Как убить Арсения?

      Висевший на стене коридора календарь заплыл пылью. Скомканный пробудившимся охотником листок полетел в мусорную урну, забитую очистками овощей. Тридцатое декабря выпало утренним снегопадом на цветастый Питер, пока Шастун наливал кофе и кружку сахарного чая и уплетал за обе щёки приготовленный за звёздные хороводы завтрак. Он как только переступил порог кухни, попытался разбудить продавца «Питерских стебельков», но тот, шевельнув морем в глазницах и потянувшись до трезвона костей, посветлел и взял в ладони сенсорный гаджет, который ближе к ленивому рассвету обеспокоил хандрящий Сергей. Арсений изогнул в недопонимании бровь и отхлебнул горького напитка. Он внимательно бегал по строчкам сообщения Матвиенко и легонько смущался, пропуская сквозь ланиты румяна:

«Арс, я кажется болен. Настолько, что ни одно лекарство не способно вылечит этот озноб. Я вижу его везде. Он просыпается со мной, засыпает, тоскливо улыбается и льёт чай чрез фарфор. Моё сердце изнывается. Пишу, как влюблённая девица, черт бы его подрал. 37 лет, а чувствую себя на 18 — окрылённым и разбитым. Надеюсь, что скоро пройдёт. Я зайду ближе к обеду, хорошо?».

      Попов суетливо пробежал пальцами по экрану и загляделся в окно, где темень укутывала город, а горизонт златыми цепями держало светило. —Спасибо, было охеренно, — произнёс Шастун, ставя посуду в раковину и сваливаясь обратно на стул. — О чём думаешь? —Серёжа заболел, — отозвался Арсений, а на Шастуновское — «В чём проблема? Пусть купит таблеток» — засмеялся и поспешил в комнату. Нужно собираться на работу. Напоследок он обратил доброе замечание: — посуду не забудь помыть. —А чего я смешного сказал? — недоумевал охотник, пока продавец ромашек бегал по квартире то в уборную, то в ванную, натягивая на талию вязанный омскими родственниками свитер с изображениями снеговиков. — Ты чего расфуфырился? Новый год не скоро, — приметил Шастун, кривя гримасу, смахивая капли с ладоней и зайдя в стены цветовода. —Как это не скоро? Сегодня уже 30, — взбодрился он, переворачивая шкаф комода и извлекая ещё одну вещь, гораздо больше его самого. — Вот, — оголяя в улыбке зубы, молвил Арс и отдал мужчине шерстяную кофту с оленем. —Захер мне это? — буркнул охотник, но продавец настойчиво впихал одежду в худые перста. —Будем соответствовать атмосфере дня. Одевайся и пойдём на работу, — мерцал Попов, пока Антон хмурился и ворчал.       Они выбрались на улицу, где отпустили ввысь туманный пар из грудей. Снежинки падали на мужские локоны, куртку и пальто, идущих по дворам, где одиноко на детской площадке вертелись от ветра качели и тряслись сухие ветки сирени, обставленные забором. Выйдя в центральную часть, где обыкновенно охотятся вороны, Антон проводил продавца до магазина, всё время осматривая верхушки высоток. —Куда ты? — обеспокоенно спросил Попов, кисть которого поймал Шастун. —Мне нужно кое-что сделать, — черство молвил охотник. Он резко обвил Арсеньевский стан и шепнул на уголок уха, — не выходи из магазина, пока я не вернусь. Понял? —Что? Почему? Антон! — выпадал поток вопросов с уст редеющего Арсения, отстраняясь от младого телосложения. Однако после того, как Антон схватил продавца за грудки и накричал что есть мочи, угрожая, кивнул головой и ступил на веранду цветочной студии.       Снайпер, рассыпая по телу гнев, чтобы окончательно не стереть в порошок зубы и не вывернуть пальцы, торопливо вскарабкался на многоэтажку, матерясь на «временно закрытый» лифт. Он забрался по лестнице на чердак, на минуту затормозив, подумал, как поступить. С одной стороны, он точно видел Дмитрия, который целился в Попова, поэтому и закрыл цветочного собой, однако выстрел не последовал. Беря это в расчёт, Журавль передумал. С другой же стороны, стоит закончить с этим раз и навсегда. Мужчина тише крысы выбрался на крышу, где черепицу укрыл пледом снег. Шастун медленно подкрался к высматривающему территорию товарищу и, плавно прислонив острие ножа-бабочки к горлу скованного наёмного убийцы, огрызнулся. —Журавль, оставь это дело или останешься здесь до конца своих дней, пока какая-нибудь шпана тебя не найдёт, — предупреждал Антон. —Чего ты привязался к этому продавцу? — интересовался Дмитрий, скользя рукой к голени, на которой ремешком был прикреплён чехол с ножом. —Ещё одно движение и я тебе глотку вскрою, — зверел Антон, пока Журавль раскатывал улыбку в оскале и зажимал спусковой курок. —Застрелить продавца не смог, а тут собираешься человека распотрошить. Говоря, к слову, о нём, — задорно отозвался старший снайпер и выпустил пулю из выхлопной винтовки, дуло которой чётко смотрело на «поля в стенах».       Шастун дрогнул, ослабел и устремил пожухлую траву в глазницах вниз, отстраняя нож. Однако Дмитрий, пользуясь колким чувством тревожности коллеги, размашисто ударил Антона локтем, отчего молодой ночной птенец, поздно среагировав, выронил холодное орудие убийства и отступил, пока Журавлёв становился на прямые ноги и выставлял кулаки. —Вот теперь давай поговорим, — произнёс он и бросился на Шастуна.       Пока где-то в небе бились чёрные хищники, выбивая пух и перья, Арсений нервозно перебирал ленты, распутывал разноцветные огни и кусал губы в цветочном раю на земле. Он встречал любой скрип двери колкой в сердце и каждый раз резко вскакивал и всматривался в посетителя, желая увидеть там охотника. Когда он обратил внимание на красивую девушку в белом балахоне, которая паря подошла к продавцу и, встав на носочки, убрала с его волос бумажную завитушку, Попов невольно немел от алого цвета помады и предполагал, чем должно кончиться это свидание. —Я хочу заказать букет, — проговорила она, рассматривая стеллажи с цветами. — Хотелось бы чего-нибудь яркого! —Слушаю вас, — ответил Арсений, замирая грудью и готовя упаковочную ткань.       Раненный в бок Антон, глубоко набирая ноздрями колющий предъянварский кислород, стоял напротив Дмитрия, у которого из носа текла кровь и краснели разодранные костяшки. Они взирали друг на друга, тая гробовую тишину до такой степени, что было слышно, как снежинки валятся вниз, пока один не сорвался и не засмеялся. Журавль подошёл к товарищу, обхватил его за шею и присоединил к своему лбу, бросая: «Ладно, Антон, твоя воля. Будь чёртов этот питерский садовод». Шастун приобнял Дмитрия за плечо, и мужчины спокойно вышли из здания, где их ожидал взволнованный Илья. —Мужики, вы охерели? — возмущался медный ворон, ловя товарищей и взъерошивая их волосы. —Илья, проводи Журавлёва до медпункта, мне срочно нужно идти, — произнёс охотник.       Он ловко словил нож-бабочку, брошенную Дмитрием и кивнул на просьбу не умереть от кровопролития. Шастун как резанный залетел на веранду, приложившись лбом о висячую вывеску и запутав голень в лиане искрящихся фонарей. Он свирепо мотнул ногой, шатнулся и развалился на щелистых досках, пока изнутри подавали признаки жизни лёгкие шаги. Антон нагло перевалился на спину, вонзив утомлённый взор на выбравшегося Попова, который усадил оправу на переносицу и, озадачиваясь, похорошел. —Добро пожаловать в «Питерские стебельки»! — лучезарил продавец под ворчание снайпера и, обступая большого лохматого воронёнка, присел на ступеньках. — Здесь вы можете найти идеальный букет для своего ненаглядного любимого или наипрекраснейшей дорогой, — распутывая конечность от гирлянды, повествовал он. — Есть пожелания? —Тебе не идут эти очки, — буркнул охотник, выталкивая корпус тела и славным движением оголяя участок лика, которое сквозь питерскую бледноту вспыхнуло. — Так лучше, — обронил он и свалился на арсеньевское плечо. —Где ты был? — вопросил Арсений, прикоснувшись мочкой уха К влажной пшеничной гуще Шастуна. —Не твоего цветочного ума дело, — съязвил снайпер и скрипнул клыками от всплеска боли. Он прижал глубокую ссадину, вжимаясь в кожу ладонью. — Арс, помоги мне встать.       Попов дрогнул и вскочил с места. Он подхватил охотника за тот самый злочасный бок. —Бок, бок, дурак! Нет, нет, — воскликнул Шастун, и Арсений переставил ладони к лопаткам и легонько потянул мужчину на себя.       Шастуновская спина скрыла продавца, который опустил горные глаза на стекляшки в резанной оправе и почувствовал на руке влажность. Мужчина обомлел, как столб, и исказил гримасу. — Мы так и будем стоять и обниматься навиду прохожих? —Не, ну, мы можем и в магазине это делать, — отшучивался Арсений, переминая липкие пальцы и растирая крохотные лейкоциты. — Антош, возможно… возможно, это не должно меня касаться, но… —Арсен Сергеевич, — перебил гордая и вольная юность старое недоразумение, — давай я скажу, что зацепился за какую-нибудь херь, и ты от меня отъебёшься? И добавлю, что эта херь больше меня не побеспокоит, так как я уладил все невзгоды. —Ладно, Антоша, ла-адно, — медленно двигаясь к дверям, ведущих в цветочную студия, кивал Попов и нежно поддерживал охотника за грудной отдел.       Когда продавец и снайпер переступили порог, Антон шаловливо пробежался по вывеске, лицемерно лишая посетителей возможности приобрести живые пышные букеты цветов, чем напряг Арсения и нуждающуюся в денежных средствах кассу. Продавец завёл гостя за цветочный мраморный столик. Шастун грубо сорвал с плеч пальто, вскинул новогодний свитер и оголил подтянутый стан, на рельефе которого выпирали кубики пресса, а в боку кровоточил ножевой порез. Попов единожды глянул на мощь молодого и стыдливого тела, обратился к своей брюшной полости, вздыхая, взгрустнул и похлопал в утешение себя по плоскому, но не по подкаченному торсу. —Я тут как бы немного, блядь, ранен, — гневался охотник, пока Попов шарился по полкам в поисках медицинского чемоданчика. —Да, я тоже, — проронил он, обхватывая аптечку, вскрывая её и выманивая упаковки, бутыли и повязки. — Ранили мою самооценку, — сиял Арсений, изо всех сил стараясь не придаваться расспросам и не накинуться на Шастуна с дикой заботой.       Мужчина обронил бинт, который, как назло, укатился куда-то под стол. Пока продавец астер кренился, блистая макушкой из-за столешницы подле ног охотника, Антон откинул затылок и выпустил мучительный выдох. Двери в «Питерские стебельки» охотно отворились и пропустили потрёпанного Матвиенко. Он, так и не сомкнув в сумерках карих очей и полночи бродив по студии, думая о Дмитрии, воскликнул и сморщил смуглое лико, кладя очки на входную тумбы с кактусами: — Что вы делаете?       Антон испуганно озирался то на ползающего Арсения, то на сбитого с толку архитектора, который потускнел и моментально хлопнул дверью. —Нашёл! — счастливо отозвался Арсений и наконец-то выпрямился. —Сюда приходил мужчина армянской внешности. Спросил, что мы делаем, послал и свалил, — произнёс Шастун, и Попов сузил брови к переносице от ощущения, что он упустил что-то серьёзное.       Обвивая обработанную перекисью водорода талию шипящего охотника марлевой повязкой, продавец витал в облаках и не замечал, как перетягивал бинт. —Арс, ёпт мать! Больно, — пыжился в ярости снайпер и грубо пережимал венозные кисти крупными ладонями.       В цветочную студию неожиданно забрёл архитектор, который, запыхавшись и поправляя не ровно расположенные стекляшки, выкинул вопрос: «Не приходил ли Сергей?». Однако примечая обиходанного товарища возмутимо посмотрел на охотника. —Он приходил, но почему-то быстро ушёл, — проговорил Попов, скоростно рыская в телефонной книжке номер друга. — Что случилось? —Сергей с нашей последней встречи странно себя вёл! Мы обменялись контактами, вели переписку и ничего не предвещало беды, — трепетно рассказывал Позов, — но сегодня ближе к двум часам он написал: «Прости, я не могу ничего сделать со своими чувствами. Они, подобны течению реки», — читал строки сообщения Дмитрий. —Течению реки, — зациклился Арсений на фразе и встрепенулся. — Мост! Пантелеймоновский мост! Он безумно любит черпать вдохновение именно там. —Арсений Сергеевич, спасибо вам! — бойко звякнул архитектор и помчался к Фонтанке.       Архитектор стремительно направлялся к Летнему саду. Он не на шутку разволновался. Обгоняя медленных, но эстетичных детей Петра I на улице Пестеля, воронежец вглядывался в портреты и фигуры. Дмитрий до безумия обрадовался, когда приметил творца скульптур, устремившегося в мелкие не покрывшиеся льдом волны. Казалось, что он не слышит ни вошканья прохожих, ни гама автомобилей. —Сергей! — окрикнул он Матвиенко, который вскочил и интуитивно переполз через чугунные перила, представленные собой часто расставленные дротики с накладной арматурой из воинских атрибутов, под возгласы питербужцев. —Дмитрий, не подходите! — повысил голос скульптур и склонился над гладью, крепко пережимая поручни ладонями и ощущая выступ. — Я прыгну! —Да зачем же вам прыгать?! — остолбенев у столбчатого фонаря, недоумевал Позов, поправляя стекла в оправе. Он шагнул. — Вода холодная! Декабрь на улице. Нашли время для дурачества! Это, конечно, романтично, летом я бы прыгнул за вами! Но одумайтесь: скорая, тревога Арсения, да и я не умею плавать… Позвольте мне помочь вам, — скромно подбираясь к встревоженному, объяснялся Дмитрий. —Как мне смотреть в ваши глаза и не забываться? Речка заберёт все эти магмовые чувства. Ах, — выпуская сизый туман из груди, забывался Сергей, переводя не видавшие сна очи на тёмную воду. —В этот страшный холод вам просто нужен человек, который поможет согреться этой зимой! — обхватывая свисающее телосложение и прижимая его к перилам, твердил архитектор в лопатку скульптора. —Дмитрий, а ты меня согреешь? — любвиобильно муркнул он. —Согрею, — обильно расштриховывая ланиты красным, проворчал Дмитрий.       Что могло пойти не так? Народ столпился, машины замерли, хихиканье и вздохи веют в питерском воздухе. Матвиенко выкинул освобождённый от мук смешок и попросил архитектора ослабить хватку. Дмитрий отступился. Мужчина осторожно переставил ноги на выступе и повернулся лицевой частью к очкарику, который всё тянул и тянул ладони к товарищу по ремеслу. Задрожал кровяной мотор у Позова, когда Серёжа по неосторожности скользнул и с криком повалился с моста в ледяную гладь. Он не раздумывая мотнулся за ним, скидывая куртку и переваливаясь через ботик. Плеск брызг, разбивающиеся капли разлетелись по водному пространству, толпа в тихом ужасе наблюдала за растущими кругами по Фонтанке. Первым выбрался Матвиенко, который растерянно барахтался и обращался к людям, повествующим, что мучитель листов грифелем нырнул за ним и пока ещё не появлялся. —Твою ж, Афродиту! — оскалился он и исчез в ночной речной воде. Сергей раздвигал слои и осматривал дно, где на здоровом булыжнике возлегал его тайный воздыхатель. Мужчина ринулся к утопленнику и, подхватив его за грудной отел, потащил на воздух. Они показались на поверхности Фонтанки. — Хей, там, наверху! Нам нужна помощь, — обращался Матвиенко к народу, который моментально зашевелился, как грациозные муравьи. —Лучше ты, кхем-кхем, — выплёвывая жидкость и съёживая лицо от прохлады, кряхтел Позов и сильнее прижимался к скульптору, подбирая руками и усаживая на место скатывающиеся очки, которые чудом сохранились на бледном лице, — себе помог, неандерталец. Вроде бы скульптор, а такой неосторожный! —Уж прости, что поскользнулся, неженка! Да я и влюбился по неосторожности, к твоему сведению! — возмущался Матвиенко, скрипя зубами и подплывая к спущенной питербужцами лестнице. —Да вы ещё подеритесь там, любовнички! — с хохотом звякнула девушка с длинными прямыми прядями, встречая мужчин, решивших искупаться в конце декабря. — Серёжа, тебя куда несёт-то? —О, Тополь! — пропуская вперёд Дмитрия, диву дал Сергей. — А ты чего в Питере делаешь? — вопрошал он, карабкаясь за архитектором, которого встретила Юлия, укутав пледом. —К тебе в гости решила заглянуть, думала, что тебе скучно будет одному Новый год встречать, — подмигивала девушка, пока Матвиенко выжимал хвостик и улыбался, взирая на раскисшего Дмитрия, — однако вижу, ты не скучаешь! Хорошо искупался? Освежился? —Ха-ха-ха, — иронизировал скульптор, корча ехидную физиономию и подступая к Дмитрию, который был подобен осиновому листу, — Тополь, отвезёшь нас к Попову? Мы не дойдём. В долгу не останусь. —Погнали, — искрилась она и приглашала творцов искусства к автомобилю.       Продавец «Питерских стебельков» носился по цветочной студии – туда-сюда, ласково беседовал с покупателями и флиртовал с девицами, которые охотно поддавались соблазну и не скромничали. Он ловко заворачивал бутоны в бумагу, перевязывал стебли лентами и был мил на язык. Шастун вновь развалился на кресле и грозно разглядывал людей, пугающихся свирепого взгляда молодого воронёнка. Однако Арсений успокаивал их и просил не обращать внимания на фыркающего помощника. Когда выдалась свободная минутка, Попов посвятил её приготовлению кофе. Антон, опираясь о подлокотники, встал и незаметно подошёл к продавцу, который напевал мелодию песни «Наше лето». —Я тоже хочу кофе, — пронеслась реплика около мочки Арсения, однако тот, в свою очередь, лишь улыбнулся и растрепал пшеничную копну. —А работать ты не хочешь? — размешивая горечь, рассуждал Арсений, которого отвлёк Шастун своим – «Смотри, кто-то пришёл».       Пока продавец оборачивался и хлопал глазами, ища живую душу, Антон сомкнул уста в усмешке и бережно выхватил стаканчик с кофе из-под носа, окованного стекляшками, и протопал к удобной мебели. —Там никого нет… — задумчиво произнёс Попов и возвратился к напитку. — Что? А где?! Антон! — бросил он имя и недовольные голубые очи на охотника.       Хозяин студии растений скрестил предплечья и свёл к переносице тёмные брови, пока Антон касался губами граней ёмкости и лакал кофе. —Хочешь? — издевался охотник под арсеньевское мотание и брезгливое выражение лика. —Обойдусь, — тоскливо молвил он. —Арсен, ты обиделся что ли? — поразился Шастун, который цокнул на тишину в ответ и потащился делать ещё один напиток, — Арс, ты говнюк, ей-Богу. —Кто бы говорил, — закатывая небесные радужки, дулся мужчина. —Держите, ваше графское величие, — язвил воронёнок, облегая длинными перстами хрусталь, он улыбался, однако, когда приоткрылась дверь, потучнел. —Ой, вы, холоп, изволили приготовить мне кофий? Какая жалость, что мне сейчас не до трапезы, — приметил продавец и обратился к покупателям. — Серёжа! Дмитрий! Почему вы…Почему вы мокрые?! Что произошло? Привет, Тополь, — махнув девушке, недоумевал Арсений, пока охотник отпивал приготовленный для цветовода кофе. — Серёжа! Что ты натворил?! —Арс, это такая долгая история, — повествовала Юлия, пока возлюбленные человеческие отморозки набирали в груди тёплый кислород и размягчались, как брошенные в горячий шоколад маршмэллоу. Они скатились в кресло, прислонившись плечами друг к другу. Попов моментально вместе с Антошей заварили им по отогревающему чайку, правда, без трав и веточки базилика. Однако что есть, то есть. — Весело тут у вас! Надумали, как Новый год справлять собираетесь? —Не-а, — отвечал Сергей, подувая на сизый пар от кипятка и роняя голову на плечо архитектора. — Можно ко мне рвануть в студию. Место много, воля для фантазии и идей, — предлагал он. —Хорошая идея! — подхватили его мысли и Арсений, и Тополь. —Мне кажется, что в ближайшее время мы рванём только в больницу, — хлебая из стакана Матвиенко, твердил Дмитрий, пока скульптор то ли полыхал от пылких чувств, то ли от высокого больного жара. —Не будем о плохом, — широко скаля искрящуюся улыбку, молвил Попов и вернулся к миниатюрной столешнице, где были разложены различные стебли цветов. — Дмитрий, Серёжа, вы куда сейчас? Тополь, сможешь Антошку до дома моего подбросить? —Арсений Сергеевич, можно просто «Дима», — отзывался Позов, который шустро щелкнул по совиному сергеевскому носу за нежнейшую формулировку «Муза». — Серёжа, ради Бога… —Пха-ха! — выпала Топольницкая и уставилась на встревоженного Антона, показывающего всем телом и лицом, что он не намеривается покидать «Питерские стебельки». — Без проблем, Арс. —Ох, тогда и ты, Димка, можешь… — не заканчивая мысль, оступился Попов, так как охотник приютился подле продавца и встрял в диалог с капризной репликой — «Арсен, я никуда не поеду», на что Арсений произнёс: — Твоего мнения не спрашивают, дорогой мой. Мне здесь калеки не нужны, а то цветы будут грустить от жалости. Так, о чём это я? Дима, Серёжа, вы куда сейчас? —Сначала в студию забежим, потом – магазин, а там и вечер. Да здравствует жёсткий диван и пыль, — проговорил скульптор, опираясь о кулак на коленке. —Можешь остаться у меня, — неуверенно молвил Дмитрий, и Матвиенко вспыхнул о радости. —Ну да, ну да, пошла я нахер, — раскинув ладони к стеллажам, по полкам которых свисали зеленистые лианы, смеялась с отчаянием Юлия.       Скульптор сотворил равнодушное лицо и сверкнул бранным жестом, отчего девушка подняла брови и не скупилась на ответную реакцию. Мужчины, поблагодарив за чай, были таковы, как и Тополь, которая окрикнула Шастуна, уставившегося в экран гаджета. —Арс, я точно тебе не нужен? — вопросил Антон и убрал телефон в карман штанов, пока продавец астильб мотал подбородком, складывал пухлый и благоухающий букет.       Охотник пожал плечами и ловко поймал ключи от арсеньевской квартиры, с тщательной осторожностью надел пальто и напоследок оглянулся: внушающий покой Арсений, ладони которого были завалены нежными лепестками, ласковый взгляд умиротворённого моря и водных глубин, ни малейшего намёка на снег и бурю, ощущение простой красоты. Дверной шорох. Попов выдохнул настойчивость молодого мужчины, подтянул очки к глазёнкам и принялся за сортировку.       Возвращаясь домой, поздним вечером Арсений складывал ресницы: жутко хотелось вздремнуть. Приближение Нового года вызвало взрывную волну покупателей. Однако справиться со всеми было делом не из простых – Антон бы составил крепкую опору. Но коль человек ранен, не стоит ранить его куда сильнее. Магазины, полыхающие огоньки на витринах, автобусы, магазины, машины, вновь гирлянды на обнажённых ветвях, о! — родной двор. Продавец ступал медленно, не то чтобы он не хотел в квартиру, но какое-то странное ощущение кольнуло между рёбер. Попов осмотрелся: пустые скамьи, детская площадка без детей, которых страшит поздний час на циферблате, оранжевые и золотистые окна. Странно, квартира продавца темна. Арсений скованно остановился, неужели Шастун вышел покурить так и не вернулся? Или всё-таки его подстрелили и выкинули под мост в реку, чтобы спрятать труп? А как домой попасть? Мужчина, с одной стороны, переживал резвящимися голубыми глазами по сугробам и черствой траве, с другой стороны, где сверкала оголённая шея, Антон, шедший из ближайшей «Ленты», приложил упаковку пельменей, отчего Попов вскочил, молчаливо обернулся, широко расставляя глазницы, переполненные ужасом. —Ты чего стоишь здесь? — удивлялся охотник, но после примеченного испуга сам переполошился. —Что случилось? Что?! —Ты почему не дома? Погоди, погоди, — освобождая переносицу от очков, говорил сбитый с толку продавец, цепляясь за сердце. — Ты больной?! Зачем так пугать-то?! — повысив тон, обратился он. —Да я сам пересрался! Стоит тут – маньячила, высматривает свою жертву, — признался Шастун. — А ещё я пельмешек захотел, — по-котовски улыбнулся охотник.       Попов промолчал, однако сам невольно посветлел. Недуг отступил, а вот желание вдолбиться в постель не сдвинулось с места. Он махнул Шастуну и потащился к подъезду. Пока Антон, на удивление продавца, рассказывал про возникшую на пустой почве ссору Дмитрия и Сергея, от которой Юлию разнесло по салону автомобиля, о том, как они перетаскивали ёлку с сюрпризом из двухкомнатной мастерской Позова в студию Матвиенко, где они обнаружили Филла и Люка, которые прогрызли гирлянду, о походе в супермаркет за кошачьей «жратвой» и продуктами на завтрашний день, Попов внимательно слушал и перешагивал ступени. На каждый шастуновский мат он укоризненного дёргал концом стройного носа, и Антон осознавал , что воспитанный Питером джентльмен не любит брань. Молодые люди, оказавшись в пространствах жилплощади, разбежались, как волны. Воронёнок побрёл на кухню, где, освоившись, заполнил кастрюлю прозрачной жидкостью со вкусом хлорки, щёлкнул спичкой по шершавому коробку и поджёг конфорку. Голубые язычки бестактно задрыгались, нагревая дно поставленной ёмкости. —Арсен, пельмени… — проговорил светловолос, выглянув из-за дверного проёма и прикусив язык на половине вопроса, приметив, что хозяин цветочной студии сопит сидя на кресле, скинув отклонившуюся к ключице голову.       Шастун моментально поспешил отпереть дверь уборной, где ранее укрыл кошачьего товарища Люка в скверном настроении, обещая в скоропостижном времени его накормить. Однако, когда охотник не обнаружил усатого пятнистого, то тревожно поразмыслил, куда мог бы сунуться бродячий кот. Антон воротился в гостиную, где у аккуратных щиколоток тёрся мурлычущий Люк, яростно потряхивая искусанным псинами хвостом. —Люк, фу! Плохой кот! Уйди, — злился тише буйного моря охотник, рисуя устрашающие гримасы, которые ни коем образом не тронули кошачьего разума.       Кот нагло взобрался на колени отдыхающего Попова, разинул клыкастую пасть, широко зевая, встрепенулся и, прогнувшись в позвоночнике, оттопыривая таз, выпустил цепкие когти, которые, если бы охотник вовремя не подхватил животное на руку, всадились бы в кожу благоухающего предпринимателя. Шастун склонился над ошарашенным открывшим синеву Арсением, бережно пережимая за спиной худое волосатое тельце в ссадинах. —Что ты делаешь? — чувствуя внутреннее громкое сердцебиение, вопрошал Попов, над которым навис снайпер. —У тебя на очках что-то было, — врал Шастун, неестественно натягивая углы рта оттого, что Люк вцепился в кисть руки и звонко завопил на всю коморку, заставленную сверху донизу зеленью и бутонами. —Шаст, мои очки на комоде, — неуверенно отозвался Арсений и попросил охотника показать возмущённую живность: — Кто там у тебя? Дай хоть посмотреть. —Извини, что не предупредил, — виновно повествовал мужчина. — Он, блядь, увязался за мной. Не мог же я его в подъезде оставить, — объяснялся он, выставляя перед цветоводом четыре лапы болотно-зеленого окраса, дёргающееся рванные уши и взволнованный нос. —Он не «блядь», — перенимая кота и усаживая на предплечьях, твердил Арсений. — Какой славный. Ты, наверное, голоден? — нежно спрашивал продавец весенних ландышей, затронув до безобразия искусную морду Люка скулой. —Очень, — приметил охотник и нервно цокнул на арсеньевское — «Шаст, я про кота», который побрёл в соседнюю комнату, где отворил дверцы шкафа и вытащил целлофановый мешок с сухим кормом для усатых мышеловов. — Откуда у тебя кошачья жратва?! — воскликнул мужчина. —Когда мы познакомились с Дмитрием…Димой, то я часто ошивался в его квартире: то одно, то другое, — повествовал Попов, доставая блюдце с верхних полок и отпуская мохнатую живность на паркет, — а у него Филл вечно голодный. Как не приду, он так жалобно смотрит. Дима, конечно же, ругается, мол, недавно кормил, а уже голодный, при смерти, бедолага. Вот я его и подкармливаю, пока Димка не видит, — смеялся Попов. — Почему ты интересуешься?       Шастун шевельнул плечами, состроил максимально обломанное выражение лица, отправляясь до шкафа, укрытого тьмой коридора. Он принёс длинное пальто и вывалил из карманов пакеты с мясным паштетом, рагу из кролика, мясом ягнёнка для лакомства котам на поверхность столешницы и молча обратился к хохочущему Арсению, который зацепился краем глаза за усыпанный цветными этикетками складной нож —Нахуй, я это купил? — поражался он, обступая домоседов, пока вода в кастрюле ловко бурлила. Шастун взял в ладони пачку пельменей и задумался. — Арсен, у тебя где ножницы?       Хозяин цветочной студии протянул ему холодное орудие, который охотник охотно принял и даже отрезал им верх упаковки, не осознавая, что в данный момент за его спиной разгораются языки пылкого интереса. —От души, — отчеканил мужчина и высыпал мясные шарики в тесте в ёмкость, брызгаясь кипятком и дразня газ конфорки. —Антош, — молвил Арсений имя сожителя, — а для чего тебе нож? —Ты вроде бы Люка хотел накормить, — переводя тему, твердил снайпер, охватывая сознанием собственный нож и неловкую ситуацию. — Как ты представляешь мою работу без лезвия?       Попов набрал в рот воды и отмахнулся. В корни этот разговор. Через пятнадцать минут пельмени разбухли и плавно вальсировали в воде, двигаясь по круговой. Антон перебирал пальцами по сенсорному экрану, всматривался в блеклое свечение и изредка обкидывал взглядом развалившегося на столешнице Арсения, который игрался с уличным Люком, завлекая зверя кренделями кистей. Шастун засмеялся, когда кот отстранил от себя мужское лико, жаждущее оставить на шерстке поцелуй. —Эх, никто меня не любит, — грустил продавец мягко-лиловых кувшинок и наблюдал за тем, как охотник извлекает пищу и разваливает её по глубоким тарам. — Антон, я не хочу есть, — выбросил он и привстал, чтобы покинуть заполненную с плинтуса до карниза ароматами кухни. Однако Шастун, вцепившись за запястье и обвив его талию, усадил хозяина обратно —Твоего мнения не спрашивают, дорогой мой, — ехидно заметил охотник и протянул порцию, от которой кубарем катил пар. — Арс, я могу завтра у тебя остаться? —Конечно, — одобрительно кивнул цветовод. — Нарезать булку? —Ха, — выпалил Антон, достав с полки холодильника тюбик горчицы, — ну, нарежь булку. —Ты чего докапываешься? Сейчас в парадную пойдёшь, — рассердился цветковый дитя Питера. —Извините, ваше графское величие, — парировал Шастун, в которого Попов швырнул бумажное полотенце, удачно прилетевшее в лоб. — Блядь... —Каков нахал, — сдерживая улыбку, твердил Арсений и усаживался, ставя в центр тонко нарезанные ломтиками хлебобулочное изделие. — Приятного аппетита, Антоша. —И тебе, колючая жопа кактуса, — отвечал Шастун, насаживая пельмень на вилку, дуя и кладя в ротовую полость. —Ничего она не колючая, очень даже ничего, — обиженно буркнул хозяин студии из лиан и дремавших растений. — Хочешь потрогать?       Антон поперхнулся под льющуюся трель гама Попова и сверкнул бранным жестом. Сытый ужин в одиннадцать часов вечера, ни входивший в график дня продавца роз, остался в желудке, и довольный охотник делился впечатлениями: —Это было охеренно, — воодушевленно признался он, на что Арсений ответил: «Ты тоже самое говорил и про завтрак». — нет, это другое. Ты не понимаешь, — отвечал он, ставя керамику в раковину. — Можно не мыть? —Можно, — нежно разрешил Попов, и Антон помчался к любимой всем телом кровати, на которую обрушился пластом и уткнулся в перьевую подушка, привезённую из Белоруссии.       Он краем уха внимал, как шумит вода, струёй бежавшей из крана, как Арсений ударяет посуду о посуду, как на постель запрыгивает зверьё, вскакивает на спину и, потянув участки скелета под пухом, ложится, согнувшись полумесяцем. В этот момент даже прохлада в помещении не имела силы испортить покой в душе охотника. Попов выключил на убранной кухне свет, потянулся и размял плечи. Он осторожно выступил в комнату, выключая свет люстр, где на кровати во весь рост растекся Шастун, которого продавец потревожил лёгким толканием. —Двинься, палка, — шутил цветовод, пока охотник перемещался, бубня себе под нос возмущения, а Люк скатился с позвоночника.       Попов откинул голову и глянул на замигавшие огни. Кот случайно включил их, задев лапами пульт. Продавец улыбнулся и закрыл сонные веки. Однако резкое движение Антона, уткнувшегося кудрявой шевелюрой в плечо, пробудили его. Арсений повернулся к мужчине, который теплым дыханием, вырывающимся из ноздрей, касался его грудной клетки, зацепился кистью за завитушку, оттянул её и отпустил, а затем вновь оттянул её и отпустил, пока Шастун не вскинул недовольный взгляд на румяного хозяина квартиры. —Тебе заняться нечем? Чё доебался? — съёжился мужчина и всадил пальцы в шелковистые поля Арсения. Он на мгновение обомлел от мягкости локонов. Потрепал и помял их. — Какие мягкие... — Антон, дивясь открытию, продолжал ворошить прическу цветовода. —Ну всё, всё. Да, мягкие, — фыркнул питерский предприниматель и убрал шаловливую руку гостя от себя. —Неженка, — презрительно заметил мужчина. —Не такой уж и неженка, — отвергнул Арсений слова Шастуна и вновь прикрыл веки, возложив на предплечья охотника руки, слегка приобнимая худые, но крепки конечности.       Антон был не против. Ночь убаюкала героев, которые обогревали друг друга не только общим теплом под одеялом, но и касаниями.