бои, в которых сражались за жертву в конверте, лаская родственного противника ранениями, ссадинами и переломами. Правила устанавливали Старшие вороны, поэтому они имели полное право решать, кто возьмёт тот или иной заказ, сколько заработает и какое наказание подарит себе за малейшую ошибку: проговорился о «Вороньем оке» — гори со своей семьёй от случайно вспыхнувшего пламени из-за утечки газа, повредил огнестрельное оружие — лишайся части тела и продавай на чёрном рынке, дабы вернуть стоимость поврежденного орудия или познай его пули, не выполнил задания — скончайся от верёвки или падения с высотки, чтобы напомнить тем, кто рискует, вступая в преступную идиллию, о том, что происходит с воронами, когда им подрезают мощные крылья и цепкие когти. Средние черныши обыкновенно следили за потоками информации, собирали данные и смешивались с обществом, чтобы продвигать вербование и морочить голову людям, утверждая, что «Воронье око» — сплошная выдумка. Младшие воронята, такие как Шастун, борющиеся и душою властные, летели на всех парах практиковаться ловить грубыми клювами гражданских мышей и крыс, вертя их плоти когтями, пробуя сытную наживу и замолкая, подобно горному ручью, скованным льдом. Иерархия распространилась по кабинетам и бумажкам, а пища тянулась ароматами из столовой, где суетились пара профессиональных поваров, продавшихся и предавших мафиозные компании. Антон переступил порог, и тёплое чувство дало росток в груди. Приятная обширная комната, заполненная духом свёкольного супа, свежего хлеба и чая с горчинкой дотронулись до ноздрей, что отозвалось на лице через силу натянутыми уголками губ. Мужчины выбрали небольшой стол с острыми керамическими углами и расселись по стульям с мягкими обитыми искусственной кожей сидениями. —Я голодный как волк, — признался снайпер и уронил на спинку стула плащ, извлекая из рукавов длинные худые руки. — Съем хоть целого кабана, хоть патраха его.       Коллеги по работе рассмеялись и похлопали младшего по плечам, мол, такого аппетита им не занимать. —Антоха, тебе чего взять из меню? — спросил Журавль, пока Шастун прожигал свежую татуировку Ильи в виде грифильных перьев. —Димка, возьми, пожалуйста, мне борща, компота и пюре с котлетами, — глаголил мужчина, однако после неправильной формулировки имени исправился на ”Дима” и принял на лицо блеклый цвет, словно чего-то сильно испугался.       Шастун никак не собирался настолько привыкать к своему Диме, который каждый раз ласково обругивал его поддатым на пороге глухой и ветхой квартиры, который суетливо заваривал чай с запашной травой, который доставал из комода одеяло, набитое пухом, и укутывал клюющего носом. Антоновские чувства с архитектором становились лёгкими и неуловимо, словно тяжести никогда и не было вовсе. Однако он прекрасно понимал, что Позов не простит его, если узнает правду, что всё это время он держал в тепле и заботе наёмного убийцу, лелеющего бродячих шерстяных и усатых зверёнышей, рыбок и прочую живность, показывающего своими травяными глазами невинность, за которую так охота потрепать по голове, дотронуться до щек и крепко-накрепко обнять, не подозревая, что он способен вонзить в спину острие ножа или свернуть голыми руками шею. —Я не люблю ближний бой, — проговорил в воздух Антон, устремляя опустошённой взгляд в пустую тарелку. —Что? Антоха, ты о чём-то? — задался интересом Макаров, сведя к переносице рыжие брови, и перекидывая на Шастуна смятенные глаза. —Ближний бой требует слишком много усилий, особенно, когда тебя не бьют, а обнимают, — рассуждал мужчина, рисуя чёткий портрет Арсения, странного для него и в какой-то степени не сносного.       Илья открыл ротовую полость, чтобы возразить мыслям друга, так как он предпочитал именно рукопашный поединок, другими словами, рудый ворон не отказался бы ощутить на ладонях кровь, которая так пугает Шастуна, не против слушать вечный и звенящий разбитым стеклом хруст костей вмятой груди, рассматривать целыми минутами мёртвые бесцветные закатанные к небу глазницы с серыми бликами, полуоткрытые высохшие уста с запекшей коркой грязно-красной гемы, ощущать, как кипячёная жидкость капает на живую плоть и издаёт приторно сладостный для хищника аромат. Дмитрий тяжело и неестественной вернулся к мужчинам и отрывисто, будто бы с незаметной и неуловимой крупинкой беспокойства произнёс, относя от ушной раковины мобильный гаджет: «Антон тебя Стас в кабине ждёт, я на задание».       Волнение охватило душу Шастуна и ударило резкой болью в виски. Он, ничего не отвечая, проводил Журавля, который разминал плечи, костяшки рук и шею, пока голубые очи разбавлялись тёмной каплей нефти жестокости и безумия. Снайпер вывалился из стола, звеня бутыльками сахарницы и солонки, подхватил стоящий чехол с «Выхлопом» и, оставляя растерянного подсолнуха, помчался собирать прямые коридоры, держа путь на третий этаж. Снайпер ворвался в кабинет Станислава, который стоял у окна и потягивал дорогой коньячок, в стакане которого брызгался кусочек льда, а кристальные капли текли по граням и придавали прохладу и так лютому помещению. Как только молодой мужчина потревожил грохотом комнату, стены которой были обставленные витринами, где на полках гордо возносились коллекционные издания книг, словари и различные пособия по психологии, в центре располагался здоровенный стол с внутренними ящиками, греющихся в лучах то Солнца, то Луны, а прямо по середине разместился плюхающий диван, перед ним висела картина итальянского художника Линдси Кустуша «Вороны«». —Антон, добрый вечер, — поздоровался деловито Шеминов. — Присаживайся. Есть то, что меня жутко волнует.       Шастун присел на край хлюпнувшей мебели и замолчал, подобный гимназисту, которого привели к начальнику, имеющего цель выпороть его за глупую выходку или не сделанное домашнее задание, пока босс ловко, отставив градусный напиток на подоконник, развернулся, щелкнул ключом и достал из укромного ящичка с подкладом картонную папку. —Ну, как там наш Арсений Попов? — вопросил он, внедрившись коренным радужками в болотистые глаза наёмного убийцы. — Мёртв? Когда цветы на могилу понесём? —Конечно, мёртв, — моля успокоиться заведение сердце, ответил снайпер, пока на поверхность стола не вывалились фотографии с участием продавца лютиков.       Одна, где он был с жемчужными лебедями, пока Антон поливал бронью очередь в магазинах, а другая, где зажатый Попов опечаленно смотрел вслед уже скрывшему за зданиями Антона и оглядывался, словно чувствуя, как по его душу щелкает объктивом камера. —Не очень похож на мёртвого, да милый, — лукаво произнесла девушка с красной помадой на губах и стройной чёрной кофте, покрытой джинсовкой, гармонично сочетающейся с бурой пущенной в пол до голени юбкой из габардина и женскими аккуратными берцами. — Плохо ты постарался, Антоша. —А ты, Ира, гляжу постаралась на славу, — злобно оскалился Шастун, когда дама устроилась на его коленях и вцепилась в безответный поцелуй хмурого любовника, оставив кровяной узор губ на устах. —На то она и лучшая из шпионов нашей организации, — не принимая слишком близко к сердцу, проговорил Стас и обратился к Шастун. — В чём дело, Антон? Ты захотел, чтобы нас всех здесь угодили за решетку или тебе мало тех миллионов, которые ты получаешь за каждого человека, отправленного по ту сторону? —Стас, я... — начал было объясняться снайпер, но после выпаленного Шеминовым: «Я отдал дело Журавлю. Он явно ведёт твоё дело до конца, не страдая укорами совести или сожалением», замер, как ветровая мельница без западных потоков. — Нет, не надо! Я, я это сделаю. Дай мне время. —Нет, Антон, — дерзко бросил отказ босс, пока мужчина небрежно спихивал девушку и возмущался. — Ты же знаешь наши правила. Если снайпер не справляется с жертвой, то он заменяется и остается без прибыли. Мы не щадим, а убиваем и выживаем, как умеем. Пора уже запомнить это. Ты смог что-нибудь узнать об Арсении? Будь добр поделиться информацией с близким товарищем, дабы облегчить ему охоту. —Нет, Станислав Шеминов, я абсолютно ничего не узнал, кроме того, что он продаёт цветы, — наперекор начальству, буркнул мужчина. — Да и разве нужны мои сведения, когда лучший шпион организации уже всё пронюхала и подкинула вам годной информация, как кукушка, — бесился он на девушку, которая была сбита с толку и не могла разглядеть в стоящем перед ней человеке прежнего и задорного убийцы, так любящего высоту и свист шальной пули.       Она стянула с головы берет, и мягкие локоны увалились на её плечи. В дверном проёме Антон грубо остановился и швырнул чехол с огнестрельным оружием. Мужчина спешно признался в том, что ему не терпится покинуть «Воронье око» и скорее отправиться в полицейский участок, чтобы признаться в своих грехах и понести уголовную ответственность. Однако он ничего не проронит за организацию и её место нахождение, так как клялся не только кодеком, но и кровью. Ирина хотела остановить Шастуна, но Станислав придержал порыв шпионки с той мыслью, что Антон побоится податься органам справедливости, он просто блефует и давит на насилу выдвинутую угрозу. Мужчина жалок и полностью вымотан не только деятельностью, но и простудной погодой. —Не беспокойся, Ирина, он вернётся, — твердил Шеминов, провожая выбравшего на волю охотника за пластиковыми окнами пристальным взглядом и лёгкой улыбкой, намекающегося на усмешку.       Шли протяжные и сонные недели. Шастун приживался с тенями ночных улиц Санкт-Петербурга, который ждал с нетерпением Нового года, а по ясным дням, когда случался снегопад, магазин «Питерские стебельки» приобрел по-настоящему прекрасный вид. В центре улицы Возрождения между кофейней и бутиком красоты веяла скромная, но раскрашенная обширными хризантемами из баллончика цветочная лавка, притягивающая любопытные взоры. Со стороны не слишком вычурная, но и не слишком убогая. Конструкция магазина соответствовала греческому стилю. Габаритные панорамные окна, за которыми суетились листья и стебли, подле лавки пристроенная веранда, позволившая пустить по столбам лазу, и выструганная дочечка с наименованием дуновеющего магазина, свисавшей с карниза пристройки. Шастун, мусоля языком слюну, толпился у входа, пока уплетал порцию табака. Он нервозно избавился от окурка, обронив его, и толкнул лёгкую дверь, проникая в цветочный сад, который утопал в трелях лимонной канарейки. —Добро пожаловать в цветочную лавку «Питерские стебельки», мгх, — представлялся продавец посетителю, стоя к нему спиной, которую облегала узелок–бабочка от фартука, и на цыпочках, так Попов старался дотянуться до атласных змеек с золотой каймой, — вы можете найти здесь, мн-н, — прерывался мужчина, изгибая пальцы, нащупавшие края лент, — любой букет по вкусу и цвету, для девушки и мужчины! Также вы можете заказать его. Однако на дом товар не доставляется. Никогда. Ах! Почему так высоко?! — раздражался Арсений, поглядывая на верхнюю полку стеллажа, пока вдруг он не ощутил тепло и лёгкое прикосновение к талии, а затем увидел, как бледная и худая ладонь с заживающим птичьим укусом бойко хватает украшения и спускает их.       Арсений лихо обернулся и примкнул к полкам спиной, пряча руки за бёдра и примечания квалифицированного охотника, отвёл небесную гладь в сторону. —Мы всегда рады новым гостям и партнёрам...— еле слышно договорил он, загнанный утомительным взглядом Антона, словно выброшенная рыба на берег морским приливом. — Вы хотите заказать букет для второй половинки или букет для красавчика–продавца? — робея и протягивая распахнутую ладонь, спросил продавец с шуткой на кончике языка. —Скорее, венок для красавца–продавца на могилу, — перекладывая цветные ткани в руку Попова, ответил охотник и заглянул под густую чёлку мужчины, который боязливо вскинул вздёрнуть нос и встретился с покрасневшими белками, по которым вырылись лопнувшие капилляры, тёмными кочками под глазницами и мраморным ликом. —Антон, что с тобой?! Ты болен? — обхватывая скулы наёмного убийцы, трепетно залепетал Попов и, приобнимая мужчину, почувствовал, как тот кладёт лобную часть на его плечо и обмякает телосложением. —Арсен, можно я на некоторое время у тебя перекантоваться? Я жойско посрался со своей девушкой. Она меня заебала, и я свалил. Я мог бы, конечно, остаться у Димы, но он ёбнутый, так как ночью бродит, а днём спит. У меня чуткий сон, поэтому любой шорох — засыпай по-новой, — отчасти говорил правду охотник, пока Арс, то трусливо дотрагивался до светлых завитых влажными снежинками локонов, то храбрее приглаживал и мял их пшено. — Я могу помогать тебе по магазину, если хочешь: расставить там горшки, принять груз, вымыть пол, в конце концов, достать что-нибудь с высоких полок. —Конечно, Антон, конечно, — соглашался Попов. — Позволь мне закончить эту смену, и мы с тобой сходим до магазина, чтобы купить продуктов, приготовим что-нибудь на ужин и обустроим тебя, — ласково проговаривал Арсений, откладывая в дальний ящик трясущуюся от страха грудь.       До заката питерского солнца и первых сумерек Шастун, то ронял горшки с кактусами, то спотыкался об коврик, на который накричал и вышвырнул за порог цветочной лавки, то неправильно собрал букет из цветов, символизирующий не долгую и счастливую любовь, а любовь ветреную и рискованную, то валялся в кресле, вытянувшись и развалившись, как борзый и русый кот, то бычился на пташку, дравшую глотку. Он грубо отзывался на просьбу посетителя собрать ноги и прижать их к тазу, за что Арсений хлопнул его по коленям и с миловидным видом извинился за своего помощника. —Приходите ещё! — прощался продавец танцующих викарий, а после того, как человек покинул цветочный горизонт, Арс истребил бурей синевы Антона. — Антош, я всё понимаю, но будь добр, — молвил он, скрещивая руки и прихлопывая кедами кафельный пол, — вежливо относиться к моим покупателям. —Конечно, Арсен Сергеевич, — откликнулся Антон, устало вставая и подходя к вывеске с надписью “открыто”, чтобы перевернуть её на “закрыто” и показать нецензурный знак красивой брюнетке, намеревавшейся купить сорта орхидей.       Она негодовала, пока Шастун уставился на разъяренного продавца гардений. —Антон! — бушевал шатен, пока мужчина средних лет снимал с вешалки верхнюю одежду, кладя её на предплечье, разворачивал владельца цветочной лавки и развязывал узелок.       Стаскивая фартук, он натягивал на арсеньевские плечи куртку и выталкивал наружу, где влажный холодок студил закрывшего на ключ райскую цветочную и нагретого наглостью охотника продавца, который бережно выдыхал углекислый газ, пока фиолетовые облака, сквозь дыры которых проглядывало золото, затягивалось серостью и отзывалось обильным снегопадом. Шастун поймал Попова за кисть руки и поволок к дому, минуя супермаркеты и продуктовые магазины. Он плевать хотел на пустой желудок и пищу, Антон просто-напросто яро желал шестичасового сна. —Антон! Постой же, пожалуйста, я хотел зайти в «ленту», — говорил Арсений, но мужчина не отвечал, а пёр против рожна.       Когда владелец «Питерских стебельков» затормозил, вытаскивая руку, то охотник отрывисто выдохнул, подхватил Попова за бёдра и расположил на своём торсе, облегая длинными перстами ягодицы. Попов судорожно вцепился за чёрный ворот пальто и обхватил голенями спину мужчины. —Антон, отпусти меня... — то ли смущённо, то ли волнующе попросил продавец, вникая в сердечный хор, который отдавал по всему организму. —Ты пахнешь землёй, — выдал ворон и замер посреди тротуара, под тусклым свечением фонаря, пока мимо пробегали возмущённые прохожие и посмеивающиеся девицы. —А ты пахнешь куревом. Знал, что курение убивает? — спокойным голосом вопрошал Арс, не разжимая грубой ткани. —А что если я курю, чтобы убиться? — выкинул замысловатую фразу Шастун. —Тогда ты дурак, — обидчиво сморозил продавец желудей и ощутил твёрдый грунт под ногами. —Пойдём уже домой? Хочу спать, сильно хочу, — бубнил мужчина, в бледном свете глаза которого гасли, как пламя свеч.       Арсений дрогнул при виде разбитости и расстроенности охотника, поэтому он потянул его за рукав и ускорил шаг, направляясь к дворам квартиры. Они с запинками поднимались по этажам, с тягой вваливались в узкий коридор, где на тумбе ожидали героев растительные „Золотые рыбки“. В немоте мужчины робко помогали раздеться друг другу без какого-либо стыда или румянца на щеках. Арсений понимал, как хреново Антону, другой, в свою очередь, чувствовал, что он стал ножом у шеи Попова, из-за чего мерзость пребывала в душе. Петербуржец проводил гостя до искрящейся цветными огнями спальни, где у окна красовалась ёлка со стеклянным игрушкам и вырезанными снежинками на пушистых ветках и, уложив Шастуна на пуховое одеяло, поторопился вызволить из тумбы плед из шерсти барана, так как в квартире было, как в морге. Однако Антон, соприкоснувшись с подушкой, словно с губами вздыхателя, потерял из виду реальность и преломил глаза, так и не пробуя еды. Продавец укутал пернатого бродячего, погасил искры и отправился на кухню, где на подвесных полочках жил отданный непьющим Сергеем набор различного неопробованного алкоголя, в холодильнике пылились продукты, а в морозильной камере студилось мясо. Ивовая голова решила сотворить к появлению светила на небосводе лёгкое, но сытное блюдо, поэтому кроме тушёной говядины с картофелем, овощным салатом, отличавшимся изобилием зелени, тостами, нечего настолько сильно не задело его кулинарное вдохновение.